Хармс это, конечно, превосходно сознает. В конце "Предметов и фигур" он
записывает:
11. Любой ряд предметов, нарушающий связь их рабочих значений,
сохраняет связь значений сущих и по счету пятых. Такого рода ряд есть
_____________
31 Аристотель. Категории, 2а, 11--14/ Пер. А. В.
Кубицкого//Аристотель. Соч.: В 4т. Т. 2. М.: Мысль, 1978. С. 55.
210 Глава 7
ряд нечеловеческий и есть мысль предметного мира. Рассматривая
такой ряд, как целую величину и как вновь образовавшийся синтетический
предмет, мы можем приписать ему новые значения, счетом три: 1)
начертательное, 2) эстетическое и 3) сущее (Логос, 114).
Здесь Хармс продолжает пародировать алхимический трактат, скорее всего
Парацельса, который наряду с четырьмя стихиями различал три силы --
Sulphur, Mercurius, Sal, возникающие в результате разделения единой
силы Mysterium Magnum32, Речь идет о процессе разделения, с
неизбежностью наступающем после синтеза в единое. Любопытно, однако, что три
значения, которые могут быть приписаны этому объекту, отчасти совпадают или
почти совпадают с "рабочими" значениями.
Сущее -- это пятое онтологическое свойство. Новый "синтетический"
предмет обретает это свойство в силу разрушения ассоциативных связей,
лишавших его независимости автономного присутствия.
"Эстетическое" значение -- это преобразование "значения эстетического
воздействия" -- одного из четырех рабочих значений. "Эстетическое",
вероятно, понимается Хармсом в духе Канта, как независимое от любого
"интереса". Эстетическое у Канта чисто субъективно и вместе с тем обладает
всеобщностью, что связывает его с геометрическими объектами33.
Когда Хармс говорит о значении "эстетического воздействия", которое
переходит в "эстетическое", он, по-видимому, как раз и имеет в виду процесс
преодоления субъективного всеобщим.
Впрочем, гораздо больше связей "эстетика" Хармса имеет с некоторыми
положениями шиллеровской эстетики34, как известно, зависимой от кантовской.
Рассуждения Шиллера во многом совпадают с ходом мысли Хармса. В "Письмах об
эстетическом воспитании человека" Шиллер, например, утверждает, что главное
ограничение человека -- это линеарность его сознания, включенность в
непрерывно разматывающуюся цепочку ассоциаций:
Это состояние заполненного времени называется ощущением, и только
им одним обнаруживается физическое бытие.
Так как все сущее во времени чередуется, то бытие одного исключает
все остальное35.
_______________
32 Koyre Aleksandre. Mystiques, spirituels, alchimistes du XVIe
siecle allemand. Paris: Gallimard, 1971. P. 102-104.
33 Кант объясняет это следующим образом:
...так как тот, кто высказывает суждение по поводу удовольствия,
которое возбуждает в нем предмет, чувствует себя совершенно
свободным, то он не может отыскать в качестве причин своего
удовольствия никаких частных условий, которые были бы свойственны только его
субъекту; поэтому он должен признать это удовольствие имеющим обоснование в
том, что он может предполагать у всякого другого; следовательно, он должен
считать, что имеет основание ожидать у каждого такого же удовольствия.
Поэтому он будет говорить о прекрасном так, как если бы красота была
свойством предмета и суждение логическим... (Кант Иммануил. Критика
способности суждения, 4 / Пер. Н. М. Соколова // Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 5.
М.: 1966. С. 212-213).
Кант называет такую всеобщность "субъективной всеобщностью".
34 Мне кажется, например, что значение игры в детских текстах
Хармса можно понять через Шиллера.
35 Шиллер Фридрих. Письма об эстетическом воспитании человека /
Пер. Э. Радлова // Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. Т. 6. М.: Худлит, 1957. С,
287.
Шар 211
То, что бытие целиком и полностью сводится к фрагментарному ощущению,
по мнению Шиллера, приводит как бы к исчезновению человека:
...человек в этом состоянии не что иное, как количественная единица,
заполненный момент времени -- или лучше -- его нет; ибо его личность
до тех пор отсутствует, пока над ним господствует ощущение и его увлекает с
собой время36.
