«Боже мой, — думала Джессика, — ведь я люблю его! Я не могу причинить ему боль! Он пришел и спас меня, не важно по какой причине, и я благодарна ему за это. Я просто не смогу…»
Именно в этот момент Мэттью опрокинул Джессику на постель, сумев при этом ловко раздвинуть ей ноги коленом. Он так тяжело рухнул сверху, что у нее захватило дух. Кувшин, однако, девушка из руки не выпустила. Мэттью был невероятно тяжел, ее под ним буквально расплющило. Мышцы на его груди так вздымались от глубокого дыхания, что казалось, это давит кузнечный пресс. На шее, куда он прижимался лицом, девушка чувствовала частые поцелуи, рука успела найти и больно сжать грудь, нащупывая сосок.
— Чтоб тебе пропасть, Мэттью Ситон! — прошипела Джессика и собрала все силы для толчка. Тяжелая туша на ней даже не шевельнулась. — Я не позволю тебе этого, слышишь… не в пьяном виде!
Она уперлась ладонями в широкие плечи и снова нажала изо всех сил, но без видимого результата. Постепенно Джессику осенило, что в глубине души ей нравится тяжесть мужского тела, даже теперь, когда Мэттью валялся на ней почти без чувств. Ей нравилось теплое дыхание на шее, ощущение мускулистой ноги, раздвигающей колени, а главное, этот отдельный мускул, пульсировавший, прижимаясь к ее телу.
— Мэттью, пожалуйста…
Пальцы сами собой зарылись в его волосы и скользнули по ним, словно живая расческа, отводя назад влажные рыжеватые пряди. Но потом послышался громкий храп, и рука се отдернулась. Этот негодяй спал!
С трудом подавив желание вцепиться в него ногтями, Джессика притихла и с минуту лежала, заново собираясь с силами. Она чувствовала великое облегчение… и некоторое разочарование. Пальцы правой руки онемели на ручке кувшина, разжать их удалось не сразу. Упав на матрац, графин скатился на пол, но, к счастью, не разбился.
— Черт бы тебя побрал, Мэттью, сколько же ты весишь?
В очередной раз упершись ладонями в его плечи, Джессика нажала так, что потемнело в глазах, и ей удалось немного приподнять бесчувственное тело. Извиваясь ужом, она частично выползла из-под него. Повторив эту процедуру несколько раз, девушка оказалась наконец на свободе. Ситон продолжал спать, уткнувшись лицом в покрывало, в благословенном неведении по поводу суматохи, причиной которой стал.
Джессика испытала короткий приступ жалости. Капитан Мэттью Ситон, граф Стрикланд, живое воплощение добропорядочного поведения и строгих моральных принципов, устроил грандиозный публичный скандал. Можно было бы почувствовать себя виноватой, если бы не тот факт, что граф к тому же погубил ее репутацию.
Джессика стояла, глядя на своего рыцаря, мирно спавшего после праведных трудов, и думала: что же теперь делать? Он пришел за ней, но не для того, чтобы связать с ней жизнь. Он просто хотел затащить ее в постель. Подумать только, Мэттью так далеко зашел только из-за этого! Нужно признать, далеко не благородное намерение осуществилось бы, не будь капитан настолько пьян.
И все же… все же Мэттью Ситон никогда не позволял себе столь предосудительного поступка. Он и пил-то совсем немного. Как же могло случиться, что граф, допившись до невменяемого состояния, ворвался в собор в разгар венчания, похитил невесту герцога Милтона и тем самым показал язык тому самому обществу, по чьим строгим правилам жил до сих пор? Общество не прощает подобных выходок, и последствия могут быть самые серьезные.
Что касается ее самой, нужно ждать худшего. Если Мэттью не собирается на ней жениться, можно навсегда проститься с репутацией. Ни один достойный молодой человек (да что там говорить, ни один достойный человек вообще) не возьмет в жены девушку, опозоренную публичным скандалом. Это значит, что ни дома, ни детей у нее никогда не будет…
Кусая губы, Джессика заходила взад-вперед по комнате. Головная боль возобновилась, сердце, в который раз за день, забилось слишком быстро. Из сложившейся ситуации возможен только один выход: Мэттью должен на ней жениться! Впрочем, разве он сам не сообразит, что другого пути нет?
Достигнув одной из стен аккуратной маленькой комнаты, Джессика некоторое время смотрела на нее невидящим взглядом, размышляя над вопросом, который только что задала себе. Все было не так просто, и она понимала это.
