Признаюсь, у меня есть предубеждение против историй, где действуют призраки: я способен волноваться, не испытывая при этом страха; тем не менее я верю в существование привидений, и те, кто прочел мои «Мемуары», знают почему. Имеется в виду история с привидением генерала Дюма, которое явилось в минуту его смерти к пятилетнему сыну, будущему писателю (Дюма рассказывает о ней в главе XX своих «Мемуаров»).
Так что мне было легче, чем кому-либо другому, поставить себя на место пастора Бемрода, столкнувшегося с роковым привидением.
Пробило полночь, когда я дошел до того места, когда почтенный пастор проникает в замурованную комнату.
Как видите, я выполнял пожелания моего хозяина.
Так читал я до двух часов ночи; в два часа мне пришлось волей-неволей расстаться с пастором, его супругой и двумя их близнецами.
Я жадно прочел все до последней строки.
Меня охватило страшное желание встать и пойти разбудить моего хозяина: мне до смерти захотелось узнать, как разворачивалась вторая история и исполнилось или не исполнилось предсказание.
Я подумал, что просьба будет невежливой и неуместной, и в результате размышлений взял себя в руки и решил дождаться завтрашнего дня, тем более что два часа ночи означают этот самый уже наступивший день.
Так или иначе, я уснул; однако во сне мне вспомнились все случаи братоубийства в античности – Этеокл и Полиник, Ромул и Рем, Тимолеонт Тимолеонт (IV в.) – коринфский полководец, который по просьбе находившихся в изгнании жителей города Сиракузы на Сицилии изгнал с этого острова тирана Дионисия II и захватчиков-карфагенян (341 до н. э.); за двадцать лет до этого из любви к свободе и ненависти к тирании он позволил убить своего старшего брата Тимофана, провозгласившего себя тираном Коринфа, и впоследствии жестоко мучился содеянным (Плутарх, «Сравнительные жизнеописания», «Тимолеонт», 4–7).
и Тимофан, и при помощи всех этих легенд я придумал собственную, которая во сне представилась мне великолепной и полной смысла, но по пробуждении исчезла подобно неуловимому дымку, оставив меня перед лицом небытия.
К счастью, уже давно рассвело.
Я встал, отнюдь не намереваясь открыть окно и воспользоваться подзорной трубой моего хозяина; нет, мое умонастроение полностью изменилось: что я хотел увидеть – так это мрачный пасторский дом в Уэстоне с позеленевшими стенами, с сырым двором и чудовищным эбеновым деревом с перекрученными корнями; что я хотел узнать – так это историю Уильяма Джона и Джона Уильяма.
Поэтому я в одно мгновение оделся и сошел вниз.
Господин и г-жа Ренье давно уже были на ногах.
Госпожа Ренье готовила завтрак; г-н Ренье отправился навестить одного из своих больных прихожан.
Я остановился на пороге дома и стал всматриваться в те три улицы, что вели к площади, где возвышался пасторский дом.
Вскоре в конце одной из этих улиц я заметил моего хозяина.
Я стал жестами подавать ему знаки; но, то ли не видя меня, то ли сочтя ниже своего достоинства ускорить шаг, он продолжал свой путь прежней поступью.
Тут я понял Магомета, Магомет (или Мухаммед, Муххамад; араб. «Восхваляемый»; ок. 570–632) – арабский религиозный и политический деятель, основатель религии ислама и первой общины мусульман; по мусульманским представлениям, посланник Аллаха, пророк, через которого людям был передан текст священной книги – Корана; незаурядная личность, вдохновенный и преданный своему делу проповедник, умный и гибкий политик, он добился того, что ислам, вначале лишь идейное течение, превратился в одну из самых влиятельных мировых религий.
который, увидев, что гора не желает идти к нему, решил сам идти к горе. Здесь перефразируется известное восточное изречение «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе».
Молодой пастор останавливался то на правой, то на левой стороне улицы возле домов, расспрашивая хозяев, улыбаясь, и всячески делал вид, что не замечает меня, наслаждаясь втайне своим триумфом.
Наконец, я подошел к нему.
– Ах, это вы, дорогой мой гость! – воскликнул он. – Хорошо ли вы спали?
– Очень скверно.
– Ба! Кровать оказалась неудобной?
– Нет, нет.
– Вы имели неосторожность оставить окно открытым?
– Тоже нет.
– Кошки подняли шум, играя на чердаке?
– Нет; мне захотелось снова повидаться с вами.
– Это весьма мило с вашей стороны… Но ведь не только ради того, чтобы меня лицезреть, вам захотелось повидаться со мной?
– Нет… Я все прочел.
– Все, до самого конца?
– До последней фразы, до этих слов: «О, кто бы мог подумать, что однажды одного из этих ангелочков назовут Каином?»
– И что же?
– Как что? Я хочу знать, что стало с Уильямом Джоном и Джоном Уильямом.
– Но я-то ничего не знаю об этом!
– Как это вы ничего об этом не знаете?
