д. Рокфеллеры взяли на себя шефство над «новым американским искусством». Я видел многих американцев, которые были твердо убеждены в том, что искусство в США существует только благодаря Рокфеллерам и другим меценатам.
Музей современного искусства находится на 53-й стрит Нью-Йорка. Мерные шесть этажей здания глухие, затем два этажа сплошные окна и высоко поднятая крыша. Внутри просторно, превосходное освещение, и есть даже сад, где посетители могут отдохнуть, одновременно рассматривая скульптурные работы.
В зале выставлены произведения многих известных художников. Экспонируется здесь и зачинатель абстракционизма Василий Кандинский, который, как утверждают теоретики нового искусства, в 1910 году дал миру первое произведение абстрактной живописи.
Если музей Рокфеллера является Меккой абстракционизма, то Мединой его безусловно надо считать музей Гуггенхейма на 5-й авеню.Это здание — творение известного американского архитектора Франка Райта — любопытно уже само по себе. Кажется, будто дети, играя в кубики, соревновались, кто из них построит самый забавный дом. В этом строении модернизм и примитивизм подали друг другу руки. Такова была предсмертная воля миллионера Соломона Гуггенхейма. Несмотря на непривычный внешний вид музея, внутри здесь все превосходно приспособлено и для экспозиции и для обозрения.
Лифт поднимает вас на пятый этаж. Затем, осматривая картины, вы постепенно, по спирали спускаетесь вниз. Лестниц нет.Но никогда и ни при каких условиях не следует забывать о чувстве меры.
В музее Рокфеллера в Нью-Йорке экспонировались картины французских художников. На 47-й день выставки, когда ее посетило уже более 16 тысяч человек, к одной из картин вдруг подошли служители, сняли ее и, перевернув вверх ногами, повесили снова.
— Наконец правда восторжествовала,— облегченно вздохнула мисс Герберт, которая целую неделю билась, пока доказала, что одна из картин по сравнению с каталогом репродукций повешена вверх ногами.
Сначала она сообщила об ошибке дежурному по залу.
— Ни вам, ни мне не известно, где верх, а где низ; по-моему, и сам художник не знал этого,— успокоил ее дежурный.
— Если вы купите эту картину, я с удовольствием переверну ее так, как вам угодно,— заверил упрямую посетительницу заведующий секцией.
Директор тоже не сразу согласился, но в конце концов сдался.
После этого инцидента американская художница Лор-ри Банкер запатентовала свое изобретение — устройство для развешивания картин на специальных осях, с тем чтобы зрители могли поворачивать произведение, как им вздумается.
Однажды группа молодых нью-йоркских художников пригласила меня на открытие их выставки. Когда я поднялся на второй этаж и вошел в помещение, мне в первую минуту показалось, что я попал не по адресу. Стены комнаты напоминали разбитые проселочные дороги, по которым прошли танки.
— Не успели закончить? — осторожно осведомился я, уголком глаза оглядывая помещение, в котором было выставлено нечто непонятное.
— Вы не лишены чувства юмора,— неопределенно ответил мне один из организаторов выставки, получая с меня 3 доллара за билет.
Позже я узнал, что стены помещения были сначала такими, как обычно, но устроители выставки привели их в соответствие со своими произведениями при помощи долота и кирки.
После официального открытия выставки состоялся концерт старинной музыки. Нелепо изуродованные стены и старинная музыка должны были, по мнению организаторов выставки, создать тот эффект, который повлечет за собой поток долларов в кассу. Но этого не произошло. Выставка пустовала и через некоторое время тихо и незаметно закрылась. Делать на современном искусстве доллары может в Америке только тот, у кого много долларов.
Не все галереи на Медисон-авеню терпят крах. Многие процветают и приносят своим владельцам неплохой доход.Если выехать из Нью-Йорка не в часы «пик», когда дороги забиты, можно добраться до Нью-Рошелла за час. Земля здесь очень дорога, зато воздух чист от пыли больших городов и глаз ласкают приветливые виллы, утопающие в зелени. В Ныо-Рошелле могут жить только те, у кого в кармане тоненькие, но всемогущие чековые книжки. Черного американца здесь встретишь лишь в форме слуги, шофера или швейцара.
