Потом
зубы исчезли в складках и морщинах его лица, тоже желтоватого, -- лица
старика, хотя Тайб был вовсе не стар.
-- Добрый знак перед успешным открытием нового порта, -- откликнулся я.
-- О да, разумеется! -- Зубы появились снова.
-- Церемония кладки замкового камня очень впечатляет...
-- О да! Этот ритуал соблюдается с незапамятных времен. Впрочем, лорд
Эстравен вам, конечно же, все это уже рассказывал...
-- Лорд Эстравен вовсе не обязан что-то мне рассказывать.
Я старался говорить равнодушным тоном, и все же каждое мое слово для
Тайба звучало двусмысленно.
-- О да, разумеется, я понимаю, что... -- торопливо заговорил он. --
Просто лорд Эстравен славится своей благосклонностью по отношению к
иностранцам. -- Он снова улыбнулся, демонстрируя зубы, каждый из которых как
бы таил в себе особую, отдельную тайну -- две, три, тридцать две тайны!
Тридцать два значения каждого слова!
-- Не многие здесь до такой степени иностранцы, как я, лорд Тайб. Я
очень признателен здешним жителям за их доброту.
-- О да, конечно, конечно! А благодарность -- это ведь столь редкое
благородное чувство, воспетое поэтами. И реже всего благодарность
встречается здесь, в Эренранге; без сомнения, именно потому, что чувство это
не имеет практического применения. Ах, в какие суровые, неблагодарные
времена мы живем! Все теперь не так, как бывало в старину, не правда ли?
-- Я крайне мало знаю об этом периоде, лорд Тайб, однако и в других
мирах мне приходилось слышать подобные сожаления.
Тайб некоторое время пристально смотрел на меня, словно ставил диагноз:
безумие. Потом снова показал свои длинные желтые зубы.
-- О да, конечно! Да! Я как-то все время забываю, что вы прибыли сюда с
другой планеты. Вам-то, разумеется, об этом никогда не удается забыть. Хотя,
без сомнения, жизнь здесь, в Эренранге, была бы куда лучше, проще и
безопаснее для вас, если бы вы все-таки сумели об этом забыть, а? Да-да,
конечно! Но вот и моя машина: я велел, чтобы меня ждали здесь, подальше от
толчеи. Я бы с удовольствием вас подвез, но должен отказать себе в этом
удовольствии, ибо весьма скоро обязан быть во дворце, а, как гласит
пословица, бедным родственникам опаздывать не годится. Даже и королевским,
не так ли? О да, конечно! -- И кузен короля нырнул в свой маленький черный
электромобиль, еще раз показав мне все свои зубы и пряча глаза в паутине
морщин.
Оставшись в одиночестве, я двинулся к себе на Остров 1. Сад перед ним,
после того как стаял последний зимний снег, стал наконец открыт взору.
Зимние двери, расположенные в трех метрах от поверхности земли, были уже
опечатаны и теперь несколько месяцев останутся закрытыми -- пока вновь не
наступит осень и за ней следом не придут морозы, не выпадут глубокие снега.
Рядом с домом, среди размокших клумб, луж, покрытых ломкими ледяными
корочками, и быстрых, нежноголосых весенних ручьев, прямо на покрытой первой
зеленью лужайке стояли и нежно беседовали двое юных влюбленных. Их правые
руки были судорожно сцеплены -- одна в другой. Первая фаза кеммера.
Вокруг них плясали крупные пушистые снежинки, а они стояли себе босиком в
ледяной грязи, держась за руки и ничего не замечая вокруг, кроме друг друга.
Весна пришла на планету Зима.
Я пообедал у себя на Острове и, когда колокола на башне Ремми --
местной ратуши -- пробили Час Четвертый, был уже у стен дворца, вполне
готовый к ужину. Жители Кархайда плотно едят четыре раза в день: первый
завтрак, второй, обед и ужин. А в промежутках еще много раз перекусывают и
подкрепляются. На планете Зима нет крупных съедобных животных, как нет и
продуктов, поставляемых млекопитающими, -- то есть молока, масла или сыра;
богатой белками и углеводами пищей здесь являются яйца, рыба, орехи и
некоторые хайнские злаки. Не слишком калорийная диета для столь сурового
климата, так что пополнять запасы "горючего" приходится довольно часто. Я
уже привык без конца что-то есть, буквально через каждые пятнадцать минут. И
лишь позже, в конце этого года, я открыл для себя неожиданный факт:
оказывается, гетенианцы сумели приспособиться не только к непрерывному
поглощению пищи, но и к неопределенно долгому голоданию.