– Ни единого слова!
– О! Вот это да!
– Разве я не рассказывал вам, каким образом письма доктора Бемрода оказались у меня?
– Рассказывали, конечно.
– Так вот, я знаю об истории пастора Бемрода все то, о чем он писал доктору Петрусу Барлоу, и ни слова больше… Последующие события произошли, как я думаю, в других местах: в Ливерпуле, в Милфорде, даже в Америке.
– В таком случае как мне быть с финалом романа?
– Поступить точно так же, как вы поступили, чтобы начать его; посетите места, где происходили события; опросите людей, которые по рассказам могли бы что-то знать о них.
– Но, черт побери, не могу же я добраться до самой Америки ради того, чтобы узнать продолжение вашей истории: я предпочел бы сочинить ее сам.
– Это крайнее средство, которое всегда будет в вашем распоряжении, и в любом случае вы успеете прибегнуть к нему.
– И у вас не найдется для меня никаких сведений, необходимых для дальнейших разысканий?
– Никаких… Я лично непричастен к этой истории – точно так же, как вы сами; по воле случая первая половина ее попала в мои руки, вот и все. Я даю ее вам и больше ничего не могу сделать. Берете ли вы ее?
– Конечно же, беру! Однако, простите меня, я спешу уехать.
Пастор извлек из кармана часы.
– Сейчас полвосьмого, – сказал он. – Поезд отправляется в Чидл ровно в девять; у вас есть еще время позавтракать и отправиться этим девятичасовым поездом.
– В таком случае возвращаемся… Впрочем, погодите.
– В чем дело?
– Я должен поставить свои условия.
– Какие условия?
– Вы не можете вот так просто-напросто отдать мне в качестве подарка шесть томов.
– А почему бы нет?
– Нет… я вам не предлагаю деньги, хотя это было бы куда проще; но ведь, в конце концов, вы хотите же чего-нибудь.
– Вы же видели мою жену и моих детей; как вы думаете, чего мне еще желать?
– Но, быть может, чего-нибудь желает ваша супруга?
– Да, тут вы правы: у нее есть одно желание.
– Черт возьми! Надо быть построже!.. Буду ли я достаточно богат и могуществен, чтобы найти то, что не смог ей дать муж?
– О, да успокойтесь: речь идет всего-навсего о… Не собираетесь ли вы вскоре поехать в Италию?
– Я постоянно езжу туда, в Италию; правда, я вас предупреждаю, если вас интересуют индульгенции, Индульгенция (лат. indulgentia – «милость», «снисходительность») – церковная грамота, дающая человеку от имени папы отпущение грехов. Индульгенции появились в XI в. и чаще всего продавались за деньги; они существуют до настоящего времени.
то я в довольно плохих отношениях с новым папой. Здесь имеется в виду папа Пий IX (Джованни Мария, граф Мастаи-Феретти; 1792–1878) – римский папа с 1846 г.; в начале своего правления пытался править в либеральном духе, но затем перешел к жестокой реакции, подавив с помощью Австрии и Франции республику в Риме; в церковной политике ввел ряд ретроградных догматов; во время его понтификата была уничтожена светская власть папы (1870).
– Нет, нет, в качестве протестантского пастора я нисколько не верю в эту область римско-католической коммерции.
– Что же тогда?
– Речь идет о соломенной шляпке из Флоренции. Флоренция со средних веков известна как центр художественных и иных ремесел, в частности производством текстильных изделий. Однако промышленность эта пришла в XIX в. в упадок; в сер. XIX в. в прежнем объеме сохранилось лишь производство шелка и соломенных шляп.
– О, это я охотно беру на себя: у госпожи Ренье будет самая красивая шляпка из Тосканы. Тоскана – область в Центральной Италии, севернее Рима; в описываемое в романе время великое герцогство, где правила младшая линия Габсбургов; в 1861 г. вошла в Итальянское королевство.
– Тсс! Говорите тише: жена рядом!
– Понимаю, вы хотите сделать ей сюрприз.
– Нет, не в этом дело.
– В таком случае я не понимаю.
– Вы все равно забудете обещание!
– Господа, прошу к столу! – рискнула произнести эти четыре слова по-французски наша хозяйка.
Я завтракал, не отрывая глаз от настенных часов. В четверть девятого я встал из-за стола.
– Дорогой мой хозяин, вы француз, – обратился я к пастору, – и, как француз, вы, наверное, знаете самую старую из наших пословиц, восходящую к королю Дагоберу: Дагобер (Дагоберт) I (ок. 602–639) – франкский король из династии Меровингов (годы правления 629–639); при нем франкскому королю была подчинена большая часть территории современной Франции.
«Нет такой приятной компании…» Здесь имеется в виду французская поговорка: «Нет такой приятной компании, которую не пришлось бы покинуть» («II n'est pas si bonne compagnie qu'il ne faille quitter»).
– О, от нашей вы еще не избавлены!
– Как это понять?
– Мы проводим вас до Чидла и распрощаемся с вами только у вагона.
