роман
ЧЕЛОВЕК — НЕ КУСТАРНИК АКАЦИИ
Большинство рода человеческого вовсе не родилось с седлами на своих спинах; кучка избранных тоже не родилась в сапогах со шпорами и пе предназначена божьим соизволением ездить на людях. Томас Джефферсон
Титулы весьма полезны. Они заставляют нас знакомиться со многими личностями, которые иначе остались бы затерянными среди мусора.Генри Шоу, американский сатирик Когда я впервые прилетел в Нью-Йорк и на аэродроме увидел, как таможенный чиновник, вежливо прищурив глаза, заглядывал в открытые дорожные сумки путешественников, как он, добродушно улыбаясь, засовывал руки по локоть в чемоданы с нашими вещами, у меня мелькнула мысль: а не является ли этакое «добродушие» характерной чертой среднего американца?
Направляясь из аэропорта в город и разглядывая бесконечные вереницы мчащихся и стоящих по обочинам машин, я снова задумался: в стране, где столь много-автомобилей, трудно представить себе среднего гражданина не за рулем.
В гостинице нас с молниеносной быстротой обслужил портье. Подхватив левой рукой зелененькую долларовую бумажку, он правой любезно протянул нам ключи от номера, приговаривая при этом: «Спасибо, большое спасибо». «Оперативность в работе,— подумал я,— вот, вероятно, неотъемлемая черта среднего американца».
Спустя несколько дней я считая, что наиболее характерные свойства среднего американца уже, что называется, у меня в кармане и вскоре я смогу не спеша, как филателист, разглядывающий в лупу редкую почтовую марку, проанализировать и оценить его. Полученный синтетический и обобщенный образ среднего американца следует затем лишь творчески перенести на всех остальных американцев. Старинная поговорка, что узнать человека чужой
страны труднее, чем заглянуть в сейф, не имея ключей, казалась мне в те дни плоской и бессмысленной.Однако вскоре твердая решимость найти и изучить среднего американца уступила место неуверенности, а после четырех с половиной лет пребывания в Америке я уже твердо знал, что термин «средний американец» — это выдумка, такая же призрачная, как цветы, нарисованные морозом на окопном стекле. Понятие «средний американец» создали боссы капиталистического мира для защиты своих интересов. Как невозможно слепить глиняный горшок без глины, так нельзя сделать «среднего американца» без статистики. За время моего второго пребывания в этой стране дяди Сэма я окончательно убедился в своей правоте.'
Статистикой, словно мечом, орудуют пропагандисты «американского образа жизни». С помощью статистики хитроумные слуги капитала, словно в океане, топят людские беды и отчаяние, муки и нужду, оставляя для обозрения лишь сверкающую гладь поверхности.
Проповедники «американского образа жизни» обращаются со статистикой, как с куропаткой на вертеле. Они подставляют ее огню тем боком, который, с их точки зрения, еще недостаточно подрумянился.
О магнате нефтяной промышленности Поле Гетти, когда он был жив, в американской печати писали сравнительно мало: такова его воля. Имея в кармане свыше миллиарда долларов и контролируя капитал в десять раз больший, этот гражданин США куда богаче Генри Форда, Нельсона Рокфеллера и других прославленных миллиардеров. И хотя Поль Гетти не любил, чтобы о нем писали, я нее же осмелюсь использовать его особу для определения некоторых средних статистических данных.
Мысленно перенесемся в Вест-Сайд — один из районов Нью-Йорка, где живет множество людей, не имеющих ни работы, ни хлеба, ни будущего. Допустим, что в одном только квартале этого района живет тысяча бедняков. Прибавим к ним Поля . Гетти с его миллиардами долларов. Выведем среднее и получим сногсшибательную цифру! в мире появится сразу тысяча новых миллионеров, но... только на бумаге.
Трудно установить, насколько точны статистические данные о том, что брюки, в которых ходят миллионеры, в среднем на 20 процентов дешевле, чем те, что носят швейцары, и тем не менее в непролазной чаще статистики есть
показатели, не вызывающие сомнений. Нельзя не верить, нто в этой стране в результате автомобильных катастроф каждые шесть минут погибает человек, что из Нью-Йорка и течение суток рассылается в среднем 21 миллион писем, что расходы на рекламу составляют в год более 100 долла^ ров на душу населения. Нет оснований не верить цифрам о средней стоимости телевизора, о среднем урожае кукурузы, средней годовой температуре и т. д.
