Я бросил ему это обвинение прямо в лицо. Теперь ему ничто не сойдет с рук, разбудил-таки он меня!
– Боюсь? Боюсь, значит? Ах, паршивец! Знай же, сопляк, что Гоа ничего не боится! Запомни, ничего!
Разозлился.
– Давай быстро другого!
Затеребил – подавай ему новую жертву. Роюсь в памяти, но ничего не нахожу…
– А, приятели из Лестера! Может быть, тебя устроит эта шушера? Мог бы дать им небольшую взбучку! Ничего, переживут… Малость припугнуть этих обормотов!
– Нет, только не этих!
Не приведи, Господи! Испугался, как бы не вылез на свет Божий Каскад.
– Этого ты тоже боишься?
Впрочем, я не видел в этом ничего странного.
– Но это все народ легковесный! Жидковаты, чтобы тратить на них флюиды! Нужны люди состоятельные, с положением, а не шпана уличная!
– Так предложи сам кого-нибудь, господин Привереда!
– О, лорд-мэр!
Вот какие озарения случаются с ним! Блистательно!
– Ты когда-нибудь видел его в парике, в золотой карете? Вот уж, действительно, важная особа! Ну, так я его в клочья порву, раз уж этим занялся Гоа! Хочу, чтобы карета рухнула вместе с ним в первый же день, когда он поедет в ней! Вот такое у меня желание, и чтобы оно исполнилось! Загадаем, вместе! И-и-и-раз!
Я сплевываю вместе с ним.
– А теперь звони ему!
– В такое время? Совсем сдурел?
– Звони, говорю! Назовешься Альфонсо, королем Испании Альфонсо!
Пожалуй, это не так уж глупо.
Набираю найденный в справочнике номер – Сити 7124. Там ищут.
– Hello! Hello! The Lord Major please! Here the King of Spain, Alfonso!
Забавно прозвучало.
На другом конце провода замешательство, снова затрещало, защелкало.
– Hello! Hello! King of Spain here! Esta your Major, yes? Yes? Yes?
– Yes, yes! – отвечают мне.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Гоа срал на тебя! Чтобы вам поскорее околеть!
И трубку – бряк!
– Слышал? Анафема всеобъемлющая, анафема лавиноподобная! Наиглавнейшее Великое Право! Страшнее на свете нет! Как я его послал, а? Каково? С него хватит, могу поручиться!
Ах, как он гордился собой!
До чего порочная душонка у этого Состена де Роденкура Рыжего Волоса! Вот уж никогда не подумал бы! С каким упоением насылает порчу! Распирает его от чувства всесилия. Отплясывает, обалдуй, бенаресскую фарандолу вокруг кроватей.
– Его нужно согреть! – восклицает он, подпрыгнув. Опять со своим Гоа! – Холод ему противопоказан… он леденеет, размагничивается… лишается, как пить дать, трех четвертей своего могущества… Живо, бери вилку!
Снова заставляет работать, снова хватай столовые приборы и… тук, тук, тук! Рассыпчатая, частая-частая дробь… Сарабанда… Пируэт… Скольжение… Пируэт… По всей окружности ковра. У, тиран! Следует рисунку, выполненному ало-голубой с позолотой акварелью с 81-ой страницы. Только он без реквизита – ни щита, ни панциря, ни перекошенной личины. Как есть нагишом и с моим аккомпанементом: тик, тик, тик, так, так, так. Старается во всю мочь. Быстрее, быстрее… Налетает на шкаф, спотыкается. Переусердствовал. Растягивается на полу во весь рост, ба-бах! Попыхтел, немного оправился… и снова за свое. Гарцует на дыбках, вроде циркового пони. Блеск! Как взыграл! Ну, мастак! Ей-богу, класс, высокий класс!
– Нажми, нажми! – подгоняет он меня. Подбадривает, подхлестывает, и сам завелся до предела – вертится вихрем, да так быстро, что ног не видно, просто летает над полом.
– Нажимай, пользуйся случаем! Он наш! Я зацепил его лучше, чем в Бенаресе!
Все это он выкрикивает, продолжая скакать… потом замедляет движение… наконец совсем останавливается и растягивается на ковре…
– Пощупай меня, пощупай!.. Представляет мне живот с пупком.
– Чувствуешь? Вот здесь желвак!
Под пупком, в самой его утробе сидел Гоа. Какое-то затвердение. Он требовал, чтобы я нажимал сильнее… чтобы вдавилась вся моя рука… левая, здоровая, крепкая рука, чтобы прощупал как следует.
При его худобе живот прощупывался до спины, до самого хребта.
– А теперь слушай, лодырь! Делаем ход конем! Решающая судорога Гоа! Считай, что мы попали в милость… Бери книгу, ищи страницу.
