Это все ему нипочем,
если бы не пришлось тащиться пешком в гору возле Буэна-парка. Тут его
задержали за бродяжничество, он потерял два часа на объяснения и прибыл в
диснейлендовский мотель только в сумерках. Фрэнк уже сидит в тюрьме, а
Перри снова арестовывают - на этот раз за отсутствие фонаря на его
велосипеде. А Пола Дрейка разные автобусы завозят то в Бербанк, то в
Торренс или в Санта-Монику, и он безнадежно застревает где-то возле пляжа
Редондо. Сообщение о самоубийстве Дианы он слышит по радио. И лишь много
дней спустя Перри Мейсон может завершить дело, увенчав его такой фразой:
"Так завершилось Дело Детектива-Безмашинника". Отсутствие машины так
задерживает адвоката, что новая трагедия разыгрывается при расследовании
предыдущей - прокурор успевает выиграть дело, пока защитник добирается до
зала суда. Да, это дело было проиграно заранее, точнее, в данном случае
оно не успело даже начаться.
Машина - это не просто средство передвижения, это образ жизни. Начнем с
того, что ею порождены современные пригороды и "загороды", где живет
большинство служащих. Они делятся на два вида: одни едут на машине от дома
прямо до места службы, другие подъезжают на машине до ближайшей станции и
едут дальше поездом. В любом случае без машины не обойдешься. Конечно,
такой образ жизни возник еще в век паровозов и экипажей, запряженных
лошадьми, но машина сделала достоянием миллионов то, что было уделом
немногих избранных. И общественное расслоение этих миллионов зависит,
грубо говоря, от расстояния между домом и конторой. Более отдаленные
загородные дома расположены в сельской местности, и их владельцы занимают
достаточно высокое положение, чтобы приезжать на работу попозже. Поэтому
многим приходится ежедневно преодолевать от десяти до шестидесяти миль,
проезжая то же расстояние обратно после рабочего дня. Этот образ жизни
сказывается и на административных расходах, и на объеме газет, на
радиопрограммах и на придорожных рекламных плакатах. Но нас сейчас больше
интересует другое - то, что общественная жизнь перемещается из города в
пригороды, а это приводит к результатам, которые не всегда учитываются. И
быть может, легче всего ускользает от внимания то, что этот образ жизни
подрывает прежние устои: ведь исстари повелось, что человек живет среди
соседей, которые занимаются тем же или почти тем же делом, что и он сам.
Вспомним, что в старейших городах на земле всегда были (а кое-где
сохранились и поныне) кварталы, улицы и кафе, по традиции предназначенные
для безымянных газетчиков, врачей, портных или художников. В Париже есть
Латинский квартал, в Лондоне - Харли-стрит, Флит-стрит, Сэвил-роу или
Челси, в Нью-Йорке - Уолл-стрит и Гринич-Виллидж. Это все в прошлом - или
в настоящем - районы, где жили - или живут - люди, объединенные общими
интересами, завсегдатаи одних и тех же мест. Сотрудничество и
соперничество оттачивали до высокого совершенства мастерство математиков,
живописцев, актеров, музыкантов, ученых, грабителей, книготорговцев и
адвокатов. Эти люди обычно работали там же, где и жили, посещали ту же
церковь и те же концертные залы, яростно спорили за столиками тех же
таверн или кафе. Фактически их жизнь и была жизнью города. Как непохожа на
это та жизнь, которую принесли с собой пригородные поезда: к примеру,
ветка от станции Ватерлоо до Уилда. Люди небогатые - клерки или поэты -
едут обычно не дальше Кройдона. Те, кто менее стеснен в средствах, выходят
из вагона в Сандерстеде или Уорлингеме. Купе первого класса начинают
пустеть в Окстеде, а настоящих богачей поджидает собственный "роллс-ройс"
с шофером где-то около Иденбриджа. Но это пространственное расслоение
основано не на профессиях, а на размере доходов. Разумеется, у всех
богатых людей найдется по крайней мере один общий интерес. Но люди,
живущие за городом, разнятся во всех отношениях, их сближает только размер
заработка. К вечеру адвокаты, инженеры, профессора и оперные примадонны
растекаются во всех направлениях, проезжая расстояния, прямо
пропорциональные их семейным обстоятельствам и доходам. Поселившись в
приглянувшемся ему пригороде, архитектор обнаруживает, что его ближайшими
соседями оказываются высококвалифицированный бухгалтер, букмекер, помощник
директора банка и чиновник министерства торговли. Его коллеги архитекторы
разбросаны вокруг Лондона в различных направлениях и на разных
расстояниях, и, чтобы провести вечер с кем-нибудь из них, ему придется
проделать сложный и извилистый путь по пригородным шоссе. С соседями он
может беседовать о садоводстве или играть в бридж, но все интеллектуальные
стимулы в интересующей его области ему придется извлекать скорее из
специальных журналов, чем посредством личного контакта. Жизнь в пригороде
отличается от городской жизни тем, что она разобщает людей одной
специальности.
