Остановившись, он окинул Марину взглядом с головы до ног и подумал о таком, что заставило его дышать чаще и глубже.
— А я знакома с одним парнем, который хорошо знает природу, — сказала Марина, не замечая его волнения. — Например, в лесу он определяет всех обитателей даже по голосам.
— Ах, вот как! — сказал Василий Иванович. — Значит, вы не только со мной гуляете по лесу?
— И не только с вами, — ответила Марина, улыбаясь.
— Хотя, что я, собственно, об этом говорю. Мне-то все равно, — сказал он, как бы рассуждая сам собой.
Марине это показалось вовсе забавно, и она, загадочно улыбаясь, стала ловить его взгляд. Но Василий Иванович отворачивался.
— Похоже, что вы действительно ревнивы, — сказала Марина.
Он не ответил.
— Я знала этого парня давно, ещё когда была совсем девчонкой, — сказала она. — И с тех пор сейчас второй раз гуляю по лесу с мужчиной. С Вадимом, правда, я была много раз в лесу, но мы выезжали на машине, всей семьёй.
Василий Иванович молча выслушал её и улыбнулся, воображая пикник семейства Пономарёвых. Вспомнил Георгия Антоновича, с которым на именинах говорил о политике.
— Василий Иванович, — сказала Марина. — У меня к вам один вопрос.
— Пожалуйста.
— Вы довольны своей женитьбой?
Василий Иванович внимательно посмотрел на неё.
— Женился я поздно, в тридцать лет — пора было обзаводиться семьёй, — сказал он. — Я зашёл как-то в таможню аэропорта, там у меня были знакомые переводчицы. К одной из них в тот день пришла подруга. Познакомились. Потом свидания, и всё устроилось. На этот раз такого увлечения, конечно, не было, но тем не менее приложил максимум усилий и вёл себя умнее. Да и надо сказать успех кое-какой я в молодости имел у женщин.
— И сейчас имеете. Не хитрите уж, — сказала Марина, лукаво улыбаясь.
— Сейчас уж не то, — сказал Василий Иванович и смущённо почесал нос — Вот тогда — да, тогда только не умел пользоваться.
— Ваша жена где-нибудь работает?
— Преподаёт английский язык в школе.
— А если бы та самая Вера сама разыскала вас. Вдруг бы так случилось. А вы были бы уже женаты. Как бы вы поступили?
Василий Иванович нагнул голову, чтобы не задеть низкую ветвь берёзы, и усмехнулся.
— Все хотите знать.
— А всё-таки, — сказала она и остановилась, ожидая ответа.
Василий Иванович тоже остановился и повернулся к ней лицом.
— Обычно в таких случаях говорят: поздно, — сказал он, двигаясь с места. — Но я лет шесть-семь тому назад иногда ловил себя на том, что очень хочу встречи с ней. Не знаю, не могу объяснить, зачем хотел с ней встретиться, но помню — такое сильное желание у меня было. Ещё тогда я чувствовал, что она крепко держит меня за душу. А первое время, когда мы с ней расстались, я совсем обезумел. Я решил бросить лётное дело, бросить все и ехать в город Заозёрный, где она жила. Я ведь знал, где она жила. Я пилот, и больше ничего не умею делать, но там посчитал бы за счастье подметать дворы, лишь бы чувствовать её близость, видеть её каждый день. Если бы она уехала из того города в другой, я бы поехал за ней. Она на край света, и я — туда же. Если бы она вышла замуж, меня бы и это не остановило. Жуткая мысль неотступно преследовала меня и наполняла душу тем же мучительным огнём, который я чувствовал в первые дни знакомства с нею. И чем дальше шло время, тем больше я решался на этот шаг. Спасла случайность: меня отправили в Москву на курсы командиров кораблей. Это как-то отвлекло. Иначе бы я погиб.
Марина сначала рассмеялась, потом задумалась и сказала:
— Это страшно.
— Да, страшно. И я благодарю судьбу, что ничего такого не случилось.
— А если бы сейчас?
— Сейчас, наверно, и я сказал бы, что поздно. Прошло много времени. В моей памяти стало стираться то, что я особенно сильно в ней любил. Время… Время… Оно ведь всемогуще. Создаёт и уничтожает природу. Даже гранит превращается в песок и пыль. Что для него мои чувства!
— А давайте допустим другой вариант, — возбуждённо проговорила Марина. — Допустим, что Вера разошлась с мужем, а вы были бы не женаты. Тогда как?
— Когда я её ещё сильно любил, я не посмотрел бы ни на что.
Марина, закусив губу, о чём-то усиленно думала.
