А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Норман Вест после паузы, которая могла означать сочувствие, а могла — и нет, записал под именем Алисии:
«Жервез, незаконнорожденный, впоследствии усыновлен.
Фердинанд, то же.
Сирена, рождена в браке».
— Они женаты? — уточнил Вест.
— Жену Жервеза зовут Урсула, — ответил я. — Я не очень хорошо ее знаю, потому что встречал их обычно вдвоем и разговаривал со мной всегда Жервез. У них, как и у Томаса, две маленькие дочери.
Вест записал.
— Фердинанд был женат дважды, оба раза на восхитительных красотках, которые сменили одна другую очень быстро. Первая, американка, вернулась в Штаты. Вторая, Дебора — ее обычно называют Дебс, — до сих пор с ним. Детей у них пока нет.
Вест записал и это.
— Сирена не замужем.
Сыщик подвел итог очередной части списка:
— Итак, здесь у нас жена номер три, Алисия Пемброк. Ее дети: Жервез, женат на Урсуле, две маленькие дочери. Фердинанд, нынешняя жена — Дебс, детей нет. Сирена, не замужем… э-э-э… может быть, жених? Любовник?
— Не знаю, — сказал я. Малкольм тоже не знал.
— Хорошо, — сказал Вест. — Жена номер четыре?
Ненадолго наступила тишина. Потом я сказал:
— Куши. Она умерла. У нее было двое близнецов. Один погиб вместе с ней в автомобильной катастрофе, второй получил тяжелую мозговую травму и сейчас живет в интернате.
— О… — на этот раз в его голосе прозвучало искреннее сочувствие. — А пятая жена, госпожа Мойра Пемброк? У нее были дети от предыдущих браков?
— Нет, — ответил Малкольм. — Ни предыдущих браков, ни детей.
— Хорошо. — Вест старательно записал все на листке. — Значит, три бывших жены… кстати, ни одна из них не вышла замуж во второй раз?
Я ответил с легкой улыбкой:
— В таком случае они лишились бы содержания, которое выплачивает отец. А Малкольм платит очень щедро. Так что выходить замуж для них совсем не выгодно.
— Все они могли бы повыходить замуж, — проворчал Малкольм. — Если бы не были такими стервами.
Вест продолжил:
— Так, дальше… шесть сыновей, две дочери. Четыре невестки, один зять. Внуки… все слишком маленькие. Еще один сын-инвалид и господин Ян. Всего нужно проверить четырнадцать человек. Это займет по меньшей мере неделю. Возможно, даже больше.
— Пожалуйста, постарайтесь побыстрее, — попросил я. У сыщика был такой усталый вид, что он едва ли был готов прямо сейчас приступить к выполнению этого несомненно трудного и объемного задания.
— Могу ли я объяснять им, с какой целью провожу это расследование? — спросил он.
— Да, черт возьми, расскажите им все, — решительно сказал Малкольм. — Если это, не дай Бог, кто-то из них, он может испугаться и отказаться от своих планов. Только не говорите им, как меня найти.
Я просмотрел список. Трудно было представить, что кто-нибудь из них мог решиться на убийство, но проклятая жадность подчас заставляет вполне здравомыслящих людей совершать непредсказуемые поступки. Да кого угодно… Я слышал про случай, когда двое родственников пробрались в комнату к старушке, которая только умерла, скатали и унесли единственный ковер, оставив покойницу лежать в пустой комнате. Они так спешили, чтобы раньше других наследников прибрать к рукам пожитки, оставшиеся после старушки. Невероятно, подумал я тогда. Племянница этой старушки, которая каждую неделю убирала мою квартиру, была ужасно возмущена этим поступком. Но вовсе не из-за тетушки. «Почти новый ковер! — с негодованием объяснила она. — Единственная приличная вещь во всем доме. Он должен был достаться мне! Теперь мне его уже не видать…»
— Мне нужны их адреса, — сказал сыщик. Малкольм махнул рукой:
— Ян, наверное, знает. Пусть напишет.
Я послушно раскрыл чемодан, достал свою записную книжку и переписал на листок адреса и телефоны. Потом вынул пачку фотографий и показал Весту.
— Может быть, они вам пригодятся? Если хотите, я дам их вам на время, только, пожалуйста, потом верните.
Сыщик просмотрел их одну за другой. Я знал, что, если он действительно хороший сыщик, по фотографиям он сможет уловить основные черты характера каждого. Я любил фотографировать. Больше всего мне нравилось делать портретные снимки. И всегда, когда семейство собиралось вместе, я брал с собой фотоаппарат. Кроме всего прочего, мне было чем заняться на этих посиделках. С некоторыми из родственников я не очень любил общаться, а фотоаппарат давал повод свободно переходить от одной группы к другой.
