Он встал около восьми. Сейчас он, очевидно, бреется.
— Можно подумать, Сюрло сам сообщает вам о том, что сейчас делает.
— К сожалению, это не так! На практике все и сложней, и проще. Вы видите виллу на углу Платановой Аллеи и Аллеи Юзель?
— Вон ту, довольно большую? Да. Кажется, там давно никто не живет. Странно, почему она пустует...
— Это сложная история, владельца-еврея вывезли в концлагерь. Во всяком случае, из нее видно дом Сюрло, и там есть телефон. Но нет отопления. Парнишка, который там дежурит, жалуется, что замерзает. Он прав. Я должен был бы подумать о том, чтобы восстановить проводку и поставить там электрообогреватель. Но пришлось действовать быстро и, как всегда, что-нибудь да забудешь. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. А вы?
— Прекрасно, спасибо.
Пьер Бертрикс вышагивал по кабинету, потирая руки, как человек, который хорошо выспался накануне сулящего удачу дня. Однако этой ночью он, без сомнения, и не ложился. Кроме того, в целом до последнего времени слежка за Сюрло ничего не дала.
— Представьте, что Сюрло спокойно придет в полицию,— сказал я.—Что вы будете делать?
— Мы его примем. Внимательно прочитаем повестку.
— А дальше?
— А дальше почитаем еще раз, принесем папки, поищем в картотеках, поговорим по телефону...
— Все это на глазах у Сюрло, чтобы он стал нервничать, понимаю. А дальше?
— А дальше мы ему скажем: «Вышла ошибка. Вас вызвали случайно. Вы никогда не жили в доме номер семьдесят семь по проспекту Ледрю-Роллен?» «Нет»,— скажет Сюрло. «Верно, мы отыскали нужного нам человека. Его, как и вас, зовут Жозеф Сюрло, но сейчас он живет в Моиморанси. Мы знали, что он переехал, искали его и сперва попали на вас. Извините». Особенно извиняться не будем, в комиссариатах это не принято. И Сюрло пойдет себе, как никак, с облегчением. А возможно, это облегчение ему захочется разделить с... вы догадываетесь с кем. Я полагаю, если Сюрло придет в комиссариат, значит, так или иначе он получил на это «добро». И в этом случае после посещения
комиссариата он, очевидно, пойдет с отчетом к своему патрону. А мы тем временем будем продолжать слежку.
— Это может затянуться надолго.
— Зачем ненужные предположения! Давайте хорошо делать то, что мы делаем. Сейчас нам остается только дождаться, пока господин Жозеф Сюрло отважится выйти из дому. Этого, во всяком случае, нам не придется ждать часами. Вы не хотели бы просмотреть газеты?
В кабинете Бертрикса горели лампы, и это не было излишней роскошью. На улице стоял такой же, как и вчера, желтоватый туман. Газеты комментировали выступление генерала де Голля. Один из министров требовал смертной казни для королей черного рынка. Никаких послаблений в ограничении потребления электроэнергии до весны. Позвонил телефон. Бертрикс снял трубку: речь идет не о Сюрло. Снова телефонный звонок. На этот раз...
— Прекрасно,— ответил Бертрикс.Вы предупредили Андре?
Великолепно. Да, дружок, вы можете воспользоваться этим, чтобы немного поразмяться, отогреться. Можете поехать в Кретей, да... О! Не раньше, чем в полдвенадцатого. Хорошо.
И уже ко мне:
— Он вышел. В галошах, плаще, новой кепке. Прежде чем выйти за калитку, перед домом, он даже проверил, не забыл ли вызов. Сюда он должен прийти без опоздания. Я думал, он поедет автобусом в десять пятнадцать. Он прекрасно успевал. Но, очевидно, у него есть еще какие-то дела. Скоро мы это узнаем.
— Мы будем ждать здесь? Следить за развитием событий по телефону, как в штабе?
— Конечно, нет. Это не мой метод. Но мы должны дождаться подтверждения, что Сюрло сел в автобус.
— За автобусом тоже следят?
— От нас ничего не утаишь. Да. Вчерашний ваш собеседник Андре сейчас сидит в кафе Берсона, откуда он следит за остановкой по требованию. К тому же за Сюрло будут присматривать всю дорогу от его дома до автобусной остановки. Я все предусмотрел, и как только Сюрло выведет нас на след... Кстати, к вам никогда не попадала фотография Пьера Маргла?
— Право же, нет. Я даже не знаю, как выглядит человек, которого я помогал разыскивать. Мне только теперь это пришло в голову.