Но если в известном смысле машины убили город, то в некотором смысле
они убивают и сельскую местность. Жизнь в деревне замирает, когда все
население отправляется на ярмарку в ближайший городок. Этот городок, где
проходит ярмарка, становится либо придатком большого города, либо
приобретает собственное значение. Пригороды расширяются, захватывая
исконную сельскую местность, соединяя индустриальные центры, которые
прежде имели определенные границы. Пригороды расползаются и ширятся,
совершенно одинаковые, бесформенные, безличные, и кажется, что им не будет
конца. Жизнь в пригороде имеет свои преимущества, свои житейские удобства.
Пригороды относительно спокойнее, чище и тише, до детского садика или до
школы - рукой подать. К тому же в пригородах еще не знают той продажности
городских властей, из-за которой в большом городе жизнь стала невыносимой.
Учитывая эти достоинства, надо признать, что пригороды представляют собой
компромисс между городской и деревенской жизнью, но весьма далеки и от
того, и от другого. Именно по этой причине к пригородам никто не относится
с той патриотической преданностью, с которой жители некогда относились к
своему городу или деревне. Во-первых, жители чересчур непоседливы, и у них
нет постоянной привязанности к какому-то одному месту. Работая в Лондоне,
Чикаго или Бостоне, они живут в Суррее, Индиане или Нью-Хемпшире. И если
они и хранят верность чему-то менее грандиозному, чем вся их родная
страна, то это автомобили той определенной марки, которой они никогда не
изменяют. Ибо от машины зависит вся их жизнь. Если у них есть возможность
приехать на ней в город, они непременно так и сделают, невзирая ни на
какие пробки на улицах и на недостаток стоянок. Всеобщее помешательство на
скорости как раз и приводит к полному застою. Автомобильная неподвижность
- характерная черта городской жизни, и люди попадают в пиковое положение,
когда все в одни и те же часы пик устремляются в пригороды. Расплодив
пригороды и погубив города, автомобиль не остановился на этом и породил
долгие уик-энды и короткие отпуска, собственные катера и лыжные базы. Все
эти развлечения тесно связаны с автомобильностью. Без машин они никогда не
возникли бы, и без машин им бы долго не продержаться.
С появлением автомобиля гараж стал необходимой для дома пристройкой.
Прежде, когда пользовались каретами, был необходим каретник, сбруйная и
конюшня - и все это располагалось поодаль от дома. К лошадям слетаются
мухи, так что такое разделение было вполне оправданно. И это не причиняло
никаких неудобств: карету или верховую лошадь подавали к подъезду в точно
указанное время, о котором справлялись по конюшенным часам. Экипаж ставили
в каретник, привычно сохраняя дистанцию от дома; отчасти эту привычку
поддерживал страх перед пожарами. Гараж с точки зрения архитектурной
всегда был излишеством, о котором вспоминали в последний момент; и до сих
пор это почти всегда дает себя знать; чтобы добраться до гаража,
приходится со спринтерской скоростью преодолевать дистанцию в двадцать
ярдов под проливным дождем. Архитекторы, слепо копируя в этом смысле
проектировку девятнадцатого века, тем не менее забывают об одной детали,
безусловно нужной и полезной: porte-cochere [въезд для карет (франц.)]