Во-первых, то, что граф разрушил ее брак с герцогом, вовсе не означает, что он готов сам на ней жениться. Во-вторых, физической близости между ними так и не произошло. Она все еще девственница, и это легко доказать. Наконец, в-третьих, у Мэттью были планы на будущее, в которых не было места Джессике Фокс.
Лорд Стрикланд — человек богатый и влиятельный. К тому же знатен, он наследник имени Белморов. Если Мэттью просто вернет похищенную невесту герцогу и принесет самые глубочайшие извинения (с уверениями, что ее драгоценная девственность осталась нетронутой), то все может разрешиться к общему удовлетворению, все вернется на круги своя.
Джессика не сомневалась, что Каролина Уинстон, выдержав положенное для оскорбленного самолюбия время, охотно простит графа.
И вот эта последняя мысль заставила ее содрогнуться. Мэттью увлечен ею, это стало ясно благодаря сегодняшним событиям. Стало ясно и то, что Каролину Уинстон он не любит — во всяком случае, не настолько, чтобы это сумело удержать его от безрассудства. Значит, Ситон не может быть с нею счастлив, в то время как она, Джессика, может сделать его счастливейшим мужчиной на земле.
Повернувшись, девушка внимательно оглядела Мэттью, по-прежнему распростертого на постели. Вот человек честный, подумала она с кривой усмешкой, и, как джентльмен, женится, если будет уверен, что принудил ее к близости. Граф просто обязан будет сделать это, если захочет вновь предстать перед отцом.
Она стояла тихо-тихо, прислушиваясь к тяжелому дыханию спящего и спрашивая себя: рискнуть или нет? В жизни ей уже приходилось стоять перед выбором, и каждый раз Джессика находила достаточно смелости для поступка: когда убежала из «Черного борова» без денег и вещей, не зная, куда пойдет; когда приблизилась к неприступному аристократу, маркизу Белмору, и попросила его о помощи; когда поступила в пансион, чтобы научиться быть настоящей леди, и, наконец, когда отправилась в Лондон, чтобы найти мужа и тем самым войти в круг избранной публики.
Этот опыт научил ее одной очень важной вещи — кто не рискует, тот не выигрывает.
Ради такого мужчины, как Мэттью Ситон, можно пойти на любой риск.
Неожиданно с новым любопытством она оглядела спящего Мэттью. Плечи у него оказались поразительно широкими, но, по мере того как взгляд скользил вниз, линии тела сужались и бедра становились по-мужски узкими. Фрак приподнялся выше талии, открывая крепкие ягодицы, подчеркнутые натянувшимися лосинами. Ситон шевельнулся во сне, хорошо развитые мышцы ног напряглись и расслабились снова. У него такие сильные бедра, думала Джессика, чувствуя знакомый горячий трепет внизу живота. В горле пересохло. Девушка вдохнула несколько раз и вытерла о подол влажные ладони.
Конечно, план не обязательно сработает, но нельзя, невозможно упустить такой шанс. Ей приходилось случайно видеть совершенно голых мужчин в «Черном борове», и она знала, что происходит между мужчиной и женщиной в постели… ну, в основном знала. Женщины часто обменивались замечаниями на этот счет (хотя и замолкали, заметив, что сиротка, дочь Элизы Фокс, прислушивается к разговорам), а потом пару раз ей случилось войти в комнату, где происходил пресловутый акт. Рискнуть или не рискнуть? Как уже бывало, ставкой в игре была вся ее дальнейшая жизнь.
Джессика выпрямилась и расправила плечи. Она приняла решение.
Наклонившись над кроватью, девушка перевернула сладко похрапывающего графа Стрикланда на спину и начала стаскивать с него мятые брюки.
Солнечный свет, горячий и яркий, падал на лицо и частично проникал под стиснутые веки. Мэттью приоткрыл сначала один глаз, потом другой — и судорожно прикрыл их снова. Даже при таком робком контакте с действительностью острая боль пронзила голову от виска до виска. Внутри черепа с дьявольским упорством стучало не меньше сотни молотков… нет, это обрушивались на измученный похмельем мозг волны невидимого, но мощного прибоя.
Мэттью попытался облизнуть губы, но вместо языка во рту ворочалось что-то сухое и шершавое, даже как будто волосатое, и на редкость противное. Приложив усилие, он отодвинулся от прямого солнечного света и сделал еще одну попытку открыть глаза. Веки поднялись почти со скрипом, боль в голове разбухала, как рыбий клей от горячей воды. Желудок сжимался внутри, недвусмысленно выражая желание расстаться со своим со содержимым.