Проезжая но одной из улиц, я обратил внимание на то, что вокруг пустыря, огороженного забором, толпится народ. Остановил машину и полюбопытствовал, что происходит. Оказалось, что проводится конкурс на лучшую картину. Победителя ждал приз в 500 долларов. Темой художник мог выбрать все, что ему вздумается, кроме обнаженной натурщицы, так как жена устроителя конкурса — женщина целомудренная — поставила это непременным условием. Я несколько раз обошел вокруг ограды, надеясь заговорить с кем-нибудь из художников, но мне это не удалось. Все работали напряженно, спешили.
Наконец один из рисовавших, утомившись, присел тут же, на краю тротуара, и вынул из кармана бутерброд.
— Я журналист,— довольно нескромно представился я.— Могу ли я побеспокоить вас?
— Выйдет ли ваша газета до вечера? — вопросом на вопрос ответил художник.
Я понял: ему неважно, что именно о нем напишут, лишь бы написали до того, как будет объявлен победитель.
Когда я через полгода проезжал то же самое место, я увидел уже не забор и художников, а новое здание банка, выстроенное по последнему слову современной моды, и десятки автомобилей перед ним. Я не знаю, по-
лучил ли приз тот художник, но одно я знаю твердо: в выигрыше при всех условиях остался владелец банка. Свои 500 долларов он давно и с лихвой вернул. Проходя мимо места, где совсем недавно стоял расписанный художниками забор, каждый увидит не забор, а новенькое здание банка, на стене которого красуется броская надпись: «В нашем лице вы найдете отца, мать и девятерых добрых братьев».
Множество художников собирается весной и осенью на улицах района Гриывич-Виллидж в Нью-Йорке. Только в одном этом городе живет и работает 30 тысяч художников-профессионалов.Весной и осенью по давно установившейся традиции буквально тысячи художников заполняют Грипвич-Вил-лидж — район Вашингтон-сквера и прилегающие улицы. Здесь прямо на улицах организуют своеобразные открытые выставки. Что породило эту традицию? Может быть, Монмартр в Париже? А может, избыток художников и отсутствие у них денег и возможности снять помещения для выставок? Если Монмартр, то Нью-Йорку это явно не удалось. Монмартр неповторим, как неповторимы его старые невысокие дома, делающиеся в эти дни подрамниками и рамами для картин, хлопанье откупориваемых бутылок, доносящееся из каждого кабачка, мелодичная французская песенка; неповторимы раскачивающиеся на ветру фонари, перерезанные пополам белыми ремнями портупей невысокие полицейские, приветствующие каждую поднимающуюся в гору машину. Монмартр заставляет вас задуматься, хотя надпись на степе кафе зовет: «Оставь голову дома, возьми с собой только сердце». Монмартр своего рода сердце Парижа. Его можно проклинать и превозносить, о нем можно молчать, но его нельзя повторить.
Выставка в Нью-Йорке превосходит выставку на Монмартре и по количеству экспонатов, и по составу зрителей, и по резкости контрастов — точно так, как сам Нью-Йорк превосходит Париж по высоте зданий, влажности воздуха и замусоренности улиц.
Гринвич-Виллидж — одно из самых популярных мест в Нью-Йорке, не считая Таймс-сквера. Этот район занимает примерно одну квадратную милю. Здесь много узких улиц, старых домов, театров, ночных клубов, ресторанов, магазинов и магазинчиков. Над всем районом, в котором живет более 50 тысяч человек, господствует величествен-
ная арка, построенная в честь первого американского президента Джорджа Вашингтона. А вокруг нее сквер с тенистыми деревьями, вздохами влюбленных и раскормленными псами на поводках. :
По субботам и воскресеньям, когда окрестные улицы битком забиты картинами, автомобилями, прохожими и продавцами мороженого, вокруг фонтана в сквере собирается молодежь, любящая музыку и песню. Здесь она чувствует себя свободнее, чем дома.
