Все это предназначалось для кар-хайдского
форпоста Перинг, расположенного на пересечении северной и восточной границ
государства. Все перевозки грузов на Великом Континенте осуществлялись с
помощью этих электровездеходов, которые в теплое время года через
многочисленные реки и проливы переправляли на паромах и баржах. В течение
долгих зимних месяцев пути лишь кое-где расчищали медлительные
снегоуплотнители, так что автосани да еще довольно малочисленные буера на
замерзших реках служили здесь единственными средствами передвижения, если не
считать лыж и обыкновенных саней, которые людям приходилось тащить самим В
период таяния снегов на Гетен не надежен ни один вид транспорта, а потом
большая часть транспортных перевозок осуществляется -- причем с великой
поспешностью -- именно летом. Дороги в это время буквально забиты караванами
машин. Движение строго контролируется. Каждое отдельное транспортное
средство, как и весь караван, обязано поддерживать постоянную радиосвязь со
специальными постами, расположенными вдоль дорог. И движение осуществляется
все же вполне равномерно, какими бы забитыми ни казались пути, причем машины
движутся со скоростью около сорока километров в час (земной). Гетенианцы
могли бы сделать свои машины более скоростными, но не делают этого. И на
вопрос "Почему?" отвечают: "А зачем?" Точно так же как когда нас, землян,
спрашивают, зачем нам столь скоростные машины, и мы отвечаем: "А почему бы и
нет?" О вкусах, как говорится, не спорят. Землянам присуще вечное стремление
вперед, постоянный прогресс. Для людей с планеты Зима, которые вечно живут в
Году Первом, прогресс значительно менее важен, чем сам процесс жизни. Мои
вкусы были типично земными, так что, покинув Эренранг, я порой прямо-таки
терял терпение из-за методичной неторопливости каравана; мне хотелось
выскочить из вездехода и побежать вперед. Хотя оказалось удивительно приятно
ощутить широкий простор, выбраться из глубоких улиц-ущелий, зажатых
каменными стенами, затененных крутыми черными крышами и бесчисленными
башнями, -- из этого лишенного солнца города, где все мои надежды в итоге
обернулись страхом и предательством.
Взбираясь к перевалу Каргав, караван довольно часто, хоть и ненадолго,
останавливался, чтобы люд могли перекусить в придорожных гостиницах. Уже к
полудню, преодолев очередной подъем, мы смогли полюбоваться широкой горной
долиной. Отсюда была видна гора Костор, до которой надо было еще ползти
вверх километров шесть. Отвесная стена ее западной склона скрывала пока
самые северные вершины, порой достигавшие десятикилометровой высоты. К югу
от Костора на фоне бесцветного неба тянулась череда белых вершин; я насчитал
тринадцать; последняя них неясным призраком мерцала в дымке на далеко
горизонте. Водитель перечислил мне названия в тринадцати и принялся
рассказывать страшные истории о неожиданных снежных обвалах, о том, как
вездеходы буквально сдувало с дороги горными ветрами, о снегоуплотнителях,
порой на целые недели отрезанных от мира на недосягаемых высотах перевалов,
-- и так далее, и тому подобное, -- должно быть, из сам дружеских
побуждений: намереваясь меня, такого отчаянного, чуточку припугнуть. Он
описывал, например, как шедший перед ним вездеход занесло и машина полетела
в пропасть с трехсотметровой высоты; самым удивительным, по его словам, было
то, что падал вездеход удивительно медленно, он полдня сползал по склону и
наконец совершенно беззвучно исчез в двенадцатиметровом слое снега на дне
пропасти, а сползшая за ним следом лавина окончательно поглотила его.
С наступлением Часа Третьего мы остановились на обед в большой
придорожной гостинице, где в просторных помещениях ярко горел в каминах
огонь, под потолком виднелись балки мощной кровли, а столы изобиловали
прекрасной едой; однако ночевать мы не остались. Наш караван следовал
безостановочным маршрутом и считался "спальным". Водители спешили (если это
слово вообще применимо к особенностям кархайдской жизни и психики) первыми
прибыть в Перинг, чтобы, так сказать, снять на местном рынке все сливки с
помощью своих агентов. В вездеходах сменили электробатареи, на вахту
заступила новая смена водителей, и мы снова двинулись в путь. Один из
вездеходов служил чем-то вроде спального вагона -- но только для водителей;
для пассажиров там места не нашлось, и я провел ночь на жестком сиденье в
холодной кабине водителя. За всю ночь мы только один раз около полуночи
сделали остановку, чтобы перекусить в маленькой гостинице высоко в горах.