Некоторое время Мэттью лежал в полной неподвижности, приказывая желудку уняться, а головной боли утихнуть, но тщетно. Теперь граф понял, почему выпивохи называют джин белым убийцей. Скосив глаза так, чтобы видеть потолок (и издав при этом придушенный хрип от боли), Мэттью вдруг осознал, что понятия не имеет, где находится. Оказывается, кренился и двигался только его желудок, а окружающее выглядело вполне стабильным, и это означало, что он не на борту «Норвича», как подумал вначале. И это определенно не Белмор, в каждой комнате которого расписной потолок.
Не без труда ему удалось повернуть голову и — самую малость — туловище. Сбоку раздался шорох, и что-то гладкое, теплое коснулось его ноги. Это добавило сведений к тем, что уже удалось собрать: он лежал под легким тканым покрывалом совершенно голый. Сообразив это, Ситон сел в постели, громко застонав, когда головная боль яростно бросилась на лоб и виски.
Кто-то лежал рядом, укрытый с головы до ног. Впрочем, не совсем: по подушке рассыпались белокурые волосы, в солнечном луче отливающие золотом. Лица не было видно, но Мэттью все равно испытал величайшее облегчение. Теперь ясно, где он и что с ним. Капитан все-таки купил на ночь белокурую шлюху из «Петушка и курочки».
Женщина пробормотала что-то во сне, издав нежный женственный звук, и повернулась на спину. Волосы по-прежнему скрывали ее лицо, зато обнажилась одна грудь, очень белая, восхитительной формы, округлая и полная, с бледно-розовым небольшим соском. Несмотря на ужасное похмелье, Мэттью почувствовал возбуждение и криво усмехнулся, оглядев наметившуюся под покрывалом выпуклость. Бывалые моряки говорили, что после чересчур обильной выпивки нет лучшего средства вывести отраву из организма, чем переспать разок с женщиной. Пожалуй, настало время проверить совет на деле. Хорошенькая шлюшка правильно сделала, что не вскочила с постели раньше него.
Мэттью приподнял густые пряди белокурых волос, убирая их с женского лица. Вначале он смотрел только на вторую грудь, которую открыл и поглаживал, но потом взгляд его скользнул выше… И он окаменел.
Иисус, Мария и все святые! В постели с ним лежала не распутная красотка из «Петушка и курочки», а Джессика Фокс собственной персоной!
Как раз в тот момент, когда капитан смотрел на нее с откровенным ужасом, Джессика открыла глаза. Она несколько раз моргнула, опустила взгляд на свои обнаженные груди и со смущенным возгласом натянула простыню до подбородка.
— Э-э… — она умолкла и облизнула губы, быстро заливаясь краской. — Значит, ты наконец проснулся… Видишь ли, Мэттью, ты проспал всю ночь и половину вчерашнего дня.
Ситон лихорадочно соображал, что ответить, но как назло ничего не приходило в голову. Граф не мог думать ни о чем, кроме одного: что она здесь делает, черт возьми? Он провел трясущейся рукой по спутанным волосам и, невзирая на муки похмелья, пожелал стакан выпивки покрепче.
— Я знаю, что вопрос покажется тебе странным, но, дьявол меня забери, как мы оказались в постели?
— Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?
Яркие синие глаза скользнули взглядом по его голому торсу, потом ниже — туда, где простыня сползла, открывая особенно густой островок темно-русых волос.
— Помню ли я? Да я понятия не имею, какой сегодня день!
— Воскресенье.
— Воскресенье, — тупо повторил он, обшаривая память в поисках выпавших полутора дней. — Значит, вчера была суббота. День твоего венчания. Ты обвенчалась с герцогом…
— Не совсем так, — тихо возразила Джессика, сминая в кулаке край простыни. — Вчера я должна была обвенчаться с герцогом. Твое своевременное появление положило этому конец.
— Я сплю, — пробормотал Мэттью и рухнул на постель. — Я сплю и вижу сон.
— В таком случае это кошмарный сон. И он станет еще кошмарнее, когда мы вернемся в Лондон.
Если раньше боль лупила по голове сотней мелких молоточков, то теперь обрушила один тяжеленный кузнечный молот. На лбу каплями выступил пот, жажда сжигала пересохший рот, тошнота грозила вывернуть желудок наизнанку. Кое-как справившись со всем этим, Мэттью осторожно выбрался из постели, волоча за собой покрывало.