Солнце было уже в зените, и в сквере стало душно. Один из молодых людей сбросил рубашку и башмаки; девица с длинными, распущенными по плечам волосами забрела по колени в цементированный бассейн фонтана. Ее примеру тут же последовал юноша с редкой, словно выщипанной бороденкой, бледный, облаченный в тяжелый черный доя;девик. Ухватившись за руку девушки, он уселся прямо в воду, посидел несколько минут и, освежившись, поднялся. Потом, хлюпая мокрыми ботинками, медленно побрел куда-то через сквер, оставляя за собой мокрую полосу. Постоянные Посетители сквера не обратили на эту сцену никакого внимания. Девица молча плелась следом. Но недолго. Ее подхватил под руку какой-то длинный как жердь черный американец. Он затянул народную песню, девица подхватила. Скоро вокруг них собралась группа поющих...
На улицах тысячи картин. Они развешаны на заборах и стенах, расставлены на земле. Каждый художник хочет продать свое произведение. И каких только направлений в искусстве вы здесь не встретите! Настоящий Вавилон. Тут не только разные направления, но и разные формы, жанры, техника. А покупателей немного. Значительно больше любопытных зевак. Правда, есть художники, которые и у зевак умеют вытянуть доллар-другой. У тех, кто рисует лучше, выстраиваются даже небольшие очереди.
Художники, которым уже удалось выкарабкаться из ямы безызвестных, не привозят сюда своих работ. Если слава их раздута с помощью доллара, это опасно. Здесь она может лопнуть как мыльный пузырь.
Художники вынуждены целый день проводить возле своих картин, чтобы не пропустить покупателя, убивают время кто как может. Одни играют в шахматы, устроившись на краю тротуара, другие закусывают или потягивают оранжад. Иногда вспыхивают споры, решаются из-
вечные проблемы жизни, любви и смерти. Иной раз подслушаешь и оживленный разговор:
— У каждого художника должен быть свой стиль, свой почерк. Только бездарность видит все чужими глазами, без подсказки не в состоянии создать ни одного произведения. Я за разнообразие стилей в искусстве — ведь в лесу все деревья зеленые, и все разные. Искусство должно быть разнообразным, как лес,— горячился молодой художник с густой бородой, возле которого, держа его под руку, стояла хорошенькая блондинка.
— Только в таком лесу и можно отдохнуть,— поддерживала она его.
— Одного разнообразия мало,— прервал ее мужской голос.— Искусство должно волновать, должно будить чувства.
— Не это важно, искусство прежде всего должно быть понятным,— вмешался третий.
— А вот тут вы ошибаетесь. Человека всегда влечет непонятное. Когда все ясно, притупляется внимание. Художник, у которого в картине все легко понять, наносит искусству удар ножом в спину.
— А я полагаю, что художнику надо дать во всем абсолютную свободу. Вот, например, он,— молодой человек с густой бородой ткнул пальцем в полотно, на котором были изображены какие-то черточки и пятна,— в своих работах символически изобразил недостижимость свободы, к которой человек стремится, которой все жаждут, но не могут достичь, потому что в каждодневном пашем быту — одни только компромиссы да ограничения.
— А может, на той картине не символ свободы, а символ тюремной решетки? — подлил масла в огонь один из художников.
— Не надо отрицать новое. Оно имеет свое будущее,— терпеливо доказывал чернобородый.— Новое рождается от слияния искусства с последними достижениями науки. Оно является выражением эйнштейновского понимания вселенной, неевклидовой геометрии Лобачевского, психоанализа Фрейда и философии Ницше и Шопенгауэра.
В разговор включалось все больше людей.
— У философии и искусства разные задачи!
— Почему разные?
— Художник не должен делать всеобщих философских обобщений. Ему достаточно отобразить мельчайшую долю вселенной или жизни.
— Хорошо, пусть бы абстракционисты и отражали частичку жизни, но ведь они уже дошли до абсурда!
— А жизнь продолжает развиваться! Как же быть? Нет, видно, искусство есть только там, где наличествует внутренняя правда, а правда всегда побеждает ложь.
— Всякое искусство теми или иными средствами отражает существование человека во вселенной. Следовательно, искусство сегодня отражает существование человека в XX веке.
