Занятия в институте начались. Группы укомплектованы. Надо посоветоваться кое с кем, а мне не до этого. Сегодня отправляюсь в Москву. Веришь нет, но первый раз еду в Москву с такой неохотой. Этот Яковлев, Шеварднадзе… Век бы их не видеть. Роют как кроты. Они думают, мы не видим куда они роют. Мы все видим! — Сергей Николаевич угрожающе постучал пальцем по стеклу. Взял в руки письмо: — Бедолага полковник, который пишет. Он ведь ни сном ни духом… Совсем зря проливал кровь в Афганистане. Сушился там как вобла девять лет. Ради чего, спрашивается?.. Забери письмо. Отдай Дергунову.
Сергей Николаевич подал Тальянову письмо, и тот вышел довольный, что всё обошлось благополучно. Хотя пока и не решился вопрос, но Тальянов знал — решится быстро, ибо дело шло к второму секретарю Борису Петровичу Дергунову, который не любил ни проволочек, ни бросать слов на ветер.
Борис Петрович как раз в этот день вернулся из командировки с северных районов, где не было дождей и заготовка хлеба шла полным ходом.
В пятом часу вечера, узнав, что Борис Петрович у себя в кабинете, Тальянов пошёл к нему с письмом. Однако, прежде, чем идти к нему, Алексей Васильевич взглянул на себя в зеркало и посмотрел не сильно ли помяты брюки, ибо знал, что Дергунов не любит неряшливости и может указать на небритую физиономию или на что другое кому угодно.
Тальянов вошёл к Борису Петровичу, когда он уже закончил приём посетителей и срочные дела и читал какую-то статью в газете. Борис Петрович поднял слегка прищуренные серые глаза и молча встречал взглядом ту бумагу, которую Тальянов нёс в руке.
— Борис Петрович, к вам большая просьба от Сергея Николаевича. Он уезжает сегодня… И просил решить вопрос с этим письмом, — сказал Тальянов, подавая ему бумагу.
Борис Петрович, одетый, как всегда элегантно в белоснежной сорочке и при галстуке, протянул руку и молча взял письмо.
Закончив читать, по-прежнему не говоря ни слова, посмотрел на часы, взял телефонный справочник, нашёл нужный номер телефона и набрал его.
— Пётр Гаврилович? Здравствуйте, Дергунов. Если не сильно заняты, зайдите, пожалуйста на минутку.
«Пётр Гаврилович — это прокурор области, — смекнул Тальянов. — Знает все законы и порядки. Посоветуются, и дело в шляпе».
— Я больше не понадоблюсь? — спросил он.
— Нет, не понадобитесь, — ответил Борис Петрович. «Вот так надо, — радостно подумал Тальянов, выходя от Дергунова. — Меньше слов, больше дела».
Однако Тальянов не успокоился совсем и попросил Диночку последить, когда придёт прокурор, и предупредить его, что он, Тальянов, хочет его видеть после того, когда он поговорит с Дергуновым.
Прокурор долго не заставил себя ждать. Борис Петрович сначала спросил его, как идёт расследование дела по коммерсантам.
— Пока не закончено, — ответил прокурор, усаживаясь в мягкое кресло. — Заворовались эти огуречники так, что и боже упаси. Оказались не только огурцы, тут и помидоры, и картошка, и лимоны, и апельсины, и черт те что. Орудовала все одна шайка. Думаю, что скоро закончим.
— Был такой курьёз в нашей истории, — сказал Дергунов. — Знаменитого классика спросили, каким одним словом можно охарактеризовать Россию? Знаете что он ответил?
— Нет, — сказал прокурор.
— Он ответил: воруют.
— Ну правильно. Воруют, — сказал прокурор и развёл руками.
— У меня к вам Пётр Гаврилович, ещё одно дело, — сказал Борис Петрович, подавая ему принесённое Тальяновым письмо. — Взгляните на эту бумагу.
Прокурор внимательно прочитал письмо и понял, что от него в этом деле требуется.
— Что ж, если речь идёт о таком заслуженном человеке, надо помочь, — сказал он. — А дело это пустяковое. Мы со своей стороны потребуем восстановления законных прав гражданина. Есть у нас свод статей по этой части. Никакой волокиты и все законно.
— Вот-вот! Хорошо бы именно так.
— Я попытаюсь сделать.
— Я буду очень благодарен. Бумага эта, думаю, пригодится.
— Да, я отошлю её ректору.
— Возьмите. Что ещё от нас может потребоваться?
— Ничего. Официально препроводите это письмо на моё имя.
Борис Петрович взял письмо и на уголке черкнул несколько слов.
