— Судя по выражению лица вашего супруга, он не столь хорошо разобрался, — прошептал ей на ухо священник и, обращаясь к лаэрду, возвысил голос: — Хорошо ли прошла ваша беседа, милорд?Нахмуренное лицо Габриэля говорило о том, что беседа не прошла хорошо. Джоанна решила, что отец Мак-Кечни просто пытается быть дипломатичным.Габриэль покачал головой:— Она отказалась назвать виновника.— Возможно, она сама не знает его имени, — предположила Джоанна, инстинктивно становясь на защиту Клэр Мак-Кей.— Она сказала мне, что провела с солдатом всю ночь, Джоанна. Неужели вы и впрямь полагаете, что она не потрудилась узнать его имя?!— Габриэль, не повышайте на меня голос.Обидевшись, Джоанна попыталась обойти мужа, чтобы войти в комнату Клэр. Он схватил ее за руку.— Дайте ей отдохнуть. Она уснула, не успев ответить на все мои вопросы.Затем он обратился к священнику.— Если бы ее лицо не было так обезображено, я бы велел каждому из своих людей войти сюда и взглянуть на нее. Возможно, ее вид освежил бы их память.— Так вы полагаете, что макбейнец…— Нет, я не думаю, чтобы виновником оказался один из моих людей, — ответил Габриэль. — Мои воины честны.— Разве Клэр сказала, что виновник — макбейнец? — спросила Джоанна.Он покачал головой.— Она не ответила и на этот вопрос, — сказал он. Колум крикнул что-то от самого входа. Габриэль кивнул священнику, выпустил руку жены и отправился вниз. Он едва не сорвал двери с петель, когда выходил наружу. Колум поспешил следом за своим лаэрдом. Дверь за ними обоими с шумом захлопнулась.Весь следующий час Джоанна была занята борьбой с Дамфрисом, она снимала ему швы. Он ерзал на полу, словно ребенок, а когда она наконец закончила свою работу, ей пришлось потратить еще довольно много времени, чтобы успокоить его. Она сидела на полу, а Дамфрис, не понимая, как он огромен, пытался вскарабкаться ей на колени.Она была уверена, что вся пропитана запахом псины, и тут же решила, что самое время вымыть Дамфриса. Мэган принесла ей веревку. Джоанна завязала ее на шее собаки, захватила свою коробку с розовым мылом и, выведя волкодава, за дверь, начала спускаться с холма.У источника за башней они столкнулись с Глинис. Джоанна была не в лучшем настроении. Она тревожилась о Клэр Мак-Кей, а позорное поведение Дамфриса заставляло ее напрягать все свои силы, чтобы удержать его на поводке. Наверное, в другой момент Джоанна сдержала бы свой гнев.Глинис была достаточно учтива, чтобы надлежащим образом приветствовать свою хозяйку, прежде чем спросить о Клэр Мак-Кей.— Но ведь вы, конечно, не позволите этой потаскухе ночевать под одной крышей с милордом, не так ли?Джоанна замерла. Медленно повернувшись, она взглянула на маклоринку.— Клэр Мак-Кей не потаскушка! — крикнула она и собиралась прибавить одно-два сильных выражения относительно той награды, какую Глинис получит в будущей жизни, если не будет сострадательной, но передумала. Глинис заслуживала просто хорошего пинка под зад. Сопротивляясь желанию именно так воздать ей по заслугам, Джоанна решила взамен наградить маклоринку хорошим пинком по самолюбию.— Я не хотела повышать на вас голос, Глинис, ибо не ваша вина, что вы были введены в заблуждение и поверили, будто Клэр Мак-Кей потаскушка. Все же, принимая во внимание прозвище, которое вам здесь дали, я думала, что вы более всех других удержитесь от высказывания какого-нибудь осуждения, покуда вам не станут известны все факты. Маклоринки не дали бы вам такого прозвища, если бы вы не заслужили его, не так ли? — спросила она, кивая на других женщин, выстроившихся в очередь у источника.Глинис в замешательстве покачала головой. Джоанна, сладко улыбаясь, продолжала:— Ведь мы располагаем только рассказом лаэрда Мак-Иннса, будто бы Клэр вела себя бесчестно, но ведь мы не должны верить всему, что скажет нам этот человек, не так ли? Клэр — желанная гостья в моем доме. Я хочу, чтобы с ней обходились достойно и уважительно. А| теперь извините меня. Мы с Дамфрисом направляемся к Стремительному ручью. До свидания, Глинис.Джоанна еще крепче сжала поводок и пошла прочь. Она слышала, как женщины шепчутся у нее за спиной. Сомнительно, чтобы Глинис была в состоянии обуздать свое любопытство более чем на минуту-две.