Воплощением
мыслей некоего прусского обер-лейтенанта становится черный шар -- знак
чистой негативности:
Юраман с изумлением взял колбу в руки. Шар коснулся стенки колбы,
которая моментально разорвалась. Ее осколки, притянутые, как бы магнитом,
исчезли в шаре и точно поглотились им. Черный шар висел свободно и
неподвижно в пространстве. Собственно говоря, он походил не на шар, а
производил впечатление какой-то дыры. Это и была дыра.
Это было абсолютное, математическое "ничто". То, что последовало, было
необходимым следствием этого "ничто". Все, граничившее с этим "ничто",
устремлялось по естественным причинам в это "ничто", для того чтобы
моментально превратиться в "ничто", т. е. бесследно исчезнуть.
И действительно поднялся сильный свист, т. к. воздух в зале втягивался,
всасывался в этот шар.
Кусочки бумаги, перчатки, дамские вуали -- все это уносилось с воздухом
туда, в эту страшную дыру.
И когда какой-то офицер ткнул саблей в эту дыру, лезвие ее исчезло, как
будто расплавившись18.
Шар действительно оказывается сочетанием беспредметности и "несмысла",
по Малевичу.
Каким же образом происходит это "засасывание" мира? Мейринк пишет о
"необходимом следствии "ничто"". Шар в силу своей конфигурации -- странное
подобие "окна" -- провала Андрея Белого, черной дыры. При некоторых
обстоятельствах взаимоотношения центра и окружности или сферы приобретают
парадоксальные свойства, отмеченные прежде всего теологами.
Бог еще со времен неоплатоников понимался как бесконечная сфера,
расширяющаяся из некоего мистического центра. Центр -- умозрительная точка
-- характеризуется неделимостью. Но и беспрерывно расширяющаяся сфера также
неделима, поскольку ее площадь по определению бесконечна, а бесконечность не
может быть поделена.
Николай Кузанский так сформулировал вытекающее из этих предпосылок
утверждение об эквивалентности центра и сферы в бесконечном шаре:
...центр максимального шара равен диаметру и окружности, и, значит,
центр у него равен этим трем линиям; вернее, центр и есть все эти линии, то
есть длина, ширина и глубина19.
Но это значит, что быть на поверхности сферы и быть в ее центре -- одно
и то же. Логически это согласуется с представлениями Парме-
_____________
18 Мейринк Г. Черный шар / Пер. А. Мишеевой// Мейринк Г. Лиловая
смерть. Петроград: Третья стража, 1923. С. 25.
19 Кузанский Николай. Об ученом незнании, 70 / Пер. В. В.
Бибихина // Кузанский Николай. Соч.: В 2т. Т. 1. М.: Мысль, 1979. С. 86.
Шар 205
нида, на которого, кстати, ссылается Кузанец. Если шар однороден и
никак не дифференцирован, то нельзя провести различия между центром и
периферией.
Эта странная идея имела существенное значение для теологии. Ведь бог
одновременно описывался и как центр, из которого эманирует вселенная, и как
творец, находящийся вне вселенной, за ее пределами, там, где Малевич
помещает "несмысл" -- по ту сторону мироздания, то есть сферы, которую бог
же и порождает из центра. В результате мир как бы получает два центра --
один в центре сферы, другой прямо на ней, но вне ее20.
Шар Парменида или Эмпедокла действует как шар Мейринка -- любое тело,
оказывающееся на его поверхности, вступающее с ней в соприкосновение,
мгновенно переносится в центр. Центр, как несуществующая точка, как "ничто"
Мейринка, распространяется до пределов неограниченно растущей сферы21.
5
Шар осуществляет связь между внутренним и внешним. Будучи умозрительным
воплощением Бытия, он соотнесен со всем многообра-
_______________
20 О двоецентрии см.: Evans Robin. The Projective Cast:
Architecture and its Three Geometries. Cambridge; London: The MIT Press,
1995. P. 23--27. Парадокс двоецентрия описан в двадцать восьмой песне "Рая"
Данте, где наряду с Точкой фигурирует божественный свод, о котором Данте
замечает:
Чем выше над срединой взор воздет,
Тем все божественнее небосводы.