— Подожди минуту, мне нужно… словом, я сейчас. А потом я хочу выслушать, что все-таки случилось.
Но отдельные воспоминания уже начинали просачиваться в память. Выпивка наперегонки с Сен-Сиром до самого рассвета, небольшой тур по игорным столам, отъезд из «Петушка и курочки» в экипаже виконта, который отвез его… отвез его… отвез его прямо на Ладгейт-хилл!
Удовлетворив естественные потребности организма, граф вспомнил, как распахнулись перед ним двери Сент-Джеймсского собора. У алтаря стояла Джессика в подвенечном платье, рука об руку со своим женихом, герцогом Милтоном.
Тут у него вырвался очередной стон, но, как Ситон ни пытался вспомнить дальнейшее, оно ускользало. За ширмой, отделявшей туалетную от комнаты, негромко двигалась Джессика, очевидно одеваясь. Но перед его мысленным взором она лежала полуобнаженной, едва прикрытой тонкой простыней.
— Это тебе понадобится, — раздался голос, и через край ширмы перевесились изрядно помятые лосины.
— Спасибо.
Капитан натянул их и кое-как застегнул мелкие пуговицы на ширинке, потом вышел из-за ширмы. Джессика стояла у кровати, и на ней не было никакой другой одежды, кроме тонкой батистовой сорочки.
Так как граф стоял, скользя взглядом по округлостям и изгибам ее тела, отлично заметным под полупрозрачной тканью, девушка снова покраснела.
— Мне очень неловко, но… но у меня нет с собой ничего, кроме подвенечного платья, а оно очень неудобное. Как по-твоему, Мэттью, я могу некоторое время побыть в сорочке? После всего, что между нами было…
Он хотел ответить, но желудок вдруг подскочил к самому горлу, и пришлось поскорее сесть, чтобы справиться с тошнотой.
— О Боже!.. Джесси, неужели это правда? Неужели я уволок тебя прямо из-под венца? Не может быть, чтобы… о Боже!
— Увы, милорд, это чистая правда.
— А потом? Что было потом?
— Когда мы оказались здесь… — девушка потупилась, и краска поползла вниз по шее и груди, до самого выреза сорочки, — ты сразу запер дверь и начал меня целовать. Ты сказал, что сделаешь наконец то, чего хотел со дня нашей первой встречи, когда я свалилась в грязную лужу у твоих ног. Потом ты… словом, я и сама не знаю как, но мы скоро оказались в постели.
Мэттью не хотел верить, но эти слова насчет грязной лужи и прочего… Он столько раз мысленно повторял их себе.
— Дьявольщина! — буркнул граф, потом вскинул голову, пораженный неожиданной догадкой. — Надеюсь, я не взял тебя силой? Нет, я не мог совершить ничего подобного… по крайней мере надеюсь, что не мог.
— Ты ни к чему меня не принуждал, — тихо ответила Джессика, отводя взгляд.
— Но ведь это было для тебя в первый раз. Я мог причинить тебе боль или нечаянно повредить что-нибудь…
Она помотала головой, закусив губу. Мэттью готов был продолжать расспросы, но потом быстро прошел к кровати и рывком сдернул верхнюю простыню. На той, что была постелена снизу, не было ни капли крови, даже самой маленькой.
— Интересно. Если мы занимались любовью…
— Я не знаю, как назвать то, чем мы занимались, — быстро перебила Джессика. — Ты лег на меня, целовал и трогал… — Девушка покраснела так отчаянно, что порозовели даже плечи.
— Но я не вижу никаких следов крови. Может быть, ничего и не было?
— Крови? — Джессика мертвенно побледнела.
— Ну да, девственной крови. Если девушка невинна, то, когда мужчина берет ее, на простыне всегда бывает кровь.
Несмотря на непрестанно пульсирующую боль в висках, Мэттью ощутил приступ злости. Так значит, он не был у нее первым? Тогда сколько же мужчин побывало между этими белыми ногами? Ситон живо представил себе картину: Джессика в объятиях другого — и едва не задохнулся от ярости.
