и пятилетняя Джессика, и она, Агнесса, они обе были совершенно беззащитны, ужасно хрупким казалось благополучие их мирка. Она не чувствовала поддержки человека, более сильного духом и телом, и не была уверена, что сумеет устоять перед натиском жизненных бурь, защитить Джессику и себя.В лавине забот и тревог Агнесса забывала о том, что ей всего двадцать три года, и она может, пожалуй, вновь обрести счастье и любовь.Филлис постоянно звала ее на прогулки, пикники и другие развлечения, устраиваемые поклонниками и друзьями. Пару раз Агнесса принимала приглашение, но никакого удовольствия не получила. Она не привыкла к шумным компаниям, знакомые Филлис не показались ей интересными, их шутки, разговоры и ухаживания выглядели неуклюже, да и они, как заметила Агнесса, не помышляли о серьезных отношениях с нею. Теперь она многое подмечала: недостаток образования, воспитания, ума, просто хороших человеческих качеств.А Филлис не переставала удивляться равнодушию подруги, тем более что сама считала: ничто не способно так поправить положение бедной девушки, изменить ее жизнь, как удачное замужество.Агнесса чувствовала, что изменилась, но не могла понять, в чем. Прошлое уже не держало ее так крепко, но и новое время еще не наступило, и она жила в ожидании неизвестно чего. Может быть, чуда?.. ГЛАВА III Смена заканчивалась. Агнесса вымыла последнюю тарелку, вытерла локтем потный лоб, устало разогнулась. Из отсыревших от пара стен мойки сочилась вода, потолок потемнел, казалось, набух от влаги, узкие матовые окошки почти не пропускали лучей солнца.Агнесса прошлепала по лужам в угол, где стояла швабра, и, взяв ее, принялась вытирать воду на полу. Кололо в боку, перехватывало дыхание, нестерпимо хотелось выйти на воздух — Агнесса то и дело останавливалась.— Что ты там застряла? — проворчала Вильгельмина. — Господи! Ничего поручить нельзя — еле ползает, растяпа!— Не нравится, как делаю я, делайте сами! — со злобой ответила Агнесса.— Погляди-ка, заговорила! Вот это да! — возмутилась толстуха.Агнесса молча швырнула швабру ей под ноги и вышла за дверь.— Шваброй бы да в зубы тебе, нахалка! — крикнула вслед Вильгельмина.— Оставь ее, — сказала одна из женщин, — ей сегодня с утра нездоровится.— Завела бы любовника — вмиг бы выздоровела! А то строит из себя недотрогу!— Может, и завела! Что она вам, докладывать будет? — озорно выкрикнула новая работница, Китти, бойкая девица лет двадцати.— Завела! Хо-хо! — откликнулась Вильгельмина, ловко вынимая посуду из сушилки. — То-то и видно: ходит как в воду опущенная со своим паршивым псом, видали вы такое?! Да еще еду таскает из ресторана!— Пусть таскает, жалко, что ли, объедков! — вмешалась соседка.— А то нет! Если каждая будет свору псов держать на ресторанных харчах, что же получится! Я говорю: завела бы любовника, больше бы пользы было! Хотя кому она нужна такая…— И за что ты ее не любишь? — удивлялись женщины.— Да она же чужая и мне, и всем вам, вот что! Видели бы вы ее руки, когда она пришла сюда: кожа точно белый шелк, ноготки, как зеркальца! А разговаривала как! Грамотная, не чета нам, темным. Барыня, да и только! Ясно, что грязной работы не видала. Теперь-то спесь с нее слетела, но не лежит у меня к ней душа — и все тут!— А если б она и завела кого-нибудь по твоему совету, разве бы ты перестала ее осуждать? — произнес кто-то.— Конечно, нет, не перестала бы! Потаскушки тоже не по мне! Вот если б у нее был муж…— А может, и был! — снова вмешалась Китти. — Вы-то откуда знаете?— Да всем известно: ее бросил любовник, когда узнал, что она беременна.— Это она сама вам сказала?— Не сама, но замужем-то она не была, это уж точно.— Что правда, то правда: она о себе ничего не рассказывает, — подтвердила соседка.— Вам расскажи, так вы пойдете языками чесать! — воскликнула Китти. — Слышала я сегодня, что вы болтали обо мне! Думаете, вышла из мойки, так и не слышу? Да я нарочно стояла под дверью!— Ну?! Что же мы такое говорили? — подбоченилась Вильгельмина.— То и говорили, сплетницы!..— До сплетен ли? — произнесла немолодая работница. — Нам бы с работой управиться…— Ничего, кое-кто найдет время!