— Ещё в детстве разбирал заводные игрушки по винтикам, чтобы понять, как они движутся, копался в них, пока загадка их движения не переставала быть тайной.
— Вот-вот! — поддакнул Юрий Петрович. — Ты для меня тоже — загадка. Предупреждаю: учиться на первых порах будет нелегко. Неужели и нынче не напишешь письмецо своей матери?
— Заявить сейчас о себе, значит — просить помощи, — сказал Олег.
— На это, разумеется, ты не пойдёшь, — продолжил его мысль Добровольский.
— Разумеется, не пойду, — ответил Олег. Сменил тему разговора: — Коллекционер я был заядлый. Когда то увлекался гербариями растений, минералами, этикетками спичечных коробок. Пустяки, конечно.
— Я всю жизнь коллекционирую книги, — сказал Добровольский, здороваясь кивком головы с каким-то прохожим. — Как у тебя с общежитием?
— Все нормально, — ответил Олег.
— Видишь ту особу? — вдруг спросил Юрий Петрович, останавливаясь и показывая глазами на девушку, которая стояла на другой стороне улицы возле витрины кинотеатра и просматривала афиши. — Нынче закончила наш институт. Нравится? Хочешь, познакомлю.
— Сейчас не до этого, — сказал Олег.
— Вот как раз это надо делать в первую очередь, а всё остальное потом. Марину не встречал?
— Нет.
— Пойдём, познакомлю с Инночкой. С ней забудешь не только свою Марину, но и все на свете.
— Не надо! — испуганно воскликнул Олег. — Сейчас не надо.
— Напрасно, — продолжал Юрий Петрович. — Смотри какая роскошь. Один мой знакомый художник увидел её и воскликнул: «Эврика!» Хотел сдуру предложить ей стать натурщицей. Я еле уговорил его оставить эту затею.
— Да, она ничего, — согласился Олег, улыбаясь. — Только вот рост, габариты. На весах, пожалуй, двоих перетянет.
— Но ведь и ты двоих стоишь, — сказал Юрий Петрович, ткнув маленьким кулачком в плечо Олегу и шутя Добавил: — Будешь моим телохранителем.
— Согласен, — с улыбкой ответил Олег. — За тебя постою, будь спокоен.
— Я не сомневаюсь, — сказал Юрий Петрович и кивнул головой в сторону Инны Борзенко. — Всё-таки, подумай…
— Не стоит, — ответил Олег и взглянул на Инну. В этот момент она обернулась и увидела их.
— Хочу с ней поговорить, — сказал Юрий Петрович. — Давно не видел.
— Я пойду в общежитие, — сказал Олег.
— Будь здоров, — Юрий Петрович пожал на прощание руку. — Завтра встретимся на лекции.
Они расстались. Олег пошёл в обратную сторону, Юрий Петрович — к своей знакомой.
… Начались занятия. Юрий Петрович читал лекции быстро. Студенты еле успевали разминать пальцы, натруженные от авторучек. Олег сказал Юрию Петровичу, что трудно сразу понимать и записывать то, что он говорит.
— Сейчас пока записывай, — сказал Добровольский. — На практических занятиях будете решать задачи, и всё поймёшь.
Олег признался, что начертательная геометрия особенно трудно усваивается.
— В первые дни это естественно, — сказал Юрий Петрович. — Эту науку сначала все студенты, даже самые способные, не могут понять. Сейчас пусть она не волнует тебя. Сейчас возьми на прицел что-нибудь полегче. Секрет успеха в том, чтобы в какой-то момент направить свои усилия в одном направлении. Об этом я уже говорил тебе.
Олег утвердительно кивнул головой.
— У горцев Кавказа есть любопытная притча, — продолжал Юрий Петрович. — Горец искал саклю духов. По преданию, кто побывает в этой сакле и победит двуглавого орла, того аллах вознаградит всеми благами. На пути горец встретил ущелье, в котором бурлил горный поток. За ущельем — гора. На вершине горы — сакля духов. Попасть туда можно было только по одному из канатов — они натянуты между столбами и саклей. Канатов много, на выбор. И горец стал пытать счастье… Эту притчу не вредно хорошенько усвоить и тебе, если хочешь добиться чего-нибудь в жизни или надумаешь посвятить себя науке. Итак, вообрази на минуту, что любая наука — канат, натянутый через ущелье между столбом и вершиной горы, и что к вершинам науки, или условно — к сакле духов, — нет иного пути, кроме как по канату. Но сначала нужно забраться на столб то есть твёрдо усвоить азы, а потом уже двигаться по канату к горе. Столбы бывают разные, к каждому надо приноровиться. По математике у тебя неплохая подготовка. С неё и начни. Сам почувствуешь, когда схватишься за канат. Лекции мои покажутся легче букваря. Тут сразу переключайся на другой столб — допустим, столб физики. Тренируйся на нём, пока не достигнешь каната. Потом — химия. И так далее.