Если и было на всех этих фотографиях что-то общее, так это выражение неудовольствия или досады. Или печали. Только Фердинанд бывал веселым и безмятежным, но даже на его лице это выражение появлялось не так уж часто. И Дебс, его вторая жена, великолепная блондинка ростом выше своего мужа, всегда смотрела на мир с легким изумлением, как будто не могла поверить своим глазам, еще не озлобленная неудачами и разочарованиями.
Мне удалось запечатлеть характерный надменный взгляд задиры Жервеза. Эту фотографию, так ярко отражавшую его сущность, показывать ему я не собирался. Урсула смотрела нерешительно потупившись и немного печально, как будто думала, что не может даже сфотографироваться без позволения мужа.
Беренайс, жена Томаса, смотрела прямо в камеру с оттенком неодобрения, самоуверенная и ехидная, безжалостная по отношению к мужу. Томас, на шаг позади нее, казался суетливым и испуганным. На другом снимке Томас один, на лице — скупая улыбка, плечи безнадежно опущены, в глазах — отчаяние.
Вивьен, Джойси и Алисия, три ведьмы, непохожие внешне, но с одинаковым выражением на лицах. Я снял их в тот момент, когда они, не зная, что их фотографируют, с неодобрением смотрели друг на друга.
Алисия, напыщенная и манерная, все еще укладывала волосы в девичью прическу — собирала их на самой макушке лентой с бантом, из-под которой на плечи спускался целый каскад густых каштановых кудряшек. Хотя сейчас ей было под шестьдесят, она выглядела значительно моложе собственного сына Жервеза. Она могла бы показаться довольно привлекательной, но ее портило неприятное кислое выражение на лице и недовольно поджатые губы.
Алисия была неплохой матерью для меня те семь лет, когда жила в доме Малкольма. Она заботилась о том, чтобы я был прилично одет и накормлен, обходилась со мной так же, как со своими собственными сыновьями, Жервезом и Фердинандом. Но мне никогда не пришло бы в голову искать у Алисии совета или утешения. Она не любила меня, как и я ее. И после ее развода с отцом разлука никого из нас не огорчила. Мне не понравилось, что она потом сделала с Жервезом, Фердинандом и Сиреной, накрепко вбив им в головы свою собственную досаду и злость на Малкольма. Я, безусловно, предпочел бы, чтобы мои братья и сестры относились ко мне по-дружески, точно так же и Малкольм хотел бы, чтобы дети любили его и уважали. Спустя добрые двадцать лет жгучая ненависть Алисии не утихла и по-прежнему заставляла страдать всех вокруг.
Фото Сирены было годичной давности. Занятия аэробикой тогда еще не согнали с ее тела все приятные выпуклости, и она не выглядела такой тощей, как сейчас. Волосы, светло-русые в детстве, немного потемнели. У Сирены была современная короткая стрижка, из-за которой она выглядела значительно моложе своих двадцати шести. Длинноногий Питер Пэн, не желающий взрослеть, женщина-подросток, которая говорит «мамочка и папочка», с ненасытными аппетитами в одежде. Я задумался на мгновение, были ли у нее мужчины, и с легким удивлением понял, что попросту не знаю и тем более не могу сказать.
— Очень интересно, — сказал, глядя на меня, Норман Вест. — Снимки могут мне очень пригодиться.
Он разложил их на столике и выбрал два или три.
— Кто это? Вы не надписали на обороте их имена, как на остальных.
— Это Люси и Эдвин, а это — Дональд и Хелен.
— Благодарю вас. — Мелким аккуратным почерком он написал пояснения.
Отец протянул руку за снимками, которые Вест пододвинул к нему. Малкольм внимательно все просмотрел и вернул сыщику.
— Не припомню, чтобы видел их когда-нибудь раньше, — сказал он.
— Они все сделаны меньше трех лет назад.
Он открыл рот и снова закрыл. И посмотрел на меня так, будто я ни с того ни с сего ударил его кулаком под ребра.
— Что ты о них думаешь? — спросил я.
— Дети выросли.
Норман Вест устало улыбнулся и сложил вместе фотографии и свои записи.
— Ну что ж, господин Пемброк, я, наверное, начну. — Сыщик встал и немного покачнулся, но, когда я шагнул к нему, чтобы поддержать, он отвел мою руку. — Недоспал. — Стоя он выглядел даже более изнуренным. Кожа была такой серой и бледной, что казалось, он насквозь пропитался этим серым оттенком. — Завтра с утра я в первую очередь займусь семейством Пемброк.