Снег все еще шел -- мягкий, легкий весенний снежок, это было куда
приятнее бесконечных дождей, свойственных периоду оттепели на этой планете.
Я неторопливо брел по территории дворца в спокойной голубизне вечернего
снегопада и только один раз чуть-чуть сбился с пути. Королевский дворец
Эренранга -- это как бы город в городе, окруженные могучими стенами джунгли
бесчисленных дворцов, башен, садов, двориков, храмов, крытых мостов,
напоминающих туннели, и разнообразных переходов из одной части дворца в
другую. Здесь были замечательные рощи и чудовищные тюрьмы -- наследие
многовековой королевской паранойи, которой не избежал ни один монарх
Кархайда. Надо всем этим возвышались мрачные величественные стены из
красного камня -- внешние укрепления центрального замка, где в обычное время
не живет никто, кроме самого короля. Все же остальные -- слуги, челядь,
придворные, лорды, министры, члены королевского совета, гвардия короля и так
далее -- размещаются в других дворцах, бараках или казармах, что находятся
внутри крепостных стен. Эстравену в знак особого расположения короля был
предоставлен Угловой Красный Дом -- здание, построенное 440 лет назад для
Гармеса, любимого кеммеринга короля Эмрана III, чья краса до сих пор
воспевается поэтами. Гармес был похищен наемниками враждебной королю клики
из Внутренних Земель, изуродован, сведен с ума и превращен в скота. Эмран
III умер через сорок лет после этого, все еще горя жаждой неутоленной мести,
и был прозван Эмран Несчастливый. Трагедия, свершившаяся в столь далекие
времена, постепенно утратила свою горечь, но слабая дымка несбывшихся
надежд, какой-то странной меланхолии по-прежнему окутывала эти каменные
стены, таилась в темных углах. Небольшой сад при доме был обнесен резной
оградой; ветви плакучих деревьев, серем, склонялись к воде небольшого
пруда меж раскиданных на его берегах огромных каменных валунов. В мутноватых
снопах света, падавшего из окон, кружились вместе с крупными хлопьями снега
крохотные коробочки семян; ими была усыпана вся темная поверхность воды.
Эстравен стоял на крыльце, ждал меня -- без шапки, без куртки на морозе! --
и любовался таинством падения в ночи мертвых снежных хлопьев, смешанных с
живыми семенами растений. Он спокойно приветствовал меня и провел в дом.
Других гостей не ожидалось.
Я немного этому удивился, однако мы сразу же пошли к столу, а о делах
за едой говорить не принято; но я удивился куда больше, отведав кушанья,
которые были, безусловно, выше всяческих похвал; даже вечные хлебные яблоки
повар Эстравена совершенно преобразил, так что я от всей души выразил свое
восхищение. После ужина мы сидели у камина и пили горячее пиво. В мире, где
на обеденном столе всегда имеется специальное приспособление, чтобы
разбивать ледок, которым успевает покрыться еда, а также питье в твоем
бокале, горячее пиво начинаешь особенно ценить.
За столом Эстравен весьма мило болтал; теперь же, сидя напротив меня у
камина, был погружен в исполненное достоинства молчание. Хотя я уже почти
два года провел на планете Зима, но все еще был очень далек от адекватного
восприятия ее обитателей. Я очень старался, но все мои попытки кончались
тем, что я воспринимал гетенианцев то как мужчин, то как женщин; я как бы
загонял их в рамки столь неестественных для них и столь понятных для меня
категорий. И вот теперь, прихлебывая исходящее паром кисловатое пиво, я
подумал, что поведение Эстравена за столом было типично женским: сплошное
обаяние, такт и некая загадочная бесплотность при безукоризненной
светскости. Может быть, именно этой женственной мягкости и изяществу в нем я
и не доверял? Может, именно это-то мне в нем и не нравилось? Просто
немыслимо было представить его женщиной -- этого темнокожего, ироничного,
могущественного вельможу, что сидел со мной рядом в полутемной гостиной,
освещенной лишь пламенем камина; и все же, когда я думал о нем как о
мужчине, то постоянно ощущал некую фальшь, неясный обман, крывшийся то ли в
нем самом, то ли в моем отношении к нему. Голос у него был мягкий, хотя и
довольно звучный; недостаточно низкий для голоса мужчины, однако вряд ли
похожий и на голос женщины... Впрочем, он что-то давно уже говорил этим своим
загадочным голосом.