Олег внимательно выслушал Юрия Петровича. Лицо его стало озабоченным.
— А бывает, наверное, что кто-нибудь падает с каната в реку, — сказал он.
— Бывает, — ответил Добровольский с улыбкой. — Обычно это люди сильные, они выплывают и снова делают попытки, а слабый и на столб не залезет.
— Я буду делать так, как советуешь, — сказал Олег.
— Попытайся, — сказал Добровольский, — но помни: учёба — настоящий фронт. На одном направлении надо наносить главный удар, на других — вспомогательные. Так что, занявшись главным образом одним предметом, не упускай, конечно, из виду и другие. Тут, возможно, потребуются последние резервы — ночи и воскресные дни…
— Повоюем, — произнёс Олег спокойно-деловитым тоном и усмехнулся: — А предложенную тобой операцию можно назвать «кровь из носу…»
— Мудро, — подхватил Юрий Петрович. — У тебя какое звание?
— Гвардии сержант.
— Теперь ты не сержант, — Юрий Петрович сделал паузу и, улыбнувшись, добавил: — Теперь ты главнокомандующий над самим собой.
XXIII
Приятельские отношения между Осинцевым и Добровольским крепли день ото дня. Как-то раз в перерыве между лекциями они вышли из аудитории в коридор, беседуя о делах. Вдруг Юрий Петрович дёрнул Олега за рукав:
— Чуть не забыл! На кафедре технологии нужен младший лаборант. Я рекомендовал тебя.
— А что это за работа? — поинтересовался Олег. (Он был не против где-нибудь подрабатывать, чтобы обеспечить жизнь. Так делали многие студенты, кто не имел материальной поддержки). — Для меня подходящая?
— Самая подходящая, — ответил Добровольский. — Ты учишься в первую смену, а туда надо приходить после обеда. Делать особенно нечего — сиди на месте, и вся работа.
— Я не представляю обязанностей лаборанта. Объясни подробнее, — попросил Олег.
— Что тут объяснять! — воскликнул Добровольский, разводя руками. Он остановился и, повернувшись к Осинцеву, спросил: — Обязанности милиционера представляешь?
— Конечно.
— Лаборант, грубо говоря, тот же самый квартальный. Прежде всего он должен следить за порядком на кафедре. Ну и, разумеется, выполнять разные поручения зав. кафедрой и преподавателей.
— Трудовой стаж по этой части с меня не спросят?
— Я о тебе все сказал, как есть, — Юрий Петрович взял Осинцева за борт пиджака и, водя пальцами вверх-вниз, продолжал: — Младшему лаборанту необязательно быть специалистом. Да и какой технолог пойдёт на такую ставку? Дело ещё не в этом. Профессор очень щепетилен и не хочет брать на кафедру кого попало. А как только я сказал, что ты и есть тот самый солдат, который отличился в Афганистане, он и спрашивать больше ни о чём не стал. Сразу согласился.
— Я один буду работать?
— Есть ещё старший лаборант. Он будет приходить с утра, а ты — после обеда.
— Вдруг не справлюсь, — забеспокоился Олег. — Из меня технолог, как из попугая — оратор.
— Справишься, — ободряюще сказал Юрий Петрович. — Ты недавно говорил, что ещё в детстве увлекался механизмами.
— Я увлекался игрушками, а не станками, — пояснил Олег. — Слишком разные вещи.
— Вот видишь, — подхватил Юрий Петрович. — Знаешь разницу между игрушкой и станком. Потолкаться на этой кафедре весьма полезно. Кое-что почерпнёшь. Позднее, когда вам будут читать курс технологии, все пригодится.
… Работа действительно оказалась нетрудной и пришлась по душе Олегу. Он быстро осваивался в новой обстановке, и как когда-то в кочегарке, в первый день ощупывал и просматривал образцы, плакаты, запоминал, что где должно лежать, и уже на другой день безошибочно подобрал для преподавателя по его просьбе то, что ему нужно было захватить с собой на лекцию. Единственное неудобство, которое испытывал Олег, было в том, что времени между лекциями и работой в обрез. После лекций не всегда успевал пообедать. Бежал сразу на кафедру технологии. Но скоро приспособился и уже наперёд знал, когда надо запастись бутербродами.