И он показал мне небольшую крытую коляску, стоявшую у ворот.
– Браво! Вот это то, что называется гостеприимством!
– Нет, это то, что называется жизнью. Мы, протестантские пасторы, не похожи на ваших католических кюре, которые подвергают себя все новым и новым лишениям, неустанно умерщвляя плоть; мы рассматриваем жизнь не как уступку, а как дар Господа: согласно нашей вере, даруя жизнь, Господь говорит нам: «Я даю вам то, прекраснее чего в мире нет; сотворите из нее нечто самое сладостное». И поэтому мы принимаем всякое удовольствие, которое Господь посылает нам на нашем пути, словно своего ангела, и, вместо того чтобы отгонять его нашей скорбной и надменной миной, мы стараемся приучить его к нашей земной атмосфере всяческими ласками и предупредительностью. Так, к примеру, увидев сегодня утром, что стоит отличная погода, я подготовил эту поездку: это был способ видеть вас как можно дольше и подарить жене и детям полдня свежего воздуха, солнца и цветов.
– Господин Ренье, вы так хорошо понимаете жизнь, что должны глубоко понимать и смерть. Счастливы те, кому вы помогаете жить! Тем более счастливы те, кому вы помогаете встретить смерть!
Я бросил взгляд на настенные часы.
– В нашем распоряжении тридцать пять минут, – предупредил я хозяина.
– Это на пять минут больше, чем нам необходимо… Хорошо, идемте!
– А мой чемодан?
– Он в коляске.
– А рукопись?
– Она в вашем чемодане.
– Так идемте же! Как вы только что сами выразились, вы человек, которому свойственны предупредительность и ласковость, и меня уже не удивляет, что счастье не покидает вас.
Мы сели в коляску и поехали.
Через полчаса мы были на станции.
В тот самый миг, когда мы ступили на землю, локомотив своим долгим пронзительным свистом предупредил о своем прибытии ожидавших его пассажиров.
И правда, поезд появился на повороте, стремительно; приближаясь к станции и покачивая огромным султаном дыма.
– Ну же! – произнес мой хозяин. – Поцелуйте мою жену и моих детей, пожмите мне руку и скажите нам: «Прощайте!»
– Почему же «Прощайте»?
– Потому что я не осмеливаюсь обратиться к вам с просьбой сказать нам «До свидания!».
– Увы, вы правы: «До свидания» – это ложь, «Прощайте» – это правда. Поезд остановился, и станционные служащие пригласили пассажиров занять свои места.
Пастор подошел к одному из людей, открывавших двери вагонов, и что-то сказал ему вполголоса.
– Yes! Да (англ.)
– ответил тот, жестом пригласив священника следовать за собой.
– Что вы у него спросили? – поинтересовался я.
– Найдется ли вагон, где вы могли бы побыть в уединении… Не знаю, почему, но мне кажется, что сейчас вы расположены к одиночеству.
– Вы, дорогой мой хозяин, действительно знаете науку человеческого сердца. Ну а теперь скажем друг другу «До свидания!»: мне будет стоить слишком дорого сказать вам «Прощайте!»
Улыбнувшись, молодой человек жестом попросил жену и детей подойти к нам.
Словно сестра брату, супруга пастора подставила мне для поцелуя свой белый чистый лоб, обрамленный двумя золотистыми прядями; дети подставили мне, словно другу, свои круглые, розовые и свежие щеки.
А мы с г-ном Ренье порывисто и крепко обняли друг друга.
Наконец, начальник поезда дал сигнал отправления; я прыгнул в вагон, дверь его закрылась за мной, я опустил окно и высунулся чуть ли не до пояса в проем, чтобы еще раз увидеть моих новых друзей, расстаться с которыми мне было тяжелее, чем с многими моими старыми друзьями.
Пока они не скрылись из виду, я махал им рукой; супруги махали мне в ответ платками, а дети посылали воздушные поцелуи.
Но через пятьсот – шестьсот шагов дорога сделала поворот, и все исчезло.
Через три часа я был в Ливерпуле.
И теперь, поскольку то, что мне остается рассказать, является естественным предисловием к книге, которую публике остается прочитать, да будет мне позволено возобновить повествование лишь тогда, когда я смогу познакомить читателя с историей детей – точно так же, как я поведал ему историю их отца и матери.
Комментарии
Роман «Ашборнский пастор» («Le Pasteur d'Ashbourn»), представляющий собою сочетание повести в духе «черного» готического романа ужасов XVIII в., автобиографии героя и биографического очерка Байрона, написан Дюма в 1853 г. Он впервые публиковался в газете «Страна» («Le Pays») с 23.02 по 11.06.1853. Первое отдельное издание: Paris, Cadot, 8vo, 8v., 1853.
Это первая публикация романа на русском языке. Перевод его был выполнен Ю.Денисовым специально для настоящего Собрания сочинений по изданию: Paris, Calmarm-Levy, 1887; по нему же была проведена сверка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84