— Господа, минутку терпения,— снова привлек к себе внимание чернобородый зачинщик разговора, все еще крепко держа за руку блондинку.— Я еще не кончил. Если в науке всегда надо обращать внимание на окружающую среду и в зависимости от нее изменять условия, то почему в искусстве должны существовать вечные, словно отлитые из бетона гробы, формы? Если итальянец Микеланджело сотворил в свое время библейского Моисея в реалистической форме, то почему современный Джузеппе Сантомазо, изображая пестроту космического мира, не может прибегнуть к абстрактной форме выражения?
— Абсурд.
— Почему вы не хотите быть терпимы к тому, чего не понимаете? Ведь согласны же вы, что для одних бушующее море — это могучая сила, ибо вода и камень точит, а другие воспринимают бурю как выражение бессилия — ведь все-таки берег остается на месте, а волне, даже самой могучей, приходится откатываться обратно. У абстракционизма есть еще достаточно динамита для развития, потому что основной установкой его, повторяю, является требование свободы.
— Свобода никогда не может быть абстрактной. А не можете ли вы объяснить, как произошло, что ряд самых ценных произведений мировой культуры был создан в неволе?
— Как это понять?
— Замечательные зодчие, создавшие памятники индийского, китайского и персидского искусства, были рабами; создатели Пантеона строили по приказу императора; мастера Возрождения зависели от кардиналов и князей. Прошлое доказывает, что произведение искусства может быть создано и без наличия безусловной свободы... Я предложил бы компромисс: кому нравится лес — пусть идет в лес; кому поле — пусть гуляет по полю. Да вы ведь не согласитесь...
— Почему?
— Да потому, что вам ни в лесу, ни в поле места нет — не признаете вы настоящую красоту природы. Вам, поклонникам модернизма...— молодой художник задумался,— вам бы только в болото, чтобы грязью очи залепило,— закончил он энергично и довольно зло, а стоявшая рядом блондинка громко чмокнула его в щеку за славную отповедь.
— Но позвольте, молодой человек,— возмутился до сих пор молчавший очевидец спора.— Ведь еще вчера вы вон на том углу защищали противоположную позицию?
Молодая пара переглянулась. Бородач не на шутку рассердился, и блондинка решила быть откровенной:
— Мой жених изучает софистику. Сейчас он готовится к экзаменам. А здесь всегда можно попрактиковаться в полемике...
Стоит ли удивляться тому, что серьезный спор об искусстве кончился так несерьезно?
«РЫЦАРИ» АНТИКОММУНИЗМА
Я «ерю, что человек не только вытерпит все — человек победит! Уильям Фолкнер
Мы не можем ожидать, что от деспотизма к свободе пас перенесут на перине.
Цена свободы — вечная бдительность.
Томас Джефферсон
«Индейское лето» неожиданно было нокаутировано немыслимой духотой — такою, какую старожилы не припоминали лет сорок. В тот день термометры показывали в Нью-Йорке 40° в тени. Ночью температура опустилась до 25°, но сильная влажность, смешанная с городской пылью, дымом и бензинным перегаром, не принесла столь ожидаемого облегчения. Между прочим, специалисты подсчитали, что нью-йоркские трубы ежедневно выбрасывают в воздух тысячи тонн различных отравляющих веществ, так что откуда взяться в Нью-Йорке чистому воздуху!
В эти дни люди внимательно прослушивали все сводки погоды, но синоптики, словно сговорившись, не обещали ничего хорошего.Врачи рекомендовали тем, у кого слабое здоровье, поменьше двигаться и дышать только через нос. Кто мог — тот весь день напролет держал включенной установку для кондиционирования воздуха. Но для этого нужно было много электроэнергии, и ее начало не хватать.
Несколько дней подряд по всем радиостанциям передавались специальные объявления, что компания «Кон-солидейтед Эдисон», снабжающая Нью-Йорк электричеством, вынуждена па 8 процентов уменьшить напряжение в сети. Начали медленнее ползти вверх лифты, бледнее светиться электрические лампочки, недоставало энергии и для кондиционирования воздуха.
Подобный кризис переживал не только Нью-Йорк, но и многие другие города на восточном побережье США — Филадельфия, Балтимор, Вашингтон и др. В столице США на протяжении двух часов совсем не было света, даже в Капитолии.