Она ошиблась. Маклоринка окликнула Джоанну сразу же.— И какое же прозвище вы слышали, миледи? Джоанна медленно повернулась к ней:— Что ж, Глинис, я думала, что вы знаете. Вас называют Непорочной.Глинис побледнела. Джоанна, удивляясь сама себе, нисколько не чувствовала себя виноватой за эту ложь. Эта маклоринка считала себя чертовски умной, когда оскорбляла людей за их спиной. Она не догадывалась, что Джоанне известно, как в действительности следует понимать смысл подобных прозвищ: не прямо, а наоборот, противоположно их смыслу.— Дамфрис, — прошептала она, — мы дадим ей кипеть до завтра. К тому времени Глинис поймет, до чего она жестока. Тогда я скажу ей, что все это придумала, с прозвищем.Но Джоанна не смогла ждать так долго. К тому времени, когда она вымыла собаку, чувство вины не давало ей покоя. Если бы в эту минуту в нее ударила молния, она была бы совершенно уверена, что загремит прямиком в ад.Она решила пойти в дом Глинис и покаяться.Дамфрис затащил ее в ручей, чтобы она купалась вместе с ним, и вот теперь, когда она, мокрая с головы до пят, шла мимо источника, все смотрели на нее с удивлением.— Миледи, что с вами случилось?!Этот вопрос задала Лила. Она с опаской косилась на собаку, ожидая, пока хозяйка ответит ей.— Я купала Дамфриса. Он затащил меня в ручей, — пояснила Джоанна. — И, правду сказать, даже дважды. А где живет Глинис? Я бы хотела перекинуться с ней словечком.Лила указала на один из домиков. Джоанна потащила за собой собаку, тихо проклиная собачье упрямство. Добравшись до жилища Глинис, она поколебалась немного — ровно столько, чтобы отбросить волосы с лица, — и постучалась в дверь.Глинис открыла. Ее глаза расширились от удивления, когда она увидела свою госпожу. Джоанна заметила, что глаза у нее заплаканы. Господи, неужели ее жестокое замечание заставило маклоринку плакать? Чувство вины усилилось. К тому же она слегка удивилась. Глинис была такой рослой и дюжей женщиной, почти мужеподобного сложения, просто не верилось, что маклоринка была из тех, кто умеет плакать.Тут она заметила и мужа Глинис, сидевшего за столом. Ей не хотелось вести беседу при нем.— Не могли бы вы уделить мне минутку времени, Глинис? Я бы хотела поговорить с вами наедине.— Да, конечно. — Глинис посмотрела через плечо на мужа, затем снова обернулась к своей хозяйке. Она явно беспокоилась, ей тоже не хотелось, чтобы ее муж слушал их разговор.Муж Глинис оказался на голову ниже жены. У него были рыжие волосы, веснушки иа лице и руках и прекрасные белые зубы. Улыбка его казалась искренней.Джоанну пригласили войти. Она отклонила приглашение так любезно, как только могла, извиняя это своим неподходящим случаю видом, и попросила Глинис выйти с нею на свежий воздух. Когда маклоринка закрыла за собой дверь, Джоанна знаком велела подойти поближе.Глинис было двинулась вперед, но тут же остановилась. Низкое рычание Дамфриса испугало ее.Джоанна приказала псу уняться.— Я пришла сюда сказать вам, что это я сама выдумала вам прозвище. Никто не называет вас Непорочной, — произнесла она. — Я сказала это со зла, Глинис, я сожалею о своем поступке. Я причинила вам огорчение, но себе в оправдание скажу, что я хотела только дать вам урок. Когда жало повернуто против вас, оно больно жалит, ведь правда?Глинис не ответила. Лицо ее стало совсем белым. Джоанна продолжала:— Я знаю, что это вы придумали мне прозвище. Я также знаю, что когда вы называете меня Храбрецом-Удальцом, то в действительности хотите сказать, что я трусишка.— Это было раньше, миледи, — сказала Глинис с запинкой.— Раньше чего?— Раньше, когда мы еще не поняли, что вы вовсе не трусишка.Но Джоанна не собиралась чувствовать себя польщенной из-за этой крошечной похвалы. Она была уверена, что Глинис только пытается облегчить ей возможность выпутаться из неловкого положения.— Меня не заботят ваши глупые игры, — сухо произнесла она. — Но отец Мак-Кечни хвалился, будто нагорцы никогда не прячут своих истинных чувств, что они не прибегают к уловкам.Тут ей пришлось потратить время на объяснение, что означает это слово. Затем она продолжала:— Я нахожу, что это прекрасная черта, Глинис, Если вы считаете мня трусишкой, тогда имейте смелость сказать мне это в лицо. Без всех этих глупых игр. Они оскорбительны… и очень напоминают уловки, которые применяют англичане.