По совету Добровольского основательно взялся сначала за математику. За помощью к Юрию Петровичу обращался редко, только в тех случаях, если никак не мог решить какие-нибудь задачи. Беседовали обычно у него на кафедре. Олег начинал с того, что показывал всякие варианты решения головоломок.
— И похулить грешно и хвалить не за что, — сказал Добровольский как-то раз, просматривая исписанные листы. — Это что у тебя?
— Новый способ пробовал.
— Ну, рассказывай, что за способ.
Осинцев стал рассказывать. Юрий Петрович пристально смотрел в лицо ему и вдруг прервал:
— В точности как у вятских: «Воду толчёшь? — Толку. — А пыль идёт? — Нет. — Толки ещё!»
Олег почесал в затылке.
— Я уже всяко пробовал, — оправдывался он. — Хоть убей, не могу понять, в чём дело.
— Не огорчайся, — сказал Юрий Петрович. — Ошибся, что ушибся — вперёд наука. Смотри, как надо… — и объяснил ошибку.
Олег не хотел оставить о себе плохое впечатление и показал очень трудную, по его мнению задачу, которую довёл сам.
Юрий Петрович, просмотрев решение, сказал:
— Правильно. Но есть путь короче. Без всяких этих линий.
— А мне показалось заманчиво с дополнительными построениями.
— Эту формулу знаешь? — Спросил Юрий Петрович и написал формулу. — Она для чего существует?
Олег сообразил, куда её нужно подставить, взял карандаш и моментально довёл решение более коротким путём.
— Готово, — сказал он, обращаясь к Юрию Петровичу, который, чихнув с наслаждением, вытирал платком губы. — Ответ сходится. Но ведь способ не так важен. Важен результат.
— Напрасно так думаешь, — возразил Юрий Петрович, заталкивая в карман платок. — За такую философию я бью. И бью крепко.
Олег в недоумении поднял брови.
— Освоишь правильные способы, остальное придёт само собой, — пояснил Добровольский и вдруг заявил неожиданно: — Кажется, ты близко у цели. Неплохо усвоил идею столбов и канатов. Я не сомневался в твоих способностях, но не думал, что ты так быстро, как кошка, будешь карабкаться по столбу…
На кафедру вошёл мужчина с портфелем. Совершенно седой и с черным, как у негра, лицом. Следом за ним — два студента. Олег закрыл тетрадь и поблагодарил Юрия Петровича за помощь.
Последние слова подействовали на Осинцева ободряюще. Он почувствовал себя увереннее. Прибавилось энтузиазма. Старательный, словно бобр в сезон своей бобриной страды, когда готовит жилище к зиме и выносливый, как верблюд, он не знал усталости. Работал днём и ночью. Нередко по 18 — 20 часов в сутки. Студенты, которые жили с ним в общежитии в одной комнате, не видели, чтобы он отдыхал. Они не видели, когда он спал. Как бы поздно ночью не появились и рано утром не вставали, всегда он сидел за столом, шелестел страницами учебников. Читал и писал. Тёр пальцами лоб и глаза и снова читал и писал. На столе всегда стакан крепкого чая. Осинцев любил крепкий час с сахаром и сдобной булкой. Пил чай и снова работал.
Упорный труд принёс свои плоды. Осинцев вошёл во вкус. Упражняясь в задачах с замысловатыми фигурами и доводя их до конца одну за другой, он испытывал азартное удовлетворение, подобное тому, какое испытывает, войдя во вкус, новичок в рыбной ловле, когда начинается хороший клёв. Добровольского на лекциях стал понимать с полуслова. Вскоре отличился и на практических занятиях. С примерами, которые предлагались студентам в дни контрольных работ, справлялся быстрее всех.
За неделю до начала зимней сессии произошло странное событие. Это событие было приятно Олегу. Но случилось так неожиданно, что сначала не столько обрадовало, сколько удивило его.
Осинцев иногда заглядывал в читальный зал библиотеки. Просматривал свежие газеты и журналы, чтобы не отстать от жизни. Не часто позволял себе такое удовольствие, и уж если позволял, то как говорится, крутил на всю катушку. Соберёт у библиотекаря почти всё, что у него осталось, обязательно спросит «Известия», «Неделю», «Знание-сила», «За рубежом», «Вокруг света», «Крокодил» — свои любимые издания. И пока все не просмотрит, не оторвётся. Эта черта, наверно, передалась ему по наследству от деда Иллариона Васильевича. Тот точно такой же. Редко топит свою баню, почерневшую от времени и копоти, но уж если доберётся, то парится и моется до цвета раскалённого железа. Не попустится, пока не выстудит весь пар и пока есть в котле вода.
