За время пребывания в Америке мне довелось побывать -в нескольких резервациях, в том числе и в Северной Каролине, где в то время проживало 5200 индейцев племени чироки. Была весна, все кругом цвело, над головой качались усыпанные цветами ветви яблонь, и мы, не уставая восхищаться красотой природы, медленно поднимались по извилистой дороге в Аппалачские горы.
Сначала мы остановились в торговом центре резервации. Здесь сияли лампы неонового света, сверкали крылья лакированной статуи Доброго духа, блестели украшения на голове и на груди индейцев.
Тут, на торговом «пятачке», индейцы продают туристам за доллары все, что только может быть продано. Украсив голову цветными перьями, обувшись в мокасины, с луком в руке, полным колчаном стрел за спиной и заученной улыбкой на лице индейцы медленно прохаживаются по улице и ждут, пока кто-нибудь нацелит на них свой фотоаппарат. Не бесплатно, конечно. Уплатите доллар, и вам изобразят перед объективом все, что вы пожелаете.
Чуть в стороне от дороги на цементной площадке выстроены вигвамы. Хоть они и не настоящие, а сколочены из фанеры и выкрашены масляной краской, они манят глаз туриста. Тут же рядом в ржавой железной клетке сидит медведь. Потеряв всякую надежду на свободу, а с ней и интерес к существованию, он забился в угол и предоставляет зрителям разглядывать его свалявшуюся шерсть.
Индеец танцует. Он танцует медленно, с серьезным лицом. Все его движения — ото движения бесконечно усталого человека. Впечатление такое, будто он рассказывает историю своего народа, повествует о его трагической судьбе.
Предполагается, что индейцы пришли из Азии, через Берингов пролив. К тому времени, когда на континент высадились первые европейцы, индейцы жили разобщенно, разделившись на многие племена и родовые общины. Они говорили на разных языках и вели примитивный и весьма своеобразный образ жизни. У них были свои обычаи, свои боги, свои традиции. Больше всего на свете они любили свободу, родную страну и уважали человеческое достоинство.
Индейцы не знали, что такое железо, а ружье считали олицетворением Злого духа. Но железо и порох в руках пришельцев из Европы сделали куда больше, чем мог бы сделать Злой дух. Пришельцы были безжалостны и знали одну истину: «Хороший индеец — это мертвый индеец».
...Смертельно уставший, обливающийся потом индеец закончил свой печальный танец и остановился в центре кружка глазевших на него туристов, жадно глядя на жидкий ручеек монет, падающих в поставленную на землю пустую консервную банку...
Отойдите от торгового центра резервации на несколько миль, и покажется, что вы вернулись на несколько веков назад. Здесь уже нет неонового света, здесь жизнь предстанет перед вами такой, какова она есть в резервации.
Ведь резервация — это своего рода американский лагерь смерти.
Прижавшись боком к скале, застыла в своей ужасающей нищете сколоченная из досок лачуга. Где яркие перья, где составленные у стены копья, где лук со стрелами и медвежьи шкуры, где, наконец, ожерелья из зубов диких зверей, что, судя по книгам, служат обязательным украшением каждой индеанки? Ничего этого нет и в помине. Все это вы найдете только в книгах или за доллары в лавчонках, вытянувшихся вдоль дороги.
Возле лачуги копошились в пыли две курицы, собачонка и несколько ребятишек. На камне сидела женщина. Ее плечи, казалось, бессильно опустились под невидимым, но тяжким грузом. Окна лачуги забиты досками, а железная печурка немилосерднр дымит.
— Мой сын в лесу,— проговорила старуха и махнула рукой в сторону дороги, поднимавшейся в гору.
Дорога вывела нас на порубку. Двое низкорослых коренастых мужчин с жесткими черными волосами грузили лес. На заводах автоматы дешевле рабочих рук, в резервациях — наоборот.
Индейцы были неразговорчивы. Взглянув на мой киноаппарат, они, видно, решили, что я заблудившийся турист. Я объяснил им, что приехал из Советского Союза.
Глаза моих собеседников загорелись любопытством.
— Правда ли, что в Москве нет резерваций для индейцев и не линчуют негров?
— Правда ли, что Добрый дух дал коммунистам ключи от неба?
— Правда ли, что русские придумали атомный томагавк, но зарыли его в землю?
