— спросил я. Урсула аккуратно помешивала ложкой свой суп. Она говорила, тщательно подбирая слова, как будто пробиралась через минное поле.
— От моей свекрови больше неприятностей, чем от любой женщины со времен Евы. Я не хочу о ней говорить. Ешь свой суп.
Мне показалось, что стоит Урсуле только начать говорить об Алисии, и слова польются неудержимым потоком. Я все думал, как бы ее разговорить, но, когда я неопределенно спросил, какие такие неприятности она имеет в виду, Урсула только качнула головой и сказала:
— Не здесь.
И я отложил это на потом. Она рассказывала о детях, оживленно и охотно, пока мы не разделались с суфле.
— Зачем ты ездишь в Лондон? — спросил я как бы между прочим.
Она удивилась такому вопросу, потом сказала:
— Ах да, это тот ужасный сыщик, Вест. Жервез был в ярости из-за него. А потом напустился на меня, все выспрашивал, где я была. Я просто гуляла, — она делала вид, что целиком поглощена своим суфле. — Фердинанд говорил Жервезу, а тот — Алисии о каких-то пнях. К чему это?
Я рассказал про кордит. Урсула кивнула.
— Жервез говорил Алисии, что очень смеялся, когда старый Фред покатился по земле.
Казалось, разговор о взрыве ее совсем не обеспокоил. Мы закончили обед, я заплатил по счету, и мы короткой дорогой поехали назад в Мейденхед. Отъехав немного от Брэя, я остановил машину и заглушил мотор.
Урсула не спрашивала, почему мы остановились. Немного помолчав, она сказала:
— Думаю, ты понимаешь, что Алисия разрушила нашу семью?
Я согласно кивнул.
— Я была знакома с Жервезом всего четыре месяца, когда мы поженились. Я не представляла… Она испортила его чуть ли не с рождения, разве не так? Своей ужасной ложью и злостью. Она все время настраивала его против тебя. Жервез иногда говорит о тебе кошмарные вещи… бранится, когда он в ярости… Я так устала от этого. Я просила его не говорить так, но он слушает не меня, а свою мать. А она твердит, что ты его презираешь, считаешь, что ты лучше его потому, что рожден в браке. Я знаю, что это не так. А Жервез верит ей. Она все время повторяет, что Малкольм вышвырнул их из дома и никогда не любил. Откуда в ней столько злости? Посмотри только, что она сделала с Сиреной. Жервез говорил, что Сирена была веселой и доброй девочкой, но Алисия не позволила ей остаться в школе, ей хотелось, чтобы Сирена всю жизнь была маленьким ребенком и никогда не взрослела. Теперь Сирена ненавидит мужчин, и все из-за Алисии. Из всех мужчин Сирена позволяет прикасаться к себе только Фердинанду и Жервезу. Мне так жаль ее! Ты знаешь, что это Алисия вынудила Фердинанда развестись с первой женой? Постоянно придиралась к ней, устраивала скандалы. Бедная девушка не стерпела и ушла от Фердинанда. Не представляю, как Дебс с ней уживается. Ее постоянные упреки ужасно действуют мне на нервы. Алисия — твой самый страшный враг. Если бы это тебя хотели убить, то наверняка за этим стояла бы Алисия.
— Она не всегда была такой. Когда она жила в Квантуме, то заботилась обо мне так же, как о Жервезе и Фердинанде.
— Значит, это началось, когда Малкольм с ней развелся, а ты остался с ним. И чем старше она становится, тем больше злится. Алисия стала гораздо противнее с тех пор, как мы с Жервезом поженились, хотя и тогда моя свекровь была не идеальной. Она ненавидела Куши, а Куши была хорошей женщиной, правда? Я очень расстроилась, когда Куши погибла. Но Куши не разрешила остаться в Квантуме никому, кроме тебя. Думаю, именно тогда Алисия тебя возненавидела. Или просто перестала скрывать свои чувства. Мне кажется, она всегда плохо к тебе относилась. Как Жервез, который держит все в себе, а потом высказывает, когда рассердится… и Сирена точно такая же, и Фердинанд… все они похожи на свою мать. Как бы мне хотелось, чтобы она умерла! Я понимаю людей, которые хотят кого-то убить. Мне бы хотелось убить Алисию.
Ее голос дрожал, озвучивая эти ужасные откровения. Она внезапно замолчала.
— Отвези меня домой. Мне не стоило этого говорить.
Я не сразу завел мотор.
— Это из-за Алисии Жервез начал выпивать?
Урсула судорожно сглотнула, вспышка гнева погасла так же быстро, как появилась, ее снова затопила волна сожаления и горечи.