В тот день Олег читал международные заметки в «Известиях» и увлёкся настолько, что не заметил, как к нему подсел Добровольский. Поздоровались.
— За что сердишься на меня? — спросил Юрий Петрович.
Олег от удивления раскрыл рот.
— Я, сержусь? — спросил он.
— Почему не ходишь ко мне на консультацию?
— Вот в чём дело! — улыбнулся Олег. Девушка, сидевшая по соседству, сделала им замечание, чтобы разговаривали потише.
— Мешаем, — сказал Добровольский. — Выйдем на минутку.
Они вышли на лестничную площадку.
— Я не сержусь, просто не нуждаюсь в консультациях, — сказал Олег. — Сейчас сам решаю все задачи.
— Неужели?
— Честное слово. Контрольные работы по математике делаю быстрее всех в группе. Канат в моих руках. Тот самый канат, о котором ты говорил в сказке о горцах.
— Если держишься всё время за него, то это бессмысленно. Воду варить, вода и будет.
— Я следом же занялся начертательной геометрией, — сказал Олег.
— Правильно, — поддакнул Юрий Петрович.
— Представь себе, — продолжал Осинцев, — стоило мне взяться за неё по-настоящему, внимательно, очень внимательно прочитать учебник с первой страницы, включая предисловие, я через три дня раскусил этот предмет. И сейчас считаю его самым лёгким, несмотря на то, что вначале он казался самым трудным. Помню тот вечер, когда почувствовал, что схватился ещё за один канат. От возбуждения не спал всю ночь. Закрою глаза, а в голове гвоздём сидит чертёж с системой координат, всякие комбинации из линий и точек… Тогда я не раз вспомнил тебя добрым словом. — Олег улыбнулся и прибавил искренне, от всей души: — Уважаю тебя, Петрович, как никого на свете. Честное слово!
— Ну-ну! Слишком большое уважение — подозрительно, — сказал Юрий Петрович. — Сейчас чем занимаешься?
— Кажется, доканал уже физику, — ответил Олег. — На днях примусь за химию.
— Я что-то не очень верю насчёт математики, — сказал Добровольский. — Пойдём ко мне на кафедру. Я дам тебе задачу.
— Прямо сейчас? — удивился Олег.
— А что испугался? — спросил Добровольский.
— Пошли! — Олег вернулся в зал, решительно свернул газету, захлопнул журнал «Знание — сила». — Я только сдам все это хозяйство, — сказал он, подходя к окошечку.
Пришли на кафедру. Юрий Петрович достал из письменного стола папку и долго рылся в ней. Нашёл листок, на котором было условие задачи, и подал его Олегу.
— Сейчас я иду на лекцию, — сказал Юрий Петрович. — Если за два часа решишь задачу, я поверю всему, что ты сказал.
— А она по программе этого семестра? — спросил Олег.
— Разумеется.
— Тогда через пятнадцать минут будет готова.
— Не спеши языком.
Добровольский ушёл. Осинцев положил перед собой лист бумаги, вынул из кармана авторучку и сосредоточился…
Прошло два часа. Дали звонок с лекции. На кафедру вошёл Добровольский. Олег, подперев ладонью лоб и согнувшись над столом, быстро писал.
— Как дела? — спросил Юрий Петрович, улыбаясь.
— Сейчас, проверяю ответ, — угрюмо бросил Олег, не поднимая головы.
— Двух-то часов оказалось мало. А говорил — пятнадцать минут хватит.
— Вот и готово, — с облегчением вздохнул Олег. Подал Добровольскому исписанные листы.
Юрий Петрович пробежал глазами решение.
— Всё верно. Молодец.
Олег, широко улыбаясь, расправил плечи и погладил ладонью грудь и живот, как после сытного обеда.
— С математикой всё ясно, — сказал Юрий Петрович, положив на стол решение задачи. — Давай-ка поговорим о начертательной геометрии. — Он выдвинул ящик стола и достал свёрток ватмана. — Так ты не против?
— Пожалуйста, — сказал Олег.
Юрий Петрович развернул ватман и приколол кнопками к чертёжной доске.
— Вот эпюр, — сказал он. — Найди в нём ошибку. Олег, водя пальцами по линиям чертежа, стал искать ошибку. К счастью, нашёл быстро. Так же быстро и точно ответил на несколько вопросов, вовсе не касающихся чертежа.
В этот момент на кафедру вошёл седой и очень смуглый мужчина с портфелем, тот самый, на которого Олег обратил внимание в одну из консультаций. Мужчина сел за стол, вынул из портфеля кипу бумаг и стал раскладывать их на столе.