Бертрикс раскрыл папку на столе и вынул из нее фотографию размером с открытку.
— Вот увеличенная фотография из удостоверения. Рассмотрите хорошенько. Пока можете оставить ее у себя.
— Я представлял его себе несколько иначе,— пробормотал я.
— Что вас удивляет?
— Не знаю. Этот взгляд...
Редко я встречал такие интересные лица, которые бы так ярко характеризовали личность, как лицо, изображенное на фотографии. Широкие скулы, высокий с залысинами лоб, лицо, которое выражало одновременно, как мне показалось, работу мысли, незаурядные умственные способности и непоколебимую волю. Очень четкие черты, никакого подобия звериной челюсти. Что касается взгляда, то это был взгляд фанатика.
— Нужно учитывать качество фотографий для документов,— заметил Бертрикс.— Выражение на них почти у всех отсутстяует. Но я считаю, что в этих глазах есть что-то запредельное. Убийца он или нет, Пьер Маргла — необыкновенный марочный маклер.
«Что-то запредельное...» Мне стало вдруг не по себе. Зазвонил теле фон. Бертрикс ответил, выслушал, сказал «спасибо» и положил трубку.
-- На этот раз нам нужно идти. Сюрло сел в автобус. Информация о нем будет поступать постоянно.
Мы сошли вниз.
— А вот и ваш автомобиль, давайте поедем на нем,— предложил Бертрикс.— Он как, прилично ездит?
— Да, я выжимаю из него максимум.
Бульварами мы проехали к площади Бастилии. Пьер Бертрикс попросил меня остановиться в пассаже Белой Лошади, в сорока метрах от комиссариата.
— А теперь разверните машину. Мы должны быть готовы быстренько выехать снова.
Мы с Бертрикеом уселись в небольшом кафе, почти на углу улицы Рокетт и площади Бастилии. С нашего места было прекрасно видно вход в комиссариат.
— Если позояут к телефону господина Люсьена, то это нас. Подойдете вы. Ну а теперь остается только ждать.
Ну вот, снова ждать. Интересно, что в решающие или драматические момент события как бы замедляется, на ожидание расходуется больше времени, что на действие. Во всяком случае, у вас возникает такое впечатление поскольку при других обстоятельствах ум полностью действием. Мы смотрели, как по площади'Бастилии ездя автомобили, ходят люди, рассматривали застекленную террасу кафе на противоположной стороне
Двое патрульных остановились на въезде к Сент-Антуанское предместье, они проверяли военные машины. В нашем кафе почти пусто. Какой-то хорошо одетый мужчина расспрашивает официанта:
- Так ты их не видел?
— Нет, уже несколько дней.
— Вот не везет! Я принес то, что они просили. Шафран.
— Порошок или гранулы?
— Порошок.
— Много? И почем?
— Если это тебя интересует, я могу сказать цену завтра. Есть еще чулки. Тебя это не интересует?
Вот так спокойно, вполне открыто. Очевидно, и вдова Шарло так же расспрашивала официантов в кафе, продавая американский шоколад и одеяла. Хозяйка кафе за стойкой сняла трубку.
— К телефону просят господина Люсьена. Я встал.
— Кабина в глубине, направо.
В трубке я услышал незнакомый голос.
— Агентство слушает,— сказал я.
— Так. Он сел в метро у Шарантон-Эколь. Выехал в направлении площади Балар. Три минуты назад.
Трубку повесили. Я вернулся и пересказал услышанное Бертриксу.
— Не понимаю, почему он едет так рано,— сказал он.— Сейчас всего десять минут двенадцатого. Через несколько минут он будет на месте. Мы должны предусмотреть все: если его угораздит появиться здесь, мы выйдем через пассаж. Недаром же я выбрал это кафе. Позовите официанта и расплатитесь.
Бертрикс не отрывал взгляда от улицы. Не успел я расплатиться, как он сжал мою руку: по тротуару в направлении улицы Рокетт шел Жозеф Сюрло. В сторону нашего кафе он даже не взглянул. Подойдя к началу улицы Рокетт, он, казалось, заколебался на какое-то мгновение и вернулся немного назад. Потом зашел в кафе на противоположной стороне и устроился на застекленной веранде.
— Вы уверены, что он не может нас увидеть? — спросил я у Берт-рикса.
— Конечно нет. Мы в тени. Впрочем, смотрите.
Сюрло развернул галету и начал читать. Казалось, он совсем не интересовался тем, что делается вокруг
— Мы за ним следим втроем, - заметил Бертрикс,—мы вдвоем и продавец газет тон гам на углу.