или, как его теперь называют, въезд для машин. И если мы так тщательно
оберегаем свою машину, то никакого особого альтруизма не будет, если мы
так же позаботимся о машине нашего гостя. Можно надеяться, что в доме
двадцатого столетия на костюм вашей гостьи не будет падать снег, а ее
машину - за неимением лучшего - не оставят на самом солнцепеке. Но как бы
пылко мы ни надеялись, наши надежды вскоре пойдут прахом. Логически
мыслить в данном случае мы не умеем, и каждый новый дом оказывается не
более чем вариантом того, что уже давно было, и главное его предназначение
- рекламировать изобретательность архитектора и льстить самолюбию
владельца. Даже там, где гараж на плане примыкает к дому, дверь между ними
почему-то отсутствует, так что время от времени хозяину все же приходится
пробежаться под дождем. А наши гости перед разъездом могут обнаружить, что
машина раскалена, как духовка, или все сиденья в ней промочены насквозь,
потому что кто-то забыл поднять оконное стекло. Для самих себя (в качестве
водителей) мы сделали крайне мало, а уж для других - практически ничего.
Предполагается, что в любой достаточно вместительный дом можно
пригласить компанию на коктейль. Допустим, что места хватает для
шестидесяти человек, следовательно, на такое число нам и придется
рассчитывать. Соответственно наше гостеприимство должно распространиться,
скажем, на сорок автомашин. Как они должны подъезжать, отъезжать и где их
все разместить? Есть такие дома, где транспортная проблема тщательно
изучена, детально обсуждена и блистательно разрешена. Но гораздо более,
увы, многочисленны дома, где к этой проблеме отнеслись с полным
пренебрежением, не пожелали обратить на нее внимания и в конце концов все
пустили на самотек. А это приводит к тому, что в самый разгар веселья
раздаются отчаянные призывы, которые все портят: "Владельца машины марки
"форд" номер 72384 убедительно просят..." и т.д. Или мы видим, как
запыхавшийся хозяин перебегает от группы к группе, выясняя, кому
принадлежит серый "ягуар". "Кажется, на нем Бренда приехала - нет-нет,
вспоминаю, у нее теперь "мини". - "Эй, кто-нибудь, скажите, чей это
"форд"? Льюису надо уехать пораньше, а он выбраться не может... А, Сэм,
это не твой ли "форд" в аллее? Нет? Но ведь не может же быть, чтобы это
была _ничья_ машина?" и т.д. И вся эта суета и мучения - результат
первоначальной ошибки в проектировании. Поскольку дело касается пригорода,
без машины здесь не обойтись. Приноравливаясь к тому, чтобы жить рядом с
ней, мы должны и ей дать возможность жить вместе с нами. Она лучше ведет
себя, когда к ней относятся внимательно, и, естественно, обижается, если
ее нуждами пренебрегают. В домах будущего машина - важная персона, а гараж
для нее не времянка, а заранее внесенное в план крытое помещение, где
машина могла бы получить необходимый культурный отдых.
В классической книге Спикторского "Экс-урбанисты" ("Экс-горожане")
описано, с каким видом надо вести джип к пригородной станции, чтобы все
думали, что в это время "кадиллак" отвозит детей в школу. Автор этим
обращает наше внимание на многомашинное семейство. Вторая машина - для
жены - это только шаг на пути к третьей машине - для детей, а это уже
приводит нас к проблеме, которая называется "проблемой-надцатилетних". И
проблема эта порождена не столько Психологией Подростков, сколько
указанным феноменом много машинничества. Родители скрепя сердце покупают
машину N 3, потому что хотят свободно распоряжаться машинами N 1 и N 2. А
как только покупка сделана, подростки начинают жить собственной жизнью. И
в связи с этим возникают проблемы уже не психологические, а транспортные.