Юрий Петрович, немного поразмыслив, вдруг спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Вот-вот! — поддакнул Юрий Петрович. — Ты для меня тоже — загадка. Предупреждаю: учиться на первых порах будет нелегко. Неужели и нынче не напишешь письмецо своей матери?
— Заявить сейчас о себе, значит — просить помощи, — сказал Олег.
— На это, разумеется, ты не пойдёшь, — продолжил его мысль Добровольский.
— Разумеется, не пойду, — ответил Олег. Сменил тему разговора: — Коллекционер я был заядлый. Когда то увлекался гербариями растений, минералами, этикетками спичечных коробок. Пустяки, конечно.
— Я всю жизнь коллекционирую книги, — сказал Добровольский, здороваясь кивком головы с каким-то прохожим. — Как у тебя с общежитием?
— Все нормально, — ответил Олег.
— Видишь ту особу? — вдруг спросил Юрий Петрович, останавливаясь и показывая глазами на девушку, которая стояла на другой стороне улицы возле витрины кинотеатра и просматривала афиши. — Нынче закончила наш институт. Нравится? Хочешь, познакомлю.
— Сейчас не до этого, — сказал Олег.
— Вот как раз это надо делать в первую очередь, а всё остальное потом. Марину не встречал?
— Нет.
— Пойдём, познакомлю с Инночкой. С ней забудешь не только свою Марину, но и все на свете.
— Не надо! — испуганно воскликнул Олег. — Сейчас не надо.
— Напрасно, — продолжал Юрий Петрович. — Смотри какая роскошь. Один мой знакомый художник увидел её и воскликнул: «Эврика!» Хотел сдуру предложить ей стать натурщицей. Я еле уговорил его оставить эту затею.
— Да, она ничего, — согласился Олег, улыбаясь. — Только вот рост, габариты. На весах, пожалуй, двоих перетянет.
— Но ведь и ты двоих стоишь, — сказал Юрий Петрович, ткнув маленьким кулачком в плечо Олегу и шутя Добавил: — Будешь моим телохранителем.
— Согласен, — с улыбкой ответил Олег. — За тебя постою, будь спокоен.
— Я не сомневаюсь, — сказал Юрий Петрович и кивнул головой в сторону Инны Борзенко. — Всё-таки, подумай…
— Не стоит, — ответил Олег и взглянул на Инну. В этот момент она обернулась и увидела их.
— Хочу с ней поговорить, — сказал Юрий Петрович. — Давно не видел.
— Я пойду в общежитие, — сказал Олег.
— Будь здоров, — Юрий Петрович пожал на прощание руку. — Завтра встретимся на лекции.
Они расстались. Олег пошёл в обратную сторону, Юрий Петрович — к своей знакомой.
… Начались занятия. Юрий Петрович читал лекции быстро. Студенты еле успевали разминать пальцы, натруженные от авторучек. Олег сказал Юрию Петровичу, что трудно сразу понимать и записывать то, что он говорит.
— Сейчас пока записывай, — сказал Добровольский. — На практических занятиях будете решать задачи, и всё поймёшь.
Олег признался, что начертательная геометрия особенно трудно усваивается.
— В первые дни это естественно, — сказал Юрий Петрович. — Эту науку сначала все студенты, даже самые способные, не могут понять. Сейчас пусть она не волнует тебя. Сейчас возьми на прицел что-нибудь полегче. Секрет успеха в том, чтобы в какой-то момент направить свои усилия в одном направлении. Об этом я уже говорил тебе.
Олег утвердительно кивнул головой.
— У горцев Кавказа есть любопытная притча, — продолжал Юрий Петрович. — Горец искал саклю духов. По преданию, кто побывает в этой сакле и победит двуглавого орла, того аллах вознаградит всеми благами. На пути горец встретил ущелье, в котором бурлил горный поток. За ущельем — гора. На вершине горы — сакля духов. Попасть туда можно было только по одному из канатов — они натянуты между столбами и саклей. Канатов много, на выбор. И горец стал пытать счастье… Эту притчу не вредно хорошенько усвоить и тебе, если хочешь добиться чего-нибудь в жизни или надумаешь посвятить себя науке. Итак, вообрази на минуту, что любая наука — канат, натянутый через ущелье между столбом и вершиной горы, и что к вершинам науки, или условно — к сакле духов, — нет иного пути, кроме как по канату. Но сначала нужно забраться на столб то есть твёрдо усвоить азы, а потом уже двигаться по канату к горе. Столбы бывают разные, к каждому надо приноровиться. По математике у тебя неплохая подготовка. С неё и начни. Сам почувствуешь, когда схватишься за канат. Лекции мои покажутся легче букваря. Тут сразу переключайся на другой столб — допустим, столб физики. Тренируйся на нём, пока не достигнешь каната. Потом — химия. И так далее.