-- Мне очень жаль, -- говорил Эстравен, -- что я вынужден был столь
долго откладывать удовольствие принимать вас в моем доме, но я рад, что
теперь между нами больше не возникает вопроса о каком-то там
покровительстве...
Последнее меня несколько удивило. Он, безусловно, покровительствовал
мне, по крайней мере до сегодняшнего дня. Может быть, он хотел сказать, что
аудиенция у короля, которую он испросил для меня на завтра, положит конец
нашим различиям и сделает нас равными по положению?
-- Мне кажется, я не совсем вас понимаю, -- сказал я.
Мое замечание, казалось, сильно его озадачило, и он умолк.
-- Ну что ж, видите ли... -- начал он наконец очень неуверенно, -- ваше
пребывание в моем доме... вы же понимаете, что я больше не могу выступать
перед королем в качестве вашего адвоката.
Он говорил так, словно стыдился меня. Совершенно очевидно, что и это
приглашение в гости, и то, что я его принял, имели некий недоступный мне
глубинный смысл. Но если мне не хватало знаний этикета, то ему -- этики.
Одно лишь было мне абсолютно ясно: я был прав, не доверяя Эстравену. Он был
не просто хитер и не просто всесилен: он оказался поразительно вероломен. В
течение долгих месяцев моего пребывания в Эренранге именно он внимательнее
остальных выслушивал меня, отвечал на все мои вопросы, посылал врачей и
инженеров проверить, действительно ли я прилетел на своем корабле с другой
планеты; он по собственной инициативе помогал мне сойтись с нужными людьми и
последовательно продвигал меня вверх по здешней иерархической лестнице, на
самой нижней ступеньке которой я в первый год своего пребывания здесь
находился: из обладающего чересчур большим воображением монстра я
превратился, благодаря его усилиям, в уважаемого иноземного Посланника,
который вот-вот будет удостоен аудиенции у самого короля. И вот теперь,
подняв меня до столь опасных высот, он внезапно ледяным тоном сообщает, что
лишает меня своей поддержки(
-- Но я всегда привык полагаться на вас, вы сами приучили меня(
-- С моей стороны это было ошибкой.
-- Вы хотите сказать, что, устроив мне эту аудиенцию, все же не стали
отзываться положительно о моей миссии в целом, как... -- Мне показалось, что
лучше проглотить это "как раньше обещали мне".
-- Я не мог иначе.
Я очень разозлился, но не ощутил в нем ни ответного гнева, ни
каких-либо сожалений.
-- Не скажете ли, почему вы именно так поступили? Он помолчал, потом
решился:
-- Хорошо.
И снова замолчал. Пока длилось это молчание, я уж было решил, что вновь
совершил ошибку: мне, не слишком умному и, в общем-то, беззащитному чужаку,
не следовало бы требовать у премьер-министра инопланетного государства
объяснить свое поведение, тем более что я, чужак, недостаточно хорошо
понимаю -- и, возможно, никогда не пойму! -- что лежит в основе здешней
государственной власти и деятельности современного кархайдского
правительства. Без всякого сомнения, многое связано с понятием шифгретор
-- совершенно непереводимое слово, обозначающее одновременно престиж,
авторитет, общественное лицо человека и благородное происхождение, --
всеобъемлюще важный фактор социальной значимости как в Кархайде, так и во
всех прочих государствах планеты Гетен. Если это так, то я никогда до конца
не пойму поведения Эстравена.
-- Вы слышали, что сказал мне король сегодня во время праздника?
-- Нет.
Эстравен наклонился и вынул прямо из горячей золы в камине кувшин с
пивом. Потом молча налил мне полную кружку. Пришлось пояснить:
-- Насколько я мог слышать, король не разговаривал сегодня с вами во
время праздника.