Чтобы разобраться в этом, давайте проведем сравнение с обществом, в
котором жили наши деды. Их мир прежде всего жил согласно моральным
установкам среднего класса. При королеве Виктории и президенте Линкольне
существовал длинный и все увеличивающийся список запрещенных действий, в
особенности по субботам. День господень был расписан до мелочей, и в этом
жестком расписании домашние молитвы и церковные службы сопровождались раз
и навсегда установленными прогулками и церемониями. Цилиндры
приподнимались в чинном приветствии, а церковные колокола призывали
верующих к молитве. Обильная трапеза в полдень предвещала сонный
послеобеденный покой, а вечером подавался только холодный ужин, что было
вполне оправданно: надо было дать прислуге возможность посетить вечернюю
службу в церкви. Вечер спускался на города и деревни, не подававшие
признаков жизни, и лишь изредка на безлюдных улицах раздавалось эхо
чьих-то шагов. Тяжелые занавеси скрывали от чужого взора освещенные
газовым светом комнаты. Все - то есть буквально _все_ - было закрыто.
Больше всего от этого субботствования страдали дети. Мальчикам
полагалось носить жесткие воротнички и парадные воскресные костюмы,
девочкам - платья, превращенные крахмалом в сплошное шуршащее неудобство.
А тут еще хлопотливые сборы в церковь, когда всем раздают молитвенники и
деньги для пожертвований. Проповеди были длинные и преисполненные
теологических премудростей, скамейки - твердые, а полы - холодные. Но
религиозные обязанности на этом не кончались - воскресная школа занимала
послеобеденное время, вклиниваясь между двумя церковными службами. Игры на
улице были строго запрещены, да и все равно двигаться в воскресном платье
было практически невозможно. Дома оставалось играть только в Ноев ковчег,
а чтение должно было быть исключительно воспитательного назначения.
Невесть откуда взявшиеся строжайшие правила обычно раздражают, но
выходило, что следовать их букве гораздо легче, чем казалось. Запрещение
массовых игр так и не распространилось - вопреки логике - на те
развлечения, о которых викторианское богословие слыхом не слыхало,
например на запуск авиамоделей. В обществе, которое не могло обойтись без
лошади и экипажа - подчас это было необходимо даже для поездки в церковь,
- велосипедный спорт тоже избежал запрета. Именно велосипед и расшатал
основы Викторианской субботы. Потому что на велосипеде можно было уехать в
другой приход и даже в соседнее графство, подальше от осуждающих взоров
соседей и родных. Может, человек просто поехал в другую церковь. Но он мог
с тем же успехом отправиться ловить бабочек или писать пейзажи акварелью.
Конечно, порой его еще подстерегали враждебные взгляды из-за кружевных
занавесок, но ведь все эти люди не знали, кто он такой и откуда взялся.
Принеся с собой свободу анонимности, велосипед навсегда покончил с
прежними моральными ценностями. Автомобиль только помог таким беглецам
расширить свои возможности, предоставив им загорать, плавать или
флиртовать на свободе. И еще в большей мере, чем велосипед, автомобиль
предоставил женщинам такую же свободу. Что бы им ни вздумалось натворить,
они могут творить что угодно и где угодно.
Проблема воспитания подростков неотделима от автомобиля. Если молодые
люди стали вести себя неподобающим образом, то не потому, что они живут в
Пейтон-плейс, а потому, что у них есть возможность оттуда удрать.