Олег внимательно выслушал Юрия Петровича. Лицо его стало озабоченным.
— А бывает, наверное, что кто-нибудь падает с каната в реку, — сказал он.
— Бывает, — ответил Добровольский с улыбкой. — Обычно это люди сильные, они выплывают и снова делают попытки, а слабый и на столб не залезет.
— Я буду делать так, как советуешь, — сказал Олег.
— Попытайся, — сказал Добровольский, — но помни: учёба — настоящий фронт. На одном направлении надо наносить главный удар, на других — вспомогательные. Так что, занявшись главным образом одним предметом, не упускай, конечно, из виду и другие. Тут, возможно, потребуются последние резервы — ночи и воскресные дни…
— Повоюем, — произнёс Олег спокойно-деловитым тоном и усмехнулся: — А предложенную тобой операцию можно назвать «кровь из носу…»
— Мудро, — подхватил Юрий Петрович. — У тебя какое звание?
— Гвардии сержант.
— Теперь ты не сержант, — Юрий Петрович сделал паузу и, улыбнувшись, добавил: — Теперь ты главнокомандующий над самим собой.
XXIII
Приятельские отношения между Осинцевым и Добровольским крепли день ото дня. Как-то раз в перерыве между лекциями они вышли из аудитории в коридор, беседуя о делах. Вдруг Юрий Петрович дёрнул Олега за рукав:
— Чуть не забыл! На кафедре технологии нужен младший лаборант. Я рекомендовал тебя.
— А что это за работа? — поинтересовался Олег. (Он был не против где-нибудь подрабатывать, чтобы обеспечить жизнь. Так делали многие студенты, кто не имел материальной поддержки). — Для меня подходящая?
— Самая подходящая, — ответил Добровольский. — Ты учишься в первую смену, а туда надо приходить после обеда. Делать особенно нечего — сиди на месте, и вся работа.
— Я не представляю обязанностей лаборанта. Объясни подробнее, — попросил Олег.
— Что тут объяснять! — воскликнул Добровольский, разводя руками. Он остановился и, повернувшись к Осинцеву, спросил: — Обязанности милиционера представляешь?
— Конечно.
— Лаборант, грубо говоря, тот же самый квартальный. Прежде всего он должен следить за порядком на кафедре. Ну и, разумеется, выполнять разные поручения зав. кафедрой и преподавателей.
— Трудовой стаж по этой части с меня не спросят?
— Я о тебе все сказал, как есть, — Юрий Петрович взял Осинцева за борт пиджака и, водя пальцами вверх-вниз, продолжал: — Младшему лаборанту необязательно быть специалистом. Да и какой технолог пойдёт на такую ставку? Дело ещё не в этом. Профессор очень щепетилен и не хочет брать на кафедру кого попало. А как только я сказал, что ты и есть тот самый солдат, который отличился в Афганистане, он и спрашивать больше ни о чём не стал. Сразу согласился.
— Я один буду работать?
— Есть ещё старший лаборант. Он будет приходить с утра, а ты — после обеда.
— Вдруг не справлюсь, — забеспокоился Олег. — Из меня технолог, как из попугая — оратор.
— Справишься, — ободряюще сказал Юрий Петрович. — Ты недавно говорил, что ещё в детстве увлекался механизмами.
— Я увлекался игрушками, а не станками, — пояснил Олег. — Слишком разные вещи.
— Вот видишь, — подхватил Юрий Петрович. — Знаешь разницу между игрушкой и станком. Потолкаться на этой кафедре весьма полезно. Кое-что почерпнёшь. Позднее, когда вам будут читать курс технологии, все пригодится.
… Работа действительно оказалась нетрудной и пришлась по душе Олегу. Он быстро осваивался в новой обстановке, и как когда-то в кочегарке, в первый день ощупывал и просматривал образцы, плакаты, запоминал, что где должно лежать, и уже на другой день безошибочно подобрал для преподавателя по его просьбе то, что ему нужно было захватить с собой на лекцию. Единственное неудобство, которое испытывал Олег, было в том, что времени между лекциями и работой в обрез. После лекций не всегда успевал пообедать. Бежал сразу на кафедру технологии. Но скоро приспособился и уже наперёд знал, когда надо запастись бутербродами.