Я был для них не только белый, я был еще и советский, и они воспользовались случаем, чтобы пожаловаться на свои беды:
— Белые забрали у нас картофель и табак, а нам привезли огненную воду. Она отнимает силы, от нее все болезни... Для себя они проложили железные дороги, построили города, а нас заперли в резервации. Но всему приходит конец. Добрый дух и нам назначит день правды.
По индейскому обычаю друзья раскуривают трубку , мира, а между врагами выкапывается томагавком пропасть войны. Первых пришельцев из Европы индейцы встретили трубками мира. Только позже, когда колонизаторы начали безжалостно угнетать и грабить, туземцы вынужде-
ны были поднять томагавки, чтобы защитить свою жизнь и свободу. Но борьба оказалась неравной. Пропасть войны, которая пролегла между индейцами и белыми по вине колонизаторов, поглотила некогда многочисленные племена исконных владельцев материка, будущее и свободу индейского народа. Пришельцы погасили трубки мира, отняли у индейцев томагавк. Но с этим индейцы не могут смириться.
...Ночью над Большим каньоном прошел дождь и смыл с деревьев, травы и асфальта толстый слой пыли. Все вокруг выглядело как на только что отреставрированной картине — засветились новые краски, выступили незаметные ранее детали.
После завтрака, пока в утренних солнечных лучах просыхала вымоченная за ночь дождем палатка, мы пошли прощаться с Большим каньоном. Во многих местах, там, где открываются глазу особенно захватывающие виды и глубины каньона, для отдыха и наблюдений оборудованы площадки. Мы пришли к площадке, которая в туристических маршрутах называется «Взгляд па пустыню».
Перед нами, сколько хватал глаз, распростерлась пустыня. В лучах раннего солнца она была похожа на фантастическое застывшее море. Волны его отливали красным. Поверхность его скеркала золотом, но не было оно золотым. У него не было ни определенного цвета, ни берегов. Пожалуй, это напоминало радугу, сорванную с небес индейскими богами и брошенную на берега Литл-Колорадо. Индейцы называют этот край «Цветной пустыней».
Мы направлялись в резервацию племени навахо, и наш путь лежал через эту пустыню. Последний раз взглянули туда, где удивляет своим покоем Большой каньон, но наши мысли были уже неспокойны, и извилистой дорогой мы спустились с высоких берегов каньона в глубины цветной сказки. Фантастические виды захватывали дух, по пыль, поднимаемая нашей машиной, немилосердно раздирала горло, и мы ехали молча. Дождь прошел только над Большим каньоном; а эти места — совсем рядом с ним — редко видят благословенную влагу. Пестрая, вся в каких-то раскрошенных обломках, пустыня была похожа на огромный город, в незапамятные времена разрушенный страшным землетрясением.
Примерно через час пути перед нами возник ярко размалеванный щит со словами: «Добро пожаловать на землю навахо!» За время путешествия подобных надписей встречалось немало, но они воспринимались обыденно. К вежливости человек привыкает быстрей, чем к грубости. Однако на этот раз приветствие взволновало: нога невольно сильней нажала на педаль, и машина рванулась вперед. Когда через мгновение щит остался позади, мы ехали уже по территории резервации навахов — самой большой индейской резервации Соединенных Штатов. Площадь ее — 50 тысяч квадратных миль. Здесь живет 100 тысяч индейцев племени навахо. Вокруг была все та же сухая пестрая земля, все так же щекотала горло пыль, но мы были уже на другой земле, среди других людей. А другими они были потому, что у них другая история и другая судьба.
Павахи живут там, где земля скупа на свои дары человеку. Зато здесь с избытком суровой красоты. Ее не надо искать, она всюду. Достаточно взглянуть на Солнце-закатный кратер или увидеть окаменевшую фантазию леса или опускающееся на западе солнце, и ты на всю жизнь запомнишь эти места — так много красоты в природе и так много страданий, трагизма в жизни людей.
Автомобилей по дороге встречалось не так уж много, но зато здесь мы гораздо чаще, чем в других местах, обгоняли пешеходов. То были индейцы: женщины в длинных юбках всех оттенков красного цвета и мужчины в ярко-синих рубашках и широкополых мексиканских шляпах. У многих мужчин с угрюмыми лицами волосы были заплетены в косу, перевязанную лентой. Они не оборачивались в нашу сторону.