Надо еще и «Вегу» открывать! А он валяется полуживой на полу.
– Так какую страницу?
– Страницу Короля!
Я никак не мог сообразить.
– Сосредоточься, черт бы тебя побрал! Сосредоточься!
– Чего ради?
– Звони в Букингемский дворец!
– Нас не соединят.
Вздыхает… я разочаровываю его. Он по-прежнему лежит навзничь с судорогой в утробе.
– Из-за тебя все мои усилия идут насмарку! Хамит он мне, а уж как я старался!..
А все потому, что я не видел чуда. В чем же моя вина? Пусть на себя пеняет.
Разумеется, он был задет за живое и все пытался убедить меня в силе своих чар.
– Хочешь, изменю облик всего сущего? Час от часу не легче!
Он собирался в трансе превзойти самого себя, чтобы я обмирал от восхищения, но ему все мало.
– Тебе недостаточно чар проклятья… тебе подавай стихийные бедствия. Сударю угодно сотворить потоп!
Положительно смешил меня господин Пустобрех. Мало того, что меня замучил до того, что я ног под собой не чуял, что сам валялся на полу со своим здоровенным желваком – ему подавай теперь природные потрясения!
– Может быть, хватит нести околесицу? – спрашиваю. Кончилось мое терпение, сыт по горло!
– Задница рыжеволосая! Тоже мне Гоа! Надо же и позубоскалить.
– Не зарывайся, не зарывайся, мальчишка! Грозится. Значит, жди чего-то новенького!..
Он бросает взгляд на дверь, желая убедиться в том, что никто не подслушивает, подает знак, чтобы я наклонился, мол, хочет что-то мне на ушко сказать, притягивает к себе мою голову и шепчет:
– Я заставлю богов сражаться друг с другом, учиню побоище между ними!
Отпустил мою голову, я выпрямился. Ничего не понял. Снова какие-то ужасы. Уставился на него, жду.
– Так что случится?
Он снова манит меня нагнуться, чтобы попонятнее растолковать. Меня смех разбирает, а он злится. Я прыснул прямо ему в лицо, а он мне в рожу плюнул… бесит его моя бестолковость.
Чем он недоволен? Я все сделал: позвонил лорду-мэру, консулу! Теперь он замыслил звонить самому Господу Богу! Осточертел он мне со своим Гоа! Вконец затиранил! Уж очень я бестолков. Все верно. Приходится терпеть.
– Клал я на твоего Гоа с прибором, да и на тебя заодно! Во как я его срезал. Пусть отвяжется… спать хочу! Пусть даст мне спать! Сыт по горло!
– Да ты что? Не дури! – уперся он. – Не часто случается заполучить Гоа! Это же чудо, обалдуй хренов! Ты любое дело запорешь, все коту под хвост из-за тебя!..
Снова попреки… Тут он встает с ковра, отходит в самый конец спальни и бросает мне оттуда:
– Явить тебе семь знаков? Сейчас увидишь! Его трясет от ярости.
Ну, жди нового представления!..
Он начинает размахивать руками, чертить в воздухе знаки, изображает зигзаг. Повторяет все снова, но повернувшись спиной и в противоположном направлении. Опять зигзаги.
– Не двигайся! – кричит мне. – Это сары третьей степени! Это ниспровержение вероисповеданий!
Орет как оглашенный. Нечего надрываться, со слухом у меня полный порядок!
– Хорошо, хорошо! – кричу ему в ответ. – Понял тебя!
– Смотри на меня! – требует он. – Посмотри хорошенько! Не шевелись! Посмотри внимательно! У меня вокруг головы что-нибудь есть?
Тем временем он продолжал извиваться у самого окна.
– Смотри внимательно!
Я таращил глаза как можно шире… Ничего вокруг головы у него не было!
– Сосредоточься! Сосредоточься, проклятье! Сейчас увидишь ореол!
– Ладно, хватит! Поищи дурачков в другом месте!
– Ничего? Ничего нет? Издеваешься? Ну, наглец!
Я ему сейчас отвешу!.. Чувствую, что закипаю!
– Все, точка! Спать! Ставлю ему ультиматум.
– Как, как?
Они не желаю, им угодно сосредоточиваться до упора! Им угодно, чтобы я узрел их ореол! Я начинаю беситься.
– Так ты, значит, не собираешься лечь спать?
А он мне в ответ:
– Я гублю свое здоровье ради хама, наглеца! Жизнь себе калечу! Я витаю, неужто не понял, глупец? Витаю на флюидах! Видишь, витаю? Смотри!