- Удивительно романтично.
— Нет, классически. Способов наблюдения не так уж много...
К Сюрло подошел официант. Через минуту он ушел выполнять заказ.
— Я могу с уверенностью вам сказать, что он заказал,— пошутил я,— бокал белого вина.
— Очень хотел бы я знать, почему этот идиот пришел заранее. Он прекрасно успел бы и следующим автобусом. Конечно, если у него не назначено свидание.
Нет. Сюрло никого не ждал. За сорок минут, на протяжении которых мы за ним наблюдали, время от времени он поглядывал вглубь зала своего кафе (возможно, там висели часы) но никто к нему не
подходил, никто с ним не разговаривал. Сам он все это время читал газету. Без шести минут одиннадцать он встал, вышел из кафе и направился к комиссариату, куда на сей раз вошел.
— Что вы на это скажете? — спросил я Бертрикса.
Он молча пожал плечами. Внешне он выглядел ни разочарованным, ни обеспокоенным. Чуть заинтригованным, как игрок, который следит за шаром после броска, результат которого для него не очень важен. Тем не менее мне показалось, что он принимает это дело близко к сердцу. На противоположном тротуаре продавец газет передвинулся на десять метров ближе к комиссариату. Вновь не было другого выхода, кроме как ждать.
В одиннадцать двенадцать Сюрло вышел. Он остановился перед дверью комиссариата и закурил.
— Мне нравится этот жест.— сказал Бертрикс,— смотрите, какой у него спокойный вид.
Действительно, казалось, что Сюрло чувствует себя превосходно, пошел он явно веселее. Я заплатил по счету и во второй раз.
— Сейчас мы выйдем и пойдем следом. Вы когда-нибудь следили за кем-нибудь?
Я вспомнил мою неудачную попытку с Лидией и ответил, что этого мне делать еще не приходилось.
— Ладно, вы должны только не отставать от меня. Идите все время точно рядом со мной.
Когда мы уже собирались выходить, Сюрло завернул в то же кафе с застекленной террасой. Он зашел и сел за тот же столик.
— Хотел бы я все таки знать, что у этой твари в голове,— сказал Бертрикс.
На этот раз Сюрло уже не читал газету. Он курил и довольно рассеянно смотрел в окно. Бертрикс вытащил из кармана записную книжку.
— Смотрите, есть автобус в половине двенадцатого. У него достаточно времени, чтобы на него успеть. Если же он не возвращается на остров, то одно из двух: либо он собирается в какое-то другое место, и мы узнаем куда, либо он кого-то ждет, и мы узнаем кого.
Сюрло снова выпил бокал белого вина. Выкурив одну сигарету, закурил новую. Наше времяпровождение начало казаться мне смешным. Весь этот сложный план, сеть дневного и ночного наблюдения, специалисты-филеры, и ради чего? Ну, сидит себе этот субчик в плаще на террасе кафе, сидит и сидит. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, что Сюрло действительно подозрителен, что он, без сомнения, лгал, давая показания по ужасному преступлению. Возможно, преступник сейчас сидит где-то поблизости, возможно, он вот-вот тоже войдет в кафе с застекленной террасой. Перед глазами
у меня снова возникла фотография Пьера Маргла, его фанатичное лицо... Но нет, ровным счетом ничего так и не случилось.
Сюрло вышел из кафе без четверти двенадцать и пошел к метро. Мы следовали за ним на расстоянии. При входе в метро нас обогнал наш продавец газет.
— Сейчас вернусь,— кинул он на ходу Бертриксу.
Детектив потащил меня к плану города. Нам пришлось ждать не больше трех минут. Продавец газет вернулся:
— Поехал по направлению к Шарантону. Анри его не упустит. Потом его сменит Робер.
Пьер Бертрикс повернулся ко мне:
— Пойдем к вашей машине.
Я ничего не понимал. У меня было такое чувство, будто мы потерпели полное поражение. Бертрикс сказал, куда ехать:
— К станции метро «Шарантон-Эколь», Нет необходимости торопиться. Если нужно, езжайте в объезд. Мы должны там быть не раньше чем в полдень.
Я поехал по бульвару Генриха IV, потом по набережным. Катили мы не торопясь, будто на прогулке в лесу. К станции метро мы добрались в двенадцать десять. Как только Бертрикс опустил стекло, к нам подошел какой-то мужчина в пальто.
— Он сел в автобус в двенадцать часов,— сообщил он,— Андре поехал вместе с ним. Мне можно пойти пообедать?
— Конечно,— позволил Бертрикс.— Возвращайтесь в половине третьего. Работа та же.
