Не прошло и месяца, как Чаз оказалась на улице.На кухню зашел Эрон:– У тебя не найдется поесть? У меня с самого ленча крошки во рту не было.У нее в шкафу было полно всякой «мусорной еды», но ему это знать не обязательно.– Только хлопья и фрукты, будешь?Она спрятала стакан с газировкой за тостером, подальше от Эрона, не из жадности, а потому что ему это вредно.– Пожалуй. Все лучше, чем ничего.Чаз вытащила пакет с хлопьями, сунула Эрону чашку с клубникой, и он стал кидать ягоды в миску, не позаботившись предварительно их нарезать. Чаз оттолкнула его и все сделала сама.На кухне имелась крохотная встроенная обеденная тумба. Пока Эрон ел, Чаз вытерла ящик со столовыми приборами. Она уже заметила, что Эрон прекрасно умел ими пользоваться, и надеялась, что Бекки это понравится, если та, конечно, заметит его.Она дождалась, когда Эрон доест хлопья, и, забрав у него из-под носа пустую миску, заявила:– Сейчас я тебя подстригу.– Ни за что! Меня устраивает моя прическа.– Ты похож на переросший куст. Хочешь, чтобы Бекки обратила на тебя внимание или нет?– Если Бекки так легкомысленна, что заботится только о внешности, значит, мне она не нужна. – Эрон окинул взглядом джинсы и черную футболку Чаз и спросил: – И вообще, с чего ты взяла, что разбираешься в моде?– У меня свой стиль.– У меня тоже.– Ну да, самый идиотский.Она еще раз оглядела его зеленую футболку со странной надписью: «Вся твоя база принадлежит ЮЭС».– И что такое ЮЭС?Эрон закатил глаза, словно пораженный тем, что она не знает такой чепухи:– «Зеро уинг», японская видеоигра. Ты что, только сегодня на свет родилась? Вот это история! Советую тебе ее найти – увидишь, какой это класс!– Не важно! – отмахнулась Чаз, доставая из ящика ножницы. – Идем в ванную. Не хочу, чтобы твои волосы валялись по всему дому.– Слушай, стриги себя, – фыркнул Эрон, показывая на ее всклокоченную голову. – На мне не надо экспериментировать.Самой Чаз ее прическа нравилась, а вот Эрон вел себя как идиот. Она швырнула ножницы на тумбу и сказала:– Что ж, тогда можешь забыть о Бекки. И заодно о любой другой женщине, потому что они на тебя даже не посмотрят.– Почему я должен слушать советы человека, у которого у самого нет никакой личной жизни?– По-твоему, у меня нет личной жизни?– Что-то я не замечал рядом с тобой ни одного парня.– Это еще не означает, что у меня нет личной жизни! Чаз не сказала ему, что не может вынести даже мысли о сексе. Так было не всегда. В старших классах у нее было два бойфренда, и с одним она переспала. Он оказался тем еще поганцем, но ей нравилось спать с мужчиной. Тогда. Не теперь.Эрон смотрел на Чаз, словно был ее шринком, и это так ее взбесило, что она набросилась на него:– Сними наконец свои дурацкие наушники! Ты выглядишь как кретин.– Я подожду в машине.Он вышел и затопал вниз по лестнице к черному ходу.– Можешь идти! Но у меня есть картофельные чипсы и «Маунтин дью»! – крикнула она вслед.– Рад за тебя.Хлопнула дверь, и все стихло.Чаз вернулась к дивану и взяла кулинарную книгу, которую перед этим изучала. Она была рада, что Эрон убрался!Чаз потянулась к лежавшему на столе блокноту. Ей нужно было составить список всего необходимого для завтрашнего ужина. Но блокнот выскользнул из рук и упал на ковер, а Чаз закрыла лицо ладонями и громко зарыдала.Все утро Брэм якобы забывал одеться, и к полудню Джорджи ужасно хотелось стукнуть кулаком в соблазнительно голую грудь. Он либо шатался по заднему двору в одних боксерах, попивая скотч, либо – и это было последней каплей – полуголый чистил какие-то канавы, по его словам, засорившиеся. Можно подумать, все в Голливуде чистят свои сточные канавы!Он наказывал ее за то, что она ушла от него среди ночи и до утра проспала в собственной комнате. Ну и пусть. Суть их отношений – в безграничном разврате. Не в интимности ночных ласк.Джорджи попыталась скрыться на кухне, но Чаз в это утро была особенно невыносима. Отказалась от помощи и проигнорировала все попытки Джорджи завести с ней разговор. При виде Джорджи с видеокамерой в руках Чаз накинула на голову шарф и изобразила одного из детей Майкла Джексона, что выглядело смешно, но было не совсем тем, что Джорджи хотела.