Человек, существующий во времени, находится, по выражению Шиллера, "вне
себя". Преодоление этого состояния возможно, только если противопоставить
временной цепочке ощущений сознание формы. Стремление к форме
оказывается эквивалентным стремлению к "абсолютному бытию" и постижению
истины. Форма трансцендирует линеарность времени. Главной характеристикой
формы является нечленимое единство. Единство это
...охватывает <...> всю череду времени, то есть оно уничтожает время,
уничтожает изменение; оно хочет, чтобы действительное было необходимым и
вечным и чтобы вечное и необходимое было действительным;
иными словами: оно требует истины и права. Если первое побуждение лишь
создает случаи, то второе дает законы...37
Случай для Шиллера -- это что-то отмеченное погруженностью во временную
цепочку. Это нечто, от чего отрезано знание прошлого и будущего. Настоящее,
отсеченное от вечного, и есть случай. Это определение хорошо укладывается в
хармсовское понимание случая. Случай у Хармса -- это четырехмерное тело,
обнаруживающее отсеченную от себя часть в трехмерном мире.
Но вот что интересно у Шиллера: когда временная (а также ассоциативная)
цепочка нарушается и ее место занимает форма, "случайность" заменяется
сознанием закона. Эта замена фундаментальна:
...мы объективное делаем основанием для определения нашего состояния,
-- в обоих случаях мы вырываем это состояние из подспудности времени и
приписываем ему реальность для всех людей и всех времен, то есть приписываем
ему необходимость и всеобщность38.
Речь, по существу, идет о возникновении кантовской "субъективной
всеобщности", но описанной в иных категориях: темпоральности и
атемпоральности, которая связывается с "формой"39.
_________________
36 Там же. С. 287-288.
37 Там же. С. 289.
38 Там же. С. 289.
39 Гуссерль показал, что геометрическое высказывание не может сохранять
связь со временем своего возникновения. Оно вечно, как вечен мир
платоновских идей:
Теорема Пифагора, как и вся геометрия, существует только единожды, вне
зависимости от того, как часто и на каком языке она может быть выражена. Она
совершенно идентична той, что существует на Евклидовом "языке оригинала" и
на любом ином языке;
и внутри каждого языка она все та же вне зависимости от того, сколько
раз она была высказана в чувственной форме... (Husserl. The Origin of
Geometry // Husserl. Shorter Works / Ed. by Peter McCormick and Frederick
Elliston. Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1981. P. 257).
212 Глава 7
"Начертательное значение", по существу, геометрическое, однако в данном
случае Хармс относит его к области "квинтэссенции". Основной сдвиг при
переходе от "рабочих значений" к "пятому" -- это перенос из субъективного в
объективное. И именно способность шил-леровской "формы" к этому переносу --
одно из загадочных свойств геометрии.
7
Геометрия переводит случайное в сферу вечности, как только в мир
проникает геометрическая форма, он прекращает изменяться и замирает вне
времени. Именно поэтому смерть может описываться как "геометризация".
Семнадцатый "случай" серии (1934) описывает исчезновение человека в
мире геометрических фигур, вероятно, его превращение в шар. Этот случай
примыкает к серии "О явлениях и существованиях", на что указывает номер 3
перед текстом (два текста "О явлениях и существованиях" имели номера один и
два).
Случай называется "Макаров и Петерсен" и написан в виде пьески-диалога.
Вначале является Макаров с таинственной книгой под названием "МАЛГИЛ". Он
сообщает:
Тут в этой книге, написано о наших желаниях и об исполнении их (ПВН,
374).
Книга якобы говорит о суетности желания и о том, что свое желание
исполнить гораздо труднее, чем желание другого. Происходит обсуждение книги,
и вдруг Петерсен исчезает, как бы проваливаясь в некий иной мир:
Макаров: Где ты? Я тебя не вижу!
Голос Петерсена: А ты где? Я тоже тебя не вижу!..Что это за шары? <...>
Макаров: Какие шары?
Голос Петерсена: Пустите!.. Пустите меня!.. Макаров!.. Тихо. Макаров
стоит в ужасе, потом хватает книгу и раскрывает ее. Макаров (читает):
"Постепенно человек теряет свою форму и становится шаром. И, став шаром,
человек утрачивает все свои желания" (ПВН, 374-375).