Глинис закивала головой так неистово, что Джоанна испугалась за ее шею.— Вы рассказывали об этом милорду? — спросила Глинис.— Это не имеет к нему отношения.— Я не буду больше давать прозвища, миледи, — тихо произнесла Глинис. — Извините меня, если я обидела вас своей грубостью.— А я обидела вас своей? Глинис ответила не сразу.— Да, — прошептала ока, помедлив.— Тогда мы квиты. И Огги, кстати, не полоумный, — прибавила Джоанна. — Он, напротив, очень умный человек. Если бы вы провели с ним какое-то время, вы бы поняли это.— Да, миледи.— Ну вот, — сказала Джоанна, — мы и разрешили эту проблему. До свидания, Глинис.Она сделала реверанс и повернулась, чтобы уйти. Глинис провожала ее, шагая по краю тропинки.— Мы называли вас Храбрецом-Удальцом только до тех пор, пока вы не зашили Дамфрису его рану, миледи. А после этого мы дали вам новое прозвище.Джоанна не хотела спрашивать, какое именно, но любопытство взяло верх.— И какое же новое прозвище вы мне дали?Она собралась с силами, чтобы пережить обиду, кото-рая, как она думала, будет ей сейчас нанесена.— Трусишка.— Трусишка?— Да, миледи. Мы зовем вас Трусишкой.К Джоанне вернулось ее хорошее настроение. Всю дорогу домой она улыбалась.Они прозвали ее Трусишкой. Хорошее начало. Глава 13 Джоанна не видела мужа, до самого обеда. Мужчины уже сидели за двумя столами, когда она сошла по лестнице в большой зал. Никто не встал при ее приближении. Габриэля еще не было. Отца Мак-Кечни и Кита тоже. Слуги были заняты тем, что расставляли на столах продолговатые блюда с едой. Аромат баранины пропитал зал. К своему удивлению, Джоанна почувствовала подступающую тошноту и подумала, что это, наверное, из-за поведения солдат. Они хватали мясо руками из подносимых блюд, не дожидаясь, когда их поставят перед ними на стол. Им не пришло в голову не начинать трапезу, пока лаэрд не присоединится к ним, и что нельзя начинать трапезу и до того, как священник благословит ее…Это уже слишком. У мамы будет сердечный приступ, если она увидит весь этот позор. Джоанна решила, что скорее умрет, чем допустит такое. «Или убью одного-двух маклоринцев», — подумала она. Эти были наихудшими нарушителями, хотя макбейнцы тут мало им уступали.Мэган заметила свою госпожу. Она окликнула ее, но сообразила, что Джоанна ничего не может услышать в таком шуме, и прошла к ней через весь зал.— Разве вы не собираетесь ужинать, миледи? — спросила она.— Конечно, собираюсь.— Миледи, вы очень бледны. Хорошо ли вы себя чувствуете?— Прекрасно, — солгала Джоанна. Она глубоко вздохнула, пытаясь совладать с тошнотой. — Пожалуйста, принесите мне большую чашу. Толъко возьмите ту, которая уже потрескалась.— А для чего, миледи?— Я хочу ее разбить.Мэган подумала, что она плохо поняла слова хозяйки, и попросила объяснить, в чем дело. Но Джоанна покачала головой.— Вы все поймете довольно скоро, — добавила она. Мэган побежала в кухню, схватила с полки тяжелую фарфоровую чашу и поспешно вручила своей хозяйке.— Эта уже потрескалась, — произнесла она, — подойдет?Джоанна кивнула:— Станьте в сторону, Мэган. Сейчас брызнут осколки.— Как это?Джоанна окликнула ужинавших солдат. Она знала, что ее не расслышать в таком шуме, но полагала, что должна, по крайней мере, попробовать сначала приемы, приличествующие леди. Потом она попыталась привлечь к себе внимание, хлопая в ладоши. Наконец она засвистела. Ни один солдат даже не взглянул в ее сторону.Тогда она, подняв чашу над головой, швырнула ее через весь зал. Мэган громко охнула. Чаша стукнулась о каминную плиту и с грохотом разлетелась вдребезги.Эффект был такой, какого она и ожидала. Все в зале обернулись к ней, замолчали, недоуменно хлопая глазами, и она не могла не почувствовать огромного удовлетворения.— А теперь, когда я привлекла к себе ваше внимание, я дам вам несколько наставлений.Кое-кто открыл рот. Колум попробовал подняться. Она приказала ему оставаться там, где он сидит.— Вам захотелось бросить чашу? — это спросил Линдзи.