Было бы жестоко настаивать, чтобы он начал расследование сегодня же, но не могу сказать, что меня устраивала эта задержка. Я предложил сыщику еще бокал шампанского и легкий обед, он отказался. Тогда я проводил его до выхода и посадил в такси. Вест рухнул на сиденье машины, как тряпичная кукла.
Когда я вернулся в номер, Малкольм заказывал водку и красную икру. Я начал уже понемногу привыкать к такой роскоши. Сделав заказ, отец развернул «Спортивную жизнь» и показал пальцем на одну из колонок.
— Здесь говорится, что в это воскресенье в Париже будут скачки Триумфальной Арки.
— Да, я знаю.
— Так давай поедем туда.
— Хорошо.
Малкольм рассмеялся.
— Мы можем неплохо поразвлечься. Здесь есть список участников.
Я посмотрел, куда он показывает. Это было букмекерское объявление с указанием предварительной стоимости лошадей до и после скачек.
— Я могу купить какую-нибудь из этих лошадей? — спросил Малкольм.
— Э-э-э… Ты имеешь в виду — сегодня?
— Конечно. Какой интерес покупать лошадь после скачек?
— Ну…
— Нет, что ты! Победитель будет стоить миллионы, остальные пойдут за гроши. Вот до скачки — это да!
— Не думаю, чтобы хоть одна из них продавалась, — заметил я. — Но можно попытаться. Сколько ты готов на это потратить? Фаворит выиграл дерби в Эпсоме — это значит, он может стоить около десяти миллионов фунтов. Но тебе придется предложить гораздо больше, чтобы они согласились продать его сейчас.
— Хм… А что ты думаешь об этой лошади?
Я проглотил один-другой изумленный вздох и сказал с невозмутимым видом:
— Это отличный конь, но он совсем недавно участвовал в очень изнурительных скачках. Не думаю, что он успел полностью восстановить силы. Я не делал бы на него ставку на этот раз.
— А раньше ты ставил на него? — с любопытством поинтересовался Малкольм.
— Да, когда он выиграл дерби. Но он и тогда был фаворитом.
— Так кто же, по-твоему, победит в Триумфальной Арке?
— Ты серьезно?
— Конечно, серьезно!
— Одна из французских лошадей, Мейер Be.
— Мы можем ее купить?
— Никакой надежды. Ее владелец влюблен в своих лошадей, он предпочтет победу на скачках выгодной сделке. Кроме того, он очень богат.
— Как я, — просто сказал Малкольм. — Я не могу не делать деньги. Раньше это меня увлекало, теперь переросло в привычку. Но, ты знаешь, эта история с Мойрой потрясла меня. Меня как громом поразила мысль, что, может быть, у меня чертовски мало времени, чтобы, оставаясь здоровым и сильным, наслаждаться жизнью. Всю жизнь я делал деньги и скопил приличное состояние, и для чего?! Чтобы мои проклятые наследники убили меня из-за этих чертовых денег? Оставим эти страсти для грустных романов. Ты купишь мне хорошую лошадь на эти воскресные скачки, мой мальчик, и мы с тобой поедем и будем во весь голос вопить на трибунах.
Весь день до вечера я провел за телефоном, пытаясь хоть немного заинтересовать кого-нибудь нашим предложением. Я звонил тренерам английских и ирландских лошадей, спрашивал, не согласятся ли хозяева на сделку. Я обещал каждому из них, что он по-прежнему будет тренировать лошадь и, кроме того, мой отец доверит ему первоклассного годовичка стоимостью два миллиона гиней, которого он купил вчера. Некоторые тренеры были на аукционе в Ньюмаркете, их я отыскивал в гостиницах и, переговорив с ними, сразу же должен был разыскать и переговорить с их владельцами. Некоторые из них сразу говорили: «Нет, забудьте об этом».
Наконец, в без четверти восемь, мне перезвонил один тренер из Ньюмаркета и сказал, что его хозяин согласен продать половинный пай на право владения лошалью, если его устроит цена. Я сообщил Малкольму эту новость и цену.
— И как тебе это предложение? — спросил он.
— М-м-м… лошадь отличная, просит он за нее довольно много, тренер — высшего класса.
— О'кей, — решил Малкольм. — Берем.
— Мой отец согласен, — сообщил я в трубку. — И… э-э… жеребенок еще на конюшне в Ньюмаркете. Вы сможете забрать его завтра утром?