Превращение человека в шар связано с исчезновением желаний и вытекающих
из них "рабочих значений", например утилитарного. Потеря желаний приводит к
самозамыканию субъекта и его постепенному превращению в "предмет". Шар же
столь самодостаточен, что не может предполагать желаний. Это выпадение из
мира существования, из мира желаний -- подобие смерти40.
_________
40 Любопытно, что Петерсен исчезает мгновенно, иначе, чем это описано в
книге "МАЛГИЛ": "постепенно теряет свою форму". Он не претерпевает
превращения, которое есть форма движения, перехода, становления. Петерсен
проваливается и затем возникает в ином месте. Постепенность трансформации,
описанная в книге, возможно, -- продукт нарративизации, переноса события в
книгу, где оно приобретает дискурсивную растянутость. Провал, разрыв могут
пониматься как обозначение смерти. Лейбниц, утверждавший, что мир пронизан
непрерывностью и что смерть, будучи разрывом, не может существовать,
сформулировал проблему в категории движения двух инертных тел, двух шаров:
Х а р и н. Но скажи, прошу тебя, каким образом переносится тело из
точки В в точку В, раз мы устранили момент перехода или
промежуточного состояния?
П а ц и д и й. Думаю, что это лучше всего можно объяснить, если мы
скажем, что тело Е некоторым образом угасает и уничтожается в
В, а затем снова создается и возникает в D. Это можно назвать
новым прекраснейшим словом "транскреация", и здесь, очевидно, происходит как
бы некий скачок из одного шара -- В в другой D... (Лейбниц
Гот-фрид Вильгельм. Пацидий -- Филалету/ Пер. Я. М. Боровского //
Лейбниц. Соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1984. С. 263).
Валерий Подорога, связавший этот фрагмент о движении с общим пониманием
смерти, показал, что у Лейбница всякое свертывание понимается как
одновременное развертывание, а ...смерть входит в порядок бессмертного бытия
лишь как знак повторного творения, а не как знак конца существования
(Подорога Валерий. Феноменология тела. М.: Ad Магginem, 1995. С.
113).
Этот скачок, эта "транскреация" объясняются тем, что в шаре не
содержится никакой силы, которая могла бы привести его в движение. Лейбниц в
качестве единственной движущей причины указывает на Бога. Самодостаточность
шаров предполагает в системе Лейбница рекреацию, воссоздание, как оборотную
сторону смерти, замещающую переход из одного пространства в другое.
Шар 213
Особый интерес в приведенном фрагменте вызывает книга "МАЛГИЛ"41 ,
которая играет в сценке важную роль. Название это, по-видимому, пародирует
название каббалистического трактата и стилизовано под иврит. Корень "мал" в
иврите может указывать на речь42, например. Фонетическая форма названия
отдаленно напоминает древнееврейское "галгал" (galgal), то есть
сфера, "круг". Если наше предположение верно, то книга "МАЛГИЛ" -- это книга
буквенного круга, или, как называл его Абраам Абулафиа, "буквенного
колеса"43.
"Малгил" отсылает к еще одному слову на иврите -- megillah, что
значит свиток, в частности свиток Торы. Megillah связан со словом
gilui, означающим откровение. Свиток по своей форме -- это книга,
свернувшаяся в круг. Сама форма книги "МАЛГИЛ" содержит в себе
пророчество о сворачивании44. Сворачивание тела Петерсена в шар
имитирует трансформацию книги в свиток.
__________________________________
41 По мнению комментатора А. А. Александрова, "малгил" может означать
вариацию слова "могила" (ПВН, 530). Действительно, Петерсен исчезает, как
только произносится название книги.
42 См. комментарий к каббалистической "Книге творения" -- Сефир
Иетцира, где, например, слово Chashmal переводится как "говорящее
(Mal) молчание (Chash)": Kaplan Aryeh. Sefer Yetzirah. The
Book of Creation. York Beach: Samuel Weiser, 1990. P. 98. Определенный
интерес для интерпретации этого корня может представлять материал, собранный
Эрнестом Джонсом в его книге "О кошмаре". Джонс показал, каким образом
корень "мар" универсально связан с идеей некоего первичного ужаса и каким
образом повсеместно происходит его смягчение в "мал" (Jones Ernest.
On The Nightmare. New York: Grove Press, 1959. P. 326--340).