(Данте Алигьери. Божественная комедия/Пер. М. Лозинского. М.:
Худлит, 1950. С. 403) Бог, таким образом, оказывается и в центральной точке
и над ней -- на небесном своде. Парадокс двоецентрия преодолевается логикой
Николая Кузанского, который делает неразличимыми центр и сферу.
21 Одним из экзотических вариантов такого парадоксального шара (круга)
является "Утопия" Томаса Мора. Эта идеальная страна расположена на острове
круглой формы. Вернее, не столько круглой, сколько подобной полумесяцу, роги
которого почти смыкаются, образуя круг. Внутри круга находится окруженная
клешнями полумесяца круговая бухта:
Если эти концы [полумесяцев] обвести циркулем, то вышла бы окружность в
пятьсот миль; концы эти делают остров похожим на нарождающуюся луну. <...>
Разливаясь на большом пустом пространстве, окруженная отовсюду землей, вода
защищена от ветров, наподобие огромного озера, скорее стоячего, чем бурного;
это делает почти всю середину острова гаванью (Мор Томас. Утопия /
Пер. Ю. М. Каган. М.: Наука, 1978. С. 171).
Остров Утопия -- круг, в центре которого расположен еще один круг,
обозначающий пустоту -- большое "пустое пространство". В этот круг можно
проникнуть сквозь внешнюю окружность. Луи Марен называет эту пустоту в
центре -- alvus -- чрево, желудок. Остров как бы поглощает в себя
наружное, превращая его во внутреннее, но внутреннее дается как ничто, как
u-topos, "неместо", сходное с "несмыслом" Малевича:
Центр пуст и полон, внутренний и внешний, место и пространство...
(Marin Louis. Utopics: The Semiological Play of Textual Spaces.
Atlantic Highlands: Humanities Press International, 1984. P. 104).
Утопия Мора строится по тому же принципу, что и черный шар Мейринка.
206 Глава 7
зием вещей, которые исчезают в нем и из него появляются. Метафорически
шар принадлежит и объективности и субъективности22.
Малевич провел параллель между черепом и вселенной. Бесконечность
вмещается в черепе:
Череп человека представляет собою ту же бесконечность для движения
представлений, он равен вселенной, ибо в нем помещается все то, что видит в
ней <...>. Не будет ли и вся вселенная тем же странным черепом, в котором
несутся метеоры солнц, комет и планет, и что они тоже одни представления
космической мысли и что все их движение и пространство и сами они
беспредметны, ибо если бы были предметны -- никакой череп их не вместил23.
Для Малевича череп -- это вселенная, но и вселенная -- это череп.
Материальность мира сосредоточена в этой внешней оболочке, разделяющей
внешнее от внутреннего, за ней же лежит сфера умозрительного и
беспредметного. Главный аргумент здесь также -- бесконечность. Вселенная
может вместить в себя бесконечность потому, что она подобна черепу, все же
многообразие вещей может быть сведено к единообразию беспредметности.
В принципе то, что описано в "Черном шаре" Мейринка, -- это иронически
окрашенная модель такого соотношения между вселенной и сознанием, которое
представлял себе Малевич. Черный шар возникает как материализация сознания,
в котором нет мысли, то есть никакой логической дифференциации, негативность
разнозначна здесь бесконечной наполненности бытия.
Эта тема была разработана Мейринком и в любимом романе Хармса --
"Голем". В нем имеется эпизод под названием "Страх", описывающий
фантасмагорию встречи Перната с неким человеком без лица, его собственным
двойником. Этот эпизод по-своему перекликается с хармсовской "Старухой"24 и
хармсовским текстом "О равновесии", в нем есть ряд типичных для Хармса
мотивов: остановившиеся часы, отсчет времени и т.д. Но, пожалуй, наиболее
занятная черта этого эпизода -- шар на голове "вестника":
Там, где должна была быть его голова, я мог различить только туманный
шар из сизого дыма...25
______________
22 Еще Гермес Трисмегист утверждал, что мир и голова, то есть
объективное и субъективное, объединены единством формы -- и то и другое шар:
...мир -- это сфера, то есть -- голова. <...> Разум, тоже голова,
движется сферически, то есть подобно голове (Hermes Trismegistus. The
Divine Pymander and Other Writings. New York: Samuel Weiser, 1972. P. 60).