— Ты хочешь сказать этим, что я не… не… не девственница? — спросила Джессика, сверкнув глазами, и черты ее лица обострились. — Ты имеешь в виду, что у меня был любовник? Так вот, этого никогда не было, никогда! Я никогда не была с мужчиной-то есть не была до этой ночи. — Девушка вызывающе вскинула подбородок. — Как я уже сказала, я не могу объяснить, чем мы занимались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Именно в этот момент Мэттью опрокинул Джессику на постель, сумев при этом ловко раздвинуть ей ноги коленом. Он так тяжело рухнул сверху, что у нее захватило дух. Кувшин, однако, девушка из руки не выпустила. Мэттью был невероятно тяжел, ее под ним буквально расплющило. Мышцы на его груди так вздымались от глубокого дыхания, что казалось, это давит кузнечный пресс. На шее, куда он прижимался лицом, девушка чувствовала частые поцелуи, рука успела найти и больно сжать грудь, нащупывая сосок.
— Чтоб тебе пропасть, Мэттью Ситон! — прошипела Джессика и собрала все силы для толчка. Тяжелая туша на ней даже не шевельнулась. — Я не позволю тебе этого, слышишь… не в пьяном виде!
Она уперлась ладонями в широкие плечи и снова нажала изо всех сил, но без видимого результата. Постепенно Джессику осенило, что в глубине души ей нравится тяжесть мужского тела, даже теперь, когда Мэттью валялся на ней почти без чувств. Ей нравилось теплое дыхание на шее, ощущение мускулистой ноги, раздвигающей колени, а главное, этот отдельный мускул, пульсировавший, прижимаясь к ее телу.
— Мэттью, пожалуйста…
Пальцы сами собой зарылись в его волосы и скользнули по ним, словно живая расческа, отводя назад влажные рыжеватые пряди. Но потом послышался громкий храп, и рука се отдернулась. Этот негодяй спал!
С трудом подавив желание вцепиться в него ногтями, Джессика притихла и с минуту лежала, заново собираясь с силами. Она чувствовала великое облегчение… и некоторое разочарование. Пальцы правой руки онемели на ручке кувшина, разжать их удалось не сразу. Упав на матрац, графин скатился на пол, но, к счастью, не разбился.
— Черт бы тебя побрал, Мэттью, сколько же ты весишь?
В очередной раз упершись ладонями в его плечи, Джессика нажала так, что потемнело в глазах, и ей удалось немного приподнять бесчувственное тело. Извиваясь ужом, она частично выползла из-под него. Повторив эту процедуру несколько раз, девушка оказалась наконец на свободе. Ситон продолжал спать, уткнувшись лицом в покрывало, в благословенном неведении по поводу суматохи, причиной которой стал.
Джессика испытала короткий приступ жалости. Капитан Мэттью Ситон, граф Стрикланд, живое воплощение добропорядочного поведения и строгих моральных принципов, устроил грандиозный публичный скандал. Можно было бы почувствовать себя виноватой, если бы не тот факт, что граф к тому же погубил ее репутацию.
Джессика стояла, глядя на своего рыцаря, мирно спавшего после праведных трудов, и думала: что же теперь делать? Он пришел за ней, но не для того, чтобы связать с ней жизнь. Он просто хотел затащить ее в постель. Подумать только, Мэттью так далеко зашел только из-за этого! Нужно признать, далеко не благородное намерение осуществилось бы, не будь капитан настолько пьян.
И все же… все же Мэттью Ситон никогда не позволял себе столь предосудительного поступка. Он и пил-то совсем немного. Как же могло случиться, что граф, допившись до невменяемого состояния, ворвался в собор в разгар венчания, похитил невесту герцога Милтона и тем самым показал язык тому самому обществу, по чьим строгим правилам жил до сих пор? Общество не прощает подобных выходок, и последствия могут быть самые серьезные.
Что касается ее самой, нужно ждать худшего. Если Мэттью не собирается на ней жениться, можно навсегда проститься с репутацией. Ни один достойный молодой человек (да что там говорить, ни один достойный человек вообще) не возьмет в жены девушку, опозоренную публичным скандалом. Это значит, что ни дома, ни детей у нее никогда не будет…
Кусая губы, Джессика заходила взад-вперед по комнате. Головная боль возобновилась, сердце, в который раз за день, забилось слишком быстро. Из сложившейся ситуации возможен только один выход: Мэттью должен на ней жениться! Впрочем, разве он сам не сообразит, что другого пути нет?
Достигнув одной из стен аккуратной маленькой комнаты, Джессика некоторое время смотрела на нее невидящим взглядом, размышляя над вопросом, который только что задала себе. Все было не так просто, и она понимала это.