По совету Добровольского основательно взялся сначала за математику. За помощью к Юрию Петровичу обращался редко, только в тех случаях, если никак не мог решить какие-нибудь задачи. Беседовали обычно у него на кафедре. Олег начинал с того, что показывал всякие варианты решения головоломок.
— И похулить грешно и хвалить не за что, — сказал Добровольский как-то раз, просматривая исписанные листы. — Это что у тебя?
— Новый способ пробовал.
— Ну, рассказывай, что за способ.
Осинцев стал рассказывать. Юрий Петрович пристально смотрел в лицо ему и вдруг прервал:
— В точности как у вятских: «Воду толчёшь? — Толку. — А пыль идёт? — Нет. — Толки ещё!»
Олег почесал в затылке.
— Я уже всяко пробовал, — оправдывался он. — Хоть убей, не могу понять, в чём дело.
— Не огорчайся, — сказал Юрий Петрович. — Ошибся, что ушибся — вперёд наука. Смотри, как надо… — и объяснил ошибку.
Олег не хотел оставить о себе плохое впечатление и показал очень трудную, по его мнению задачу, которую довёл сам.
Юрий Петрович, просмотрев решение, сказал:
— Правильно. Но есть путь короче. Без всяких этих линий.
— А мне показалось заманчиво с дополнительными построениями.
— Эту формулу знаешь? — Спросил Юрий Петрович и написал формулу. — Она для чего существует?
Олег сообразил, куда её нужно подставить, взял карандаш и моментально довёл решение более коротким путём.
— Готово, — сказал он, обращаясь к Юрию Петровичу, который, чихнув с наслаждением, вытирал платком губы. — Ответ сходится. Но ведь способ не так важен. Важен результат.
— Напрасно так думаешь, — возразил Юрий Петрович, заталкивая в карман платок. — За такую философию я бью. И бью крепко.
Олег в недоумении поднял брови.
— Освоишь правильные способы, остальное придёт само собой, — пояснил Добровольский и вдруг заявил неожиданно: — Кажется, ты близко у цели. Неплохо усвоил идею столбов и канатов. Я не сомневался в твоих способностях, но не думал, что ты так быстро, как кошка, будешь карабкаться по столбу…
На кафедру вошёл мужчина с портфелем. Совершенно седой и с черным, как у негра, лицом. Следом за ним — два студента. Олег закрыл тетрадь и поблагодарил Юрия Петровича за помощь.
Последние слова подействовали на Осинцева ободряюще. Он почувствовал себя увереннее. Прибавилось энтузиазма. Старательный, словно бобр в сезон своей бобриной страды, когда готовит жилище к зиме и выносливый, как верблюд, он не знал усталости. Работал днём и ночью. Нередко по 18 — 20 часов в сутки. Студенты, которые жили с ним в общежитии в одной комнате, не видели, чтобы он отдыхал. Они не видели, когда он спал. Как бы поздно ночью не появились и рано утром не вставали, всегда он сидел за столом, шелестел страницами учебников. Читал и писал. Тёр пальцами лоб и глаза и снова читал и писал. На столе всегда стакан крепкого чая. Осинцев любил крепкий час с сахаром и сдобной булкой. Пил чай и снова работал.
Упорный труд принёс свои плоды. Осинцев вошёл во вкус. Упражняясь в задачах с замысловатыми фигурами и доводя их до конца одну за другой, он испытывал азартное удовлетворение, подобное тому, какое испытывает, войдя во вкус, новичок в рыбной ловле, когда начинается хороший клёв. Добровольского на лекциях стал понимать с полуслова. Вскоре отличился и на практических занятиях. С примерами, которые предлагались студентам в дни контрольных работ, справлялся быстрее всех.
За неделю до начала зимней сессии произошло странное событие. Это событие было приятно Олегу. Но случилось так неожиданно, что сначала не столько обрадовало, сколько удивило его.
Осинцев иногда заглядывал в читальный зал библиотеки. Просматривал свежие газеты и журналы, чтобы не отстать от жизни. Не часто позволял себе такое удовольствие, и уж если позволял, то как говорится, крутил на всю катушку. Соберёт у библиотекаря почти всё, что у него осталось, обязательно спросит «Известия», «Неделю», «Знание-сила», «За рубежом», «Вокруг света», «Крокодил» — свои любимые издания. И пока все не просмотрит, не оторвётся. Эта черта, наверно, передалась ему по наследству от деда Иллариона Васильевича. Тот точно такой же. Редко топит свою баню, почерневшую от времени и копоти, но уж если доберётся, то парится и моется до цвета раскалённого железа. Не попустится, пока не выстудит весь пар и пока есть в котле вода.