— А вы бы остались верной ей до конца? — спросила она.
— Если бы не разлюбил, то, конечно.
Василий Иванович ребячески подпрыгнул и достал ветвь берёзы, схватив в горсть несколько зеленовато-жёлтых листьев.
— Я, Мариночка, слишком много говорю о себе. Хотелось бы послушать вас, — сказал он, выбрасывая ногтем по одному листку из горсти.
По лицу Марины скользнула усмешка.
— Я не умею рассказывать так, как вы. И сейчас мне не до этого.
Василий Иванович изумлённо посмотрел на неё.
— Хорошо, что вы рассказали все это, — прибавила она. — Мне кое в чём надо разобраться.
Василий Иванович, разгадав смысл её слов, резко повернул голову в её сторону.
— Так, так, понимаю, — промолвил он.
— Почему вы мне не встретились год тому назад? — спросила она.
— А какая разница?
— Тогда я бы подумала: стоит ли выходить замуж за Вадима, а возможно вышла бы за другого, если бы, конечно, он смог подняться выше гнусных жизненных обстоятельств. А он это смог бы. Сейчас я уверена. Но что делать! Как говорится, поезд ушёл.
— Боже мой! — взмолился Василий Иванович. Он осторожно взял её под руку, — оказывается мы друзья по несчастью.
— Не надо, Василий Иванович, — сказала Марина сухо, отстраняя от себя его руку.
Шли молча. Марина была задумчива. Она сделалась сразу какая-то маленькая и тихая. Это немножко портило её.
Когда подходили к даче, Промтов заметил, что «Жигули» исчезли, и теперь можно было войти внутрь.
— Не забыть бы главное, — сказал он, — я оставил здесь книгу. Книга чужая. Её с меня требуют.
— А мне можно посмотреть вашу дачу?
— Разумеется. Прошу, — Василий Иванович открыл перед ней калитку и пропустил впереди себя.
Они вошли в ограду и поднялись на крыльцо. Василий Иванович достал из кармана ключ. Отомкнул замок, и они вошли внутрь. Марина окинула взглядом обстановку. В передней комнате стоял стол, накрытый белой скатертью, на котором разлапился и поник во все стороны высохший букет в кувшине и лежала толстая потрёпанная книга. К столу были приставлены четыре стула. У стены стоял скромный шкаф с зеркалом. В другой комнате — застланная кровать. На стенах висело несколько репродукций с картин в багетовых рамках.
Марина взяла книгу и прочитала вслух на обложке:
— Виктор Гюго «Собор парижской богоматери». Ещё в пятом классе читала. А вам нравится?
— Да, эта книга в моём вкусе. Я люблю такие вещи.
— Всё-таки есть на свете настоящая, возвышенная любовь.
— Безусловно, есть.
— Я вам завидую. Вы испытали её.
— А если я скажу, что все это сочинил. Ничего этого не было.
— Нет, это всё было, — уверенно сказала она и отдала книгу Василию Ивановичу. — Знаю по себе. Меня любил один человек. Любил также сильно, как когда-то любили вы.
— Кто же это? Случайно, не муж?
— Нет, не муж, — сказала Марина. Она изменилась в лице и прибавила: — Пожалуйста, Василий Иванович, поедемте скорее домой.
Промтов посмотрел на часы.
— Такси ждать ещё тридцать минут, — сказал он.
— А нельзя ли уехать не дожидаясь такси? — спросила Марина.
— Можно выйти на шоссе. Там часто ходят автобусы.
«Действительно, стоит ли ждать? — подумал Василий Иванович. — Делать тут нечего, а перед шофёром совесть чиста. За рейс заплачено вперёд».
— Пошли на шоссе, — решительно сказал он. — Автобусная остановка тут рядом.
Шли молча. Василий Иванович ломал берёзовые ветки с жёлтыми листьями и сделал букет. Марина хмурилась, была чем-то озабочена.
На остановке никого не было. Они молча сели на лавочку. Тут вдруг Марина улыбнулась.
— А знаете, Василий Иванович, я открою вам одну тайну.
Он повернулся к ней.
— Я всю неделю думала о вас.
Василий Иванович смутился и упёрся щекой себе в кулак.
— Я чувствовала, что мы встретимся с вами вот так, как сегодня.
— Не знал я этого, — сказал Василий Иванович с улыбкой и шутливым тоном продолжал: — А то бы воспользовался.
Марина засмеялась.
— Среди нашего брата, лётчиков, есть отчаянные головы, — прибавил он.