Мужчина прикоснулся к шляпе и отошел. Бертрикс поднял стекло.
— Ну что, начинаете понимать? — спросил он у меня.
— Ничегошеньки.
— Так вот, мой дорогой Норрей, нужно признать очевидное: все происходит на самом Тополином острове. Пьер Маргла, кажется, прячется намного ближе, чем мы полагали. Едем.
Ну вот. Пружина, которую я изо всех сил пытался поломать, продолжала неумолимо закручиваться вокруг той, которую и сейчас я хотел бы считать невиновной. Пьер Бертрикс обедал, сидя за столом против меня, в скромном зале «Пти-Лидо». Нам подавала Лидия. И именно о ней говорил мне Бертрикс. Подобно неутомимому пауку, он соткал паутину своих умозаключений и как раз подбирался к центру. И чего ему теперь оставалось ждать, как не подходящего момента, чтобы наб-
роситься на свою жертву. Я понимал, что эпизод с Сюрло, ночное и утреннее наблюдение были лишь второстепенной операцией, подобной уничтожению небольших аванпостов перед решающей атакой. Первые же удары главного наступления пришлись как раз по мне:
— А почему вы мне не сказали о ней?
— Не понимаю, с какой стати я должен был вам о ней говорить. Пьер Бертрикс смотрел на Лидию. Взгляд его никак не походил на взгляд волокиты, человека, презирающего условности, или взгляд ослепленного животного, которым большинство завсегдатаев «Пти-Ли-до» следили за движениями Лидии. Если бы не обстоятельства, в которых мы находились, и все, что я мог прочесть в мыслях детектива, я мог бы ошибиться и решить, что Бертрикс смотрит на Лидию с симпатией. Он не скрывал восхищения, и мне казалось, что оно искренне. Бертрикс склонился над столом:
— Вы любите ее?
— Не знаю.
Я и правда не знал, соврал я тогда или сказал правду, давая такой ответ. Уже не знал. Слишком много чувств сплелось и противоборствовало во мне самом, чтобы я мог дат ь определение той ужасной драме, к которой они привели. Бертрикс говорил со мной шепотом, иногда чуть громче, вставляя в разговор банальные фразы, предназначенные для ушей клиентов, которые входили в кафе, для ушей дядюшки Сонье — так же, как и Лидия в тот вечер, когда я услышал ее сенсационное признание.
— Не краснейте. Когда любишь девушку, краснеть нечего. И ощетиниваться гоже не надо. Хочу вам сказать, что я, возможно, единственный в мире человек без предрассудков. Понимаете, я попадал в самые разнообразные и самые странные места и из этого профессионального опыта вынес убеждение, что повсюду, абсолютно повсюду встречаются и наилучшее, и наихудшее. Я сталкивался с подлостью, преступлениями и извращенными инстинктами в весьма уважаемых, социально безукоризненных семьях, но так же часто видел и прямую противоположность. Возьмем эту дочку хозяина кафе. Вы и без меня убеждены, что многие из женщин, которые считают себя «аристократками», отдали бы все, чтобы иметь не только такое красивое лицо, такое красивое тело, но и ее осанку, ее походку и даже ее движения. В ней есть какая-то высшая свобода, какая-то несравненная физическая изысканность...
Я молчал, пока Пьер Бертрикс говорил. Очевидно, я смотрел на него, как змея на заклинателя, который начинает играть на свирели. Я понимал, что должен защищаться, пока меня окончательно не загипнотизировали, и что легко мне не отделаться. Но тяжелее всего было то, что я был один на один с этим противником. Для Лидии я не существовал. Мимо меня она проходила с каменным лицом, и те
несколько фраз, которых мы заслуживали как клиенты, она адресовала Бертриксу. На него она смотрела смело и даже с интересом. Удивительная ситуация: если бы они вдвоем сговорились против меня, Лидия вела бы себя точно так же. Неужели она не может догадаться, что речь идет о ее судьбе? Я подождал, пока она снова отойдет.
— Итак,— сказал я,— вы ее подозреваете?
— Не знаю.
Я не знал, люблю ли я Лидию, а Бертрикс не знал, подозревает ли он ее! Сколько времени могла длиться эта парадоксальная игра? Единственная тактика, которая способна была мне помочь (во всяком случае, продержаться), состояла в том, чтобы не отказываться от своей простоты, не пытаться ввязаться в мастерское фехтование Бертрикса. Я продолжал:
— Так вы действительно не знаете, подозреваете ли ее?