Вечерами, когда жара несколько ослабевала, электрическая компания благодарила по радио население, экономившее электроэнергию и тем помогавшее избежать еще более тяжелого положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Музей современного искусства находится на 53-й стрит Нью-Йорка. Мерные шесть этажей здания глухие, затем два этажа сплошные окна и высоко поднятая крыша. Внутри просторно, превосходное освещение, и есть даже сад, где посетители могут отдохнуть, одновременно рассматривая скульптурные работы.
В зале выставлены произведения многих известных художников. Экспонируется здесь и зачинатель абстракционизма Василий Кандинский, который, как утверждают теоретики нового искусства, в 1910 году дал миру первое произведение абстрактной живописи.
Если музей Рокфеллера является Меккой абстракционизма, то Мединой его безусловно надо считать музей Гуггенхейма на 5-й авеню.Это здание — творение известного американского архитектора Франка Райта — любопытно уже само по себе. Кажется, будто дети, играя в кубики, соревновались, кто из них построит самый забавный дом. В этом строении модернизм и примитивизм подали друг другу руки. Такова была предсмертная воля миллионера Соломона Гуггенхейма. Несмотря на непривычный внешний вид музея, внутри здесь все превосходно приспособлено и для экспозиции и для обозрения.
Лифт поднимает вас на пятый этаж. Затем, осматривая картины, вы постепенно, по спирали спускаетесь вниз. Лестниц нет.Но никогда и ни при каких условиях не следует забывать о чувстве меры.
В музее Рокфеллера в Нью-Йорке экспонировались картины французских художников. На 47-й день выставки, когда ее посетило уже более 16 тысяч человек, к одной из картин вдруг подошли служители, сняли ее и, перевернув вверх ногами, повесили снова.
— Наконец правда восторжествовала,— облегченно вздохнула мисс Герберт, которая целую неделю билась, пока доказала, что одна из картин по сравнению с каталогом репродукций повешена вверх ногами.
Сначала она сообщила об ошибке дежурному по залу.
— Ни вам, ни мне не известно, где верх, а где низ; по-моему, и сам художник не знал этого,— успокоил ее дежурный.
— Если вы купите эту картину, я с удовольствием переверну ее так, как вам угодно,— заверил упрямую посетительницу заведующий секцией.
Директор тоже не сразу согласился, но в конце концов сдался.
После этого инцидента американская художница Лор-ри Банкер запатентовала свое изобретение — устройство для развешивания картин на специальных осях, с тем чтобы зрители могли поворачивать произведение, как им вздумается.
Однажды группа молодых нью-йоркских художников пригласила меня на открытие их выставки. Когда я поднялся на второй этаж и вошел в помещение, мне в первую минуту показалось, что я попал не по адресу. Стены комнаты напоминали разбитые проселочные дороги, по которым прошли танки.
— Не успели закончить? — осторожно осведомился я, уголком глаза оглядывая помещение, в котором было выставлено нечто непонятное.
— Вы не лишены чувства юмора,— неопределенно ответил мне один из организаторов выставки, получая с меня 3 доллара за билет.
Позже я узнал, что стены помещения были сначала такими, как обычно, но устроители выставки привели их в соответствие со своими произведениями при помощи долота и кирки.
После официального открытия выставки состоялся концерт старинной музыки. Нелепо изуродованные стены и старинная музыка должны были, по мнению организаторов выставки, создать тот эффект, который повлечет за собой поток долларов в кассу. Но этого не произошло. Выставка пустовала и через некоторое время тихо и незаметно закрылась. Делать на современном искусстве доллары может в Америке только тот, у кого много долларов.
Не все галереи на Медисон-авеню терпят крах. Многие процветают и приносят своим владельцам неплохой доход.Если выехать из Нью-Йорка не в часы «пик», когда дороги забиты, можно добраться до Нью-Рошелла за час. Земля здесь очень дорога, зато воздух чист от пыли больших городов и глаз ласкают приветливые виллы, утопающие в зелени. В Ныо-Рошелле могут жить только те, у кого в кармане тоненькие, но всемогущие чековые книжки. Черного американца здесь встретишь лишь в форме слуги, шофера или швейцара.