В тот день Олег читал международные заметки в «Известиях» и увлёкся настолько, что не заметил, как к нему подсел Добровольский. Поздоровались.
— За что сердишься на меня? — спросил Юрий Петрович.
Олег от удивления раскрыл рот.
— Я, сержусь? — спросил он.
— Почему не ходишь ко мне на консультацию?
— Вот в чём дело! — улыбнулся Олег. Девушка, сидевшая по соседству, сделала им замечание, чтобы разговаривали потише.
— Мешаем, — сказал Добровольский. — Выйдем на минутку.
Они вышли на лестничную площадку.
— Я не сержусь, просто не нуждаюсь в консультациях, — сказал Олег. — Сейчас сам решаю все задачи.
— Неужели?
— Честное слово. Контрольные работы по математике делаю быстрее всех в группе. Канат в моих руках. Тот самый канат, о котором ты говорил в сказке о горцах.
— Если держишься всё время за него, то это бессмысленно. Воду варить, вода и будет.
— Я следом же занялся начертательной геометрией, — сказал Олег.
— Правильно, — поддакнул Юрий Петрович.
— Представь себе, — продолжал Осинцев, — стоило мне взяться за неё по-настоящему, внимательно, очень внимательно прочитать учебник с первой страницы, включая предисловие, я через три дня раскусил этот предмет. И сейчас считаю его самым лёгким, несмотря на то, что вначале он казался самым трудным. Помню тот вечер, когда почувствовал, что схватился ещё за один канат. От возбуждения не спал всю ночь. Закрою глаза, а в голове гвоздём сидит чертёж с системой координат, всякие комбинации из линий и точек… Тогда я не раз вспомнил тебя добрым словом. — Олег улыбнулся и прибавил искренне, от всей души: — Уважаю тебя, Петрович, как никого на свете. Честное слово!
— Ну-ну! Слишком большое уважение — подозрительно, — сказал Юрий Петрович. — Сейчас чем занимаешься?
— Кажется, доканал уже физику, — ответил Олег. — На днях примусь за химию.
— Я что-то не очень верю насчёт математики, — сказал Добровольский. — Пойдём ко мне на кафедру. Я дам тебе задачу.
— Прямо сейчас? — удивился Олег.
— А что испугался? — спросил Добровольский.
— Пошли! — Олег вернулся в зал, решительно свернул газету, захлопнул журнал «Знание — сила». — Я только сдам все это хозяйство, — сказал он, подходя к окошечку.
Пришли на кафедру. Юрий Петрович достал из письменного стола папку и долго рылся в ней. Нашёл листок, на котором было условие задачи, и подал его Олегу.
— Сейчас я иду на лекцию, — сказал Юрий Петрович. — Если за два часа решишь задачу, я поверю всему, что ты сказал.
— А она по программе этого семестра? — спросил Олег.
— Разумеется.
— Тогда через пятнадцать минут будет готова.
— Не спеши языком.
Добровольский ушёл. Осинцев положил перед собой лист бумаги, вынул из кармана авторучку и сосредоточился…
Прошло два часа. Дали звонок с лекции. На кафедру вошёл Добровольский. Олег, подперев ладонью лоб и согнувшись над столом, быстро писал.
— Как дела? — спросил Юрий Петрович, улыбаясь.
— Сейчас, проверяю ответ, — угрюмо бросил Олег, не поднимая головы.
— Двух-то часов оказалось мало. А говорил — пятнадцать минут хватит.
— Вот и готово, — с облегчением вздохнул Олег. Подал Добровольскому исписанные листы.
Юрий Петрович пробежал глазами решение.
— Всё верно. Молодец.
Олег, широко улыбаясь, расправил плечи и погладил ладонью грудь и живот, как после сытного обеда.
— С математикой всё ясно, — сказал Юрий Петрович, положив на стол решение задачи. — Давай-ка поговорим о начертательной геометрии. — Он выдвинул ящик стола и достал свёрток ватмана. — Так ты не против?
— Пожалуйста, — сказал Олег.
Юрий Петрович развернул ватман и приколол кнопками к чертёжной доске.
— Вот эпюр, — сказал он. — Найди в нём ошибку. Олег, водя пальцами по линиям чертежа, стал искать ошибку. К счастью, нашёл быстро. Так же быстро и точно ответил на несколько вопросов, вовсе не касающихся чертежа.
В этот момент на кафедру вошёл седой и очень смуглый мужчина с портфелем, тот самый, на которого Олег обратил внимание в одну из консультаций. Мужчина сел за стол, вынул из портфеля кипу бумаг и стал раскладывать их на столе.
Юрий Петрович, немного поразмыслив, вдруг спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49