Средние данные и используются для сотворения образа среднего американца, чтобы, приукрасив и принарядив его, выставить в ослепительной витрине для всеобщего обозрения, радостно приговаривая при этом: «Полюбуйтесь, до чего хорош «американский образ жизни»!»
Если американец входит в дверь и видит, что сзади идет другой человек, он никогда просто не отпустит дверь, а тотчас передаст ручку идущему сзади. В магазинах продавец благодарит покупателя не только тогда, когда тот покупает что-нибудь, но и когда покупатель, перебрав гору товаров, уходит, так и не открыв кошелька. В лифте вы редко встретите мужчину в шляпе, если в кабине находится женщина. Разве американцы не вежливы? И эти же самые американцы ни в автобусе, ни в метро не уступят место женщине, даже если она с маленьким ребенком или беременна. Днем в городе можно увидеть полицейского, который, остановив поток машин, под руку переводит через мостовую едва двигающуюся старушку, а в сумерках, когда никто не видит, этот же полицейский но всем правилам джиу-джитсу даст в челюсть любому гражданину, который не сразу подчинится распоряжению представителя власти. Когда же этот полицейский ведет себя как средний американец — днем или ночью?
В магазинах, закусочных — повсюду, где надо подняться по лестнице или пройти по неровному месту, висят таблички с надписью: «Смотрите под ноги!» Чтобы вы случайно не споткнулись, заботятся и украшенные галунами служители, которые предупреждают об опасности. Нигде в мире я не видел, чтобы клиента так обхаживали, так пеклись о том, чтобы, не дай бог, с ним не приключилось какого-нибудь несчастья, как в Америке.
У всякого дерева есть корни, а у каждого явления — свои причины. По законам США, если человек, переступивший порог магазина или поднимающийся в автобус, споткнулся и сломал ногу, он может возбудить судебное дело против владельца магазина или автобусной компании
по оплате всех расходов на лечение и по временной потере трудоспособности. Разумеется, рядовому американцу, с которым произошел несчастный случай, нелегко выиграть дело в суде. Но страх, что всякий такой процесс грозит карману, заставил владельцев завести вежливый обслужи-вающий персонал только для того, чтобы в случае судебного разбирательства иметь оправдание: «Мы предупреждали, чтобы клиент был осторожен, но он не слушал. Теперь мы за случившееся не отвечаем».
В настоящее время почти нее владельцы ресторанов, гостиниц, магазинов, кинотеатров, танцевальных залов застрахованы. Поэтому американец должен обращаться с претензиями уже не к владельцу заведения, а к страховой компании, которой владелец ежегодно отчисляет немалую сумму.
Боязнь, что несчастный случай может принести к нищете, заставляет американцем страховать все, что только возможно. Фермер страхует пшеницу от пожара, боксер — руки от перелома, певица — горло от простуды, жена — мужа от смерти, торговец страхуется от фальшивых денег, которые ему могут всучить, и т. д.
Владельцы магазинов, ресторанов, гостиниц не случайно платят страховым компаниям огромные суммы. Ведь в этой стране существуют тысячи способов разбогатеть. Среди них и такой: человек, потеряв надежду сколотить состояние, решается застраховать свою ногу в несколько тысяч долларов и через некоторое время сознательно провоцирует несчастный случай. Лишившись ноги, он получает страховку. Если такая заранее обдуманная «продажа» ноги произойдет в магазине, купальне, автобусе или в другом месте, владелец которого не имеет соответствующего страхового полиса, то страховая компания, застраховавшая ногу, через суд потребует с владельца страховую сумму.
Говорят, американцы за каждую услугу берут деньги. Это, разумеется, правда, но тоже не всегда. Когда американский журналист Джон Рид, рискуя своей свободой, распространял среди американского народа произведения Владимира Ильича Ленина, когда Сакко и Вапцеттп, борясь за дело рабочего класса, шли навстречу своей гибели, когда докеры порта Сиэтл отказались грузить пароходы для контрреволюционных банд Колчака, когда сегодня коммунисты США борются за мир и права граждан — ни один из них не думал и не думает о личном обогащении.