Проезжая но одной из улиц, я обратил внимание на то, что вокруг пустыря, огороженного забором, толпится народ. Остановил машину и полюбопытствовал, что происходит. Оказалось, что проводится конкурс на лучшую картину. Победителя ждал приз в 500 долларов. Темой художник мог выбрать все, что ему вздумается, кроме обнаженной натурщицы, так как жена устроителя конкурса — женщина целомудренная — поставила это непременным условием. Я несколько раз обошел вокруг ограды, надеясь заговорить с кем-нибудь из художников, но мне это не удалось. Все работали напряженно, спешили.
Наконец один из рисовавших, утомившись, присел тут же, на краю тротуара, и вынул из кармана бутерброд.
— Я журналист,— довольно нескромно представился я.— Могу ли я побеспокоить вас?
— Выйдет ли ваша газета до вечера? — вопросом на вопрос ответил художник.
Я понял: ему неважно, что именно о нем напишут, лишь бы написали до того, как будет объявлен победитель.
Когда я через полгода проезжал то же самое место, я увидел уже не забор и художников, а новое здание банка, выстроенное по последнему слову современной моды, и десятки автомобилей перед ним. Я не знаю, по-
лучил ли приз тот художник, но одно я знаю твердо: в выигрыше при всех условиях остался владелец банка. Свои 500 долларов он давно и с лихвой вернул. Проходя мимо места, где совсем недавно стоял расписанный художниками забор, каждый увидит не забор, а новенькое здание банка, на стене которого красуется броская надпись: «В нашем лице вы найдете отца, мать и девятерых добрых братьев».
Множество художников собирается весной и осенью на улицах района Гриывич-Виллидж в Нью-Йорке. Только в одном этом городе живет и работает 30 тысяч художников-профессионалов.Весной и осенью по давно установившейся традиции буквально тысячи художников заполняют Грипвич-Вил-лидж — район Вашингтон-сквера и прилегающие улицы. Здесь прямо на улицах организуют своеобразные открытые выставки. Что породило эту традицию? Может быть, Монмартр в Париже? А может, избыток художников и отсутствие у них денег и возможности снять помещения для выставок? Если Монмартр, то Нью-Йорку это явно не удалось. Монмартр неповторим, как неповторимы его старые невысокие дома, делающиеся в эти дни подрамниками и рамами для картин, хлопанье откупориваемых бутылок, доносящееся из каждого кабачка, мелодичная французская песенка; неповторимы раскачивающиеся на ветру фонари, перерезанные пополам белыми ремнями портупей невысокие полицейские, приветствующие каждую поднимающуюся в гору машину. Монмартр заставляет вас задуматься, хотя надпись на степе кафе зовет: «Оставь голову дома, возьми с собой только сердце». Монмартр своего рода сердце Парижа. Его можно проклинать и превозносить, о нем можно молчать, но его нельзя повторить.
Выставка в Нью-Йорке превосходит выставку на Монмартре и по количеству экспонатов, и по составу зрителей, и по резкости контрастов — точно так, как сам Нью-Йорк превосходит Париж по высоте зданий, влажности воздуха и замусоренности улиц.
Гринвич-Виллидж — одно из самых популярных мест в Нью-Йорке, не считая Таймс-сквера. Этот район занимает примерно одну квадратную милю. Здесь много узких улиц, старых домов, театров, ночных клубов, ресторанов, магазинов и магазинчиков. Над всем районом, в котором живет более 50 тысяч человек, господствует величествен-
ная арка, построенная в честь первого американского президента Джорджа Вашингтона. А вокруг нее сквер с тенистыми деревьями, вздохами влюбленных и раскормленными псами на поводках. :
По субботам и воскресеньям, когда окрестные улицы битком забиты картинами, автомобилями, прохожими и продавцами мороженого, вокруг фонтана в сквере собирается молодежь, любящая музыку и песню. Здесь она чувствует себя свободнее, чем дома.