Гегель в "Феноменологии духа" высказал странное мнение о том, что сама
форма черпной коробки в какой-то мере соотнесена с самосознанием, она дается
самосознанию как некая внешняя объективная, материальная его граница:
...действительность и наличное бытие человека есть его черпная
кость. <...> черепная кость, быть может, имеет в общем значение
непосредственной действительности духа (Гегель Г. В. Ф. Феноменология
духа / Пер. Г. Шпета. СПб.: Наука, 1992. С. 178).
23 Малевич Казимир. Бог не скинут. С. 7.
24 О хармсовских заимствованиях из "Голема" см.: Герасимова Анна,
Никитаев Александр. Хармс и "Голем" // Театр. 1991. No 11. С. 36-50.
25 Мейринк Густав. Голем. Вальпургиева ночь/ Пер. Д. Л.
Выгодского. М.: Прометей, 1990. С. 98.
Шар 207
Этот шар, соотносимый с "черным шаром", -- пустота, в которой
оказывается сам Пернат:
Затем тьма обратила мою комнату в беспредельное пустое пространство,
в середине которого, как я знал, я сижу в кресле...26
Иными словами, пустота комнаты, в центре которой находится Перчат, --
это вывернутая наружу недифференцированность дымного шара на плечах
пришельца. Сизый дым -- такой же знак неразличимости и негативности у
Мейринка, как дым у Хармса. Любопытно также и то, что у Мейринка появлению
шара также предшествует определенный речевой затор. Пернат оказывается
обреченным на повторение слов, постепенно теряющих всякий смысл, подобно
тому как Хармс навязчиво повторяет слово "шар" в цитированном стихотворении:
Я начал произносить первые попадавшиеся слова: "принц", "дерево",
"дитя", "книга". Я судорожно повторял их, пока они не стали раздаваться во
мне бессмысленными, страшными звуками из каких-то доисторических времен, и я
должен был напрягать все свои умственные способности, чтоб вновь осмыслить
их значение: п-р-и-н-ц?.. к-н-и-г-а?27
Речь здесь идет о практике обессмысливания, обеспредмечивания слова,
если использовать словарь Малевича, но одновременно и об отрыве от
предметности, о преодолении практики называния.
То, что шар является вселенной, принявшей форму головы, может быть
объяснено и иными обстоятельствами. Шар, как и всякая иная геометрическая
фигура, принадлежит миру субъекта, это не природное тело, но чистая
умозрительность, однако обладающая своего рода объективностью, ведь она
разнозначна для любого из субъектов. Тринадцатый "случай" цикла называется
"Математик и Андрей Семенович", он отчетливо указывает на место
происхождения шара:
Математик (вынимая из головы шар):
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
(ПВН, 368)
Шар возникает из головы. Исчезновение человека может описываться
как его превращение в шар, то есть в чистую умозрительность, в "предмет",
так сказать, погружение в себя самого.
Смерть -- это исчезновение человека из мира вещей и его переход в мир
умозрительного.
6
В 1927 году Хармс написал трактат "Предметы и фигуры открытые Даниилом
Ивановичем Хармсом". Вот начало трактата:
___________
26 Там же. С. 99.
27 Там же, С. 97,
208 Глава 7
1. Значение всякого предмета многообразно. Уничтожая все значения кроме
одного, мы тем самым делаем данный предмет невозможным. Уничтожая и это
последнее значение, мы уничтожаем и само существование предмета.
2. Всякий предмет (неодушевленный и созданный человеком) обладает
четырьмя РАБОЧИМИ значениями и ПЯТЫМ СУЩИМ значением. Первые четыре
суть: 1) начертательное значение (геометрическое), 2) целевое значение
(утилитарное), 3) значение эмоционального воздействия на человека, 4)
значение эстетического воздействия на человека. Пятое значение определяется
фактом существования предмета. Оно вне связи предмета с человеком и служит
самому предмету. Пятое значение -- есть свободная воля предмета (Логос,
113--114).