Но я уже не смотрю на него. Да пусть в мочало измочалится! Пусть неистовствует, покуда кости себе не переломает! Он скачет по спальне кругами, а сам орет, что это пляска флюидов… но я его больше не слушаю. Пусть его порхает по воздуху, псих дурной. Дерьмо!.. Плевать я на него хотел!.. Больше не вижу и не слышу. Чихал я на него! Я дрыхну!..
Итак, мы в мастерской. Передо мною пресловутое оборудование и несметное множество противогазов: маленьких, больших, самых немыслимых размеров и вида, нелепых, бракованных, удачных, замаскированных, с клапанами, трубками, шнурами… всех изобретений полковника, всех мыслимых форм и размеров… настоящий разгул всевозможного скобяного товара. Шлемы и маски всех времен, приспособленные к газовой войне… картонные, медные, никелевые… созданные в предвидении любой опасности. Оружие и игрушки! Все виды головных уборов для походов в аду, в глубине бездны. Три громадных скафандра, способных выдержать давление океанских вод. Целый шкаф весьма игривых круглых шапочек в стиле Генриха III с плюмажем и густыми тюлевыми вуалетками… в качестве противогазового фильтра. Полковник ничего не выпускал из виду, но какой бардак! Видно, мне суждено знаться с двуногими свиньями. На верстаках были навалены в пять, шесть слоев инструменты самого разного назначения и размера. В этих залежах лихорадочно рылся Состен в поисках какой-нибудь маленькой отвертки, разваливая кучи железа. Вся эта дребедень с грохотом сыпалась на пол, скатываясь к самой лестнице… лавина железяк. А как он драл при этом глотку!
– Мистер Состен, you are a skunk! You louse everything! Вы дрянь! Все теряете!
Они злобно переругивались, осыпали друг друга площадной бранью из-за царившего вокруг беспорядка. Мне приходилось наводить порядок: развешивать на гвоздики, сволакивать инструменты на чердак, сгребать с верстаков, выгребать из печи, очищать подоконники. Веселая была у меня работенка!.. Я наводил порядок, я желал приносить пользу!
– You know young man we are lost! Пропали мы! Вы, сударь, свинья!
На широких дверях мастерской было намалевано вкривь и вкось красной краской «Sniff and die! Понюхай и помри!» Похохатывая, страшно довольный собой, полковник О'Коллогем указывал мне на лозунг, который страшно ему нравился… прямо-таки заливался смехом сам с собой: «Хо, хо, хо! Sniff and die.» Так выходила наружу его шакалья душонка… так он пугал нас на свой лад… Затем он возвращался к работе… встряхивал одну бутыль, другую… отливал какой-то жидкости… потягивал носом, хихикал. Состен бродил туда-сюда, шаркал напильником, прилаживал закрепки к большой ярко-красной маске из медного листа с никелевой окантовкой и громадными слюдяными очками, дополнявшейся чем-то вроде бидона, который крепился на темени торчком с помощью расчалок и тросиков, пропускавшихся под мышками и охватывавших талию наподобие пояса. Очень изящное сооружение! К этому добавлялась добрая дюжина трубок, усаженных тонюсенькими патрубками, наподобие змеевиков, тянувшихся эдаким султаном на два-три метра сзади. Глаз не оторвать! В целом… смахивало на расфранченную Эйфелеву башню индивидуального пользования… которую следовало водружать себе на голову… Видимо, это было подлинное чудо технического мастерства! Стопроцентная защита от газов. Выдающееся, бесспорное достижение огромного значения. «Абсолютная фильтрация»!..
Состен, почитавший себя человеком образованным, предпочел среди всех именно эту модель. Он, правда, находил ее неудобной, даже громоздкой – к тому же она не имела подкладки, – но рациональной и основательной благодаря наголовному сооружению, так называемому «противогазовому комбинезончику», который пристегивался к поясу двенадцатью оттяжками. Тем не менее, полной уверенности не было… где-то могла нарушиться герметичность, нельзя было сбрасывать со счетов случайность. Эта случайность смущала, даже страшно угнетала Состена. Он часы напролет молчал как рыба: времени-то до испытаний оставалось все меньше. К ним готовились на фирме «Виккерс Стронг». «Пустить газы!» Все должно было происходить в особых бункерах. Уже стали известны подробности.
Что же до полковника – он выбрал модель под названием «законопаченное рыло», с пропиткой тремя полностью обезвреживающими составами, формулу которых он намеревался сделать достоянием гласности лишь после испытаний и только в личной беседе с королем… Эта пропитка, известная лишь немногим специалистам, превращала самые ядовитые, самые смертоносные газы в озоноподобные, безвредные и даже бодрящие воспарения уже после пятнадцати-двадцати вдыханий. К тому же эта модель могла автоматически настраиваться сообразно плотности газового облака и особенностям мышечных усилий… такая-то дозировка для велосипедиста, такая-то для пловца, такая-то для пешехода… миллипневматическая настройка, верх совершенства… мечта всех инженеров со времени Конгресса пневматиков, состоявшегося в Амстердаме в 1909 году.