-- Мне тоже так показалось, -- согласился он. До меня наконец дошло,
что это всего лишь очередной намек. Послав к чертям эту идиотскую, типично
женскую манеру вечно говорить намеками и загадками, я спросил напрямик:
-- Вы что же, лорд Эстравен, хотите сказать, что больше не пользуетесь
благосклонностью короля?
Я полагал, что уж теперь-то он непременно рассердится, однако он ничем
этого не проявил, кроме осторожного упрека:
-- Я ничего не хочу сказать вам, господин Аи.
-- О Господи, лучше бы вы все-таки хотели! Он посмотрел на меня с
любопытством:
-- Ну хорошо. Тогда скажем так: при дворе есть несколько человек,
которые, как вы выражаетесь, пользуются благосклонностью короля, но отнюдь
не благосклонно относятся ни к вашему присутствию здесь, ни к вашей миссии.
А-а, значит ты спешишь поскорее присоединиться к ним и продаешь меня,
чтобы спасти собственную шкуру, подумал я, но говорить об этом, разумеется,
было нельзя. Эстравен был настоящим придворным, хитрым и умным политиком, а
я -- просто доверчивым дураком. Даже в двуполом обществе политик слишком
часто не является по-настоящему цельной личностью. Пригласив меня на обед,
Эстравен рассчитывал, что я так же легко приму его предательство, как он его
совершил. Очевидно, спасти собственное лицо было для него куда важнее, чем
остаться честным А потому я заставил себя выговорить:
-- Мне очень жаль, что ваше доброе отношение ко мне послужило причиной
стольких неприятностей.
О черт побери! Я даже ощутил слабое чувство морального превосходства,
правда мимолетное: слишком он был непредсказуем.
Он отодвинулся назад, так что блики огня освещали лишь его колени и
точеные, маленькие, но сильные руки, державшие серебряную кружку, лицо же
оставалось в тени -- темнокожее лицо, да еще как бы нарочно затененное
пышными, растущими низко надо лбом волосами и густыми бровями; глаза
прятались в пушистых густых ресницах, и все вместе это было окутано особой
дымкой утонченной обходительности. Может ли человек прочитать чувства,
написанные на морде кошки? тюленя? выдры? Некоторые жители планеты Гетен,
подумал я, похожи именно на этих животных: у них такие же глубокие,
бездонные и одновременно яркие глаза, которые не меняют выражения, о чем бы
ты с этими людьми ни говорил.
-- Неприятности я навлек на себя сам, -- ответил он. -- И это не имеет
ни малейшего отношения к вам, господин Аи. Вам известно, что Кархайд и
Оргорейн ведут тяжбу относительно протяженности нашей границы близ Северного
Перевала в долине Синотх? Еще дед нынешнего короля Аргавена предъявил права
на эту долину, однако Комменсалы так и не согласились признать ее
собственностью Кархайда... Слишком много снега уже принесла эта туча, и снег
все еще идет, сугробы становятся все выше. Я помог кое-кому из кархайдских
фермеров, что живут в долине, перебраться на восток через старую границу,
полагая, что спор этот может погаснуть и сам собой, если эту территорию
просто оставить в распоряжении Орготы -- ведь граждане Оргорейна живут в
этих местах уже несколько тысячелетий. Несколько лет тому назад я входил в
состав Административной группы Северного Перевала; тогда я и познакомился с
некоторыми из кархайдских фермеров, проживающих в долине Синотх. Мне было
крайне неприятно сознавать, что им постоянно угрожают бандитские погромы, а
также ссылка на Добровольческие Фермы Оргорейна. И я подумал: а почему бы,
собственно, не устранить как таковой сам предмет спора?.. Но нет, в Кархайде
такая идея была воспринята как в высшей степени непатриотичная. Более того,
трусливая и оскорбительная для государства. Мог пострадать шифгретор самого
короляЕго ироничные намеки, хитросплетение интриг, да и сама история
конфликта на границе с Оргорейном были мне совершенно неинтересны. Я
мысленно вернулся к тому, что нас теперь разделяло с Эстравеном. Доверяю я
ему или нет, но все же можно еще попытаться извлечь из него хоть какую-то
пользу.
-- Мне очень жаль, -- сказал я, -- но действительно грустно, если
вопрос о нескольких фермерах и их правах способен испортить ваши отношения с
королем и тем самым обречь на провал мою миссию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38