Пятое "сущее значение" -- это квинтэссенция -- "пятая сущность"
алхимиков. Парацельс так определял квинтэссенцию:
Quinta essentia -- это то, что извлекается из сущности -- из всех
растений и из всего, что наделено жизнью, -- а затем очищается от всего
нечистого, от всех тленных частей, доводится до высшей чистоты и отделяется
от всех начал28.
Квинтэссенция -- это результат примирения противоположностей,
заключенных в первоэлементах, это продукт трансформации формы, в результате
которой все, содержащее в себе углы, например, уступает место идеальной
форме -- кругу, шару. Этот переход символизировался как переход от квадрата
к кругу, то есть от исчислимого к Единому (иногда через aqua
permanens)29.
Квинтэссенция в силу своей невероятной чистоты "реяла" (если
использовать выражение Хармса), она отражала в себе единую для всего
творения сущность -- а потому часто понималась как печать Единого, Бога. Она
понималась как сферхформа, содержащая в себе все мыслимые формы30.
Примерно в таком ключе характеризует пятое значение и Хармс. Хармс
считает, что первые четыре значения отражают свойства, доступные только
человеку. Только он может видеть в предмете утилитарные или эмоциональные
компоненты. Выделение этих четырех свойств -- антропологическая особенность
человека.
Геометрическое, начертательное значение относится к разряду этих
четырех свойств: ведь только человек способен обнаруживать в предметах
элементы геометрии.
Пятое свойство, однако, иное, не антропологическое, а скорее --
онтологическое. Это свойство самодостаточное, это сущность, не зависимая от
ее восприятия.
Хармс приводит некоторые уточнения, которые имеет смысл процитировать:
Человек же наблюдающий совокупность предметов, лишенных всех четырех
рабочих значений, перестал быть наблюдателем превратясь в пред-
_______________
28 Paracelsus. Selected Writings. P. 145--147.
29 Jung Carl Gustav. Mysterium Coniunctionis. Princeton:
Princeton University Press, 1970. P. 316.
30 Ibid. P. 478-479.
Шар 209
мет созданный им самим. Себе он приписывает пятое значение своего
существования.
4. Пятым, сущим значением предмет обладает только вне человека, т.е.
теряя отца, дом и почву. Такой предмет "РЕЕТ".
5. Реющими бывают не только предметы, но также: жесты и действия.
6. Пятое значение шкафа -- есть шкаф (Логос, 114).
Поскольку пятое "онтологическое значение" существует вне человека, оно
возникает в результате разрушения четырех антропологических значений. В
определении сущности Хармс следует Аристотелю, который пишет в своих
"Категориях":
Сущность, называемая так в самом основном, первичном и безусловном
смысле, -- это та, которая не говорится ни о каком подлежащем и не находится
ни в каком подлежащем, как, например, отдельный человек или отдельная
лошадь31.
Во "Второй аналитике" (8 За, 6--7) Аристотель объясняет, что белое не
является сущностью белого дерева. Белое в данном случае привходящее.
Сущностью оказывается то, что обладает способностью к независимому
существованию -- к отдельности. В этом смысле сущность как бы извлекается из
дискурсивных цепочек, из структур желания, переноса, связей.
Предмет, как в алхимии, "очищается" от всяких связей с землей и,
главное, перестает быть привязанным к месту. Предмет реет так, как
реет черный шар Мейринка, о котором можно сказать только, что он есть, что
он есть шар, что он -- ничто, но он есть. "Предмет" начинает
существовать (а в образной системе Хармса -- реять) только тогда, когда
происходит отказ от антропологических значений. Но в такой
"антиантропологической" системе человек перестает быть человеком:
он превращается в "предмет, созданный им самим".
Какое же место в этой системе взаимоисключающих отношений
антропологического и онтологического играет геометрия? Почему человек,
исчезая, превращается именно в шар?
Среди четырех рабочих значений начертательное, геометрическое значение
имеет совершенно особый статус. Конечно, все четыре рабочих значения --
чисто субъективны, антропологичны, но геометрическое значение субъективно
по-особому. Во-первых, утилитарное, эмоциональное и значение "эстетического
воздействия" в основе своей ассоциативны. Они связаны с включением предмета
в мир на правах его части. Геометрическое -- нет.