Перепуганные родители пытаются противопоставить этим эскападам семейный
уик-энд, выезжая с детьми купаться на берег ближайшего озера или моря. Но
это действует только в том случае, если родители готовы участвовать во
всех развлечениях подростков. Однако и эта жертва лишь ненадолго
отодвигает те автоморальные проблемы, которые все равно и неизбежно
придется решать. Даже если родители испытывают искреннюю радость от
прогулки под парусом с собственными детьми, очень скоро настанет час,
когда дети предпочтут кататься на лодке самостоятельно. И такую
возможность им дает третья машина, порождая бесконечные сложности, из-за
которых современные романы так скучно читать. Мы еще вернемся к проблеме
надцатилетних в целом, но нельзя было не упомянуть о ней хотя бы мимоходом
в связи с автомобильностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
если бы не пришлось тащиться пешком в гору возле Буэна-парка. Тут его
задержали за бродяжничество, он потерял два часа на объяснения и прибыл в
диснейлендовский мотель только в сумерках. Фрэнк уже сидит в тюрьме, а
Перри снова арестовывают - на этот раз за отсутствие фонаря на его
велосипеде. А Пола Дрейка разные автобусы завозят то в Бербанк, то в
Торренс или в Санта-Монику, и он безнадежно застревает где-то возле пляжа
Редондо. Сообщение о самоубийстве Дианы он слышит по радио. И лишь много
дней спустя Перри Мейсон может завершить дело, увенчав его такой фразой:
"Так завершилось Дело Детектива-Безмашинника". Отсутствие машины так
задерживает адвоката, что новая трагедия разыгрывается при расследовании
предыдущей - прокурор успевает выиграть дело, пока защитник добирается до
зала суда. Да, это дело было проиграно заранее, точнее, в данном случае
оно не успело даже начаться.
Машина - это не просто средство передвижения, это образ жизни. Начнем с
того, что ею порождены современные пригороды и "загороды", где живет
большинство служащих. Они делятся на два вида: одни едут на машине от дома
прямо до места службы, другие подъезжают на машине до ближайшей станции и
едут дальше поездом. В любом случае без машины не обойдешься. Конечно,
такой образ жизни возник еще в век паровозов и экипажей, запряженных
лошадьми, но машина сделала достоянием миллионов то, что было уделом
немногих избранных. И общественное расслоение этих миллионов зависит,
грубо говоря, от расстояния между домом и конторой. Более отдаленные
загородные дома расположены в сельской местности, и их владельцы занимают
достаточно высокое положение, чтобы приезжать на работу попозже. Поэтому
многим приходится ежедневно преодолевать от десяти до шестидесяти миль,
проезжая то же расстояние обратно после рабочего дня. Этот образ жизни
сказывается и на административных расходах, и на объеме газет, на
радиопрограммах и на придорожных рекламных плакатах. Но нас сейчас больше
интересует другое - то, что общественная жизнь перемещается из города в
пригороды, а это приводит к результатам, которые не всегда учитываются. И
быть может, легче всего ускользает от внимания то, что этот образ жизни
подрывает прежние устои: ведь исстари повелось, что человек живет среди
соседей, которые занимаются тем же или почти тем же делом, что и он сам.
Вспомним, что в старейших городах на земле всегда были (а кое-где
сохранились и поныне) кварталы, улицы и кафе, по традиции предназначенные
для безымянных газетчиков, врачей, портных или художников. В Париже есть
Латинский квартал, в Лондоне - Харли-стрит, Флит-стрит, Сэвил-роу или
Челси, в Нью-Йорке - Уолл-стрит и Гринич-Виллидж. Это все в прошлом - или
в настоящем - районы, где жили - или живут - люди, объединенные общими
интересами, завсегдатаи одних и тех же мест. Сотрудничество и
соперничество оттачивали до высокого совершенства мастерство математиков,
живописцев, актеров, музыкантов, ученых, грабителей, книготорговцев и
адвокатов. Эти люди обычно работали там же, где и жили, посещали ту же
церковь и те же концертные залы, яростно спорили за столиками тех же
таверн или кафе. Фактически их жизнь и была жизнью города. Как непохожа на
это та жизнь, которую принесли с собой пригородные поезда: к примеру,
ветка от станции Ватерлоо до Уилда. Люди небогатые - клерки или поэты -
едут обычно не дальше Кройдона. Те, кто менее стеснен в средствах, выходят
из вагона в Сандерстеде или Уорлингеме. Купе первого класса начинают
пустеть в Окстеде, а настоящих богачей поджидает собственный "роллс-ройс"
с шофером где-то около Иденбриджа. Но это пространственное расслоение
основано не на профессиях, а на размере доходов. Разумеется, у всех
богатых людей найдется по крайней мере один общий интерес. Но люди,
живущие за городом, разнятся во всех отношениях, их сближает только размер
заработка. К вечеру адвокаты, инженеры, профессора и оперные примадонны
растекаются во всех направлениях, проезжая расстояния, прямо
пропорциональные их семейным обстоятельствам и доходам. Поселившись в
приглянувшемся ему пригороде, архитектор обнаруживает, что его ближайшими
соседями оказываются высококвалифицированный бухгалтер, букмекер, помощник
директора банка и чиновник министерства торговли. Его коллеги архитекторы
разбросаны вокруг Лондона в различных направлениях и на разных
расстояниях, и, чтобы провести вечер с кем-нибудь из них, ему придется
проделать сложный и извилистый путь по пригородным шоссе. С соседями он
может беседовать о садоводстве или играть в бридж, но все интеллектуальные
стимулы в интересующей его области ему придется извлекать скорее из
специальных журналов, чем посредством личного контакта. Жизнь в пригороде
отличается от городской жизни тем, что она разобщает людей одной
специальности.