43 Речь идет о круге, составленном из двадцати двух букв еврейского
алфавита, соединенных между собой 213 линиями, так называемыми "воротами". О
буквенном колесе см.: Idel Moshe. Language, Torah and Hermeneutics in
Abraham Abulafia. Albany: SUNY Press, 1989. P. 38-- 41. Одновременно с
Хармсом утопия книги-шара разрабатывалась Сергеем Эйзенштейном. См.:
Bulgakowa Oksana. Sergej Eisenstein -- drei Utopien
Architekturentwiirfe zur Filmtheorie. Berlin: Potemkin Press. 1996. S.
31-123.
44 Это сворачивание текста внутрь противоположно чтению, ведь оно
предполагает сокрытие-текста. Обнаружение смысла традиционно
понимается как раскрытие, то есть разворачивание. У Апулея,
например, описываются священные мистериальные книги, в которых сворачивание
есть непосредственный знак сокрытия и эзотерии:
...он выносит из недр святилища некие книги, написанные непонятными
буквами: эти знаки, то изображением всякого рода животных сокращенно
передавая слова торжественных текстов, то всевозможными узлами причудливо
переплетаясь и наподобие колеса изгибаясь, тайный смысл чтения скрывали от
суетного любопытства (Апулей. Метаморфозы / Пер. С. П.
Маркиша//Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. М.: Изд. Академии Наук
СССР, 1956. С. 310).
214 Глава 7
Магическая книга и круг сведены вместе и в "Фаусте", который также,
возможно, находится в подтексте этого "случая". В кукольной комедии
"Иоганнес Фауст", например, Фауст отправляется заклинать дьявола "с книгой
<...> и со сделанным согласно ей волшебным кругом". Его слуга Касперле,
"споткнувшись, валится внутрь волшебного крута, который он принял за
портновскую мерку"45. Этот мотив повторяется и в других текстах о Фаусте. В
"Докторе Фаусте, или Великом Негроманте" Каспер, оказываясь внутри
магического круга, читает из книги заклинания, от которых духи то исчезают,
то появляются:
Если сказать parlico (исчезают), parioco (появляются),
parlico (исчезают), parloco (появляются), parlico (все
исчезают)46.
На известной гравюре И. Сихема (XVII век) Фауст изображен рядом с
шаром47.
Использование книги в магических целях связано с тем, что книга
является неким "абсолютным истоком". Действительно, письменный текст не
связан в своем происхождении ни с каким конкретным моментом настоящего, в
которое вписано устное высказывание. Его происхождение относится к области
умозрительного "абсолютного". Любой письменный текст -- это продукт
субъективности, преображенный в некую объективность. Магическое заклинание,
чтобы оказать воздействие на мир, должно извлекаться из книги48.
Такая книга должна действительно быть "абсолютным истоком". Ее текст не
принадлежит никому из говорящих, он предшествует акту говорения,
представленному самой формой "Макарова и Петерсена" -- драматическим
диалогом. Действие разворачивается прямо здесь, сейчас перед зрителем.
Написанное в книге естественно предшествует настоящему времени пьесы.
Но в конце пьески время книги и сценическое время почти сливаются. Последняя
реплика "пьесы" зачитывается Макаровым из книги, но звучит она почти как
ремарка, описывающая происходящее на сцене: "Постепенно человек теряет свою
форму и становится шаром".
________________
45 Легенда о докторе Фаусте/ Сост. В. М. Жирмунского. Пер. Н. А. Сигал.
М.: Наука, 1978. С. 186.
46 Там же. С. 173.
47 Один из мотивов фаустовского обращения к некромантии формулируется в
кукольной комедии "Доктор Иоганн Фауст" так: "Я много слышал и читал <...> о
том, что небо будто бы in forma sphaerica, то есть круглое. Но я хотел бы
все увидеть, ощупать руками, поэтому я решил отложить на время богословские
занятия и предаться изучению магии" (Легенда о докторе Фаусте. С. 151).
48 В текстах о докторе Фаусте книга навязчиво присутствует. В одной из
народных комедий Фауст приобретает силу негроманта после того, как
неизвестные три студента (духи ада?) оставляют на постоялом дворе книгу
"Clavio atari a Magica" -- "Ключ к искусству магии". У Гете Фауст начинает с
того, что рассматривает знак макрокосма, а затем знак земного духа, которого
он вызывает по книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62