Но, кроме того, геометрическое значение, несмотря на свою
субъективность, как я уже упоминал, вместе с тем внесубъективно и идеально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
мыслей некоего прусского обер-лейтенанта становится черный шар -- знак
чистой негативности:
Юраман с изумлением взял колбу в руки. Шар коснулся стенки колбы,
которая моментально разорвалась. Ее осколки, притянутые, как бы магнитом,
исчезли в шаре и точно поглотились им. Черный шар висел свободно и
неподвижно в пространстве. Собственно говоря, он походил не на шар, а
производил впечатление какой-то дыры. Это и была дыра.
Это было абсолютное, математическое "ничто". То, что последовало, было
необходимым следствием этого "ничто". Все, граничившее с этим "ничто",
устремлялось по естественным причинам в это "ничто", для того чтобы
моментально превратиться в "ничто", т. е. бесследно исчезнуть.
И действительно поднялся сильный свист, т. к. воздух в зале втягивался,
всасывался в этот шар.
Кусочки бумаги, перчатки, дамские вуали -- все это уносилось с воздухом
туда, в эту страшную дыру.
И когда какой-то офицер ткнул саблей в эту дыру, лезвие ее исчезло, как
будто расплавившись18.
Шар действительно оказывается сочетанием беспредметности и "несмысла",
по Малевичу.
Каким же образом происходит это "засасывание" мира? Мейринк пишет о
"необходимом следствии "ничто"". Шар в силу своей конфигурации -- странное
подобие "окна" -- провала Андрея Белого, черной дыры. При некоторых
обстоятельствах взаимоотношения центра и окружности или сферы приобретают
парадоксальные свойства, отмеченные прежде всего теологами.
Бог еще со времен неоплатоников понимался как бесконечная сфера,
расширяющаяся из некоего мистического центра. Центр -- умозрительная точка
-- характеризуется неделимостью. Но и беспрерывно расширяющаяся сфера также
неделима, поскольку ее площадь по определению бесконечна, а бесконечность не
может быть поделена.
Николай Кузанский так сформулировал вытекающее из этих предпосылок
утверждение об эквивалентности центра и сферы в бесконечном шаре:
...центр максимального шара равен диаметру и окружности, и, значит,
центр у него равен этим трем линиям; вернее, центр и есть все эти линии, то
есть длина, ширина и глубина19.
Но это значит, что быть на поверхности сферы и быть в ее центре -- одно
и то же. Логически это согласуется с представлениями Парме-
_____________
18 Мейринк Г. Черный шар / Пер. А. Мишеевой// Мейринк Г. Лиловая
смерть. Петроград: Третья стража, 1923. С. 25.
19 Кузанский Николай. Об ученом незнании, 70 / Пер. В. В.
Бибихина // Кузанский Николай. Соч.: В 2т. Т. 1. М.: Мысль, 1979. С. 86.
Шар 205
нида, на которого, кстати, ссылается Кузанец. Если шар однороден и
никак не дифференцирован, то нельзя провести различия между центром и
периферией.
Эта странная идея имела существенное значение для теологии. Ведь бог
одновременно описывался и как центр, из которого эманирует вселенная, и как
творец, находящийся вне вселенной, за ее пределами, там, где Малевич
помещает "несмысл" -- по ту сторону мироздания, то есть сферы, которую бог
же и порождает из центра. В результате мир как бы получает два центра --
один в центре сферы, другой прямо на ней, но вне ее20.
Шар Парменида или Эмпедокла действует как шар Мейринка -- любое тело,
оказывающееся на его поверхности, вступающее с ней в соприкосновение,
мгновенно переносится в центр. Центр, как несуществующая точка, как "ничто"
Мейринка, распространяется до пределов неограниченно растущей сферы21.
5
Шар осуществляет связь между внутренним и внешним. Будучи умозрительным
воплощением Бытия, он соотнесен со всем многообра-
_______________
20 О двоецентрии см.: Evans Robin. The Projective Cast:
Architecture and its Three Geometries. Cambridge; London: The MIT Press,
1995. P. 23--27. Парадокс двоецентрия описан в двадцать восьмой песне "Рая"
Данте, где наряду с Точкой фигурирует божественный свод, о котором Данте
замечает:
Чем выше над срединой взор воздет,
Тем все божественнее небосводы.