Я хотел было спросить американца, посвятившего свою жизнь борьбе за свободу и социальный прогресс, почему он не избрал иной, более легкий путь, но не посмел. Разве спросишь у матери, почему она приносит себя в жертву детям?
Америка энергично борется за нравственность. На нью-йоркском пляже даже трех — пятилетние девочки обязаны надевать купальные костюмы, в противном случае родителей подвергают штрафу в 15 долларов. И одновременно в этой стране не преследуют тех, кто продает отвратительные порнографические издания или заманивает прохожих в непотребные ночные клубы. Где же излишек и где нехватка нравственности и как тут установить среднее?
В капиталистическом мире говорят, что артист может прославиться, спев партию в миланском оперном театре «Ла Скала», а разбогатеть — пройдя по сцене «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке. Американские любители музыки норой долгими часами простаивают в очередях, пока им удастся за 30—50 долларов приобрести билет в этот театр. У некоторых американцев иные музыкальные вкусы. Однажды я видел, как ньюйоркцы запрудили Бродвей: в витрине огромного ресторана проводился всемирный конкурс пианистов на наиболее долгую беспрерывную игру на фортепьяно. Более трех суток плясали по клавиатуре пальцы калифорнийца Липса. Его поили черным кофе, чесали ему бока и спину жесткими щетками. Когда он наконец установил новый мировой рекорд и свалился со стула, в витрине немедленно зажглась неоновая реклама, извещавшая, что на следующей неделе здесь состоится всемирный фестиваль гитаристов, играющих ногой. Америка аплодирует не только Вану Клиберну и Юджину Орманди!
Посетив однажды некоего чикагца, владельца нарядной виллы, считающего себя интеллигентом, я заметил у него в комнате рояль и осведомился, кого он больше любит — Шопена или Моцарта. Вежливо извинившись, хозяин попросил меня разъяснить, кого или что я имел в виду — новую бейсбольную «звезду» или европейскую марку телевизора.
Каждый месяц я ездил из Нью-Йорка в Вашингтон. Иногда автомобилем, но чаще всего поездом. С Пенсильванского вокзала, расположенного почти в центре Нью-Йорка, поезда в столицу США уходят почти ежечасно.
Большущие часы на Пенсильванском вокзале показывают, что через несколько минут в Вашингтон отходит
«Конгрессмен». Если улицы свои американцы всего лишь нумеруют, то поездам дают весьма пышные названия: «Конгрессмен», «Сенатор», «Дипломат» и др. Купив билет, прохожу через автоматически открывающиеся двери, спускаюсь по железным ступеням на подземный перрон и, войдя в вагон, занимаю свое место. Билет вкладываю в кармашек на спинке расположенного впереди сиденья — это для того, чтобы кондуктор мог его промерить, не тревожа пассажира.
Мы тронулись тихо, без сигнала. В вагоне было всего несколько человек. Поезд вынырнул из туннеля, и я глядел в окно на удаляющиеся каменные громады Нью-Йорка, на болото, через которое мы проезжали, на сплетение железнодорожных мостов. Возникло естественное желанно перекинуться хоть несколькими слонами с сидящим напротив мужчиной. Есть такие фразы, которые годны всегда и при всех обстоятельствах.
— Сегодня превосходный день,— начал я.
— Вы совершенно правы,— ответил мужчина и умолк. Добрых полчаса спустя он взгляпул на меня вторично
и на этот раз улыбнулся. Я счел это сигналом, что он уже готов поддерживать простой человеческий разговор, который возникает, когда обстоятельства сводят совершенно незнакомых людей на несколько часов в вагоне поезда, и невольно вспомнил свою родину, где, еще но проехав и семафора, ты уже многое знаешь о своих попутчиках.
— Через четыре часа будем в Вашингтоне,— снопа обратился я к улыбающемуся соседу.
— Вы совершенно правы,— вежливо ответил он и устремил глаза в окно, где со скоростью 80 миль в час пробегали металлические конструкции нефтеочистительного завода.