Километрах, в десяти от границы резервации мы наткнулись на небольшую группу людей. Прямо на дороге были установлены ткацкие станки. За ними сидели женщины и ткали покрывала. Чуткая душа индейца, гибкие пальцы переносят в ткань гаммы цветов окружающего их мира. Несколько готовых покрывал лежали тут же, и на них красовались этикетки с ценой. Ткачих не покидает надежда, что проезжающий мимо турист купит прямо со станка снятое покрывало. Эти ткачихи днем ткут, а вечером бредут к отдаленным от дороги домам, где их ждут близкие с немым вопросом: продала ли то, что выткала?
Проехав Камерон, мы повернули на 89-ю автостраду, ведущую прямо на север, а оттуда — на первый же узкий извилистый проселок, петляющий меж невысоких холмов. С этого проселка мы свернули на другой, потом взяли немножко в сторону. Шоссе, как нам казалось, было где-то совсем рядом. По, оказывается, мы заблудились среди бесконечных, похожих друг на друга холмов. Далеко перед нами торчали две скалы; серый цвет их контрастировал с окружающей пестротой.
На одном из холмов стояло какое-то строение округлых форм, слепленное из серой земли. Крыша его напоминала купол обсерватории. Потом такие дома стали встречаться чаще. Ни в одном не было окон, вместо двери зияла дыра, чаще всего затянутая таким же покрывалом, которое мы видели на станках индеанок у дороги. Такие домики индейцы называли хоганами. Навахи между собой живут очень дружно, однако хоганов рядом не строят. Этим они отличаются от африканцев, которые и в джунглях и в саванне строятся тесными деревушками.
Мы решили спросить дорогу в первом же хогане. Нас встретил оглушительный собачий лай. Показался коренастый широкоплечий парень и палкой разогнал собак.
— Кто вы такие и зачем явились? — спросил он по-английски.
— Мы заблудились и не можем выбраться на магистральную дорогу.
— Держите вон к той серой скале,— посоветовал нам индеец, показав в сторону двух скал.
— Но ведь они обе серые! — Мы были в недоумении.
— Вот уж нет! Вы, белые, плохо различаете краски. Поезжайте в сторону той скалы,— показал он.— Только не стремитесь достигнуть цели кратчайшим путем. Путешествие по этой местности похоже на поиски правды: не прямая дорога, а извилистая приводит к цели.
Сквозь дверное отверстие один за другим вылезли ребятишки. За ними вышла пожилая женщина. Она что-то сказала на языке навахо.
— Она просит вас зайти в дом, быть гостями,— перевел юноша.
Лицо женщины было испещрено глубокими и мелкими морщинами. Когда мы приняли ее предложение, она улыбнулась, и стало видно, что у нее совершенно нет зубов.
— Это мои внуки,— сказала она через переводчика, показывая на кучу детей.— Половина из них посещает школу. Они будут большими людьми, потому что умеют читать.
Поступь старой женщины была величава — казалось, она вводит нас не в хоган без окон, а во дворец. Внутри был полумрак. На земляном полу в очаге дымились головешки. В крыше над очагом зияло отверстие, в него заглядывало небо. А по ночам, наверное, сквозь эту дыру смотрит луна. Никакой мебели, лишь на полу разбросаны овечьи и козьи шкуры. Тянуло чадом и кисло пахло овчиной.
Резервация навахов находится на высоте примерно одной мили над уровнем моря. Поэтому хотя днем и припекает солнце, ночью достаточно холодно. Зимой даже выпадает снег.
Мы вышли наружу и полной грудью вдохнули чистый воздух. Собаки не лаяли. Видимо, они понимали, что те, кого хозяева приглашают в дом, не враги этого дома. От близлежащего холма, где стоял такой же хоган, медленно шел в нашу сторону старый индеец. Ветер развевал его длинные черные волосы, и это придавало ему сходство с бедуином, бредущим по пустыне.
— К нам в гости идет врач и художник,— пояснил юноша и, поймав мой удивленный взгляд, сказал: — У нас это одна профессия.
Я немало читал о навахах, об их художественных способностях, особенно в изготовлении керамики. Изготовленные ими горшки, вазы оригинальны. Знал, что индейцы этого племени отличаются еще рисунками па песке, но не представлял, что это такое. Теперь же выяснилось, что этот неторопливо шагающий бедуин и представляет собой такого рода художника.