— Я ведь вижу, кому можно верить, кому — нет. Он пристально посмотрел на неё и спросил:
— Почему вы думали обо мне?
— А просто так. Мечтала, — сказала она, глядя куда-то в пространство. — Вы мне нравитесь. (Она смотрела на него. Он, улыбаясь, качал головой). Вы всегда в хорошем настроении. А я вот мучаюсь.
— Не всегда я такой, — ответил Промтов. — Иногда тоже бываю в плохом настроении. Между прочим, Мариночка, вы слишком много думаете, и поэтому печальны. Вас надо чем-то хорошенько встряхнуть. Но чем?
— Кнутом, — сказала Марина.
Василий Иванович рассмеялся. Тут вдруг показался автобус, и они поднялись с лавки.
В автобусе Василий Иванович вырвал листок из записной книжки, записал свой служебный телефон и отдал ей на всякий случай. Она вышла из автобуса раньше его.
В душе Марины появилась искра надежды. Она бросила бы теперь Вадима, но ребёнок под сердцем уже давал о себе знать. Она много раз собиралась позвонить Василию Ивановичу и спросить у него совета и помощи, но вдруг чего-то боялась и в конечном счёте не делала ничего.
XV
Олег ещё в самолёте, когда вылетел из Кабула, размышлял о том, чем заняться до вступительных экзаменов. Просто так кантоваться не в его натуре. Не привык и не любил бить баклуши. А впереди почти целый год. Надо провести это время со смыслом. Неплохо бы подзаработать деньжат, прибарахлиться, чтобы выглядеть не хуже людей. И когда приземлился на советской земле, решение было принято. Он пошёл в ближайшее бюро по трудоустройству и спросил куда вербуют людей. Девушка из бюро только глянула на него и сразу прониклась симпатией.
— Если хотите подзаработать, — сказала она. — Езжайте в Петропавловск-Камчатский. На рыбные промыслы. Вы такой на вид сильный, здоровый. Вам это подойдёт.
Олег даже не предполагал, что вербуясь по оргнабору, можно найти денежную работу по душе — ведь он заядлый рыбак.
— Оформляйте, — сказал он, не раздумывая. Рыбачил в Охотском море и в Тихом океане до вступительных экзаменов. Документы в политехнический институт послал заранее. Был огорчён, что потерял армейскую характеристику. Куда-то сунул, а потом не мог найти. Пришлось просить новую характеристику с рыбных промыслов. Тоже была хорошая. Прилетел в Иркутск и заволновался. Но не предстоящие экзамены его волновали. Здесь где-то близко Марина. И при мысли о ней, о том, что она ходит совсем рядом по этой земле, сердце зашлось. Горячая кровь ревнивца опять забурлила. Поехал в институт. Когда переступил порог института, нервозная атмосфера, создаваемая абитуриентами, немного охладила любовный ныл. Ему тоже вдруг сильно захотелось поступить в институт.
Вступительные экзамены оказались трудными. Конкурс был большой. Олег чувствовал себя не очень уверенно и сутками, до полного изнеможения, занимался. Сочинение написал хорошо, физику сдал тоже на четвёрку, по математике тройка. Не блестяще, но надеяться можно было. Большинство претендентов отсеялось во время экзаменов, а у многих отметки были хуже.
Наступило время собеседования. Один парень, набравший столько же баллов, сколько Осинцев, был зачислен. Осинцев с замирающим сердцем ждал решения своей судьбы.
… В деканат вызывали по два человека. Осинцев вошёл с одним абитуриентом, у которого отметки были хуже. Ему сказали, что он не прошёл по конкурсу, но предложили пересдать один экзамен и поступить на вечернее отделение. Осинцеву сказали, что он тоже не прошёл по конкурсу, что может забрать документы и ничего не предложили. Он стоял перед комиссией, хотел что-то сказать, возразить, но тут вошли следующие двое и его попросили выйти. Он вышел, опомнился, снова вошёл и сказал:
— Это несправедливо. Объясните мне…
Осинцеву сказали, что объяснят потом, когда кончится собеседование. Он не стал ждать и пошёл к ректору. Ректор был сильно занят, но сказал, что выяснит этот вопрос в конце дня.
Долгим показался день. Экзамены выжали из него все соки, а этот день, казалось, довершал работу на истощение. К вечеру Осинцева было не узнать.
Когда вошёл к ректору, у него было много народу. Была там и женщина, председатель комиссии, объявившая Осинцеву решение.
— Татьяна Васильевна, — обратился к ней ректор, — объясните, пожалуйста, товарищу причину, по которой ему отказано в поступлении в институт.