Разговор не клеился. Все в вагоне молчали. Молчали полчаса, час, два. Молчали все время, пока мы ехали до Вашингтона. Но не всегда американцы неразговорчивы. В Гайд-парк, где родился, рос и похоронен президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт, стекаются толпы экскурсантов. Здесь открыт мемориальный музей. Я тоже побывал в рабочей комнате Франклина Рузвельта, видел на его столе флажки государств, боровшихся против гитлеровской Германии, среди них и советский. Посетители весело смеялись, разглядывая глиняную копилку, изображавшую свинью с головой Гитлера. На ней было написано: «Кони
для победы». Эту копилку в годы второй мировой войны подарил президенту рабочий из Сан-Франциско. Но американцы предпочитают больше времени проводить не в этой комнате, а в спальне президента и в его ванной. Я слышал, как, собравшись в ванной, практичные американцы обменивались впечатлениями:
— Узковата.
— Мыло некуда положить.
— И ужасно глубокая.
— Эмаль слишком темная.
У них не было ни малейшего намерения оскорбить того, кто жил в этом здании. Они лишь хотели продемонстрировать свою способность давать оценку быту. Ну разве американцы неразговорчивы? Однако вернемся к поискам среднего американца.
Может быть, средние американцы одеты в форменное платье? Вообще американцы любят форму. Форм в этой стране много. Форма полицейского отличается от одежды служителя «Армии спасения», одеяние католического священника — от формы почтового чиновника. Свою форму носит большая часть частных школ и добровольных пожарных обществ. Не введена форма только для сыщиков Федерального бюро расследований.
Много американцев сейчас в военной форме. И она не однообразна. Морского пехотинца не спутаешь с воздушным десантником, а моряка — с летчиком. Не носит форму в американской армии только верховный главнокомандующий — президент.
В пестроте форм найти среднего американца так же нелегко, как в толпе штатских. Я был знаком с несколькими полисменами — из тех, кто постоянно стоял поблизости от нашего дома, но ни один из них не признавался в том, что он — средний полицейский. Довелось мне вступить в разговор и со служащими пожарной команды.
— Есть у вас средний пожарник? — спросил я совершенно серьезно.
В ответ раздался дружный смех. Все приняли мои слова за шутку.
— Один у пас был, но и тот погиб в прошлом году, когда гасил средний пожар,— остроумно ответили мне.
Не нашел я ни среднего почтового служащего, ни среднего железнодорожника, хотя у них слово «средний» в чести: есть и среднего размера конверты и средней мощности паровозы.
Искать среднего американца в армейской форме мне не довелось. Я побоялся, что это было бы неправильно понято разведывательной службой.Вообще в США есть немало географических мест и областей жизни, от которых иностранцам, а особенно советским гражданам, разум и логика рекомендуют держаться на почтительном расстоянии. Именно по этой причине я не искал среднего американца ни на полигонах, ни на военно-морских судах, ни среди «зеленых беретов». Но я и так знаю, что найти среднего американца и военной форме невозможно. И в самом деле, кто средним солдат и средний американец — тот, кто, цинично улыбаясь, сеет своим автоматом смерть? А может, средний тот, кто, изнасиловав женщину в Федеративной Республике Германии, на суде утверждает, что акта насилия но было бы, если бы женщина уважала американскую военную форму и не сопротивлялась? Трудно назвать Средним американцем юношу, который был осужден за то, что публично сжег повестку о призыве в армию, но еще труднее - генерала Пентагона, который настаивает на том, что запрещение химического оружия было бы тяжелым ударом для армии США, «защищающей свободный мир».