Кархайд -- суровая страна, мало приспособленная для комфорта. На рассвете я
очнулся от дремоты и увидел, что все живое как бы осталось позади, а впереди
-- только скалы, льды и тьма, прорезанная светом фар, да узкая дорога,
ведущая все вверх и вверх. Дрожа, я подумал, что есть вещи и поважнее
комфорта и теплого жилища -- если, конечно, ты не старая женщина и не кошка.
На этой дороге, ползущей вверх меж устрашающих стен из снега и гранита,
гостиниц больше не попадалось. Для того чтобы перекусить, водители
осторожненько подъезжали к стоянке и аккуратно вставали один за другим на
заваленной снегом площадке под углом градусов тридцать к краю. Все вылезали
из кабин и собирались у спального вездехода, где шла раздача мисок с горячим
супом и нарезанных ломтиками хлебных яблок, а также кружек с кисловатым
пивом. Мы стояли на снегу, переступая с ноги на ногу, и жадно поглощали
пищу, запивая ее пивом и стараясь повернуться спиной к пронизывающему
насквозь ветру, который нес колючую снеговую пыль. Потом возвращались
обратно в грузовики и снова двигались в путь -- все выше и выше. В полдень
на перевале Уехот, на высоте более четырех километров, на солнце было +260,
а в тени -- 100. Электродвигатели работали настолько бесшумно, что слышно
было, как ворчат, сползая по бесконечно далеким голубоватым склонам, снежные
лавины -- где-то километрах в тридцати от дороги.
Ближе к вечеру мы преодолели Эстакар, верхнюю точку перевала на высоте
более пяти километров. Глядя на южный склон Костора, по которому мы
бесконечно долго, целые сутки, ползли сюда, я заметил странное нагромождение
скал примерно на полкилометра выше дороги, очень похожее на старинный замок.
-- Вон, посмотрите, там наверху Цитадель, -- сказал водитель.
-- Так это построено людьми?
-- Да, это Цитадель Арикостор.
-- Но ведь на такой высоте жить невозможно!
-- Ну, Старики могут. Мне приходилось бывать с караваном в последние
дни лета; мы привозили продукты из Эренранга. Разумеется, они практически
заперты там в течение десяти-- одиннадцати месяцев в году, но для них это
значения не имеет. Там примерно семь или восемь постоянных Обитателей.
Я смотрел на контрфорсы из грубого камня, столь немыслимые в безлюдном
пространстве этих высот, что никак не мог поверить в их реальность; однако
оставил свои сомнения при себе. Если какие-то люди способны выжить в этих
промороженных местах, это, безусловно, жители Кархайда.
Дорога теперь пошла вниз, довольно сильно петляя и проходя в опасной
близости от отвесных краев пропасти. Восточный склон Каргава значительно
круче западного и образует как бы гигантские ступени сбросов, возникших еще
во времена ранних геологических возмущений. На закате мы увидели едва
заметную сквозь мощный слой белого тумана цепочку движущихся точек на два
километра ниже: караван, который ушел из Эренранга за день до нас. К вечеру
следующего дня мы достигли того же участка дороги и потихоньку продолжали
спускаться по заваленному плотным снегом склону горы, боясь даже чихнуть,
чтобы не вызвать снежной лавины. Отсюда мы увидели далеко внизу, на востоке,
теряющиеся в дымке тумана обширные долины, по которым пробегали тени
облаков; сквозь туман поблескивали серебряные нити рек. Это была долина реки
Рир.