— Замолчи, девчонка! — напустилась на Китти Вильгельмина, но та с визгом осыпала противницу таким бешеным потоком слов, что толстуха, плюнув с досады, отошла подальше.Вскоре разговор прекратился. Утомленные женщины расходились поодиночке и парами, накинув ветхие жакеты, пряча ладони в карманы и рукава. Холодный ветер порывисто качал верхушки деревьев, завывал в темном небе, разгоняя по небу клочья бесноватых туч.На противоположной стороне дороги виднелась неподвижная фигура большой собаки, Керби.Китти, проходя по тротуару, махнула в сторону пса сумкой.— Пока, собачка!Но он даже не шелохнулся, продолжая глядеть на гаснущие окна ресторана.Агнесса сидела в пустом зале. Она уже несколько раз тайком пробиралась сюда в те вечера, когда на душе было особенно тяжело, чтобы хотя бы на четверть часа прикоснуться к тени потерянного мира, который она когда-то отвергла сама, даже не успев полюбить.Свечи потухли, смолкли звуки, зеркальные стены перестали отражать движения теней, и оттого пространство зала казалось почти до бесконечности огромным.На возвышении, окруженный золоченым убранством, стоял рояль: вокруг него еще будто витали обрывки легкомысленных мелодий.Агнесса чувствовала усталость, безмерную, какую-то вековую усталость; руки безвольно легли на клавиши, она думала, а пальцы двигались, и странная музыка казалась частью темноты, глубины зеркал и ночи.Сейчас она нуждалась в одиночестве, и голоса, неожиданно вторгшиеся в ткань мелодии, заставили ее вздрогнуть.Агнесса увидела свет в конторке управляющего, два силуэта на фоне портьер и перестала играть.— Слышите? — произнес мужской голос, хотя в зале уже стояла тишина.— Что такое? — второй мужчина, выходя из-за конторки с бутылкой коньяка в руке и двумя рюмками. — Нужно отметить наше соглашение, Хотсон (Агнесса узнала голос управляющего).— Неплохая мысль… Но вы слышали музыку?— Нет.— Я зажгу свечи.Чиркнула спичка — пламя осветило лицо замершей за роялем девушки.— О, вы приготовили мне сюрприз, Торн! — воскликнул гость.— Нет… Не понимаю, в чем, собственно, дело? Вы кто такая?Агнесса опустила крышку рояля и, торопливо извинившись, встала, чтобы уйти.Хотсон, однако, воспротивился.— Постойте, мисс. Вы можете продолжать игру. Надеюсь, вы не возражаете, Торн?Управляющий пожал плечами, разливая коньяк.— Вы из обслуги? — спросил он Агнессу. Девушка объяснила, кто она такая, и, еще раз извинившись, попыталась уйти, но гость вновь задержал ее.— Прошу вас, мисс, исполните что-нибудь. Если уж вы попали сюда…— Он улыбнулся. — Кстати, Торн, у вас образцовый ресторан: посудомойки играют на рояле. Хотя я несколько удивлен: такая изящная женщина могла бы выполнять и другую работу. Сыграйте же, мы просим вас!Торн слегка поморщился, а Агнесса покачала головой.— Я должна идти.Управляющий перевел взгляд с Хотсона на девушку.— Останься, — негромко произнес он. — Ничего тебе здесь не сделают.Агнессе не хотелось подчиняться этим людям, поэтому она нахмурилась и молчала.Хотсон улыбался. Агнесса взглянула на него: что-то неприятное было во внешности этого человека — жестковатая хитрость маленьких глаз или улыбка, обнажающая зубы, четыре из которых, по два снизу и сверху, сияли золотом; внимание непроизвольно приковывалось лишь к этим сверкающим квадратам.— Как вас зовут? — спросил он подчеркнуто ласково.— Агнесса Митчелл.— Останьтесь, мисс Митчелл! — настойчиво повторил он. — Садитесь за рояль, играйте!— Нет, мне пора домой.— Полно! Ничего страшного, если вы задержитесь на полчаса.— Ваше здоровье, Хотсон! — Торн поднял рюмку. — За наш общий успех!— Благодарю вас, — ответил Хотсон и обратился к Агнессе: — Вы удивительно серьезны, мисс Митчелл, вам нужно научиться улыбаться. Конечно, мы неправильно поступаем, задерживая вас…— Я могу идти?— Что ж, идите. Хотя жаль… За вас, должно быть, переживают родные?По спине Агнессы пробежала дрожь — так смотрел на нее Хотсон. Что-то в его взгляде пугало ее. Эти мужчины явно играли с нею, она не могла не чувствовать их снисходительной насмешки, за которой, однако, скрывалось — она угадывала — нечто другое.— Почему вас это интересует? — резко спросила она. Она думала, что Хотсон рассердится, но он опять улыбался.— Простите мою бестактность, мисс. Просто нам не хотелось, чтобы у вас были неприятности…— Меня ждет дочь.