Несмотря на вероятность дождя, они решили, что ужинать будут на веранде. Джорджи сама накрывала на стол, и ей очень нравилось это занятие. Взяв голубую керамическую миску, она составила центральную композицию из артишоков, лимонов и листьев эвкалипта. Композиция вышла немного кривой, но Джорджи все равно осталась ею довольна. Ярко-желтые подставки под тарелки подчеркивали кобальтовую посуду, а пара коротких толстых свечей все уравновешивала.Джорджи спиной почувствовала приближение Брэма, но решила не поворачиваться. Он ущипнул ее за попку и спросил:– Почему стол накрыт на семерых?– На семерых?Пора было сообщить новости, но Джорджи вела себя так, словно не поняла вопроса.– Давай посчитаем: мы с тобой, папа, Рори с Тревом, Лора, Мег… все правильно.Рука, исследовавшая ее попку, замерла.– Ты сказала… Рори?– Ну да.– Рори Кин придет к нам на ужин?– Ты никогда не слушаешь, что тебе говорят! У тебя в одно ухо влетает, в другое – вылетает! Словно мы женаты так давно, что я тебе надоела.– С нами ужинает Рори?!– Хочешь сказать, что я тебя об этом не предупредила?– Я впервые об этом слышу! Ты спятила? Твой отец меня не выносит. У меня только две с половиной недели до истечения срока действия прав, и я не желаю видеть его рядом с Рори.– Я позабочусь о нем.– Ну да, как же! Точно так, как заботилась до этого.– Я думала, ты будешь счастлив.Джорджи сделала обиженное лицо, но Брэм на это никак не отреагировал.– Рори нравится этот сценарий, – сказал он скорее себе, чем ей. – Если бы я только смог убедить ее довериться мне.– Боюсь, твое дело проиграно, – сказала Джорджи и передала Брэму их разговор с Рори. – Почему ты везде таскал тех кретинов, которые тогда пристали к Рори?Горечь, которую Брэм так долго скрывал, вырвалась наружу.– Потому что был идиотом! У меня не было семьи, и я думал… Черт, каким же я был болваном тогда!Но Джорджи и так прекрасно понимала, что им руководило в то время.Брэм сник и отвел глаза.– Парни говорили, что Рори все это придумала. Я хотел верить им, вот и поверил. А когда поумнел, ее уже не было рядом. К тому времени как я отыскал ее, моя карьера пошла ко дну. И, скажем так, она усомнилась в искренности моих извинений.– И теперь получила возможность отомстить.– Еще ничего не кончено. Она хочет получить сценарий, и он обойдется ей гораздо дешевле со мной в придачу. А вот когда срок прав истечет… стоимость его взлетит до небес. – Брэм рассуждал как деловой человек. – Сегодня придется вести тонкую игру. Она тебя любит, и я должен в полной мере воспользоваться этим преимуществом. Объятия, поцелуи, сплошная нежность и тому подобное. Никаких ехидных шуточек.– Все подумают, что мы больны.– Я рассчитываю на твою помощь. Нужно, чтобы мы смогли поговорить с Рори с глазу на глаз, – пробормотал он и, оглядев стол, покачал головой: – Советую тебе найти флориста. А я со своей стороны найму бармена и официантов. Да, и нужно нанять хорошего повара.Джорджи властно подняла руку:– Уймись. Никакого флориста. Никакого бармена. Чаз готовит кебабы.– Рехнулась? Мы не можем подавать Рори Кин кебабы.– Доверься мне. Помни, у меня свои, эгоистичные мотивы убеждать Рори финансировать твой проект. Если испортишь все дело…– Джорджи, я уже говорил: мы будем проводить пробы на роль Элен…– Оставь меня в покое. И без тебя дел полно.Главное – нужно помочь ему убедить Рори, что только он может снять достойный фильм. Если Рори увидит, каким он стал, может, и забудет его прежние идиотские выходки.После ухода Брэма Джорджи стала расставлять свечи на веранде, но почему-то ее так и подмывало схватить видеокамеру. Сегодня, в такой день, ей следовало бы оставить Чаз в покое, однако то, что началось как каприз, постепенно превращалось в одержимость. Кроме увлечения личностью Чаз она также постепенно влюблялась в процесс съемки и возможность запечатлеть на пленке жизнь других людей. Джорджи и не подозревала, насколько интереснее не стоять перед камерой, а снимать самой.Она нашла Чаз в кухне, где та делала имбирно-чесночный маринад.Увидев Джорджи, Чаз положила нож на листья чеснока и отвернулась.– Уберите камеру! – попросила она.– Почему ты не позволяешь помочь тебе? Мне скучно, – ответила на это Джорджи.Она прошлась по кухне, любуясь хорошо организованным хаосом.