Однажды мы, группа советских журналистов, путешествуя по южным штатам, решили подкрепиться — закусить сосисками с булочкой. Это блюдо американцы почему-то называют «горячими собаками». Оно весьма популярно в Америке и уступает, может быть, одному лишь яблочному пирогу, который в каждом городе делается по-разному и все же нигде не теряет своей главной особенности: он выпекается округлой формы и подается на стол разрезанным на восемь частей. Когда вы усаживаетесь за длинный стол, кельнерша с быстротой молнии ставит перед каждым по стакану воды со льдом и только после этого принимает заказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
ЧЕЛОВЕК — НЕ КУСТАРНИК АКАЦИИ
Большинство рода человеческого вовсе не родилось с седлами на своих спинах; кучка избранных тоже не родилась в сапогах со шпорами и пе предназначена божьим соизволением ездить на людях. Томас Джефферсон
Титулы весьма полезны. Они заставляют нас знакомиться со многими личностями, которые иначе остались бы затерянными среди мусора.Генри Шоу, американский сатирик Когда я впервые прилетел в Нью-Йорк и на аэродроме увидел, как таможенный чиновник, вежливо прищурив глаза, заглядывал в открытые дорожные сумки путешественников, как он, добродушно улыбаясь, засовывал руки по локоть в чемоданы с нашими вещами, у меня мелькнула мысль: а не является ли этакое «добродушие» характерной чертой среднего американца?
Направляясь из аэропорта в город и разглядывая бесконечные вереницы мчащихся и стоящих по обочинам машин, я снова задумался: в стране, где столь много-автомобилей, трудно представить себе среднего гражданина не за рулем.
В гостинице нас с молниеносной быстротой обслужил портье. Подхватив левой рукой зелененькую долларовую бумажку, он правой любезно протянул нам ключи от номера, приговаривая при этом: «Спасибо, большое спасибо». «Оперативность в работе,— подумал я,— вот, вероятно, неотъемлемая черта среднего американца».
Спустя несколько дней я считая, что наиболее характерные свойства среднего американца уже, что называется, у меня в кармане и вскоре я смогу не спеша, как филателист, разглядывающий в лупу редкую почтовую марку, проанализировать и оценить его. Полученный синтетический и обобщенный образ среднего американца следует затем лишь творчески перенести на всех остальных американцев. Старинная поговорка, что узнать человека чужой
страны труднее, чем заглянуть в сейф, не имея ключей, казалась мне в те дни плоской и бессмысленной.Однако вскоре твердая решимость найти и изучить среднего американца уступила место неуверенности, а после четырех с половиной лет пребывания в Америке я уже твердо знал, что термин «средний американец» — это выдумка, такая же призрачная, как цветы, нарисованные морозом на окопном стекле. Понятие «средний американец» создали боссы капиталистического мира для защиты своих интересов. Как невозможно слепить глиняный горшок без глины, так нельзя сделать «среднего американца» без статистики. За время моего второго пребывания в этой стране дяди Сэма я окончательно убедился в своей правоте.'
Статистикой, словно мечом, орудуют пропагандисты «американского образа жизни». С помощью статистики хитроумные слуги капитала, словно в океане, топят людские беды и отчаяние, муки и нужду, оставляя для обозрения лишь сверкающую гладь поверхности.
Проповедники «американского образа жизни» обращаются со статистикой, как с куропаткой на вертеле. Они подставляют ее огню тем боком, который, с их точки зрения, еще недостаточно подрумянился.
О магнате нефтяной промышленности Поле Гетти, когда он был жив, в американской печати писали сравнительно мало: такова его воля. Имея в кармане свыше миллиарда долларов и контролируя капитал в десять раз больший, этот гражданин США куда богаче Генри Форда, Нельсона Рокфеллера и других прославленных миллиардеров. И хотя Поль Гетти не любил, чтобы о нем писали, я нее же осмелюсь использовать его особу для определения некоторых средних статистических данных.
Мысленно перенесемся в Вест-Сайд — один из районов Нью-Йорка, где живет множество людей, не имеющих ни работы, ни хлеба, ни будущего. Допустим, что в одном только квартале этого района живет тысяча бедняков. Прибавим к ним Поля . Гетти с его миллиардами долларов. Выведем среднее и получим сногсшибательную цифру! в мире появится сразу тысяча новых миллионеров, но... только на бумаге.
Трудно установить, насколько точны статистические данные о том, что брюки, в которых ходят миллионеры, в среднем на 20 процентов дешевле, чем те, что носят швейцары, и тем не менее в непролазной чаще статистики есть
показатели, не вызывающие сомнений. Нельзя не верить, нто в этой стране в результате автомобильных катастроф каждые шесть минут погибает человек, что из Нью-Йорка и течение суток рассылается в среднем 21 миллион писем, что расходы на рекламу составляют в год более 100 долла^ ров на душу населения. Нет оснований не верить цифрам о средней стоимости телевизора, о среднем урожае кукурузы, средней годовой температуре и т. д.