В сумерки, на четвертый день нашего путешествия, мы добрались до самого
Рира. Между Эренрангом и Риром было более двух тысяч километров, горная
стена в несколько километров высотой и две или три тысячи лет. Караван
остановился у западных ворот города, откуда грузы должны были доставить к
местам назначения мелкие баржи, специально предназначенные для плавания по
узким каналам и речным рукавам. Ни один вездеход или автомобиль въехать в
Рир не мог. Город был построен за много веков до того, как жители Кархайда
начали использовать энергетические двигатели, а использовали они их уже
более двадцати веков. В Рире не существовало обычных улиц, вместо них были
крытые переходы, похожие на туннели. Летом по ним можно было ходить как
внутри, так и снаружи. Отдельные дома, Острова и Очаги строились как
заблагорассудится их хозяевам -- хаотично, просторно. В Кархайде часто
именно анархическая застройка городов придавала им особое очарование. Над
городом царили башни Дворца Ун -- кроваво-красные и без окон. Построенные
семнадцать веков назад, башни эти служили резиденцией королей Кархайда по
крайней мере тысячу лет, пока Аргавен Харге Первый не перебрался через
Каргав и не основал поселение в обширной долине за Западным Перевалом.
Все строения Рира отличаются фантастической массивностью, мощным
глубоким фундаментом, защищены от любых бурь и паводков. Зимой ветер в
горных долинах бывает порой таким сильным, что в городе сдувает почти весь
снег; зато, когда при тихой погоде случаются обильные снегопады, жителям не
приходится расчищать улицы, потому что улиц там нет. Тогда из дома в дом
можно попасть по закрытым каменным переходам или по временным, прорытым
прямо в снегу туннелям. А над снежной поверхностью виднеются лишь крыши
домов; зимние двери в них устроены прямо на чердаках или в мансардах. Весна
-- самое трудное здесь время, ибо долина Рира богата реками. Весной
пешеходные туннели превращаются в сточные трубы, а между домами возникают
каналы или озера, по которым жители Рира переправляются на лодках,
отталкивая льдинки веслами. Но всегда -- летом ли, во время пыльных бурь,
или зимой, когда дома по самые крыши утопают в снегу, или во время весенних
паводков -- красные башни Рира отчетливо видны в небесах -- нерушимый, но
опустевший ныне оплот, древняя столица Кархайда.
Я остановился в отвратительной и слишком дорогой гостинице, как бы
скрючившейся при виде гордых башен. Мне всю ночь снились дурные сны, и я,
поднявшись на рассвете, поспешно расплатился за ночлег, завтрак и весьма
невнятные указания относительно того, как мне следует идти, и двинулся
пешком на поиски Отерхорда, старинной Цитадели, расположенной неподалеку от
Рира. Пройдя буквально метров пятьдесят, я сбился с пути. Стараясь идти все
время, так, чтобы башни находились у меня за спиной, а белоснежная громада
Каргава -- справа, я вышел из; города по южной дороге, но сынишка какого-то
фермера, попавшийся мне навстречу, тут же объяснил, где именно нужно было
свернуть, чтобы попасть в Отерхорд.
Я добрался туда к полудню. То есть куда-то я добрался, хотя
понятия не имел, куда именно. Вокруг был лес или, если угодно, густой
кустарник; но деревья выглядели в высшей степени ухоженными даже для этой
страны, где лесники весьма и весьма прилежны; тропа, по которой я шел, была
очень прямой и вела куда-то вправо по склону горы меж аккуратных деревьев.
Через некоторое время я заметил совсем рядом с тропой небольшой деревянный
домик, а потом -- большое строение, тоже деревянное, но уже слева и чуть
дальше; оттуда доносился весьма аппетитный запах жареной рыбы.
Я медленно и несколько неуверенно брел по тропе, понятия не имея, как
ханддараты отнесутся к появлению такого "туриста". Я маловато знал о
Цитаделях. Ханддара -- это религия без какой-либо церковной организации, без
священнослужителей, без соответствующей иерархии, без обетов и четких
установлении. Я до сих пор не могу с уверенностью сказать, есть ли у
ханддаратов бог. Ханддара неуловима, непостижима. Она вне времени и
пространства. Единственная ее манифестация, постоянная и неизменная, -- это
ее Цитадели, убежища, куда люди могут удалиться от мира и провести там либо
одну ночь, либо всю жизнь. Я бы не стал так уж интересоваться этим
совершенно непостижимым культом и тем более лезть в святая святых
ханддаратов, если бы мне уже давно не хотелось получить ответ на вопрос,
который так и остался не выясненным Исследователями: кто такие Предсказатели
и чем они занимаются?