Но если в известном смысле машины убили город, то в некотором смысле
они убивают и сельскую местность. Жизнь в деревне замирает, когда все
население отправляется на ярмарку в ближайший городок. Этот городок, где
проходит ярмарка, становится либо придатком большого города, либо
приобретает собственное значение. Пригороды расширяются, захватывая
исконную сельскую местность, соединяя индустриальные центры, которые
прежде имели определенные границы. Пригороды расползаются и ширятся,
совершенно одинаковые, бесформенные, безличные, и кажется, что им не будет
конца. Жизнь в пригороде имеет свои преимущества, свои житейские удобства.
Пригороды относительно спокойнее, чище и тише, до детского садика или до
школы - рукой подать. К тому же в пригородах еще не знают той продажности
городских властей, из-за которой в большом городе жизнь стала невыносимой.
Учитывая эти достоинства, надо признать, что пригороды представляют собой
компромисс между городской и деревенской жизнью, но весьма далеки и от
того, и от другого. Именно по этой причине к пригородам никто не относится
с той патриотической преданностью, с которой жители некогда относились к
своему городу или деревне. Во-первых, жители чересчур непоседливы, и у них
нет постоянной привязанности к какому-то одному месту. Работая в Лондоне,
Чикаго или Бостоне, они живут в Суррее, Индиане или Нью-Хемпшире. И если
они и хранят верность чему-то менее грандиозному, чем вся их родная
страна, то это автомобили той определенной марки, которой они никогда не
изменяют. Ибо от машины зависит вся их жизнь. Если у них есть возможность
приехать на ней в город, они непременно так и сделают, невзирая ни на
какие пробки на улицах и на недостаток стоянок. Всеобщее помешательство на
скорости как раз и приводит к полному застою. Автомобильная неподвижность
- характерная черта городской жизни, и люди попадают в пиковое положение,
когда все в одни и те же часы пик устремляются в пригороды. Расплодив
пригороды и погубив города, автомобиль не остановился на этом и породил
долгие уик-энды и короткие отпуска, собственные катера и лыжные базы. Все
эти развлечения тесно связаны с автомобильностью. Без машин они никогда не
возникли бы, и без машин им бы долго не продержаться.
С появлением автомобиля гараж стал необходимой для дома пристройкой.
Прежде, когда пользовались каретами, был необходим каретник, сбруйная и
конюшня - и все это располагалось поодаль от дома. К лошадям слетаются
мухи, так что такое разделение было вполне оправданно. И это не причиняло
никаких неудобств: карету или верховую лошадь подавали к подъезду в точно
указанное время, о котором справлялись по конюшенным часам. Экипаж ставили
в каретник, привычно сохраняя дистанцию от дома; отчасти эту привычку
поддерживал страх перед пожарами. Гараж с точки зрения архитектурной
всегда был излишеством, о котором вспоминали в последний момент; и до сих
пор это почти всегда дает себя знать; чтобы добраться до гаража,
приходится со спринтерской скоростью преодолевать дистанцию в двадцать
ярдов под проливным дождем. Архитекторы, слепо копируя в этом смысле
проектировку девятнадцатого века, тем не менее забывают об одной детали,
безусловно нужной и полезной: porte-cochere [въезд для карет (франц.)]