(Данте Алигьери. Божественная комедия/Пер. М. Лозинского. М.:
Худлит, 1950. С. 403) Бог, таким образом, оказывается и в центральной точке
и над ней -- на небесном своде. Парадокс двоецентрия преодолевается логикой
Николая Кузанского, который делает неразличимыми центр и сферу.
21 Одним из экзотических вариантов такого парадоксального шара (круга)
является "Утопия" Томаса Мора. Эта идеальная страна расположена на острове
круглой формы. Вернее, не столько круглой, сколько подобной полумесяцу, роги
которого почти смыкаются, образуя круг. Внутри круга находится окруженная
клешнями полумесяца круговая бухта:
Если эти концы [полумесяцев] обвести циркулем, то вышла бы окружность в
пятьсот миль; концы эти делают остров похожим на нарождающуюся луну. <...>
Разливаясь на большом пустом пространстве, окруженная отовсюду землей, вода
защищена от ветров, наподобие огромного озера, скорее стоячего, чем бурного;
это делает почти всю середину острова гаванью (Мор Томас. Утопия /
Пер. Ю. М. Каган. М.: Наука, 1978. С. 171).
Остров Утопия -- круг, в центре которого расположен еще один круг,
обозначающий пустоту -- большое "пустое пространство". В этот круг можно
проникнуть сквозь внешнюю окружность. Луи Марен называет эту пустоту в
центре -- alvus -- чрево, желудок. Остров как бы поглощает в себя
наружное, превращая его во внутреннее, но внутреннее дается как ничто, как
u-topos, "неместо", сходное с "несмыслом" Малевича:
Центр пуст и полон, внутренний и внешний, место и пространство...
(Marin Louis. Utopics: The Semiological Play of Textual Spaces.
Atlantic Highlands: Humanities Press International, 1984. P. 104).
Утопия Мора строится по тому же принципу, что и черный шар Мейринка.
206 Глава 7
зием вещей, которые исчезают в нем и из него появляются. Метафорически
шар принадлежит и объективности и субъективности22.
Малевич провел параллель между черепом и вселенной. Бесконечность
вмещается в черепе:
Череп человека представляет собою ту же бесконечность для движения
представлений, он равен вселенной, ибо в нем помещается все то, что видит в
ней <...>. Не будет ли и вся вселенная тем же странным черепом, в котором
несутся метеоры солнц, комет и планет, и что они тоже одни представления
космической мысли и что все их движение и пространство и сами они
беспредметны, ибо если бы были предметны -- никакой череп их не вместил23.
Для Малевича череп -- это вселенная, но и вселенная -- это череп.
Материальность мира сосредоточена в этой внешней оболочке, разделяющей
внешнее от внутреннего, за ней же лежит сфера умозрительного и
беспредметного. Главный аргумент здесь также -- бесконечность. Вселенная
может вместить в себя бесконечность потому, что она подобна черепу, все же
многообразие вещей может быть сведено к единообразию беспредметности.
В принципе то, что описано в "Черном шаре" Мейринка, -- это иронически
окрашенная модель такого соотношения между вселенной и сознанием, которое
представлял себе Малевич. Черный шар возникает как материализация сознания,
в котором нет мысли, то есть никакой логической дифференциации, негативность
разнозначна здесь бесконечной наполненности бытия.
Эта тема была разработана Мейринком и в любимом романе Хармса --
"Голем". В нем имеется эпизод под названием "Страх", описывающий
фантасмагорию встречи Перната с неким человеком без лица, его собственным
двойником. Этот эпизод по-своему перекликается с хармсовской "Старухой"24 и
хармсовским текстом "О равновесии", в нем есть ряд типичных для Хармса
мотивов: остановившиеся часы, отсчет времени и т.д. Но, пожалуй, наиболее
занятная черта этого эпизода -- шар на голове "вестника":
Там, где должна была быть его голова, я мог различить только туманный
шар из сизого дыма...25
______________
22 Еще Гермес Трисмегист утверждал, что мир и голова, то есть
объективное и субъективное, объединены единством формы -- и то и другое шар:
...мир -- это сфера, то есть -- голова. <...> Разум, тоже голова,
движется сферически, то есть подобно голове (Hermes Trismegistus. The
Divine Pymander and Other Writings. New York: Samuel Weiser, 1972. P. 60).