— Нет. Единственное, что мне кажется невозможным, так это то, чтобы она никак не была замешана в нашем деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Можно подумать, Сюрло сам сообщает вам о том, что сейчас делает.
— К сожалению, это не так! На практике все и сложней, и проще. Вы видите виллу на углу Платановой Аллеи и Аллеи Юзель?
— Вон ту, довольно большую? Да. Кажется, там давно никто не живет. Странно, почему она пустует...
— Это сложная история, владельца-еврея вывезли в концлагерь. Во всяком случае, из нее видно дом Сюрло, и там есть телефон. Но нет отопления. Парнишка, который там дежурит, жалуется, что замерзает. Он прав. Я должен был бы подумать о том, чтобы восстановить проводку и поставить там электрообогреватель. Но пришлось действовать быстро и, как всегда, что-нибудь да забудешь. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. А вы?
— Прекрасно, спасибо.
Пьер Бертрикс вышагивал по кабинету, потирая руки, как человек, который хорошо выспался накануне сулящего удачу дня. Однако этой ночью он, без сомнения, и не ложился. Кроме того, в целом до последнего времени слежка за Сюрло ничего не дала.
— Представьте, что Сюрло спокойно придет в полицию,— сказал я.—Что вы будете делать?
— Мы его примем. Внимательно прочитаем повестку.
— А дальше?
— А дальше почитаем еще раз, принесем папки, поищем в картотеках, поговорим по телефону...
— Все это на глазах у Сюрло, чтобы он стал нервничать, понимаю. А дальше?
— А дальше мы ему скажем: «Вышла ошибка. Вас вызвали случайно. Вы никогда не жили в доме номер семьдесят семь по проспекту Ледрю-Роллен?» «Нет»,— скажет Сюрло. «Верно, мы отыскали нужного нам человека. Его, как и вас, зовут Жозеф Сюрло, но сейчас он живет в Моиморанси. Мы знали, что он переехал, искали его и сперва попали на вас. Извините». Особенно извиняться не будем, в комиссариатах это не принято. И Сюрло пойдет себе, как никак, с облегчением. А возможно, это облегчение ему захочется разделить с... вы догадываетесь с кем. Я полагаю, если Сюрло придет в комиссариат, значит, так или иначе он получил на это «добро». И в этом случае после посещения
комиссариата он, очевидно, пойдет с отчетом к своему патрону. А мы тем временем будем продолжать слежку.
— Это может затянуться надолго.
— Зачем ненужные предположения! Давайте хорошо делать то, что мы делаем. Сейчас нам остается только дождаться, пока господин Жозеф Сюрло отважится выйти из дому. Этого, во всяком случае, нам не придется ждать часами. Вы не хотели бы просмотреть газеты?
В кабинете Бертрикса горели лампы, и это не было излишней роскошью. На улице стоял такой же, как и вчера, желтоватый туман. Газеты комментировали выступление генерала де Голля. Один из министров требовал смертной казни для королей черного рынка. Никаких послаблений в ограничении потребления электроэнергии до весны. Позвонил телефон. Бертрикс снял трубку: речь идет не о Сюрло. Снова телефонный звонок. На этот раз...
— Прекрасно,— ответил Бертрикс.Вы предупредили Андре?
Великолепно. Да, дружок, вы можете воспользоваться этим, чтобы немного поразмяться, отогреться. Можете поехать в Кретей, да... О! Не раньше, чем в полдвенадцатого. Хорошо.
И уже ко мне:
— Он вышел. В галошах, плаще, новой кепке. Прежде чем выйти за калитку, перед домом, он даже проверил, не забыл ли вызов. Сюда он должен прийти без опоздания. Я думал, он поедет автобусом в десять пятнадцать. Он прекрасно успевал. Но, очевидно, у него есть еще какие-то дела. Скоро мы это узнаем.
— Мы будем ждать здесь? Следить за развитием событий по телефону, как в штабе?
— Конечно, нет. Это не мой метод. Но мы должны дождаться подтверждения, что Сюрло сел в автобус.
— За автобусом тоже следят?
— От нас ничего не утаишь. Да. Вчерашний ваш собеседник Андре сейчас сидит в кафе Берсона, откуда он следит за остановкой по требованию. К тому же за Сюрло будут присматривать всю дорогу от его дома до автобусной остановки. Я все предусмотрел, и как только Сюрло выведет нас на след... Кстати, к вам никогда не попадала фотография Пьера Маргла?
— Право же, нет. Я даже не знаю, как выглядит человек, которого я помогал разыскивать. Мне только теперь это пришло в голову.
Бертрикс раскрыл папку на столе и вынул из нее фотографию размером с открытку.
