Она заметила его невеселый взгляд. За время ее болезни в Джеке произошли неуловимые перемены; какие, Агнесса не смогла бы сразу сказать. Он похудел, черты лица обозначились резче, и он держался так тихо, словно что-то на него давило или же он чего-то боялся.— Ты выглядишь очень утомленным, Джекки. Не нужно так много работать и волноваться за меня, ты должен подумать и о себе.— Ну что ты, Агнес! Я не особенно устаю. В ближайшее время я совершенно свободен и все время проведу с тобой.Странное стеклянное выражение мелькнуло в его глазах, и Агнесса подумала о том, что ему, верно, пришлось еще тяжелее, чем она думала.— Я очень люблю тебя, Джек, — тихо произнесла она, готовая расплакаться от слабости, от своих собственных чувств к этому человеку и преклонения перед его чувствами.— О, Агнес! — пробормотал он. — Любимая…— В том, как он посмотрел на нее сейчас, было что-то благодарственно-жертвенное. Их пальцы сплелись, и одновременно словно бы заново воскрешенно соединились сердца. Джек украдкой вздохнул: трудным оказалось произнести и услышать только первые слова.Агнесса попросила зеркало. Увидев свое бледное, исхудалое лицо, она вздрогнула и едва не расплакалась вновь, несмотря на поспешные заверения Джека в том, что она выглядит ничуть не хуже, чем прежде.Агнесса принялась расчесывать свои длинные каштановые волосы, прислонясь спиной к подушке и глядя в зеркало, которое держал Джек.— Вчера приходил доктор Энтони. Он сказал, что теперь непременно поставит тебя на йоги. Кризис миновал, Агнес, и ты скоро поправишься,— Мне надоело лежать, Джекки.— Я понимаю, Агнес, но вставать еще рано. Потерпи.— Мы сможем сразу уехать, как только я почувствую себя лучше?— Конечно! Золото у нас теперь есть, уедем, начнем новую жизнь, а обо всем, что здесь с нами случилось, забудем раз и навсегда! — Он старался говорить весело, но Агнесса сердцем чувствовала во всем происходящем непонятную фальшь. Однако она не могла ничего предположить и сказала только:— Как-то не верится, что у нас есть золото, мне все кажется, будто мы по-прежнему бедны— Да, — ответил Джек, — я, признаться, тоже не чувствую себя богатым. Наверное, оттого, что мы еще не привыкли, а потом, жизнь-то вроде бы и не изменилась: носим ту же одежду, живем в том же доме… Но скоро ты поверишь, когда я куплю тебе новые платья и туфли, и книги, и рояль, и… Все у тебя будет, — закончил он.Агнесса улыбнулась— У нас так много золота?Ее невинный вопрос пробудил у Джека сомнения, вероятно, появившиеся еще раньше.— Может быть… А может, и нет…Агнесса ласково дотронулась до его руки— Потом, когда наша жизнь наладится, тебе обязательно надо учиться, Джекки!Он усмехнулся— Поздновато, наверное.— Вовсе нет! У тебя прекрасная память, ты так быстро схватываешь все! Ты сумеешь многого добиться за короткий срок, я уверена в этом. И я помогу тебе. Главное, чтобы ты захотел!— Я хочу, — сказал он. — Правда хочу! Я сделаю все, что ты скажешь, я стану таким, как ты хочешь! Иначе, — он улыбнулся, — быть может, ты когда-нибудь разлюбишь меня!— Ты очень хороший, Джекки, очень. И я никогда-никогда не смогу тебя разлюбить! — с нежностью глядя на него, серьезно и искренне сказала Агнесса.— Если бы… а если бы ты вдруг потеряла меня? — спросил он уже с иной, болезненной, улыбкой.— Нет! — Ее потускневшим от болезни глазам вмиг вернулся прежний яркий цвет утренней листвы — Тогда моя жизнь превратилась бы в одни только слезы!— Ты меня не потеряешь, клянись, ты меня не потеряешь! — повторял Джек, обнимая ее; сквозь тонкую сорочку он чувствовал ее выступающие ребра. — Всегда будем живы и всегда будем друг друга любить Правда, маленькая?— Всегда, Джекки, всегда!На обещанную Кинроем вечеринку стекались приглашенные члены шайки, их девицы, некоторые из знакомых Кинроя по прииску, а также приятели Дэвида, Фрэнка, Линна и Руди опять же с красотками, прихваченными по пути. Эти празднества удачи устраивались довольно часто Кинрой в таких случаях никогда не скупился.