Во-первых, то, что граф разрушил ее брак с герцогом, вовсе не означает, что он готов сам на ней жениться. Во-вторых, физической близости между ними так и не произошло. Она все еще девственница, и это легко доказать. Наконец, в-третьих, у Мэттью были планы на будущее, в которых не было места Джессике Фокс.
Лорд Стрикланд — человек богатый и влиятельный. К тому же знатен, он наследник имени Белморов. Если Мэттью просто вернет похищенную невесту герцогу и принесет самые глубочайшие извинения (с уверениями, что ее драгоценная девственность осталась нетронутой), то все может разрешиться к общему удовлетворению, все вернется на круги своя.
Джессика не сомневалась, что Каролина Уинстон, выдержав положенное для оскорбленного самолюбия время, охотно простит графа.
И вот эта последняя мысль заставила ее содрогнуться. Мэттью увлечен ею, это стало ясно благодаря сегодняшним событиям. Стало ясно и то, что Каролину Уинстон он не любит — во всяком случае, не настолько, чтобы это сумело удержать его от безрассудства. Значит, Ситон не может быть с нею счастлив, в то время как она, Джессика, может сделать его счастливейшим мужчиной на земле.
Повернувшись, девушка внимательно оглядела Мэттью, по-прежнему распростертого на постели. Вот человек честный, подумала она с кривой усмешкой, и, как джентльмен, женится, если будет уверен, что принудил ее к близости. Граф просто обязан будет сделать это, если захочет вновь предстать перед отцом.
Она стояла тихо-тихо, прислушиваясь к тяжелому дыханию спящего и спрашивая себя: рискнуть или нет? В жизни ей уже приходилось стоять перед выбором, и каждый раз Джессика находила достаточно смелости для поступка: когда убежала из «Черного борова» без денег и вещей, не зная, куда пойдет; когда приблизилась к неприступному аристократу, маркизу Белмору, и попросила его о помощи; когда поступила в пансион, чтобы научиться быть настоящей леди, и, наконец, когда отправилась в Лондон, чтобы найти мужа и тем самым войти в круг избранной публики.
Этот опыт научил ее одной очень важной вещи — кто не рискует, тот не выигрывает.
Ради такого мужчины, как Мэттью Ситон, можно пойти на любой риск.
Неожиданно с новым любопытством она оглядела спящего Мэттью. Плечи у него оказались поразительно широкими, но, по мере того как взгляд скользил вниз, линии тела сужались и бедра становились по-мужски узкими. Фрак приподнялся выше талии, открывая крепкие ягодицы, подчеркнутые натянувшимися лосинами. Ситон шевельнулся во сне, хорошо развитые мышцы ног напряглись и расслабились снова. У него такие сильные бедра, думала Джессика, чувствуя знакомый горячий трепет внизу живота. В горле пересохло. Девушка вдохнула несколько раз и вытерла о подол влажные ладони.
Конечно, план не обязательно сработает, но нельзя, невозможно упустить такой шанс. Ей приходилось случайно видеть совершенно голых мужчин в «Черном борове», и она знала, что происходит между мужчиной и женщиной в постели… ну, в основном знала. Женщины часто обменивались замечаниями на этот счет (хотя и замолкали, заметив, что сиротка, дочь Элизы Фокс, прислушивается к разговорам), а потом пару раз ей случилось войти в комнату, где происходил пресловутый акт. Рискнуть или не рискнуть? Как уже бывало, ставкой в игре была вся ее дальнейшая жизнь.
Джессика выпрямилась и расправила плечи. Она приняла решение.
Наклонившись над кроватью, девушка перевернула сладко похрапывающего графа Стрикланда на спину и начала стаскивать с него мятые брюки.
Солнечный свет, горячий и яркий, падал на лицо и частично проникал под стиснутые веки. Мэттью приоткрыл сначала один глаз, потом другой — и судорожно прикрыл их снова. Даже при таком робком контакте с действительностью острая боль пронзила голову от виска до виска. Внутри черепа с дьявольским упорством стучало не меньше сотни молотков… нет, это обрушивались на измученный похмельем мозг волны невидимого, но мощного прибоя.
Мэттью попытался облизнуть губы, но вместо языка во рту ворочалось что-то сухое и шершавое, даже как будто волосатое, и на редкость противное. Приложив усилие, он отодвинулся от прямого солнечного света и сделал еще одну попытку открыть глаза. Веки поднялись почти со скрипом, боль в голове разбухала, как рыбий клей от горячей воды. Желудок сжимался внутри, недвусмысленно выражая желание расстаться со своим со содержимым.