Солнце было уже в зените, и в сквере стало душно. Один из молодых людей сбросил рубашку и башмаки; девица с длинными, распущенными по плечам волосами забрела по колени в цементированный бассейн фонтана. Ее примеру тут же последовал юноша с редкой, словно выщипанной бороденкой, бледный, облаченный в тяжелый черный доя;девик. Ухватившись за руку девушки, он уселся прямо в воду, посидел несколько минут и, освежившись, поднялся. Потом, хлюпая мокрыми ботинками, медленно побрел куда-то через сквер, оставляя за собой мокрую полосу. Постоянные Посетители сквера не обратили на эту сцену никакого внимания. Девица молча плелась следом. Но недолго. Ее подхватил под руку какой-то длинный как жердь черный американец. Он затянул народную песню, девица подхватила. Скоро вокруг них собралась группа поющих...
На улицах тысячи картин. Они развешаны на заборах и стенах, расставлены на земле. Каждый художник хочет продать свое произведение. И каких только направлений в искусстве вы здесь не встретите! Настоящий Вавилон. Тут не только разные направления, но и разные формы, жанры, техника. А покупателей немного. Значительно больше любопытных зевак. Правда, есть художники, которые и у зевак умеют вытянуть доллар-другой. У тех, кто рисует лучше, выстраиваются даже небольшие очереди.
Художники, которым уже удалось выкарабкаться из ямы безызвестных, не привозят сюда своих работ. Если слава их раздута с помощью доллара, это опасно. Здесь она может лопнуть как мыльный пузырь.
Художники вынуждены целый день проводить возле своих картин, чтобы не пропустить покупателя, убивают время кто как может. Одни играют в шахматы, устроившись на краю тротуара, другие закусывают или потягивают оранжад. Иногда вспыхивают споры, решаются из-
вечные проблемы жизни, любви и смерти. Иной раз подслушаешь и оживленный разговор:
— У каждого художника должен быть свой стиль, свой почерк. Только бездарность видит все чужими глазами, без подсказки не в состоянии создать ни одного произведения. Я за разнообразие стилей в искусстве — ведь в лесу все деревья зеленые, и все разные. Искусство должно быть разнообразным, как лес,— горячился молодой художник с густой бородой, возле которого, держа его под руку, стояла хорошенькая блондинка.
— Только в таком лесу и можно отдохнуть,— поддерживала она его.
— Одного разнообразия мало,— прервал ее мужской голос.— Искусство должно волновать, должно будить чувства.
— Не это важно, искусство прежде всего должно быть понятным,— вмешался третий.
— А вот тут вы ошибаетесь. Человека всегда влечет непонятное. Когда все ясно, притупляется внимание. Художник, у которого в картине все легко понять, наносит искусству удар ножом в спину.
— А я полагаю, что художнику надо дать во всем абсолютную свободу. Вот, например, он,— молодой человек с густой бородой ткнул пальцем в полотно, на котором были изображены какие-то черточки и пятна,— в своих работах символически изобразил недостижимость свободы, к которой человек стремится, которой все жаждут, но не могут достичь, потому что в каждодневном пашем быту — одни только компромиссы да ограничения.
— А может, на той картине не символ свободы, а символ тюремной решетки? — подлил масла в огонь один из художников.
— Не надо отрицать новое. Оно имеет свое будущее,— терпеливо доказывал чернобородый.— Новое рождается от слияния искусства с последними достижениями науки. Оно является выражением эйнштейновского понимания вселенной, неевклидовой геометрии Лобачевского, психоанализа Фрейда и философии Ницше и Шопенгауэра.
В разговор включалось все больше людей.
— У философии и искусства разные задачи!
— Почему разные?
— Художник не должен делать всеобщих философских обобщений. Ему достаточно отобразить мельчайшую долю вселенной или жизни.
— Хорошо, пусть бы абстракционисты и отражали частичку жизни, но ведь они уже дошли до абсурда!
— А жизнь продолжает развиваться! Как же быть? Нет, видно, искусство есть только там, где наличествует внутренняя правда, а правда всегда побеждает ложь.
— Всякое искусство теми или иными средствами отражает существование человека во вселенной. Следовательно, искусство сегодня отражает существование человека в XX веке.
— Господа, минутку терпения,— снова привлек к себе внимание чернобородый зачинщик разговора, все еще крепко держа за руку блондинку.— Я еще не кончил. Если в науке всегда надо обращать внимание на окружающую среду и в зависимости от нее изменять условия, то почему в искусстве должны существовать вечные, словно отлитые из бетона гробы, формы? Если итальянец Микеланджело сотворил в свое время библейского Моисея в реалистической форме, то почему современный Джузеппе Сантомазо, изображая пестроту космического мира, не может прибегнуть к абстрактной форме выражения?