Собирапись в большой комнате за длинным столом, располагались по-хозяйски, как дома. Кинрой пошел встретить только Гейл. Она появилась вовремя, и он повел ее в дом, тая гордую усмешку — не каждый мог похвастать такой подругой, у остальных были красотки проще и подурней, чем знаменитая королева приискаГейл была в фиолетовом платье из тонкой шерсти с черной отделкой и в жакете из хорошего сукна, черном, с меховой коричневой оторочкой Ноги ее в низких ботинках и тонких чулках замерзли, и она села поближе к камину. Кинрой удалится, а Гейл от скуки принялась разглядывать помещение и гостей.Она высматривала знакомых и, увидев Генри, кивнула ему. Он оставил двух своих спутниц и подошел к Гейл.— Мое почтение, мисс Маккензи — Генри вежливо поклонился. Его хитроватые глаза улыбались.— Привет Что это с тобой за дамы? — с насмешкой проговорила она.Генри оглянулся.— Сам не знаю. Я получит их при входе.Гейл засмеялась Вид Генри, как всегда выхоленного, одетого и державшеюся подчеркнуто независимо, пробудил в ней тоску по утраченным временам и — что было важнее — вселил надежду на перемены. Перед нею словно забрезжил слабый свет освобождения «По крайней мере он единственный здесь, кто понимает, чего стоит все это восхваляемое Кинроем барахло праздники, развлечения, закуски, тряпки, выпивка и люди», — подумала она и сказала:— Не уходи. Хочу поболтать с тобой. Не возражаешь, надеюсь?— Разумеется, нет, — ответил Генри, присаживаясь рядом. — Признаться, мисс Маккензи, я польщен.— Забавно.— Как поживаете, чем занимаетесь?— Получаю подарки, — с иронией отвечала она.— Так я и думал. И все хорошеете!— Да? Ну и ты, — она окинула его оценивающим взглядом, — ничего! Тебе не здесь место, Генри, с твоим-то желанием и умением следить за собой!Он сладко улыбнулся.— Мне приятно это слышать. То же можно сказать и о вас.Гейл оглянулась и, понизив голос, так что разговор приобрел более интимный характер, спросила:— Ну и как ты поживаешь?— Отлично!— Неужели? — усомнилась она.— А что?Гейл рассмеялась.— Ничего. Знаю я, как Кинрой загребает золото. Твой доход — брызги большой волны!Генри чуть заметно поморщился: замечание Гейл попало в цель.— Что из этого следует? — спросил он с напускным равнодушием.— То, что ты вряд ли можешь быть доволен. Я тебя знаю.— Я вас — тоже, — в свою очередь заметил Генри. — Что вам мой доход? Если Кинрой берет себе лучшую долю, то и вам, надо думать, достается немало!Гейл, досадливо прикусив губу, слегка мотнула головой.Генри удивился.— Неужели нет? Для такой женщины лично я бы не пожалел ничего! — Он пристально посмотрел на ее шею и полуоткрытые белые плечи. — Не знал я, что Кинрой обижает вас, — добавил он, заинтересовавшись разговором; нутром он чувствовал, что это не просто жалоба и желание с кем-то поделиться проблемами, а несравненно большее, — так хищник чует верную добычу.Гейл злобно молчала, но потом не выдержала:— Я его ненавижу!Генри опять улыбнулся.— О, мисс Маккензи, зря вы говорите об этом мне! Я человек нехороший: захочу и продам!— Не пытайся меня поймать, это излишне. Мои карты перед тобой.— Я не шучу.— И мне не до шуток! А что касается Кинроя, то ты сам готов придушить его из-за золота. Будто я не знаю!— Вы слишком много знаете! — Генри недобро рассмеялся. — Может, поговорим прямо? Чего вы хотите?Она переменила тон разговора и сказала твердо:— Хочу уехать отсюда. Хочу быть богатой и не зависеть ни от кого. Кинрой не дурак, он не очень-то щедр — знает, что, получив золото, я сбегу прочь! О, если бы кто-нибудь помог мне от него избавиться!— У вас есть план? Что вы можете предложить?— У меня есть план, — заверила Гейл. — Не беспокойся, Генри.— Так в чем же дело? Действуйте!— Я? — удивилась Гейл. — Что я могу? У меня нет ни друзей, ни надежных знакомых… Вот у тебя полно приятелей! Даже чуть ли не в полиции, — как бы невзначай добавила она.— Это не приятели, — осторожно произнес Генри. — Тут отношения деловые.— Все равно!— Нет, — возразил Генри, — надо хорошо заплатить.— Заплати. А я заплачу тебе.— Это вы бросьте! — Генри рассмеялся, глядя на нее горящими, жадными глазами. — Какая плата с красивой женщины?Гейл ободряюще улыбнулась.— Вы хотите избавиться от Кинроя? — спросил Генри. — Вы его боитесь? Что, он не отпустит вас?..Гейл повторила:— Я его ненавижу!— Ходят слухи, что у Кинроя имеется порядочный запас золота. Только вот где?..— Не знаю. Можно попробовать выведать…— Как?