— Вот увеличенная фотография из удостоверения. Рассмотрите хорошенько. Пока можете оставить ее у себя.
— Я представлял его себе несколько иначе,— пробормотал я.
— Что вас удивляет?
— Не знаю. Этот взгляд...
Редко я встречал такие интересные лица, которые бы так ярко характеризовали личность, как лицо, изображенное на фотографии. Широкие скулы, высокий с залысинами лоб, лицо, которое выражало одновременно, как мне показалось, работу мысли, незаурядные умственные способности и непоколебимую волю. Очень четкие черты, никакого подобия звериной челюсти. Что касается взгляда, то это был взгляд фанатика.
— Нужно учитывать качество фотографий для документов,— заметил Бертрикс.— Выражение на них почти у всех отсутстяует. Но я считаю, что в этих глазах есть что-то запредельное. Убийца он или нет, Пьер Маргла — необыкновенный марочный маклер.
«Что-то запредельное...» Мне стало вдруг не по себе. Зазвонил теле фон. Бертрикс ответил, выслушал, сказал «спасибо» и положил трубку.
-- На этот раз нам нужно идти. Сюрло сел в автобус. Информация о нем будет поступать постоянно.
Мы сошли вниз.
— А вот и ваш автомобиль, давайте поедем на нем,— предложил Бертрикс.— Он как, прилично ездит?
— Да, я выжимаю из него максимум.
Бульварами мы проехали к площади Бастилии. Пьер Бертрикс попросил меня остановиться в пассаже Белой Лошади, в сорока метрах от комиссариата.
— А теперь разверните машину. Мы должны быть готовы быстренько выехать снова.
Мы с Бертрикеом уселись в небольшом кафе, почти на углу улицы Рокетт и площади Бастилии. С нашего места было прекрасно видно вход в комиссариат.
— Если позояут к телефону господина Люсьена, то это нас. Подойдете вы. Ну а теперь остается только ждать.
Ну вот, снова ждать. Интересно, что в решающие или драматические момент события как бы замедляется, на ожидание расходуется больше времени, что на действие. Во всяком случае, у вас возникает такое впечатление поскольку при других обстоятельствах ум полностью действием. Мы смотрели, как по площади'Бастилии ездя автомобили, ходят люди, рассматривали застекленную террасу кафе на противоположной стороне
Двое патрульных остановились на въезде к Сент-Антуанское предместье, они проверяли военные машины. В нашем кафе почти пусто. Какой-то хорошо одетый мужчина расспрашивает официанта:
- Так ты их не видел?
— Нет, уже несколько дней.
— Вот не везет! Я принес то, что они просили. Шафран.
— Порошок или гранулы?
— Порошок.
— Много? И почем?
— Если это тебя интересует, я могу сказать цену завтра. Есть еще чулки. Тебя это не интересует?
Вот так спокойно, вполне открыто. Очевидно, и вдова Шарло так же расспрашивала официантов в кафе, продавая американский шоколад и одеяла. Хозяйка кафе за стойкой сняла трубку.
— К телефону просят господина Люсьена. Я встал.
— Кабина в глубине, направо.
В трубке я услышал незнакомый голос.
— Агентство слушает,— сказал я.
— Так. Он сел в метро у Шарантон-Эколь. Выехал в направлении площади Балар. Три минуты назад.
Трубку повесили. Я вернулся и пересказал услышанное Бертриксу.
— Не понимаю, почему он едет так рано,— сказал он.— Сейчас всего десять минут двенадцатого. Через несколько минут он будет на месте. Мы должны предусмотреть все: если его угораздит появиться здесь, мы выйдем через пассаж. Недаром же я выбрал это кафе. Позовите официанта и расплатитесь.
Бертрикс не отрывал взгляда от улицы. Не успел я расплатиться, как он сжал мою руку: по тротуару в направлении улицы Рокетт шел Жозеф Сюрло. В сторону нашего кафе он даже не взглянул. Подойдя к началу улицы Рокетт, он, казалось, заколебался на какое-то мгновение и вернулся немного назад. Потом зашел в кафе на противоположной стороне и устроился на застекленной веранде.
— Вы уверены, что он не может нас увидеть? — спросил я у Берт-рикса.
— Конечно нет. Мы в тени. Впрочем, смотрите.
Сюрло развернул галету и начал читать. Казалось, он совсем не интересовался тем, что делается вокруг
— Мы за ним следим втроем, - заметил Бертрикс,—мы вдвоем и продавец газет тон гам на углу.
- Удивительно романтично.