— Абсурд.
— Почему вы не хотите быть терпимы к тому, чего не понимаете? Ведь согласны же вы, что для одних бушующее море — это могучая сила, ибо вода и камень точит, а другие воспринимают бурю как выражение бессилия — ведь все-таки берег остается на месте, а волне, даже самой могучей, приходится откатываться обратно. У абстракционизма есть еще достаточно динамита для развития, потому что основной установкой его, повторяю, является требование свободы.
— Свобода никогда не может быть абстрактной. А не можете ли вы объяснить, как произошло, что ряд самых ценных произведений мировой культуры был создан в неволе?
— Как это понять?
— Замечательные зодчие, создавшие памятники индийского, китайского и персидского искусства, были рабами; создатели Пантеона строили по приказу императора; мастера Возрождения зависели от кардиналов и князей. Прошлое доказывает, что произведение искусства может быть создано и без наличия безусловной свободы... Я предложил бы компромисс: кому нравится лес — пусть идет в лес; кому поле — пусть гуляет по полю. Да вы ведь не согласитесь...
— Почему?
— Да потому, что вам ни в лесу, ни в поле места нет — не признаете вы настоящую красоту природы. Вам, поклонникам модернизма...— молодой художник задумался,— вам бы только в болото, чтобы грязью очи залепило,— закончил он энергично и довольно зло, а стоявшая рядом блондинка громко чмокнула его в щеку за славную отповедь.
— Но позвольте, молодой человек,— возмутился до сих пор молчавший очевидец спора.— Ведь еще вчера вы вон на том углу защищали противоположную позицию?
Молодая пара переглянулась. Бородач не на шутку рассердился, и блондинка решила быть откровенной:
— Мой жених изучает софистику. Сейчас он готовится к экзаменам. А здесь всегда можно попрактиковаться в полемике...
Стоит ли удивляться тому, что серьезный спор об искусстве кончился так несерьезно?
«РЫЦАРИ» АНТИКОММУНИЗМА
Я «ерю, что человек не только вытерпит все — человек победит! Уильям Фолкнер
Мы не можем ожидать, что от деспотизма к свободе пас перенесут на перине.
Цена свободы — вечная бдительность.
Томас Джефферсон
«Индейское лето» неожиданно было нокаутировано немыслимой духотой — такою, какую старожилы не припоминали лет сорок. В тот день термометры показывали в Нью-Йорке 40° в тени. Ночью температура опустилась до 25°, но сильная влажность, смешанная с городской пылью, дымом и бензинным перегаром, не принесла столь ожидаемого облегчения. Между прочим, специалисты подсчитали, что нью-йоркские трубы ежедневно выбрасывают в воздух тысячи тонн различных отравляющих веществ, так что откуда взяться в Нью-Йорке чистому воздуху!
В эти дни люди внимательно прослушивали все сводки погоды, но синоптики, словно сговорившись, не обещали ничего хорошего.Врачи рекомендовали тем, у кого слабое здоровье, поменьше двигаться и дышать только через нос. Кто мог — тот весь день напролет держал включенной установку для кондиционирования воздуха. Но для этого нужно было много электроэнергии, и ее начало не хватать.
Несколько дней подряд по всем радиостанциям передавались специальные объявления, что компания «Кон-солидейтед Эдисон», снабжающая Нью-Йорк электричеством, вынуждена па 8 процентов уменьшить напряжение в сети. Начали медленнее ползти вверх лифты, бледнее светиться электрические лампочки, недоставало энергии и для кондиционирования воздуха.
Подобный кризис переживал не только Нью-Йорк, но и многие другие города на восточном побережье США — Филадельфия, Балтимор, Вашингтон и др. В столице США на протяжении двух часов совсем не было света, даже в Капитолии.
Вечерами, когда жара несколько ослабевала, электрическая компания благодарила по радио население, экономившее электроэнергию и тем помогавшее избежать еще более тяжелого положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34