— Обманом, подкупом, хитростью — как угодно!— Этого я на себя не возьму.— Это моя часть дела, моя половина. Уничтожить бы эту шайку вместе с мистером Клейном, во главе с ним — и у тебя будет золото! Я достану его! Я сумею!Генри снова окинул ее откровенным взглядом.— Вы красивы, мисс Маккензи, очень красивы. И не свободны. Жаль.Гейл деланно улыбнулась.— От клятвы, данной Кинрою, я считаю себя свободной. Он не оправдал моих надежд!— Найдите того, кто оправдает, — вкрадчиво произнес Генри.— О нет! — Гейл расхохоталась. — Довольно! Только дела, и не более того! И что касается тебя, Генри, то скажу откровенно: ты слишком молод!Генри капризно поджал губы; в этот момент он и в самом деле выглядел мальчишкой.— Да, молод, — обиженно произнес он, — но жизнь знаю не меньше вашего. И золота вам отвалю столько, сколько не видели даже во сне, дайте только срок!Гейл пожала плечами.— При чем здесь золото?.. Не надо устраивать торги, — и, заметив Кинроя, быстро проговорила: — Ладно, Генри, я разыщу тебя на следующей неделе — мы еще потолкуем.Вернулся Кинрой, занял место возле своей подружки, и веселье продолжилось.Гейл скучала. Она мечтала о красноватом полумраке дорогого уютного ресторанчика, об отделанном бархатом отдельном кабинете, где бы она… Но с кем, с кем?.. Рядом девицы кокетничали с кавалерами; одна из них, вертлявая хохотушка, вывела из себя Гейл кривлянием так, что получила под столом хорошего пинка.— Вы что, с ума сошли? Что я вам сделала? — так и подпрыгнула на месте.— Не верещи, — солидно произнесла Гейл, откидываясь на спинку стула.Девушка возмущенно фыркнула, но возражать не решилась.Гейл между тем опять приуныла. Ей было нерадостно здесь. Кругом стоял гвалт, не обошлось без потасовок и ругани. Сидящий слева от Кинроя Фрэнк от полноты чувств грохнул кулаком по столу — бутылки подпрыгнули, и девицы захохотали в восторге.Кинрой обнимал Гейл, время от времени целуя ее в полуобнаженное плечо.— Ты здесь лучше всех! Да ты везде лучше всех! — заявил он. — И у меня есть для тебя подарок.— В честь чего это?— За красоту. Возьми. — И надел ей на руку браслет из темного металла с вкрапленными в него сиреневыми камешками. Гейл полюбовалась их мерцанием и посмотрела на Кинроя.— Спасибо. Интересно бы только узнать, чью прелестную ручку он прежде украшал?Кинрой брезгливо поморщился.— Нет. Я купил его. Не веришь — спроси у Линна, он был со мной.— Верю, верю. А Линн теперь твой помощник, да? И ты ему полностью доверяешь?— Я не такой, как ты. Кое-кому все-таки доверяю.— Понятно.Кинрой, глядя на нее, снисходительно улыбнулся. Налил рюмку, неторопливо выпил, после чего его посетила новая мысль.— Слушай, девочка, — обратился он к Гейл, — станцуй-ка нам! Давно ты нас не развлекала!— Вот еще! Стану я выплясывать перед этими… Сам развлекай!— Ну, ты — произнес он с легкой угрозой. — Это мои друзья!— «Друзья»! — презрительно повторила Гейл. — Нож да бутылка — вот твои друзья!— Значит, не хочешь?..— Нет! — отрезала она и отвернулась.Ей опротивели окружающие с их тупыми лицами и хриплыми голосами; случайно попав в разлитый на столе виски, она брезгливо вздрогнула и отодвинулась. Потом налила себе вина. Ей смертельно хотелось забыться, уйти от окружающего мира, который она начинала ненавидеть.— Знаешь, что? — сказала она вдруг Кинрою. — Я передумала, я станцую, если хочешь, прямо сейчас!Кинрой без лишних слов смахнул со стола все, что мешало.На пол со страшным грохотом полетела посуда, девицы опять завизжали, не то возмущенно, не то радостно. Дэвид попытался хотя бы что-нибудь спасти, но постом махнул рукой.— Пропади все пропадом!— Замолчите все! — крикнул Кинрой, — Гейл станцует для нас!Он, пошатываясь, встал с намерением помочь ей подняться, но она легко вспрыгнула на очищенный стол, прошлась по нему и остановилась посередине. Все дружно зааплодировали.Гейл небрежным жестом подобрала подол платья, выставила вперед узкий носок ботинка и с улыбкой обвела взглядом присутствующих. Поднятые наверх волосы черным куполом венчали ее голову, всю высокую стройную фигуру, глаза — сейчас цвета беззвездной ночи смотрели холодно. Наступила тишина, замолкли даже самые неугомонные; взгляды, мутные и светлые, завистливые и восхищенные, были устремлены на подружку Кинроя.