Некоторое время Мэттью лежал в полной неподвижности, приказывая желудку уняться, а головной боли утихнуть, но тщетно. Теперь граф понял, почему выпивохи называют джин белым убийцей. Скосив глаза так, чтобы видеть потолок (и издав при этом придушенный хрип от боли), Мэттью вдруг осознал, что понятия не имеет, где находится. Оказывается, кренился и двигался только его желудок, а окружающее выглядело вполне стабильным, и это означало, что он не на борту «Норвича», как подумал вначале. И это определенно не Белмор, в каждой комнате которого расписной потолок.
Не без труда ему удалось повернуть голову и — самую малость — туловище. Сбоку раздался шорох, и что-то гладкое, теплое коснулось его ноги. Это добавило сведений к тем, что уже удалось собрать: он лежал под легким тканым покрывалом совершенно голый. Сообразив это, Ситон сел в постели, громко застонав, когда головная боль яростно бросилась на лоб и виски.
Кто-то лежал рядом, укрытый с головы до ног. Впрочем, не совсем: по подушке рассыпались белокурые волосы, в солнечном луче отливающие золотом. Лица не было видно, но Мэттью все равно испытал величайшее облегчение. Теперь ясно, где он и что с ним. Капитан все-таки купил на ночь белокурую шлюху из «Петушка и курочки».
Женщина пробормотала что-то во сне, издав нежный женственный звук, и повернулась на спину. Волосы по-прежнему скрывали ее лицо, зато обнажилась одна грудь, очень белая, восхитительной формы, округлая и полная, с бледно-розовым небольшим соском. Несмотря на ужасное похмелье, Мэттью почувствовал возбуждение и криво усмехнулся, оглядев наметившуюся под покрывалом выпуклость. Бывалые моряки говорили, что после чересчур обильной выпивки нет лучшего средства вывести отраву из организма, чем переспать разок с женщиной. Пожалуй, настало время проверить совет на деле. Хорошенькая шлюшка правильно сделала, что не вскочила с постели раньше него.
Мэттью приподнял густые пряди белокурых волос, убирая их с женского лица. Вначале он смотрел только на вторую грудь, которую открыл и поглаживал, но потом взгляд его скользнул выше… И он окаменел.
Иисус, Мария и все святые! В постели с ним лежала не распутная красотка из «Петушка и курочки», а Джессика Фокс собственной персоной!
Как раз в тот момент, когда капитан смотрел на нее с откровенным ужасом, Джессика открыла глаза. Она несколько раз моргнула, опустила взгляд на свои обнаженные груди и со смущенным возгласом натянула простыню до подбородка.
— Э-э… — она умолкла и облизнула губы, быстро заливаясь краской. — Значит, ты наконец проснулся… Видишь ли, Мэттью, ты проспал всю ночь и половину вчерашнего дня.
Ситон лихорадочно соображал, что ответить, но как назло ничего не приходило в голову. Граф не мог думать ни о чем, кроме одного: что она здесь делает, черт возьми? Он провел трясущейся рукой по спутанным волосам и, невзирая на муки похмелья, пожелал стакан выпивки покрепче.
— Я знаю, что вопрос покажется тебе странным, но, дьявол меня забери, как мы оказались в постели?
— Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?
Яркие синие глаза скользнули взглядом по его голому торсу, потом ниже — туда, где простыня сползла, открывая особенно густой островок темно-русых волос.
— Помню ли я? Да я понятия не имею, какой сегодня день!
— Воскресенье.
— Воскресенье, — тупо повторил он, обшаривая память в поисках выпавших полутора дней. — Значит, вчера была суббота. День твоего венчания. Ты обвенчалась с герцогом…
— Не совсем так, — тихо возразила Джессика, сминая в кулаке край простыни. — Вчера я должна была обвенчаться с герцогом. Твое своевременное появление положило этому конец.
— Я сплю, — пробормотал Мэттью и рухнул на постель. — Я сплю и вижу сон.
— В таком случае это кошмарный сон. И он станет еще кошмарнее, когда мы вернемся в Лондон.
Если раньше боль лупила по голове сотней мелких молоточков, то теперь обрушила один тяжеленный кузнечный молот. На лбу каплями выступил пот, жажда сжигала пересохший рот, тошнота грозила вывернуть желудок наизнанку. Кое-как справившись со всем этим, Мэттью осторожно выбрался из постели, волоча за собой покрывало.