Средние данные и используются для сотворения образа среднего американца, чтобы, приукрасив и принарядив его, выставить в ослепительной витрине для всеобщего обозрения, радостно приговаривая при этом: «Полюбуйтесь, до чего хорош «американский образ жизни»!»
Если американец входит в дверь и видит, что сзади идет другой человек, он никогда просто не отпустит дверь, а тотчас передаст ручку идущему сзади. В магазинах продавец благодарит покупателя не только тогда, когда тот покупает что-нибудь, но и когда покупатель, перебрав гору товаров, уходит, так и не открыв кошелька. В лифте вы редко встретите мужчину в шляпе, если в кабине находится женщина. Разве американцы не вежливы? И эти же самые американцы ни в автобусе, ни в метро не уступят место женщине, даже если она с маленьким ребенком или беременна. Днем в городе можно увидеть полицейского, который, остановив поток машин, под руку переводит через мостовую едва двигающуюся старушку, а в сумерках, когда никто не видит, этот же полицейский но всем правилам джиу-джитсу даст в челюсть любому гражданину, который не сразу подчинится распоряжению представителя власти. Когда же этот полицейский ведет себя как средний американец — днем или ночью?
В магазинах, закусочных — повсюду, где надо подняться по лестнице или пройти по неровному месту, висят таблички с надписью: «Смотрите под ноги!» Чтобы вы случайно не споткнулись, заботятся и украшенные галунами служители, которые предупреждают об опасности. Нигде в мире я не видел, чтобы клиента так обхаживали, так пеклись о том, чтобы, не дай бог, с ним не приключилось какого-нибудь несчастья, как в Америке.
У всякого дерева есть корни, а у каждого явления — свои причины. По законам США, если человек, переступивший порог магазина или поднимающийся в автобус, споткнулся и сломал ногу, он может возбудить судебное дело против владельца магазина или автобусной компании
по оплате всех расходов на лечение и по временной потере трудоспособности. Разумеется, рядовому американцу, с которым произошел несчастный случай, нелегко выиграть дело в суде. Но страх, что всякий такой процесс грозит карману, заставил владельцев завести вежливый обслужи-вающий персонал только для того, чтобы в случае судебного разбирательства иметь оправдание: «Мы предупреждали, чтобы клиент был осторожен, но он не слушал. Теперь мы за случившееся не отвечаем».
В настоящее время почти нее владельцы ресторанов, гостиниц, магазинов, кинотеатров, танцевальных залов застрахованы. Поэтому американец должен обращаться с претензиями уже не к владельцу заведения, а к страховой компании, которой владелец ежегодно отчисляет немалую сумму.
Боязнь, что несчастный случай может принести к нищете, заставляет американцем страховать все, что только возможно. Фермер страхует пшеницу от пожара, боксер — руки от перелома, певица — горло от простуды, жена — мужа от смерти, торговец страхуется от фальшивых денег, которые ему могут всучить, и т. д.
Владельцы магазинов, ресторанов, гостиниц не случайно платят страховым компаниям огромные суммы. Ведь в этой стране существуют тысячи способов разбогатеть. Среди них и такой: человек, потеряв надежду сколотить состояние, решается застраховать свою ногу в несколько тысяч долларов и через некоторое время сознательно провоцирует несчастный случай. Лишившись ноги, он получает страховку. Если такая заранее обдуманная «продажа» ноги произойдет в магазине, купальне, автобусе или в другом месте, владелец которого не имеет соответствующего страхового полиса, то страховая компания, застраховавшая ногу, через суд потребует с владельца страховую сумму.
Говорят, американцы за каждую услугу берут деньги. Это, разумеется, правда, но тоже не всегда. Когда американский журналист Джон Рид, рискуя своей свободой, распространял среди американского народа произведения Владимира Ильича Ленина, когда Сакко и Вапцеттп, борясь за дело рабочего класса, шли навстречу своей гибели, когда докеры порта Сиэтл отказались грузить пароходы для контрреволюционных банд Колчака, когда сегодня коммунисты США борются за мир и права граждан — ни один из них не думал и не думает о личном обогащении.