— Да, — ответила она. — Пожалуйста, выслушайте меня. — Это мой дом, и поэтому я была бы вам признательна, если бы вы следовали моим указаниям. Первое и самое важное — никто из вас не должен начинать есть, покуда ваш лаэрд не сядет за стол и не будет обслужен. Ясно ли я выразилась?Большинство солдат кивнули. Некоторые из маклоринцев выглядели рассерженными. Она не обратила на это внимания. Колум, как она заметила, улыбался.— Но что, если наш лаэрд не пришел к ужину? — спросил Нилл.— Тогда подождите, пока за стол сядет ваша леди, и не начинайте есть, пока она не будет обслужена.На это замечание зал отозвался глухим ропотом. Джоанна призвала на помощь всю свою выдержку. Мужчины опять вернулись к своим тарелкам.— Я еще не закончила! — крикнула Джоанна. Ее голос опять тонул в шуме.— Мэган, принесите мне другую чашу!— Но миледи…— Пожалуйста.— Как вам угодно.Вскоре Мэган вручила своей хозяйке вторую чашу. Джоанна тут же швырнула ее о камин. Грохот снова привлек всеобщее внимание. Кое-кто из маклоринских солдат теперь глядел на нее насупившись. Она решила, что одна-две угрозы в этом случае кстати.— В следующий раз я брошу чашу уже не в камин, — заявила она. — Я брошу ее в ваши головы, если вы не будете слушать меня внимательно.— Мы хотим есть, миледи! — крикнул другой солдат.— А я хочу, чтобы вы сначала выслушали меня, — ответила она. — Слушайте же! Когда леди входит в комнату, мужчины должны вставать.— Вы оторвали нас от ужина, чтобы сообщить нам это? — крикнул Линдзи. Он сопроводил свои слова нервным смешком и подтолкнул локтем своего соседа.Она поставила руки на бедра и с расстановкой повторила свое требование. Затем она подождала. Ей доставило удовольствие видеть, как все солдаты наконец-то встали.Довольная, она улыбнулась:— Теперь вы можете сесть.— Но вы только что приказали нам встать, — пробурчал один маклоринец.Господи, как они глупы! Она постаралась скрыть свое раздражение:— Вы должны встать, когда леди входит, и можете сесть, когда она вам это позволит.— А что мы должны делать, если она входит, а потом тут же отсюда выходит?— Вы встаете, а потом садитесь.— Экая напасть, — заметил другой маклоринец.— Я собираюсь выучить вас хорошим манерам, даже если вы умрете от этого, — заявила она.Колум едва не расхохотался, но ее взгляд остановил его.— А зачем? — спросил Нилл. — На что нам нужны хорошие манеры?— Чтобы угодить мне, — твердо объяснила она. — И никто больше не должен рыгать за моим столом, — прибавила она.— Мы не должны рыгать? — изумленно переспросил Колум.— Нет, не должны! — ответила она, почти срываясь на крик. — А также производить любой другой грубый шум.— Но ведь это похвала, миледи, — пояснил Нилл. — Рыгание означает, что пища и питье хороши.— Если вам нравится предложенное угощение, вы можете просто сказать об этом вашему лаэрду, — продолжала поучать она. — И если уж речь зашла о пище, должна сказать, что я нахожу отвратительным то, что один из вас хватает куски из тарелки соседа. Этому следует положить конец.— Но, миледи… — начал Линдзи. Она оборвала его:— И еще вы не должны со всего маху чокаться кубками, когда произносите тосты, — добавила она. — Ваш эль разливается от этого по всему полу.— Но мы ведь делаем это специально, — пояснил Колум.Ее глаза расширились от удивления при таком признании. Нилл поторопился объяснить ей:— Когда мы чокаемся, мы должны увериться, что немного нашего эля пролилось в другой кубок. И если кто-то подмешает кому-то яду, то умрут все. Разве вы не видите, миледи? Мы делаем это, чтобы никто не совершил предательства.Она не могла поверить тому, что услышала. Неужели маклоринцы и макбейнцы настолько не доверяют друг другу?Маклоринцы тем временем опять повернулись к ней спинами. Джоанна была раздражена этой дерзостью. Они к тому же нарочно шумели еще громче, совершенно заглушая ее голос.— Мэган!— Несу, миледи!..Джоанна подняла над головой кувшин, повернулась к столу маклоринцев и только-только собралась метнуть его туда, как кто-то остановил ее руку. Она обернулась. За ней стоял Габриэль, рядом с ним Кит и отец Мак-Кечни.Она не имела ни малейшего представления о том, сколько времени они уже здесь стояли, но, судя по ошеломленному выражению лица священника, довольно долго.Она почувствовала, как ее лицо вспыхнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42