— Ах, вон оно что! — воскликнул Хотсон, вполне удовлетворенный ее ответом. — Тогда, конечно, идите скорее.Когда Агнесса ушла, Хотсон повернулся к Торну.— Вас удивляют мои низменные вкусы, не так ли?— Нет, почему же…— Да, вы знаете, — перебил Хотсон, — иногда очень неплохо бывает расслабиться в обществе такой вот девчонки! Если, разумеется, уверен, что об этом не станут болтать! — добавил он.— Понимаю. Нечто вроде десерта. Или скорее приправы к обильной закуске! — засмеялся управляющий.— Вот именно.Агнесса вернулась домой далеко за полночь. Недовольная соседка, не слушая извинений, быстро проговорила:— Девочку я уложила в твоей комнате. Наверное, она уже спит.И, понимающе оглядев Агнессу, захлопнула дверь. Джессика не спала: когда мать вошла в дом, кинулась к ней и, чуть не плача, схватила за руку.— Мамочка, где ты была?! Миссис Коплин сказала, что ты сегодня, может быть, не придешь. А я так боюсь одна!У Агнессы перехватило дыхание.— Что ты, Джесс, как я могла не прийти! Я задержалась на работе, меня не отпускали. Мы с Керби очень спешили. Ты же знаешь, я тебя никогда не оставлю одну! — говорила она, крепко прижав к себе девочку.— Мама, а миссис Коплин еще сказала: «Ты лежи тихо, кругом полно разбойников, они могут прийти и тебя забрать». Знаешь, как мне было страшно!— Не бойся, дорогая, она тебя обманула, здесь нет никаких разбойников. Спи спокойно. Завтра выходной день, я буду дома, мы пойдем гулять…— Она ласково гладила девочку по голове и успокаивала, пока та не заснула.На следующее утро они проснулись от щебета птиц за окошком. Было поздно, но Джессика не хотела вставать, и Агнесса, смеясь, запустила в нее подушкой, которая тут же полетела обратно и угодила в вылезавшего из-под кровати Керби. Тот, невзирая на окрик Агнессы, прыгнул прямо в постель к Джессике. Девочка с визгом зарылась под одеяло, Агнесса бросилась на выручку, но тут ножки кровати подломились, не выдержав, и все трое — Агнесса, Джессика и Керби — очутились на полу.Вдоволь нахохотавшись, как могли, починили кровать, навели в комнате порядок и стали собираться на прогулку.Агнесса надела на Джессику лучшее платье, новые туфли, причесала как можно красивее и отпустила во двор.— Подожди меня возле дома. Только не испачкайся, хорошо?Девочка убежала. Агнесса подошла к зеркалу, вынула шпильки из волос — темные пряди упали на плечи, скользнули вниз и покрыли ее фигуру почти до пояса. Агнесса медленно расчесывала их, склоняя голову набок; прикосновение, теплое и мягкое, успокаивало. Но вот расческа зацепилась, запуталась в волосах — Агнесса резким движением забросила их за спину.Она чувствовала себя неважно, вероятно, опять простудилась; в мойке было жарко, душно, а Агнесса, закончив работу, не раз выходила на улицу, где гулял ветер, шел дождь или снег. Однако она не решалась рисковать местом и даже совсем разбитая и больная наутро шла в ресторан.Агнесса вгляделась в свое отражение: она была больше похожа на отца, на Аманду — совсем чуть-чуть, пожалуй, только фигурой, которая за эти годы окончательно сформировалась. Агнесса видела, что стала привлекательнее, чем прежде, хотя женственный облик ее несколько портило и разрушало то выражение лица и глаз, что бывает свойственно людям, постоянно ведущим борьбу: внешнюю — за свою жизнь и куда более сложную, внутреннюю, — за самих себя.Возле дома Джессика беседовала с Керби. Она говорила с ним так, словно он понимал каждое ее слово, а Керби лениво слушал, глядя в сторону и изредка мигая темными глазами; его крупная морда казалась на редкость серьезной.Он давно уже не был игривым беспечным щенком, он вырос, стал еще более сильным, по-настоящему взрослым псом, но помнил все, что было в той, прошлой жизни его собачьего детства. Многое для него осталось непонятным, но самое главное пес уяснил для себя давно: он всегда следовал за Агнессой, а потом — и за этой неугомонной маленькой болтушкой, неизвестно откуда появившейся в их жизни.Джессика поговорила с собакой, потом, заметив соседку, миссис Коплин, направилась к ней.— Миссис Коплин! — позвала она. Женщина оглянулась.