Конечно же, он может. Голос тренера звучал оживленно, похоже, он был очень доволен сделкой. Он сказал, что мог бы немедленно оформить все документы, если Малкольм сразу перешлет деньги на счет владельца лошади, и назвал банк и номер счета. Номер я аккуратно записал. Малкольм махнул рукой и сказал:
— Никаких проблем. Завтра же утром, как только проснусь. Он получит деньги к обеду.
Я поглубже вдохнул и сказал, положив трубку:
— Ну, теперь ты — владелец половины Блу Кланси.
— За это надо выпить. Закажи бутылку «Боллинджера».
Я заказал шампанского в номер и, пока его не принесли, рассказал отцу о том, как встретился с садовником Артуром Белбруком.
— Славный малый, — сказал Малкольм, кивнув. — Чертовски хороший садовник.
Я сдержанно пересказал случай с Мойрой и овощами для выставки, о котором Малкольм ничего не знал.
— Безмозглая сучка! — возмутился Малкольм. — Артур живет в маленьком домике, и огород у него размером с носовой платок, да еще и с северной стороны. Там невозможно вырастить первосортные овощи. Если бы она меня спросила, я бы ей объяснил и велел бы оставить Артура в покое. Хороший садовник сторицей окупает любую поблажку.
— Мне показалось, он философски относится к жизни, — сказал я. — И кроме того, он довольно смышленый. Этот садовник сообразил, что стена палисадника слишком широкая в углу. Он расспросил старого Фреда и узнал о той комнатке, что я там построил. И спрашивал меня, как попасть внутрь, потому что хотел устроить там хранилище для яблок.
Малкольм аж подскочил в кресле, глаза его округлились от страха, голос прозвучал сдавленно и хрипло:
— Господи! Ты ему не рассказал?
— Не-е-ет… — медленно ответил я. — Я сказал, что в комнате ничего нет и она давным-давно замурована наглухо. — Я замолчал, озадаченный. — Что ты там спрятал?
Малкольм снова опустился в кресло. Он еще не совсем пришел в себя от испуга.
— Не твое дело!
— Ты забыл, что я могу просто поехать туда и посмотреть.
— Не забыл.
Он посмотрел на меня в упор. Давным-давно, когда я только задумал и построил вращающуюся кирпичную дверь, Малкольма это заинтересовало. Он день за днем приходил в сад и наблюдал за постройкой, и часто одобрительно похлопывал меня по плечу, загадочно улыбаясь. Стена получилась цельной на вид, цельной на ощупь, да она и была цельной! Но в одном месте сквозь нее проходил толстый железный стержень, от основательного фундамента до балки, поддерживающей крышу. Прежде чем положить новую крышу, я терпеливо просверлил в кирпичах круглые отверстия (немало кирпичей при этом треснуло и развалилось), насадил их на прут и заново аккуратно выложил кусок стены, скрепляя кирпичи известковым раствором, так что края ее совпадали с соседними участками старой стены.
Чтобы открыть комнату, после того как я все закончил, нужно было сперва отодвинуть клиновидный деревянный брус, который надежно подпирал дверь внизу, когда она была закрыта. Потом надо было открыть упругую защелку на внутренней стороне двери, просунув тонкую проволочку через маленькое отверстие в слое раствора на уровне половины моего роста в тринадцать лет. Конструкцию защелки я придумал не сам, нашел в какой-то книжке. Как бы то ни было, когда я все устроил, она работала отлично.
Я был просто счастлив сделать дверь, которую Жервезу никогда не найти. Больше никаких дохлых крыс. Никаких живых птиц, запертых в комнате и в страхе выпархивающих навстречу, едва соберешься войти. Больше никаких вторжений в мою собственную, личную комнату.
Жервез так и не смог отыскать дверь, и никто другой не смог. Годы шли, возле стены все поросло густой травой, чертополохом и крапивой. Я хотел посвятить в эту свою тайну близнецов, Робина и Питера, но не успел до той роковой автокатастрофы. Только Малкольм знал, как проникнуть внутрь, — и он воспользовался своим знанием.
— Так что там? — снова спросил я.
Он сказал с самым беззаботным видом:
— Всего лишь кое-какие вещи, которые я хотел надежно спрятать, чтобы Мойра не прибрала их к рукам.
Я внезапно вспомнил, что не нашел на своих местах некоторые безделушки.
— Золотой дельфин, дерево с аметистами, серебряный подсвечник… эти?
— Ты туда заглядывал!
Я покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38