или, как его теперь называют, въезд для машин. И если мы так тщательно
оберегаем свою машину, то никакого особого альтруизма не будет, если мы
так же позаботимся о машине нашего гостя. Можно надеяться, что в доме
двадцатого столетия на костюм вашей гостьи не будет падать снег, а ее
машину - за неимением лучшего - не оставят на самом солнцепеке. Но как бы
пылко мы ни надеялись, наши надежды вскоре пойдут прахом. Логически
мыслить в данном случае мы не умеем, и каждый новый дом оказывается не
более чем вариантом того, что уже давно было, и главное его предназначение
- рекламировать изобретательность архитектора и льстить самолюбию
владельца. Даже там, где гараж на плане примыкает к дому, дверь между ними
почему-то отсутствует, так что время от времени хозяину все же приходится
пробежаться под дождем. А наши гости перед разъездом могут обнаружить, что
машина раскалена, как духовка, или все сиденья в ней промочены насквозь,
потому что кто-то забыл поднять оконное стекло. Для самих себя (в качестве
водителей) мы сделали крайне мало, а уж для других - практически ничего.
Предполагается, что в любой достаточно вместительный дом можно
пригласить компанию на коктейль. Допустим, что места хватает для
шестидесяти человек, следовательно, на такое число нам и придется
рассчитывать. Соответственно наше гостеприимство должно распространиться,
скажем, на сорок автомашин. Как они должны подъезжать, отъезжать и где их
все разместить? Есть такие дома, где транспортная проблема тщательно
изучена, детально обсуждена и блистательно разрешена. Но гораздо более,
увы, многочисленны дома, где к этой проблеме отнеслись с полным
пренебрежением, не пожелали обратить на нее внимания и в конце концов все
пустили на самотек. А это приводит к тому, что в самый разгар веселья
раздаются отчаянные призывы, которые все портят: "Владельца машины марки
"форд" номер 72384 убедительно просят..." и т.д. Или мы видим, как
запыхавшийся хозяин перебегает от группы к группе, выясняя, кому
принадлежит серый "ягуар". "Кажется, на нем Бренда приехала - нет-нет,
вспоминаю, у нее теперь "мини". - "Эй, кто-нибудь, скажите, чей это
"форд"? Льюису надо уехать пораньше, а он выбраться не может... А, Сэм,
это не твой ли "форд" в аллее? Нет? Но ведь не может же быть, чтобы это
была _ничья_ машина?" и т.д. И вся эта суета и мучения - результат
первоначальной ошибки в проектировании. Поскольку дело касается пригорода,
без машины здесь не обойтись. Приноравливаясь к тому, чтобы жить рядом с
ней, мы должны и ей дать возможность жить вместе с нами. Она лучше ведет
себя, когда к ней относятся внимательно, и, естественно, обижается, если
ее нуждами пренебрегают. В домах будущего машина - важная персона, а гараж
для нее не времянка, а заранее внесенное в план крытое помещение, где
машина могла бы получить необходимый культурный отдых.
В классической книге Спикторского "Экс-урбанисты" ("Экс-горожане")
описано, с каким видом надо вести джип к пригородной станции, чтобы все
думали, что в это время "кадиллак" отвозит детей в школу. Автор этим
обращает наше внимание на многомашинное семейство. Вторая машина - для
жены - это только шаг на пути к третьей машине - для детей, а это уже
приводит нас к проблеме, которая называется "проблемой-надцатилетних". И
проблема эта порождена не столько Психологией Подростков, сколько
указанным феноменом много машинничества. Родители скрепя сердце покупают
машину N 3, потому что хотят свободно распоряжаться машинами N 1 и N 2. А
как только покупка сделана, подростки начинают жить собственной жизнью. И
в связи с этим возникают проблемы уже не психологические, а транспортные.