— Здравствуйте! — подошла поближе и, подняв голову так, чтобы видеть лицо соседки, сказала:— Вы мне вчера говорили, что меня разбойники заберут, а мама сказала, что вы обманываете, никаких разбойников тут нет. А обманывать некрасиво.Женщина удивилась.— Ишь ты какая! Самой от земли не видать, а уже взрослых учишь?! Далеко пойдешь!— Нет, не очень далеко, в парк, — простодушно отвечала девочка.— «В парк»! Скажи своей матери, пусть приходит домой вовремя, а то вовсе за тобой не буду смотреть!Неподалеку еще одна соседка развешивала белье.— Чья эта девочка, Сюзанна? — спросила она, натягивая веревку между деревьями.— Агнессы.— Это незаконная, что ли?— Да, она.— Гляди-ка, как выросла! — покачала головой соседка. — Давно я ее не видела.— Да, выросла. Уже старших учит.— А собака-то какая огромная! Ее ж на цепь надо!— Конечно, я говорила Агнессе.— А она?..— А что она! Отвечает, что собака добрая, не тронет никого, даже, мол, девчонку она слушается. А я считаю, мало ли что этому псу придет на ум? Девчонка-то что понимает! Собака и ей может голову оторвать. Да что о них говорить, у них там теснота такая, повернуться негде, а собаку на улицу выгнать не могут, в доме держат! Это ли не глупость?— Неправда это все! Керби хороший, он не кусается! — Слушавшая разговор Джессика вступилась за своего друга. В доказательство своих слов она положила ручку на морду пса. — Вот, видите?— Видим-видим! — вздохнула Сюзанна.Женщины пошептались немного и при появлении Агнессы замолкли. Она поздоровалась с ними, позвала Джессику, а Керби взяла на поводок.— Они про нас говорили, — тихонько произнесла Джессика, оглядываясь на женщин.— Пусть говорят! Посмотри лучше, какое солнце, как хорошо кругом!— Да… Мама, ой, смотри, травка! — Она отбежала в сторону, туда, где между каменных плит тротуара нежно зеленели ростки.Девочка осторожно потрогала их и повернула к матери радостное лицо.— Ее нельзя рвать, она еще маленькая, да, мама?— Да, доченька. Идем.Парк, небольшой, летом ухоженный, сейчас пребывал в весеннем беспорядке.Агнесса выбрала скамейку посуше и села. Джессика бегала по дорожкам, искала какие-то веточки, наклонялась к земле, щепочкой перегоняла воду из одной лужицы в другую, смеялась, что-то говорила сама себе вслух. Агнесса наблюдала за ней и думала о том, какое все-таки загадочное существо — ребенок. Немногие взрослые способны постичь, понять его мир. Но ведь тот, кто не помнит свое начало, жалок. Врата города закрылись, ключ утерян, и лишь не забывшие младенчества души своей могут парить над этим городом, взирая с высот с печальной улыбкой, благодаря за то, что это было в их жизни, и протестуя, потому что оно не повторится никогда.Агнесса раскрыла было книгу, но яркое солнце и ветер, ворошивший страницы, не давали сосредоточиться.Керби, устав сновать взад-вперед, обнюхивал еще голые, тонкие деревца.Воздух был наполнен неуловимым, необъяснимым и прекрасным запахом начала весны.По дорожке шла молодая женщина, а с нею — девочка, примерно одного возраста с Джессикой. Девочка катила перед собой игрушечную коляску, где сидели сразу три куклы.Незнакомка поравнялась со скамейкой Агнессы, остановилась и, подумав мгновение, присела на край, оправляя приятно шуршащее нарядное платье. Для того, чтобы оценить ее внешность, понадобился всего один взгляд, и Агнесса опустила глаза. Миловидное личико соседки полускрывала тень от модной шляпки, легкий шарфик, золотые украшения искусно дополняли со вкусом сшитый туалет. Маленькой рукой в изящной перчатке дама поправила волосы дочки и отпустила девочку играть.Нужны ли бриллиантам оправы? Простым камням не нужны — это точно. Агнессе стало стыдно за свою старую немодную одежду: платье из шотландки, выцветшие шляпу и жакет. Она посмотрела на свои руки, шершавые от работы. И вспомнила почему-то, как зимой первый раз колола дрова. Было холодно, слезинки замерзали на ветру… Раньше ей никогда не приходилось выполнять тяжелую работу, а теперь — давно уже — она таскала воду, дрова… Но страшнее было другое: она чувствовала себя неуютно и странно среди работниц ресторана, жителей своего квартала, точно птица, залетевшая в чужое гнездо. И вновь спрашивала себя: почему судьба выбрала именно ее, дала все это ей, за какие грехи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44