Гегель в "Феноменологии духа" высказал странное мнение о том, что сама
форма черпной коробки в какой-то мере соотнесена с самосознанием, она дается
самосознанию как некая внешняя объективная, материальная его граница:
...действительность и наличное бытие человека есть его черпная
кость. <...> черепная кость, быть может, имеет в общем значение
непосредственной действительности духа (Гегель Г. В. Ф. Феноменология
духа / Пер. Г. Шпета. СПб.: Наука, 1992. С. 178).
23 Малевич Казимир. Бог не скинут. С. 7.
24 О хармсовских заимствованиях из "Голема" см.: Герасимова Анна,
Никитаев Александр. Хармс и "Голем" // Театр. 1991. No 11. С. 36-50.
25 Мейринк Густав. Голем. Вальпургиева ночь/ Пер. Д. Л.
Выгодского. М.: Прометей, 1990. С. 98.
Шар 207
Этот шар, соотносимый с "черным шаром", -- пустота, в которой
оказывается сам Пернат:
Затем тьма обратила мою комнату в беспредельное пустое пространство,
в середине которого, как я знал, я сижу в кресле...26
Иными словами, пустота комнаты, в центре которой находится Перчат, --
это вывернутая наружу недифференцированность дымного шара на плечах
пришельца. Сизый дым -- такой же знак неразличимости и негативности у
Мейринка, как дым у Хармса. Любопытно также и то, что у Мейринка появлению
шара также предшествует определенный речевой затор. Пернат оказывается
обреченным на повторение слов, постепенно теряющих всякий смысл, подобно
тому как Хармс навязчиво повторяет слово "шар" в цитированном стихотворении:
Я начал произносить первые попадавшиеся слова: "принц", "дерево",
"дитя", "книга". Я судорожно повторял их, пока они не стали раздаваться во
мне бессмысленными, страшными звуками из каких-то доисторических времен, и я
должен был напрягать все свои умственные способности, чтоб вновь осмыслить
их значение: п-р-и-н-ц?.. к-н-и-г-а?27
Речь здесь идет о практике обессмысливания, обеспредмечивания слова,
если использовать словарь Малевича, но одновременно и об отрыве от
предметности, о преодолении практики называния.
То, что шар является вселенной, принявшей форму головы, может быть
объяснено и иными обстоятельствами. Шар, как и всякая иная геометрическая
фигура, принадлежит миру субъекта, это не природное тело, но чистая
умозрительность, однако обладающая своего рода объективностью, ведь она
разнозначна для любого из субъектов. Тринадцатый "случай" цикла называется
"Математик и Андрей Семенович", он отчетливо указывает на место
происхождения шара:
Математик (вынимая из головы шар):
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
(ПВН, 368)
Шар возникает из головы. Исчезновение человека может описываться
как его превращение в шар, то есть в чистую умозрительность, в "предмет",
так сказать, погружение в себя самого.
Смерть -- это исчезновение человека из мира вещей и его переход в мир
умозрительного.
6
В 1927 году Хармс написал трактат "Предметы и фигуры открытые Даниилом
Ивановичем Хармсом". Вот начало трактата:
___________
26 Там же. С. 99.
27 Там же, С. 97,
208 Глава 7
1. Значение всякого предмета многообразно. Уничтожая все значения кроме
одного, мы тем самым делаем данный предмет невозможным. Уничтожая и это
последнее значение, мы уничтожаем и само существование предмета.
2. Всякий предмет (неодушевленный и созданный человеком) обладает
четырьмя РАБОЧИМИ значениями и ПЯТЫМ СУЩИМ значением. Первые четыре
суть: 1) начертательное значение (геометрическое), 2) целевое значение
(утилитарное), 3) значение эмоционального воздействия на человека, 4)
значение эстетического воздействия на человека. Пятое значение определяется
фактом существования предмета. Оно вне связи предмета с человеком и служит
самому предмету. Пятое значение -- есть свободная воля предмета (Логос,
113--114).