— Да хранят вас добрые духи! — произнес, подойдя, старик.— Зачем вы прибыли сюда?
Старик говорил на языке навахо, а парень переводил. — Мы заблудились.
— Не все духи сводят человека с пути, некоторые и помогают ему,— медленно выговорил старик.— Я могу вам посодействовать в том, чтобы к вам обратили свой взгляд добрые духи. Я исцелитель и, рисуя на песке, общаюсь с ними.
— Нельзя ли нам взглянуть на ваши рисунки?
— Сегодня я еще ничего не рисовал: никому не нужна была моя помощь.
— Пусть ваши рисунки помогут нам выбраться на правильную дорогу.
— Идем,— бросил старик, и мы послушно зашагали за ним.
Мы вышли на ровную площадку, где, прикрытые обломками досок и разной ветошью, виднелись кучки разноцветного песка. Старый индеец сел на корточки и взял в руки по горсти песку из двух кучек.
— Сейчас светит солнце, потому я буду делать дневной рисунок,— пояснил он, и струйки цветного песка потекли между его пальцев.
Он работал сосредоточенно, словно ничего не видел и не слышал вокруг себя.
— Есть два рода рисунков,— пояснил молодой индеец.— Одни делают на восходе солнца и уничтожают к закату. Другие создают в те часы, когда солнце прячется за горизонт, и они живут до зари. Глядя на рисунок в лучах солнца или в свете луны, врач предсказывает людям будущее, дает добрые советы, лечит от болезней.
Постепенно под руками художника возникло солнце, какая-то странная птица и длинная волнистая линия. Окончив работу, старик взглянул на нас.
— Такова ваша судьба,— обьявил он многозначительно.
Картина выглядела как ковер, вышитый пестрыми нитками.
— Вы найдете дорогу, если поедете в ту сторону, куда сейчас падают ваши тени, и если уплатите за рисунок, который я для вас сделал,— объявил нам художник.
Мы рассчитались со старым индейцем и направились к автомобилю.
— Не обижаетесь, что он вас обманул? — спросил, прощаясь, молодой индеец.
— Мы сами этого пожелали,—успокоил я парня.— Хотели увидеть рисунок на песке и увидели его.
Петляя среди невысоких холмов и не упуская из поля зрения серую скалу, мы ехали в ту сторону, куда падали наши тени, и скоро выбрались на автомагистраль.
— А старый индеец не обманул нас,— сказал кто-то в машине, и все мы весело рассмеялись.
...Когда намечались границы четырех штатов — Аризоны, Нью-Мексико, Юты и Колорадо, администраторы в столице США взяли линейку и прочертили их на карте
двумя перпендикулярными линиями. Точка пересечения линий, перенесенная с карты на местность, стала своего рода географической достопримечательностью. Это — единственное место во всей стране, где под прямым углом граничат четыре штата.
Поэтому понятно, что, проезжая резервацию навахой по дороге № 164, мы не могли не свернуть на несколько сот ярдов влево и не остановить «форд» у очень низкого, но имеющего федеральное значение монумента в честь этой местности.
Возле бетонного параллелепипеда — монумента на стыке границ — фотографировалась какая-то американская семья. Человек привык видеть монумепты выше человеческого роста. У таких и фотографироваться легко. А здесь даже самый маленький член семьи был выше этого бетонного литья большого значения. Как тут не сфотографироваться. Вот они и фотографировались, меняясь местами. Аппарат переходил из рук в руки, по на каждом снимке кто-нибудь из членов семьи отсутствовал — ведь кто-то должен был снимать!
— Сам бог послал вас сюда! — обрадовался вспотевший владелец камеры.— Надеюсь, вы не откажетесь помочь нам увековечить семью в полном составе?
— Как приятно встретить белых людей на «диком Западе»! — любезно продолжила разговор его супруга.
— Еще приятнее, что вы из Нью-Йорка, как и мы,— говорила, глядя па помер нашего автомобиля, намного переросшая своих мать и отца дочь.
— В резервации мы видели много индейцев, и мне их стало жаль,— сказала женщина.— Половина их детей умирает, еще не начав ходить. Индейцы живут в страшной нищете, и не каждый имеет что поесть.
— Это потому, что они очень непрактичны,— не согласился муж.
Мы отщелкали несколько кадров;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34