Чтобы разобраться в этом, давайте проведем сравнение с обществом, в
котором жили наши деды. Их мир прежде всего жил согласно моральным
установкам среднего класса. При королеве Виктории и президенте Линкольне
существовал длинный и все увеличивающийся список запрещенных действий, в
особенности по субботам. День господень был расписан до мелочей, и в этом
жестком расписании домашние молитвы и церковные службы сопровождались раз
и навсегда установленными прогулками и церемониями. Цилиндры
приподнимались в чинном приветствии, а церковные колокола призывали
верующих к молитве. Обильная трапеза в полдень предвещала сонный
послеобеденный покой, а вечером подавался только холодный ужин, что было
вполне оправданно: надо было дать прислуге возможность посетить вечернюю
службу в церкви. Вечер спускался на города и деревни, не подававшие
признаков жизни, и лишь изредка на безлюдных улицах раздавалось эхо
чьих-то шагов. Тяжелые занавеси скрывали от чужого взора освещенные
газовым светом комнаты. Все - то есть буквально _все_ - было закрыто.
Больше всего от этого субботствования страдали дети. Мальчикам
полагалось носить жесткие воротнички и парадные воскресные костюмы,
девочкам - платья, превращенные крахмалом в сплошное шуршащее неудобство.
А тут еще хлопотливые сборы в церковь, когда всем раздают молитвенники и
деньги для пожертвований. Проповеди были длинные и преисполненные
теологических премудростей, скамейки - твердые, а полы - холодные. Но
религиозные обязанности на этом не кончались - воскресная школа занимала
послеобеденное время, вклиниваясь между двумя церковными службами. Игры на
улице были строго запрещены, да и все равно двигаться в воскресном платье
было практически невозможно. Дома оставалось играть только в Ноев ковчег,
а чтение должно было быть исключительно воспитательного назначения.
Невесть откуда взявшиеся строжайшие правила обычно раздражают, но
выходило, что следовать их букве гораздо легче, чем казалось. Запрещение
массовых игр так и не распространилось - вопреки логике - на те
развлечения, о которых викторианское богословие слыхом не слыхало,
например на запуск авиамоделей. В обществе, которое не могло обойтись без
лошади и экипажа - подчас это было необходимо даже для поездки в церковь,
- велосипедный спорт тоже избежал запрета. Именно велосипед и расшатал
основы Викторианской субботы. Потому что на велосипеде можно было уехать в
другой приход и даже в соседнее графство, подальше от осуждающих взоров
соседей и родных. Может, человек просто поехал в другую церковь. Но он мог
с тем же успехом отправиться ловить бабочек или писать пейзажи акварелью.
Конечно, порой его еще подстерегали враждебные взгляды из-за кружевных
занавесок, но ведь все эти люди не знали, кто он такой и откуда взялся.
Принеся с собой свободу анонимности, велосипед навсегда покончил с
прежними моральными ценностями. Автомобиль только помог таким беглецам
расширить свои возможности, предоставив им загорать, плавать или
флиртовать на свободе. И еще в большей мере, чем велосипед, автомобиль
предоставил женщинам такую же свободу. Что бы им ни вздумалось натворить,
они могут творить что угодно и где угодно.
Проблема воспитания подростков неотделима от автомобиля. Если молодые
люди стали вести себя неподобающим образом, то не потому, что они живут в
Пейтон-плейс, а потому, что у них есть возможность оттуда удрать.
Перепуганные родители пытаются противопоставить этим эскападам семейный
уик-энд, выезжая с детьми купаться на берег ближайшего озера или моря. Но
это действует только в том случае, если родители готовы участвовать во
всех развлечениях подростков. Однако и эта жертва лишь ненадолго
отодвигает те автоморальные проблемы, которые все равно и неизбежно
придется решать. Даже если родители испытывают искреннюю радость от
прогулки под парусом с собственными детьми, очень скоро настанет час,
когда дети предпочтут кататься на лодке самостоятельно. И такую
возможность им дает третья машина, порождая бесконечные сложности, из-за
которых современные романы так скучно читать. Мы еще вернемся к проблеме
надцатилетних в целом, но нельзя было не упомянуть о ней хотя бы мимоходом
в связи с автомобильностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66