— Он не добрал один балл до проходного, — сказала Татьяна Васильевна. — Обидно, конечно. Но ничего не поделаешь. — Она повернулась к Олегу и, пытаясь хоть как-то его утешить, ласковым голосом проворковала: — Вы мне очень симпатичны, молодой человек. Но существует закон, порядок. Единый для всех. Мы не можем его нарушить. Подготовьтесь получше и на следующий год — милости просим снова к нам.
— Вы не прошли по конкурсу, — сказал ректор просто и ясно. Времени у него было в обрез. Он не мог разводить дипломатию с каждым абитуриентом и теперь, положив руки на стол, хлопнул ладонями по стеклу и добавил чётко и громко, как отрубил: — Вам понятно?
Олег не знал что ответить, чем возразить. Но он очень хотел поступить в институт и сделал ряд заявлений, не свойственных его натуре.
— Я имею право быть зачисленным вне конкурса, — сказал он.
Все присутствующие в кабинете удивлённо уставились на него.
— Интересное заявление, — сказал ректор. — На чём оно основано?
— Я служил в Афганистане.
— Серьёзно? — Ректор оживился: — Участвовал в боях?
— В боях не участвовал, но душманов видел так же близко как вас.
— Пленных? — спросил ректор, ехидно улыбаясь.
— Да, пленных, — вызывающе ответил Олег. — Я их выстраивал в одну колонну по четыре.
— Интересно.
— Очень интересно. До того интересно, что потом они снились мне целый месяц каждую ночь.
— Да он же блефует! — Татьяна Васильевна сменила голубиное воркование на ястребиный клёкот: — У него даже нет армейской характеристики. Представил какую-то бумажку с рыболовных промыслов.
— Не какую-то бумажку, — повысил голос Олег, — а настоящую характеристику. И армейская характеристика была у меня. Я потерял её, мотаясь целый год по рыболовным базам и сейнерам, чтобы накормить вас дальневосточной камбалой.
— Блефует, — махнула рукой Татьяна Васильевна.
— Вот что, молодой человек, — сказал ректор со скрытой улыбкой. — Спасибо за информацию о душманах, вид которых настолько впечатляющий, что они потом снятся по ночам; спасибо за дальневосточную камбалу, но выбросьте из головы этот фокус с Афганистаном. Такие фокусы у нас не проходят. Людям, подтверждающим документами свою причастность к афганским событиям, мы даём зелёную улицу. Но у вас нет документов, которые подтвердили бы ваши слова.
— Можно сделать запрос в часть, где я служил.
— Если ваша часть в Афганистане, на это уйдёт полгода.
Все молчали. В кабинете стало тихо-тихо.
— Ну вот что, — сказал ректор, вздохнув. — К началу следующего учебного года предъявите мне документ, что вы действительно проходили службу в Афганистане. Мы примем вас вне конкурса. Но экзамены придётся сдавать снова. Все. — Ректор опять сказал как отрубил и развёл руками, давая понять, что разговор окончен.
Олег, покрывшись красными пятнами, вышел из кабинета.
В тот же день он написал письмо в часть, обратившись к полковнику Горбатовскому с просьбой выслать повторную характеристику по адресу, который имеется у него в записной книжке. О себе написал все как есть. Как завербовался на рыбные промыслы, как потерял характеристику, как поступал в институт на общих основаниях и не прошёл по конкурсу. Завершил письмо следующими словами: «… Я не стал бы беспокоить Вас из-за этого пустяка, мог бы обратиться к замполиту, потому что всё равно он будет писать повторную характеристику, но есть ещё и другая причина, побудившая меня обратиться с письмом именно к Вам. Дело касается моей матери. В сущности я не знаю её. Почти с рождения после гибели отца, который был военным лётчиком и погиб в Арктике, я жил и воспитывался у бабушки в Иркутской области. Бабушка по отцу не любила мою мать, и дружбы между ними никогда не было, хотя они переписывались и к каждому празднику слали друг другу открытки. Но поскольку бабушка в прошлом году умерла и больше никого близких у меня нет, то хотелось бы узнать окольными путями хоть что-нибудь о своей матери. А вы, я слышал, до Афганистана служили в Московском военном округе, сами по разговорам коренной москвич и наверняка часто бываете в Москве. Так вот я подумал, не знаете ли Вы случайно генерала Ржевского из штаба Московского военного округа? Если знаете его, то, может быть, знаете и его жену Надежду Александровну. Надежда Александровна Ржевская моя родная мать, с которой у меня никогда не было, нет, а может быть и не будет никакой связи, если я навсегда останусь таким же неудачником, каким являюсь до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49