— И попутно, — сказал он, подавая обратно письмо прокурору. — Когда дело разрешится, не забудьте наказать своим людям, чтобы дали сразу ответ этому полковнику.
— Это я сделаю сам.
— Тогда я буду спокоен. Как скоро вопрос решится?
— Завтра, думаю, решится.
— Ну и прекрасно, — сказал Борис Петрович. — Как будет всё кончено, сообщите мне.
Прокурор положил письмо в свою папку, встал и раскланялся.
Он помнил о просьбе Тальянова и зашёл к нему. Они говорили о том же деле. Тальянов, удовлетворённый, проводил прокурора до лифта и на прощание крепко пожал ему руку.
… Ректор политехнического института вызвал к себе в кабинет председателя приёмной комиссии Татьяну Васильевну. Вид у него был озабоченный. Поздоровался сухо. Даже не предложил даме сесть, чего прежде никогда не бывало.
— Вы помните фамилию того абитуриента, который ловил камбалу на Дальнем востоке? Который не прошёл по конкурсу — спросил ректор.
— Дай Бог память… — Татьяна Васильевна закатила глаза к потолку. — Кажется, Осинцев. Ну да, Осинцев.
— Это точно?
— Ну конечно! Я его хорошо запомнила. Как же не запомнить, если он тут блефовал как последний шулер. Сказки про Афганистан рассказывал.
— Вы уверены, что блефовал?
— Никакого сомнения.
— Нельзя понапрасну шельмовать человека, Татьяна Васильевна, — сказал ректор. Он нахмурился и стал барабанить пальцами по столу, усиленно размышляя о чём-то. После минутной весьма неприятной для Татьяны Васильевны паузы прибавил: — Этот абитуриент, как выяснилось, не блефовал и сказок не рассказывал. Он не поведал нам и миллионной доли того, что должен был сказать. А ваши помощнички и вы сами не удосужились заглянуть в его личное дело, внимательно прочитать анкету. — Ректор снова стал барабанить пальцами по столу: — Теперь я должен объявить вам выговор за халатность.
— Но позвольте, — опешила Татьяна Васильевна. Она в растерянности посмотрела на ректора. Потом приложила пальцы к вискам, силясь вспомнить что-то. Вспомнила, заговорила быстро, напористо: — Даже если он и был в Афганистане… Может быть такое. Утверждать ничего не берусь. Но ведь он сам же сказал, что в боях не участвовал. Припомните-ка весь наш разговор от начала до конца. Ну? Какие могут быть заслуги?
— Заслуги такие, что родина отметила их самыми высшими наградами. Такие награды у нас дают редко. Очень редко. В исключительных случаях. — Ректор подвинул к себе бумагу, лежавшую на столе. — У меня вот официальное письмо от прокурора области. И был ещё звонок из обкома партии. И очень неприятный для меня разговор.
— Я ничего не понимаю. — Татьяна Васильевна была в полной растерянности.
— Теперь поздно разбираться, чего мы понимаем, чего недопонимаем, — ответил ректор. — Надо срочно искать этого парня. Вы напортачили, вы и ищите. Как хотите. Хоть из-под земли достаньте. Но чтоб он приступил нынче к занятиям.
… В село Зорино на имя Осинцева пришёл вызов из политехнического института. Олег в это время загорал на сочинских пляжах. В октябре, пока совершал турне по Прибалтике и бродил по петербургским музеям, было ещё два вызова. А когда в Иркутске его трясла безумная лихоманка при виде Марины с другими мужчинами, из Троицкого военкомата пришла уже пятая повестка. Дед, попросив Антонину Леонтьевну попутно навестить Олега, ничего не сказал ей ни о вызовах в институт, ни о повестках в военкомат. Он просил лишь передать, что ждёт внука. Соскучился. После разговора с Антониной Леонтьевной у Олега началась ностальгия по родным местам. Вскоре он получил расчёт и поехал домой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Гимнастика ума
I
Олег прибыл в Зорино на попутной машине. Вот и родная Ангара перед глазами — покрыта угловатыми торосами, запорошена снегом. А вот и улица родная. Олег прибавил шагу. Как встретит дед? «Старик наверно все тот же, — радостно думал Олег, — ходит с тростью, оброс пышной бородой и седыми волосами. Вид у него могучий. Что твой патриарх или апостол. Вряд ли изменились и привычки: пьёт водку и матерится, как дьявол. Жаль бабушки нет. Вот досада! Уходил в армию, она была совсем здорова. А теперь нет её. Завтра пойду на могилку», — решил он.
Сердце забилось, когда увидел родной дом с голубыми ставнями.