Я хотел было спросить американца, посвятившего свою жизнь борьбе за свободу и социальный прогресс, почему он не избрал иной, более легкий путь, но не посмел. Разве спросишь у матери, почему она приносит себя в жертву детям?
Америка энергично борется за нравственность. На нью-йоркском пляже даже трех — пятилетние девочки обязаны надевать купальные костюмы, в противном случае родителей подвергают штрафу в 15 долларов. И одновременно в этой стране не преследуют тех, кто продает отвратительные порнографические издания или заманивает прохожих в непотребные ночные клубы. Где же излишек и где нехватка нравственности и как тут установить среднее?
В капиталистическом мире говорят, что артист может прославиться, спев партию в миланском оперном театре «Ла Скала», а разбогатеть — пройдя по сцене «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке. Американские любители музыки норой долгими часами простаивают в очередях, пока им удастся за 30—50 долларов приобрести билет в этот театр. У некоторых американцев иные музыкальные вкусы. Однажды я видел, как ньюйоркцы запрудили Бродвей: в витрине огромного ресторана проводился всемирный конкурс пианистов на наиболее долгую беспрерывную игру на фортепьяно. Более трех суток плясали по клавиатуре пальцы калифорнийца Липса. Его поили черным кофе, чесали ему бока и спину жесткими щетками. Когда он наконец установил новый мировой рекорд и свалился со стула, в витрине немедленно зажглась неоновая реклама, извещавшая, что на следующей неделе здесь состоится всемирный фестиваль гитаристов, играющих ногой. Америка аплодирует не только Вану Клиберну и Юджину Орманди!
Посетив однажды некоего чикагца, владельца нарядной виллы, считающего себя интеллигентом, я заметил у него в комнате рояль и осведомился, кого он больше любит — Шопена или Моцарта. Вежливо извинившись, хозяин попросил меня разъяснить, кого или что я имел в виду — новую бейсбольную «звезду» или европейскую марку телевизора.
Каждый месяц я ездил из Нью-Йорка в Вашингтон. Иногда автомобилем, но чаще всего поездом. С Пенсильванского вокзала, расположенного почти в центре Нью-Йорка, поезда в столицу США уходят почти ежечасно.
Большущие часы на Пенсильванском вокзале показывают, что через несколько минут в Вашингтон отходит
«Конгрессмен». Если улицы свои американцы всего лишь нумеруют, то поездам дают весьма пышные названия: «Конгрессмен», «Сенатор», «Дипломат» и др. Купив билет, прохожу через автоматически открывающиеся двери, спускаюсь по железным ступеням на подземный перрон и, войдя в вагон, занимаю свое место. Билет вкладываю в кармашек на спинке расположенного впереди сиденья — это для того, чтобы кондуктор мог его промерить, не тревожа пассажира.
Мы тронулись тихо, без сигнала. В вагоне было всего несколько человек. Поезд вынырнул из туннеля, и я глядел в окно на удаляющиеся каменные громады Нью-Йорка, на болото, через которое мы проезжали, на сплетение железнодорожных мостов. Возникло естественное желанно перекинуться хоть несколькими слонами с сидящим напротив мужчиной. Есть такие фразы, которые годны всегда и при всех обстоятельствах.
— Сегодня превосходный день,— начал я.
— Вы совершенно правы,— ответил мужчина и умолк. Добрых полчаса спустя он взгляпул на меня вторично
и на этот раз улыбнулся. Я счел это сигналом, что он уже готов поддерживать простой человеческий разговор, который возникает, когда обстоятельства сводят совершенно незнакомых людей на несколько часов в вагоне поезда, и невольно вспомнил свою родину, где, еще но проехав и семафора, ты уже многое знаешь о своих попутчиках.
— Через четыре часа будем в Вашингтоне,— снопа обратился я к улыбающемуся соседу.
— Вы совершенно правы,— вежливо ответил он и устремил глаза в окно, где со скоростью 80 миль в час пробегали металлические конструкции нефтеочистительного завода.