Я уже прожил в Кархайде гораздо дольше, самих Исследователей и начал
сомневаться в том, что в легендах о Предсказателях и их пророчествах есть
рациональное зерно. Легенды о пророчествах широко распространены на всех
населенных людьми планетах Вселенной. Пророчествовать могут боги, духи и
даже компьютеры. Двусмысленность предсказаний оракулов или простая
статистическая вероятность всегда оставляют место для различных толкований,
а любые противоречия тут же изживаются Истинной Верой. Тем не менее легенды
о пророчествах всегда представляют интерес для любого Исследователя. Мне,
например, пока не удалось убедить ни одного жителя Кархайда в существовании
телепатической связи; они не желают верить в нее, не "увидев" собственными
глазами. Пожалуй, то же самое испытываю и я в отношении Предсказателей
Ханддары.
Я брел по тропе, когда до меня наконец дошло, что это самый центр
селения или города, просто дома здесь построены так же далеко друг от друга
и хаотично, как в Рире, да еще среди деревьев. Селение выглядело в высшей
степени мирным. Над крышей каждого дома, над каждой тропой нависали ветви
хемменов -- самых распространенных деревьев на планете Зима,
толстоствольных, невысоких, с густой светло-красной хвоей. Пирамиды хемменов
обступали и ту тропу, по которой я шел; воздух был напоен хвойным ароматом;
дома были сложены из толстых стволов этих же деревьев. В конце концов я
просто остановился, не зная, в какую дверь постучать, и тут из-за деревьев
появился человек, неспешно подошел ко мне и вежливо поздоровался.
-- Не нужен ли вам ночлег? -- спросил он.
-- Я пришел, чтобы задать Предсказателям один вопрос.
Я давно уже решил: пусть в любом случае думают, что я житель Кархайда.
Как и наши Исследователи, я никогда не испытывал в этом отношении особых
трудностей: среди множества кархайдских диалектов акцент мой был практически
незаметен, а мои половые "аномалии" скрывали тяжелые теплые одежды. У меня,
правда, не было такой густой шапки волос и типичных для всех гетенианцев
раскосых глаз с чуть опущенными уголками, к тому же я был несколько выше
обычного их роста и кожа у меня была темнее, но все же я не настолько уж
выходил за пределы нормы. Растительность на лице мне долго и тщательно
выводили еще до того, как я улетел с Оллюля (тогда мы еще даже не знали, что
на севере, в Перунтере, существуют "волосатые" племена, у которых не только
чрезвычайно густые бороды, но и тела покрыты курчавой растительностью, как
это бывает у белокожих землян). Меня даже спрашивали, когда это я умудрился
так сильно сломать нос. Нос мой от природы плоский и широкий, а у
гетенианцев носы тонкие, прямые, с четко очерченными изящными ноздрями,
очень хорошо приспособленные для того, чтобы дышать леденящим воздухом
планеты Зима. Вот и этот человек, встретивший меня на тропе в Отерхорде,
смотрел на мой нос с легким любопытством. Однако на мое заявление спокойно
ответил:
-- В таком случае вы, наверное, захотите поговорить с Ткачом? Он сейчас
внизу, на поляне, если только не уехал за дровами. А может быть, вам угодно
будет прежде поговорить с кем-либо из Целомудренных?
-- Не знаю, не уверен... Я, знаете, на редкость мало осведомлен(
Молодой человек рассмеялся и поклонился мне.
-- Я польщен! -- заявил он. -- Я прожил здесь три года и все еще
чувствую себя весьма мало осведомленным, настолько мало, что об этом и
говорить не стоит.
Он почему-то очень развеселился, однако манеры у него были удивительно
приятные, с его помощью мне даже удалось припомнить кое-что о Ханддаре и ее
особой мудрости: я понял, насколько самонадеянным и хвастливым было мое
заявление -- все равно что сказать, подойдя к здешним Обитателям:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38