— Ба! Алька! — вскрикнул дед Илларион, увидев ворвавшегося в дом человека в мохнатой кроличьей шапке. Старик сидел за столом лицом к двери и в этот миг собрался закручивать цыгарку. От неожиданности он рассыпал табак. — Ты что? Откуда? Отпустили на побывку, али уволился? — кричал дед, опираясь на трость и с кряхтеньем поднимаясь ему навстречу.
— Здорово, дед! — воскликнул Олег, сжимая стариковскую руку, — Уволился. Домой насовсем.
— Да ну! Насовсем? Ты не раздевайся, а дуй-ка за бутылкой.
— А есть, — сказал Олег, вытаскивая из чемодана портвейн.
— Это что? Бормотуха? На кой хрен она. Белая есть?
— Белой нет.
— Иди, пока магазин открытый.
— Не хочу я, дедка, людям на глаза сейчас лезть, — сказал внук, снимая куртку и шапку и вешая у двери. — Начнут расспрашивать: откуда? да что? да как? Не люблю я этого, особенно когда хвалиться нечем. Давай лучше кого-нибудь пошлём.
— А вот, — сказал дед, показывая тростью на белокурую девочку лет шести, вышедшую из соседней комнаты. — Где мать?
— К тётке Матрёне за молоком пошла, — сказала девочка писклявым и робким дискантом, выставив вперёд животик и насупив лицо.
— Ну, раз к тётке Матрёне — ушла за смертью, будет сидеть до утра, — сказал дед. — Беги живо за ней! — приказал он, обращаясь к девочке.
— Погоди, девочка. Как тебя зовут? — спросил Олег, доставая из чемодана гостинец.
— Аня.
— А меня зови дядя Олег. Поняла? Девочка кивнула головой.
— Ну вот и молодец, — сказал Олег, нагибаясь к ней. — На конфетку. Беги к тётке Матрёне и скажи своей маме, чтоб скорее шла домой. Только оденься, смотри, потеплее.
Девочка убежала. Не успели дед с внуком разговориться о службе в армии, как пришла квартирантка с дочерью. Познакомились. Звали её Августа Петровна. Невысокая, белокурая, лет тридцати пяти. Было видно по её открытому простодушному лицу и особенно когда она приветливо улыбнулась, здороваясь с Олегом, что это добрая женщина.
— Я сразу догадалась, кто приехал, — сказала она, поставив бидон с молоком на кухонный стол в соседней комнате.
— Гутя, — вмешался старик. Он сидел на табуретке, прищурив глаз и попыхивая цыгаркой. — Ты не сбегаешь в магазин?
— Боже мой! Конечно, — сказала Августа Петровна, выходя из кухни.
— Беленькой надо взять. А то Алька по дороге взял бормотухи. А в магазин идти не хочет. Боится — не сглазили бы.
Олег дал ей деньги и попросил взять бутылку столичной и что-нибудь закусить.
Пока она ходила в магазин, дед расспрашивал, внук отвечал. Вернувшись, Августа Петровна истопила плиту, пожарила картофель со свининой, накрыла стол «чем Бог послал» и пригласила ужинать.
Олег не пил водки более трёх лет, с тех пор, как напился на проводинах в армию, и сразу захмелел. Дед выпил полный гранёный стакан, и ни в одном глазу. Августа Петровна пила портвейн. Девочка сидела рядом с матерью и ела конфеты. Дед налил себе ещё полстакана и собрался наливать внуку.
— Нет, дедка, извини, — сказал Олег, прикрывая ладонью стакан, — я уже готов.
— За помин души Агафьи Софроновны, — сказал дед, держа бутылку набекрень. — Помянем старуху.
— Ну, бабушку, давай помянем.
Выпили. Олег заплетаясь языком, стал спрашивать о бабушке. Старик рассказал, как она ходила подмести ограду, пришла в избу, прилегла отдохнуть и померла тихонько, как её хоронили всем миром стариков и старух, кто помог стряпать поминальный обед. Когда оба умолкли, погрузившись в молчаливые воспоминания и раздумья, Августа Петровна попыталась переменить тему разговора.
— Алик — сказала она и вдруг, спохватившись, стала извиняться: — Извините, вы не против, если я буду вас называть просто Алик?
— Нисколько, — ответил Олег. — Наоборот, мне приятно, когда по-свойски.
— Так вот, я хотела спросить: мы с дочерью не помешаем, если будем жить вместе с вами?
— Да что вы такое говорите! Живите сколько угодно.
— Спасибо. А какие у вас планы на ближайшее время?
— Пока буду работать здесь, — ответил Олег. — Пойду на лесопилку или в столярный цех. И попутно буду готовиться в институт. Нынче поступал в Иркутский политехнический, но не прошёл по конкурсу.
— Ох! — спохватилась Августа Петровна. — Осенью вам слали какие-то письма как раз из этого института.