– Идите снимайте уборщиц. Вас, кажется, это очень развлекает.– Да, мне нравится говорить с ними. Я, например, узнала, что Соледад посылает большую часть денег в Мексику, матери, и поэтому вынуждена жить вместе с сестрой. Их там шестеро, в однокомнатной квартире, можешь себе представить?Чаз снова взяла нож и приготовилась резать чеснок.– Подумаешь! Она зато не спит на улице.– А ты что, спала на улице? – насторожилась Джорджи.Чаз низко опустила голову.– Я ничего подобного не говорила.– Зато рассказывала, как тебя уволили, после того как ты попала под машину и сломала руку. – Джорджи подняла камеру. – И я знаю, что тебя обокрали. Остальное вполне можно додумать.– На улицах полно бездомных детей. И ничего с ними не делается.– Все же тебе, должно быть, пришлось трудно. Столько грязи, и никакой возможности прибраться.– Ничего, я справилась. А теперь уходите. Я серьезно. Мне нужно сосредоточиться.Джорджи и сама чувствовала, что пора уйти, но бурные эмоции, кипевшие под непробиваемым с виду фасадом Чаз, с самого начала влекли ее, и почему-то казалось жизненно необходимым запечатлеть все на пленку. Сейчас она решила сменить тему:– Ты нервничаешь потому, что приходится готовить больше чем на одного человека?– Я практически каждый вечер готовлю больше чем на одного человека, – возразила Чаз и ссыпала нарезанный чеснок в миску, где уже лежал очищенный имбирь. – Я ведь и на вас готовлю, если помните.– Но для меня ты готовишь без души. Честное слово, Чаз, у тебя даже десерты выходят горькими на вкус.– Неправда! – возмутилась Чаз, резко вскинув голову.– Это всего лишь частное наблюдение. Брэму твоя еда нравится, и Мег тоже. Но с Мег ты, похоже, подружилась, а вот со мной…Чаз плотно сжала губы и принялась быстро шинковать ножом зелень.Джорджи подошла вплотную к столу:– Смотри, будь осторожнее. Великие повара знают, что настоящая еда – это не просто смесь ингредиентов. В твоих блюдах отражается не только твоя сущность, но и твое настроение и отношение к другим людям.Барабанная дробь ножа на мгновение стихла, но потом возобновилась.– Я в это не верю.– В таком случае почему твои десерты так горьки на вкус? – тихо спросила Джорджи. – Это ты меня так ненавидишь… или себя?Чаз отбросила нож и уставилась в камеру. Ее обведенные черным карандашом глаза были широко открыты.– Отцепись от нее, Джорджи! – раздался с порога голос Брэма. – Бери свою камеру и проваливай.– Ты все ей рассказал! – набросилась на него Чаз.Брэм вошел в комнату.– Ничего я ей не рассказывал.– Тогда почему она от меня не отстает? Она что-то знает, ты ей рассказал!Гнев и ненависть Чаз к себе стали почти чертами характера, и Джорджи хотела разобраться, в чем дело, заснять ее историю на пленку как предупреждение для всех молодых девушек, поглощенных собственными планами.– Да очнись же! Она все узнала от тебя самой. Это ты не сумела удержать язык за зубами! Сама все ей выложила! – возмутился Брэм.Джорджи снова приказала себе убираться, но ноги отказывались подчиниться. Неожиданно для себя самой она сказала:– Я знаю, ты не единственная девушка, приехавшая в Лос-Анджелес, которой пришлось выживать любым способом. Наверняка тебе приходилось несладко.Чаз судорожно сжала кулаки.– И все же я не была шлюхой. Ведь именно об этом вы подумали, верно? Что я была чем-то вроде уличной шлюхи.Брэм окинул Джорджи убийственным взглядом и подошел к Чаз.– Не обращай на нее внимания. Ты не должна ни перед кем оправдываться.Но что-то сломалось в душе Чаз. Словно прорвалась плотина. Она смотрела только на Джорджи. Зубы ее обнажились в зверином оскале.– И я не продавала наркотики! И сама не сидела на игле! – прорычала она. – Никогда! Мне всего лишь нужно было жилье и нормальная еда!Джорджи выключила камеру.– Нет-нет! – воскликнула Чаз. – Включите-включите! Вы же так сильно хотели это услышать! Так что включайте.– Да нет, не стоит. Я не…– Включайте, – свирепо прошипела Чаз. – Это важно. Сделайте так, чтобы это стало важным для всех.Руки Джорджи затряслись, но она поняла и вновь направила камеру на Чаз.– Я была грязной, голодной и все время таскала вещи с собой, – говорила Чаз.Сквозь объектив Джорджи наблюдала, как слезы пробиваются сквозь черную дамбу ресниц Чаз.