— Подожди минуту, мне нужно… словом, я сейчас. А потом я хочу выслушать, что все-таки случилось.
Но отдельные воспоминания уже начинали просачиваться в память. Выпивка наперегонки с Сен-Сиром до самого рассвета, небольшой тур по игорным столам, отъезд из «Петушка и курочки» в экипаже виконта, который отвез его… отвез его… отвез его прямо на Ладгейт-хилл!
Удовлетворив естественные потребности организма, граф вспомнил, как распахнулись перед ним двери Сент-Джеймсского собора. У алтаря стояла Джессика в подвенечном платье, рука об руку со своим женихом, герцогом Милтоном.
Тут у него вырвался очередной стон, но, как Ситон ни пытался вспомнить дальнейшее, оно ускользало. За ширмой, отделявшей туалетную от комнаты, негромко двигалась Джессика, очевидно одеваясь. Но перед его мысленным взором она лежала полуобнаженной, едва прикрытой тонкой простыней.
— Это тебе понадобится, — раздался голос, и через край ширмы перевесились изрядно помятые лосины.
— Спасибо.
Капитан натянул их и кое-как застегнул мелкие пуговицы на ширинке, потом вышел из-за ширмы. Джессика стояла у кровати, и на ней не было никакой другой одежды, кроме тонкой батистовой сорочки.
Так как граф стоял, скользя взглядом по округлостям и изгибам ее тела, отлично заметным под полупрозрачной тканью, девушка снова покраснела.
— Мне очень неловко, но… но у меня нет с собой ничего, кроме подвенечного платья, а оно очень неудобное. Как по-твоему, Мэттью, я могу некоторое время побыть в сорочке? После всего, что между нами было…
Он хотел ответить, но желудок вдруг подскочил к самому горлу, и пришлось поскорее сесть, чтобы справиться с тошнотой.
— О Боже!.. Джесси, неужели это правда? Неужели я уволок тебя прямо из-под венца? Не может быть, чтобы… о Боже!
— Увы, милорд, это чистая правда.
— А потом? Что было потом?
— Когда мы оказались здесь… — девушка потупилась, и краска поползла вниз по шее и груди, до самого выреза сорочки, — ты сразу запер дверь и начал меня целовать. Ты сказал, что сделаешь наконец то, чего хотел со дня нашей первой встречи, когда я свалилась в грязную лужу у твоих ног. Потом ты… словом, я и сама не знаю как, но мы скоро оказались в постели.
Мэттью не хотел верить, но эти слова насчет грязной лужи и прочего… Он столько раз мысленно повторял их себе.
— Дьявольщина! — буркнул граф, потом вскинул голову, пораженный неожиданной догадкой. — Надеюсь, я не взял тебя силой? Нет, я не мог совершить ничего подобного… по крайней мере надеюсь, что не мог.
— Ты ни к чему меня не принуждал, — тихо ответила Джессика, отводя взгляд.
— Но ведь это было для тебя в первый раз. Я мог причинить тебе боль или нечаянно повредить что-нибудь…
Она помотала головой, закусив губу. Мэттью готов был продолжать расспросы, но потом быстро прошел к кровати и рывком сдернул верхнюю простыню. На той, что была постелена снизу, не было ни капли крови, даже самой маленькой.
— Интересно. Если мы занимались любовью…
— Я не знаю, как назвать то, чем мы занимались, — быстро перебила Джессика. — Ты лег на меня, целовал и трогал… — Девушка покраснела так отчаянно, что порозовели даже плечи.
— Но я не вижу никаких следов крови. Может быть, ничего и не было?
— Крови? — Джессика мертвенно побледнела.
— Ну да, девственной крови. Если девушка невинна, то, когда мужчина берет ее, на простыне всегда бывает кровь.
Несмотря на непрестанно пульсирующую боль в висках, Мэттью ощутил приступ злости. Так значит, он не был у нее первым? Тогда сколько же мужчин побывало между этими белыми ногами? Ситон живо представил себе картину: Джессика в объятиях другого — и едва не задохнулся от ярости.
— Ты хочешь сказать этим, что я не… не… не девственница? — спросила Джессика, сверкнув глазами, и черты ее лица обострились. — Ты имеешь в виду, что у меня был любовник? Так вот, этого никогда не было, никогда! Я никогда не была с мужчиной-то есть не была до этой ночи. — Девушка вызывающе вскинула подбородок. — Как я уже сказала, я не могу объяснить, чем мы занимались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53