— Нет, классически. Способов наблюдения не так уж много...
К Сюрло подошел официант. Через минуту он ушел выполнять заказ.
— Я могу с уверенностью вам сказать, что он заказал,— пошутил я,— бокал белого вина.
— Очень хотел бы я знать, почему этот идиот пришел заранее. Он прекрасно успел бы и следующим автобусом. Конечно, если у него не назначено свидание.
Нет. Сюрло никого не ждал. За сорок минут, на протяжении которых мы за ним наблюдали, время от времени он поглядывал вглубь зала своего кафе (возможно, там висели часы) но никто к нему не
подходил, никто с ним не разговаривал. Сам он все это время читал газету. Без шести минут одиннадцать он встал, вышел из кафе и направился к комиссариату, куда на сей раз вошел.
— Что вы на это скажете? — спросил я Бертрикса.
Он молча пожал плечами. Внешне он выглядел ни разочарованным, ни обеспокоенным. Чуть заинтригованным, как игрок, который следит за шаром после броска, результат которого для него не очень важен. Тем не менее мне показалось, что он принимает это дело близко к сердцу. На противоположном тротуаре продавец газет передвинулся на десять метров ближе к комиссариату. Вновь не было другого выхода, кроме как ждать.
В одиннадцать двенадцать Сюрло вышел. Он остановился перед дверью комиссариата и закурил.
— Мне нравится этот жест.— сказал Бертрикс,— смотрите, какой у него спокойный вид.
Действительно, казалось, что Сюрло чувствует себя превосходно, пошел он явно веселее. Я заплатил по счету и во второй раз.
— Сейчас мы выйдем и пойдем следом. Вы когда-нибудь следили за кем-нибудь?
Я вспомнил мою неудачную попытку с Лидией и ответил, что этого мне делать еще не приходилось.
— Ладно, вы должны только не отставать от меня. Идите все время точно рядом со мной.
Когда мы уже собирались выходить, Сюрло завернул в то же кафе с застекленной террасой. Он зашел и сел за тот же столик.
— Хотел бы я все таки знать, что у этой твари в голове,— сказал Бертрикс.
На этот раз Сюрло уже не читал газету. Он курил и довольно рассеянно смотрел в окно. Бертрикс вытащил из кармана записную книжку.
— Смотрите, есть автобус в половине двенадцатого. У него достаточно времени, чтобы на него успеть. Если же он не возвращается на остров, то одно из двух: либо он собирается в какое-то другое место, и мы узнаем куда, либо он кого-то ждет, и мы узнаем кого.
Сюрло снова выпил бокал белого вина. Выкурив одну сигарету, закурил новую. Наше времяпровождение начало казаться мне смешным. Весь этот сложный план, сеть дневного и ночного наблюдения, специалисты-филеры, и ради чего? Ну, сидит себе этот субчик в плаще на террасе кафе, сидит и сидит. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, что Сюрло действительно подозрителен, что он, без сомнения, лгал, давая показания по ужасному преступлению. Возможно, преступник сейчас сидит где-то поблизости, возможно, он вот-вот тоже войдет в кафе с застекленной террасой. Перед глазами
у меня снова возникла фотография Пьера Маргла, его фанатичное лицо... Но нет, ровным счетом ничего так и не случилось.
Сюрло вышел из кафе без четверти двенадцать и пошел к метро. Мы следовали за ним на расстоянии. При входе в метро нас обогнал наш продавец газет.
— Сейчас вернусь,— кинул он на ходу Бертриксу.
Детектив потащил меня к плану города. Нам пришлось ждать не больше трех минут. Продавец газет вернулся:
— Поехал по направлению к Шарантону. Анри его не упустит. Потом его сменит Робер.
Пьер Бертрикс повернулся ко мне:
— Пойдем к вашей машине.
Я ничего не понимал. У меня было такое чувство, будто мы потерпели полное поражение. Бертрикс сказал, куда ехать:
— К станции метро «Шарантон-Эколь», Нет необходимости торопиться. Если нужно, езжайте в объезд. Мы должны там быть не раньше чем в полдень.
Я поехал по бульвару Генриха IV, потом по набережным. Катили мы не торопясь, будто на прогулке в лесу. К станции метро мы добрались в двенадцать десять. Как только Бертрикс опустил стекло, к нам подошел какой-то мужчина в пальто.
— Он сел в автобус в двенадцать часов,— сообщил он,— Андре поехал вместе с ним. Мне можно пойти пообедать?
— Конечно,— позволил Бертрикс.— Возвращайтесь в половине третьего. Работа та же.