– Я голодала. День, потом еще день. Я, конечно, слышала о благотворительных кухнях, но не могла заставить себя туда пойти. Постепенно я начала сходить с ума от голода, и в какой-то момент мне пришла мысль, что лучше продавать себя, чем жить на подачки благотворителей.Брэм попытался погладить Чаз по спине, но она оттолкнула его руку.– Я твердила себе, что пойду на это только один раз и возьму за услуги столько, сколько нужно, чтобы продержаться до того времени, пока не снимут гипс с руки. – Ее слова, как камешки, летели в камеру. – И вот я решилась… Он был старик. И согласился заплатить две сотни баксов. Но когда все было кончено, вытолкал меня из машины и укатил, не дав ни цента. Меня долго рвало. – Губы Чаз сжались в горькой усмешке. – После этого я усвоила, что нужно брать деньги вперед. По большей части двадцать баксов, но я не… я никогда не употребляла наркотики и заставляла этих типов надевать презервативы. Поэтому не походила на других девушек, которые кололись и плевать на все хотели. Мне было не все равно. И я не была шлюхой!Джорджи снова попыталась отключить камеру, однако Чаз ее остановила:– Ведь вы это хотели услышать? Попробуйте только остановиться сейчас!– Хорошо, – кивнула Джорджи.– Мне было противно спать на улице. – Слезы лились по Щекам. – Но еще противнее было мыться в общественных банях. Я ненавидела все это так, что хотела умереть. Только убить себя намного труднее, чем кажется. – Она выхватила бумажную салфетку из стоявшей на столе пачки. – Незадолго до Рождества я встретила парня, у которого купила несколько таблеток. Не для того чтобы словить кайф. Я хотела… разом со всем покончить. – Чаз шумно высморкалась. – Я собиралась приберечь их до сочельника, как подарок себе. Решила, что выпью их, свернусь калачиком на первом попавшемся крыльце и усну навсегда.– О Чаз! – охнула Джорджи. Сердце ее разрывалось от жалости. Брэм притянул Чаз к себе и обнял за плечи.– Оставалось ждать до сочельника, но я была слишком голодна. – Она смяла салфетку в руке. – И вот как-то ночью снова увидела того парня – он выходил из клуба и был один. Не знаю почему – может, потому, что он выглядел порядочным человеком, – я заговорила с ним. Он спросил, сколько мне лет. Мужчины вечно задавали мне этот вопрос, и я отвечала то, что они хотели услышать: что мне четырнадцать или двенадцать. Но этот парень не был похож на подонка, и поэтому я сказала правду. Он вытащил из кармана деньги, отдал мне и пошел дальше. Я сосчитала деньги. Сто долларов. Мне бы поблагодарить его, но я просто спятила от голода и потому заорала ему вслед, что не нуждаюсь в благотворительности. А когда он повернулся, швырнула деньги ему в лицо. – Она отстранилась от Брэма и выбросила салфетку в мусор. – Он вернулся, поднял деньги и спросил, когда я ела в последний раз. Я ответила, что не помню. Он схватил меня за руку, отвел в бар, заказал гамбургеры, картошку и коку… Он не позволил мне пойти в туалет помыть руки. Сказал, что я обязательно попытаюсь сбежать, но я об этом и не думала. Слишком хотелось есть. Я обернула гамбургер бумажной салфеткой, чтобы не дотрагиваться руками до еды. – Чаз подошла к раковине, открыла воду и, стоя спиной к ним, стала мыть руки. – Он подождал, пока я доем. И сказал, что отведет меня в такое место… вроде убежища для бездомных, где есть социальные работники. А я ответила, что мне ни к чему социальные работники и все, что мне нужно, – это работа в ресторане, но туда не устроишься, если нет жилья и не имеешь возможности мыться каждый день.Джорджи опустила камеру и облизнула пересохшие губы.– Поэтому он сам дал тебе работу. Пригласил домой уличную девчонку, которую увидел впервые, и дал ей возможность жить в нормальном доме.Чаз резко повернулась: гордая, непокорная, дерзкая, открыто злорадствующая.– Он вообразил себя самым умным! И не понимал того, что я могла вонзить в него нож и украсть все деньги. Он, видимо, не знал, насколько подлыми могут быть люди! Теперь понимаете, почему за ним нужно приглядывать, почему его нужно опекать?– Понимаю, – кивнула Джорджи. – Раньше не понимала, зато понимаю теперь.– Сомневаешься, что я смог бы выстоять против такой коротышки, как ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41