Разговор не клеился. Все в вагоне молчали. Молчали полчаса, час, два. Молчали все время, пока мы ехали до Вашингтона. Но не всегда американцы неразговорчивы. В Гайд-парк, где родился, рос и похоронен президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт, стекаются толпы экскурсантов. Здесь открыт мемориальный музей. Я тоже побывал в рабочей комнате Франклина Рузвельта, видел на его столе флажки государств, боровшихся против гитлеровской Германии, среди них и советский. Посетители весело смеялись, разглядывая глиняную копилку, изображавшую свинью с головой Гитлера. На ней было написано: «Кони
для победы». Эту копилку в годы второй мировой войны подарил президенту рабочий из Сан-Франциско. Но американцы предпочитают больше времени проводить не в этой комнате, а в спальне президента и в его ванной. Я слышал, как, собравшись в ванной, практичные американцы обменивались впечатлениями:
— Узковата.
— Мыло некуда положить.
— И ужасно глубокая.
— Эмаль слишком темная.
У них не было ни малейшего намерения оскорбить того, кто жил в этом здании. Они лишь хотели продемонстрировать свою способность давать оценку быту. Ну разве американцы неразговорчивы? Однако вернемся к поискам среднего американца.
Может быть, средние американцы одеты в форменное платье? Вообще американцы любят форму. Форм в этой стране много. Форма полицейского отличается от одежды служителя «Армии спасения», одеяние католического священника — от формы почтового чиновника. Свою форму носит большая часть частных школ и добровольных пожарных обществ. Не введена форма только для сыщиков Федерального бюро расследований.
Много американцев сейчас в военной форме. И она не однообразна. Морского пехотинца не спутаешь с воздушным десантником, а моряка — с летчиком. Не носит форму в американской армии только верховный главнокомандующий — президент.
В пестроте форм найти среднего американца так же нелегко, как в толпе штатских. Я был знаком с несколькими полисменами — из тех, кто постоянно стоял поблизости от нашего дома, но ни один из них не признавался в том, что он — средний полицейский. Довелось мне вступить в разговор и со служащими пожарной команды.
— Есть у вас средний пожарник? — спросил я совершенно серьезно.
В ответ раздался дружный смех. Все приняли мои слова за шутку.
— Один у пас был, но и тот погиб в прошлом году, когда гасил средний пожар,— остроумно ответили мне.
Не нашел я ни среднего почтового служащего, ни среднего железнодорожника, хотя у них слово «средний» в чести: есть и среднего размера конверты и средней мощности паровозы.
Искать среднего американца в армейской форме мне не довелось. Я побоялся, что это было бы неправильно понято разведывательной службой.Вообще в США есть немало географических мест и областей жизни, от которых иностранцам, а особенно советским гражданам, разум и логика рекомендуют держаться на почтительном расстоянии. Именно по этой причине я не искал среднего американца ни на полигонах, ни на военно-морских судах, ни среди «зеленых беретов». Но я и так знаю, что найти среднего американца и военной форме невозможно. И в самом деле, кто средним солдат и средний американец — тот, кто, цинично улыбаясь, сеет своим автоматом смерть? А может, средний тот, кто, изнасиловав женщину в Федеративной Республике Германии, на суде утверждает, что акта насилия но было бы, если бы женщина уважала американскую военную форму и не сопротивлялась? Трудно назвать Средним американцем юношу, который был осужден за то, что публично сжег повестку о призыве в армию, но еще труднее - генерала Пентагона, который настаивает на том, что запрещение химического оружия было бы тяжелым ударом для армии США, «защищающей свободный мир».
Однажды мы, группа советских журналистов, путешествуя по южным штатам, решили подкрепиться — закусить сосисками с булочкой. Это блюдо американцы почему-то называют «горячими собаками». Оно весьма популярно в Америке и уступает, может быть, одному лишь яблочному пирогу, который в каждом городе делается по-разному и все же нигде не теряет своей главной особенности: он выпекается округлой формы и подается на стол разрезанным на восемь частей. Когда вы усаживаетесь за длинный стол, кельнерша с быстротой молнии ставит перед каждым по стакану воды со льдом и только после этого принимает заказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34