Мужчина прикоснулся к шляпе и отошел. Бертрикс поднял стекло.
— Ну что, начинаете понимать? — спросил он у меня.
— Ничегошеньки.
— Так вот, мой дорогой Норрей, нужно признать очевидное: все происходит на самом Тополином острове. Пьер Маргла, кажется, прячется намного ближе, чем мы полагали. Едем.
Ну вот. Пружина, которую я изо всех сил пытался поломать, продолжала неумолимо закручиваться вокруг той, которую и сейчас я хотел бы считать невиновной. Пьер Бертрикс обедал, сидя за столом против меня, в скромном зале «Пти-Лидо». Нам подавала Лидия. И именно о ней говорил мне Бертрикс. Подобно неутомимому пауку, он соткал паутину своих умозаключений и как раз подбирался к центру. И чего ему теперь оставалось ждать, как не подходящего момента, чтобы наб-
роситься на свою жертву. Я понимал, что эпизод с Сюрло, ночное и утреннее наблюдение были лишь второстепенной операцией, подобной уничтожению небольших аванпостов перед решающей атакой. Первые же удары главного наступления пришлись как раз по мне:
— А почему вы мне не сказали о ней?
— Не понимаю, с какой стати я должен был вам о ней говорить. Пьер Бертрикс смотрел на Лидию. Взгляд его никак не походил на взгляд волокиты, человека, презирающего условности, или взгляд ослепленного животного, которым большинство завсегдатаев «Пти-Ли-до» следили за движениями Лидии. Если бы не обстоятельства, в которых мы находились, и все, что я мог прочесть в мыслях детектива, я мог бы ошибиться и решить, что Бертрикс смотрит на Лидию с симпатией. Он не скрывал восхищения, и мне казалось, что оно искренне. Бертрикс склонился над столом:
— Вы любите ее?
— Не знаю.
Я и правда не знал, соврал я тогда или сказал правду, давая такой ответ. Уже не знал. Слишком много чувств сплелось и противоборствовало во мне самом, чтобы я мог дат ь определение той ужасной драме, к которой они привели. Бертрикс говорил со мной шепотом, иногда чуть громче, вставляя в разговор банальные фразы, предназначенные для ушей клиентов, которые входили в кафе, для ушей дядюшки Сонье — так же, как и Лидия в тот вечер, когда я услышал ее сенсационное признание.
— Не краснейте. Когда любишь девушку, краснеть нечего. И ощетиниваться гоже не надо. Хочу вам сказать, что я, возможно, единственный в мире человек без предрассудков. Понимаете, я попадал в самые разнообразные и самые странные места и из этого профессионального опыта вынес убеждение, что повсюду, абсолютно повсюду встречаются и наилучшее, и наихудшее. Я сталкивался с подлостью, преступлениями и извращенными инстинктами в весьма уважаемых, социально безукоризненных семьях, но так же часто видел и прямую противоположность. Возьмем эту дочку хозяина кафе. Вы и без меня убеждены, что многие из женщин, которые считают себя «аристократками», отдали бы все, чтобы иметь не только такое красивое лицо, такое красивое тело, но и ее осанку, ее походку и даже ее движения. В ней есть какая-то высшая свобода, какая-то несравненная физическая изысканность...
Я молчал, пока Пьер Бертрикс говорил. Очевидно, я смотрел на него, как змея на заклинателя, который начинает играть на свирели. Я понимал, что должен защищаться, пока меня окончательно не загипнотизировали, и что легко мне не отделаться. Но тяжелее всего было то, что я был один на один с этим противником. Для Лидии я не существовал. Мимо меня она проходила с каменным лицом, и те
несколько фраз, которых мы заслуживали как клиенты, она адресовала Бертриксу. На него она смотрела смело и даже с интересом. Удивительная ситуация: если бы они вдвоем сговорились против меня, Лидия вела бы себя точно так же. Неужели она не может догадаться, что речь идет о ее судьбе? Я подождал, пока она снова отойдет.
— Итак,— сказал я,— вы ее подозреваете?
— Не знаю.
Я не знал, люблю ли я Лидию, а Бертрикс не знал, подозревает ли он ее! Сколько времени могла длиться эта парадоксальная игра? Единственная тактика, которая способна была мне помочь (во всяком случае, продержаться), состояла в том, чтобы не отказываться от своей простоты, не пытаться ввязаться в мастерское фехтование Бертрикса. Я продолжал:
— Так вы действительно не знаете, подозреваете ли ее?
— Нет. Единственное, что мне кажется невозможным, так это то, чтобы она никак не была замешана в нашем деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21