Пятое "сущее значение" -- это квинтэссенция -- "пятая сущность"
алхимиков. Парацельс так определял квинтэссенцию:
Quinta essentia -- это то, что извлекается из сущности -- из всех
растений и из всего, что наделено жизнью, -- а затем очищается от всего
нечистого, от всех тленных частей, доводится до высшей чистоты и отделяется
от всех начал28.
Квинтэссенция -- это результат примирения противоположностей,
заключенных в первоэлементах, это продукт трансформации формы, в результате
которой все, содержащее в себе углы, например, уступает место идеальной
форме -- кругу, шару. Этот переход символизировался как переход от квадрата
к кругу, то есть от исчислимого к Единому (иногда через aqua
permanens)29.
Квинтэссенция в силу своей невероятной чистоты "реяла" (если
использовать выражение Хармса), она отражала в себе единую для всего
творения сущность -- а потому часто понималась как печать Единого, Бога. Она
понималась как сферхформа, содержащая в себе все мыслимые формы30.
Примерно в таком ключе характеризует пятое значение и Хармс. Хармс
считает, что первые четыре значения отражают свойства, доступные только
человеку. Только он может видеть в предмете утилитарные или эмоциональные
компоненты. Выделение этих четырех свойств -- антропологическая особенность
человека.
Геометрическое, начертательное значение относится к разряду этих
четырех свойств: ведь только человек способен обнаруживать в предметах
элементы геометрии.
Пятое свойство, однако, иное, не антропологическое, а скорее --
онтологическое. Это свойство самодостаточное, это сущность, не зависимая от
ее восприятия.
Хармс приводит некоторые уточнения, которые имеет смысл процитировать:
Человек же наблюдающий совокупность предметов, лишенных всех четырех
рабочих значений, перестал быть наблюдателем превратясь в пред-
_______________
28 Paracelsus. Selected Writings. P. 145--147.
29 Jung Carl Gustav. Mysterium Coniunctionis. Princeton:
Princeton University Press, 1970. P. 316.
30 Ibid. P. 478-479.
Шар 209
мет созданный им самим. Себе он приписывает пятое значение своего
существования.
4. Пятым, сущим значением предмет обладает только вне человека, т.е.
теряя отца, дом и почву. Такой предмет "РЕЕТ".
5. Реющими бывают не только предметы, но также: жесты и действия.
6. Пятое значение шкафа -- есть шкаф (Логос, 114).
Поскольку пятое "онтологическое значение" существует вне человека, оно
возникает в результате разрушения четырех антропологических значений. В
определении сущности Хармс следует Аристотелю, который пишет в своих
"Категориях":
Сущность, называемая так в самом основном, первичном и безусловном
смысле, -- это та, которая не говорится ни о каком подлежащем и не находится
ни в каком подлежащем, как, например, отдельный человек или отдельная
лошадь31.
Во "Второй аналитике" (8 За, 6--7) Аристотель объясняет, что белое не
является сущностью белого дерева. Белое в данном случае привходящее.
Сущностью оказывается то, что обладает способностью к независимому
существованию -- к отдельности. В этом смысле сущность как бы извлекается из
дискурсивных цепочек, из структур желания, переноса, связей.
Предмет, как в алхимии, "очищается" от всяких связей с землей и,
главное, перестает быть привязанным к месту. Предмет реет так, как
реет черный шар Мейринка, о котором можно сказать только, что он есть, что
он есть шар, что он -- ничто, но он есть. "Предмет" начинает
существовать (а в образной системе Хармса -- реять) только тогда, когда
происходит отказ от антропологических значений. Но в такой
"антиантропологической" системе человек перестает быть человеком:
он превращается в "предмет, созданный им самим".
Какое же место в этой системе взаимоисключающих отношений
антропологического и онтологического играет геометрия? Почему человек,
исчезая, превращается именно в шар?
Среди четырех рабочих значений начертательное, геометрическое значение
имеет совершенно особый статус. Конечно, все четыре рабочих значения --
чисто субъективны, антропологичны, но геометрическое значение субъективно
по-особому. Во-первых, утилитарное, эмоциональное и значение "эстетического
воздействия" в основе своей ассоциативны. Они связаны с включением предмета
в мир на правах его части. Геометрическое -- нет.
Но, кроме того, геометрическое значение, несмотря на свою
субъективность, как я уже упоминал, вместе с тем внесубъективно и идеально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62