И повестки из военкомата без конца идут одна за другой. И ещё какое-то письмо из воинской части. Дядя Ларион, где все это?
— А вон там, в тумбочке, — сказал дед, ткнув тростью в угол.
Олег достал из тумбочки всю накопившуюся почту и стал просматривать. Сначала вскрыл конверт из политехнического института — это его интересовало больше всего. Декан писал, что необходимо немедленно явиться в институт и приступить к занятиям. И ещё было два вызова.
— Вот это да! — воскликнул Олег и, не веря своим глазам (не спьяну ли всё это показалось), перечитал письма. — Меня, оказывается, приняли. А я не знал. Как же так? Понимаете, Августа Петровна, сначала мне сказали, что я не прошёл по конкурсу. И вдруг — на тебе! Пишут, что я принят. Но теперь уже поздно. Полгода прошло. Поезд, как говорится, ушёл. Что делать, не знаю, — Олег помолчал, разглядывая письма, — И откуда у них мой адрес? Я ведь забрал документы из института. Непонятно все это. Хотя, — вдруг скумекал Олег и выставил вперёд указательный палец. — Я, кажется, догадался. Где это письмо из воинской части? А, вот оно.
Полковник Горбатовский писал:
«Андрей Гаврилович Ржевский скончался в прошлом году в мае. Он жил вместе с женой Надеждой Александровной и тремя детьми (старшая дочь Виктория, средняя — Эмилия и младший сын Владлен) по адресу: г. Москва, Кутузовский проспект, дом № хх, квартира № хх. Очевидно, вдова Ржевская проживает с детьми по тому же адресу по настоящее время. Что касается армейской характеристики, то она вряд ли понадобится, т. к. я написал куда следует.
Горбатовский».
Олег вмиг протрезвел. Известие о матери, о том, что у него есть две сводных сестры и брат, больно отхлестало его по сердцу. Но не подал виду бывалый солдат. Лишь слегка побледнел.
— Ну вот, — сказал он. — Я так и знал. Полковник поднял бучу… Не ожидал я такого оборота дела.
Повестки из военкомата были одного и того же содержания: явиться такого-то числа к 15 часам дня имея при себе паспорт и прочие документы. Последняя, давно просрочена. Засунув повестки вместе с письмами в тумбочку. Олег вспомнил, что полковник обещал наградить за успешную операцию в Афганистане и отослать награду в Троицкий райвоенкомат.
«Может быть уже пришла, — подумал Олег. — Поэтому и повестки одна за одной. Следующей дожидаться не буду. На днях съезжу. Все равно так и так ехать — надо вставать на военный учёт».
Дед поднялся со стула и, напевая в нос любимую песню: «Эх, Настасья…» пошёл отдыхать. Деревянная допотопная кровать его, как и прежде, стояла у самой двери, напротив печки. Он сел на кровать, и закурив на сон грядущий, продолжал гнусавить мотив «Настасьи». Олег тоже поднялся, приглядывая себе угол на ночлег. Там, где стояла бабушкина кровать, между столом и окнами, было пустое место. Олег принёс старую заржавленную свою кровать из чулана и поставил её у стены. Он взял у деда лишний матрац, одну из трёх подушек, одеяло и постелил себе постель. Августа Петровна убрала со стола и ушла к себе. Раздевшись и улёгшись поудобнее на спину, Олег блаженствовал от приятного ощущения сытого домашнего ужина, тепла, уюта, покоя и тишины. Если бы не письмо Горбатовского, растревожившее душу, он сегодня впервые за последние три года был бы счастлив.
Утром пошёл на лесопилку, разыскал начальника. Начальник лесопильного цеха тут же стал уговаривать Олега выйти сегодня во вторую смену. Олег усмехнулся: «История с кочегаркой повторяется». Он понимал: демографическая ситуация, острый дефицит рабочей силы. Но нельзя же так — не успел прийти и сразу вкалывай.
— Мне в военкомат надо, — сказал Олег.
— Потом съездишь, — упрашивал начальник. — Христом богом прошу. Сегодня позарез нужен человек во вторую смену.
— Ладно. Приду.
— Пойдём в конторку. Напишешь сразу заявление. Написал заявление. Начальник черкнул резолюцию. Отдал листок со словами:
— Дуй в отдел кадров. Оформляйся.
Олег приступил к работе. Работа простая. Знай катай бревна и оттаскивай тёс и плахи. В Зорино эту работу так и называют: «катай и оттаскивай».
II
Осинцев трудился на совесть. Катать так катать. Он брал стяг покрепче, становился в ряд с другими хлопцами у бревна обхвата в два-три, подталкивал один конец стяга под бревно, другой клал себе на плечо и по команде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49