Гейл выждала минуту и сказала негромко:— А ну, что-нибудь веселенькое!По комнате пронесся шумок, потом кто-то завел песню, которую тут же подхватили девицы, и вскоре вся компания с азартом выкрикивала незамысловатый припев.Движения Гейл вполне соответствовали характеру песни, вызывающий танец ее прошел под бурю аплодисментов и выкриков гостей.Закончив танцевать, Гейл разбежалась и прыгнула в объятия столпившихся вокруг стола мужчин; она скрылась в толпе, но через миг была вознесена на руках почти до потолка, откуда с хохотом посылала воздушные поцелуи.— Выпьем за лучшую девушку! За несравненную Гейл! — кричали приближенные Кинроя.— Подумаешь! — с обидой проворчала одна из девиц. — Если б я была любовницей Кинроя, меня тоже считали бы лучшей!— Моя королева! — в восторге воскликнул Кинрой, привлекая к себе Гейл.— Королева! — прошептала она тихо и злобно.— Ничего, красавица, когда-нибудь ты будешь богата!Она усмехнулась.— Конечно!Празднество закончилась под утро. Тот, кто способен был передвигаться, ушел; большинство осталось ночевать здесь же, вольготно расположившись на полу.Гейл лежала у себя дома в полусне, и последней мыслью ее была мысль о Генри, о том плане, который поможет ей обрести желанное богатство, а значит, свободу — два неразрывных блага, мечту о которых она лелеяла всю свою жизнь.Агнесса быстро поправлялась. Спустя неделю ей позволили понемногу вставать, но она была еще слаба и почти весь день проводила в постели: читала, болтала с Джеком, когда он был дома, и безукоризненно выполняла назначения доктора Энтони, который в свое последнее посещение заявил, что если так пойдет и дальше, то скоро Агнесса будет совсем здорова.Теперь у нее были нужные лекарства, а из продуктов все самое лучшее, что только можно было достать на прииске.Выезды Джека с компанией Кинроя продолжались — о том Агнесса не знала ничего. Уехал он и сегодня, сказав, что идет работать на прииск. Он не знал, что за болезнь овладела им: странное безумство, когда награбленного золота все время кажется мало, когда все большие и большие блага сулит наполнявшийся мешок, когда, однажды переступив, он вдруг сумел побороть угрызения совести и повторить то, что считал мерзким, отвратительным злом. Он научился забывать о своих преступлениях. И — удивительное дело — меньше всего мучился в присутствии Агнессы; тогда мрачное наваждение, казалось, исчезало, и возвращалась прежняя жизнь, в которой он не совершал столь тяжких грехов, где было ценно только то, что было ценно по-настоящему: любовь и доброта.Но сейчас он опять был в другом мире; всадники двигались по равнине след в след, возглавлял их Кинрой, позади, как всегда, ехал Генри.Снег валил хлопьями, и в нескончаемом просторе слышался равномерный, непонятный звон, казавшийся частью тишины. Джек оглянулся: ничего не было видно, только снег кругом, снег под копытами лошадей, снег в небе… И подумалось ему, будто ничего нигде и нет, и не было никогда, только пустое пространство и он, Джек, а все остальное — лишь в мыслях, и можно пройти сотни миль, но вокруг будут лишь снега и звенящая тишина, а внутри — сумрак души и забвение чувств, всех, кроме гнетущей тяжелой тревоги.— Кто-нибудь скажет, наконец, куда мы едем? — злобно произнес он, поворачиваясь к Дэвиду.— Скажет! — ответил тот. — Сегодня мы выслеживаем дилижанс с пассажирами, хотим их немножко…— Закончить он не успел: раздались повелительные возгласы Кинроя.Всадники въехали в лесок и слезли с коней.— Руди! Пойдешь к дороге, а мы подождем тут, — распорядился Кинрой. — Да смотри, не прозевай!Сказав это, он взял лошадь под уздцы и отошел в сторону. Но Руди не двигался с места.— Ты что это? — удивился Кинрой.— А то! — отрезал тот. — Возьму и не пойду!— То есть как это не пойдешь!— Да так! Не пойду — и все тут! — взъярился Руди и, памятуя свою обиду, добавил с отчаянием, уничтожавшим остатки страха: — Все равно ничего не получу! Всякий раз так…— Он взглянул на Генри. — Иные прохлаждаются, как на прогулочке, а имеют больше моего!— Это ты мне? — с холодным спокойствием произнес Генри. — Мне?.. Я виноват, что тебе мало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44