Вот уж разинут рот джентльмены из компании «Виккерс»! Полковник готовился ознакомить их не с одним, а двадцатью решениями проблемы миллидозировки, о чем свидетельствовал его отчет. Представляете себе?
Но надо глядеть в оба, не ослаблять бдительности!.. Он намерен открыть свои карты лишь в последней, крайней крайности. Второй его противогаз для конкурса больше походил на карнавальное домино: многогранные очки, выпяченное рыло и пакледержатель – коробка с дырочками. Все в целом крепилось на сетчатом капюшоне, охватывающем голову, прилегающем к лицу и увенчанном тремя перьями – страусовым султаном… наподобие украшающего принца Уэльского. Неизменная забота об элегантности! Стилизованная наука! Этот легкий вариант противогаза был готов, полностью завершен, продуман до мелочей. Только тяжеловесный Состенов агрегат из меди доставлял немало хлопот. Дабы сообщить ему лучшую герметичность, его пришлось перековывать, не менее двух часов калить на огне, а затем околачивать заслонки, чтобы их не заклинило. Какой грохот стоял! А во всем виноват Состен, вечно он! Похоже, он неправильно дышал: ему тысячи раз говорили, чтобы дышал в три приема, а не как бык, единым разом!.. При каждом вдохе с него все сваливалось, и все приходилось налаживать сызнова. Это была одна из причин их перебранок. Оба жили на нервах.
– Скажите на милость, конец света! – взывал он ко мне… и, чтобы облегчить душу, испускал истошный, дикий вопль «а-а-а-а!»… Слишком много позволяет себе полковник! Ничего не соображает полковник!..
– Вы что-то сказали, господин Роденкур? What is it?
– Nothing, nothing!
И тотчас же новая вспышка раздражения из-за «nothing»… и новая перебранка…
– Я научу вас, господин Состен! Повторяйте за мной: «thing, thing, thing».
– Не стоит труда, господин генерал! Я попусту ломаю себе язык… порчу свое здоровье. Возможно, мне удалось бы освоиться с Лондонской Башней… Островерхой башней… Башней Держи-Ухо-Востро… но с вашей фигней – никогда! Тут нужен по-особому устроенный язык. Еще в 1893 году в Чандернагоре я проиграл 235 фунтов, когда держал пари, что научусь. А уж как я старался! Дело происходило в столовке Индийской медицинской службы. Я пытался в течение пяти часов! Нас принимали с супругой. Какой праздник – тысяча и одна ночь! Да, эти люди умеют принять, вот это стиль, полковник! Индийская медицинская служба!.. А свою фигню, полковник, можете засунуть себе в зад!
И так они перебранивались целый день без остановки, сами толком не слыша изрыгаемых ими оскорблений из-за жуткого тарарама, грохота молотков по металлическому листу, звона катящихся, падающих бутылей, громыхания обрабатываемого железа…
К пяти часам к ним поднималась Вирджиния с чаем и бутербродами. Дядя звал ее из оконца… а до того времени ей приходилось ждать в саду.
Ей не позволялось более покидать дом… кончилось время нашей беготни по городу. За ней оставили лишь право на сад, собаку и пташек. Она превратилась, по существу, в затворницу. Вот последствия похода в «Туит-Туит». Не до смеха. Ох, какой камень лежал у меня на сердце, как жестоко я раскаивался! Я боялся, что она заговорит со мной… да просто поздоровается. Мне бы оказаться за тридевять земель отсюда! Я боялся всего…
Бедная моя милочка была такая печальная, такая бледненькая… Как мне хотелось поцеловать ее, но я не мог. Я чувствовал себя кругом виноватым, виноватым непростительно… Как мне утешить ее? Это не было в моей власти, у меня не было ни сил, ни денег… я был болен и подвержен припадкам дури… Я окончательно повредился в уме! Помрачение! Горячка лишила меня рассудка! Любимая, доверчивая моя малышка… Сколько зла я сотворил ей! Увлек ее в свистопляску свихнувшихся чувств. Бредовый морок!.. Хорош же я был – уже не отличал истинное от мнимого! А между тем я старался не утрачивать бдительности, и что-то предостерегало меня внутри! Это был уже не первый мой срыв, но такого со мной еще никогда не случалось. После госпиталя в Хабзруке у меня бывали припадки такого рода, шарики за ролики заскакивали, но в тот раз я совсем свихнулся… буйное помешательство… мозги сошли с рельсов… Страшный обвал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82