— Это из-за… всего. Я вижу, что он несчастен, но он не хочет, чтобы я ему помогла, он не хочет со мной разговаривать, он говорит только с ней! А она делает все только хуже.
Я вздохнул и вырулил на дорогу к Мейденхеду. Алисии еще не было и шестидесяти — самая противная из ведьм переживет их всех.
— Не нужно было мне всего этого рассказывать. Жервезу это не понравится, — сказала Урсула, когда я остановился возле их дома.
— Жервез не узнает, о чем мы говорили. Она достала из сумочки платок и высморкалась.
— Спасибо за обед. Твоя мать тебе говорила, что мы недавно обедали с ней в Лондоне? Она дала мне хороший совет. Я не сказала Жервезу, он бы разозлился.
Я кивнул.
— Джойси говорила мне, что вы с ней подруги.
— Она ужасно зла на Алисию. Это меня хоть немного утешает.
Урсула чуть улыбнулась и вышла из машины. Дойдя до двери, она обернулась и махнула мне рукой на прощание. Я помахал в ответ и уехал.
Мне стало интересно, что Норман Вест выудил из Алисии, и я перебрал записи, пока не нашел нужную.
Вест писал:
«Миссис Алисия Пемброк, пятидесяти девяти лет, в первый раз вообще не стала со мной разговаривать, а во второй приняла меня крайне неохотно. Очень раздражительна.
Живет в Виндзоре, Лайонс-корт, дом двадцать пять. Она продолжала утверждать, что не помнит, чем занималась в пятницу и во вторник, говорит, что ничего особенного не делала. «Все дни похожи один на другой». Я думаю, она страдает от этого.
Миссис Алисия водит серебристо-серый «Фиат». Машина чистая, повреждений нет.
Она настроена против меня лично из-за того, что я выследил у нее господина Малкольма, из-за чего он развелся с госпожой Джойси, хотя это в конце концов оказалось ей на пользу. Двадцать восемь лет назад! А она до сих пор прекрасно помнит все подробности. И не помнит, что делала в прошлый вторник…
Я спросил, не давала ли она мне каких-либо поручений. Ответ отрицательный. (?)
Миссис Алисия заметно отличается от той Алисии, за которой я следил когда-то. До замужества она была доброй, смешливой девушкой. Госпожа Алисия и теперь одевается по молодежной моде, ведет себя как молоденькая, но стала желчной и язвительной. Странно, как некоторые женщины расцветают в любовных похождениях и увядают, выйдя замуж! Не раз наблюдал такое. Как будто их увлекает дух запретности и таинственности, а не сами мужчины.
Миссис Алисия очень злится из-за того, что господин Пемброк тратит деньги. Господин Ян ее тоже очень раздражает.
Миссис Алисия выставила меня за дверь.
Конец расспроса».
Коротко и неприятно.
Я не был сейчас готов к встрече с Алисией. Но не думаю, что у нее хватило бы сил отнести Малкольма в гараж, когда он был без сознания. И вряд ли у нее хватило бы ума на то, чтобы соорудить бомбу. Я решил, что у меня достаточно оснований не делать того, что нравится мне не больше, чем купание в бассейне с крокодилами.
С Жервезом мне тоже не хотелось встречаться, но этого избежать было не так просто.
Вечером я снова поехал в Мейденхед, остановил машину у дороги неподалеку от дома номер четырнадцать и стал ждать, когда вернется хозяин. Как раз тогда мне вспомнился совет Нормана Веста насчет оружия. Перец… баллончик… я не мог представить, как швырну это Жервезу в лицо, или что-нибудь еще в этом духе. Жервез, черт его побери, все же мой брат. Сводный брат. Каин убил Авеля. У Авеля не оказалось под рукой пакетика с перцем или баллончика.
Пока я так рассуждал, Жервез приехал домой.
Его «Ровер» повернул на короткую дорожку к дому и остановился у гаража. Жервез с портфелем в руке выбрался из машины и вошел в дом. Через пять минут я подошел к парадной двери и позвонил.
Дверь открыла одна из девочек. Она сказала, обернувшись:
— Это Ян.
Жервез, все еще в деловом костюме, тут же вышел из гостиной с высоким бокалом в руке, наполненным до половины чем-то прозрачным — скорее всего шотландским виски. Он встретил меня недружелюбным взглядом и властно сказал:
— Фердинанд мне звонил. Это дело полицейских — расследовать взрыв Квантума, а не твое.
— Малкольм просил меня этим заняться, — ответил я.
— Ну, ладно, заходи, — неохотно сказал он и показал на комнату, из которой только что вышел. — Выпьешь?
— Да, налей мне.
Он наполнил еще один бокал и подал мне, указав на графин с водой, стоявший на серебряном подносе. Я разбавил свое виски, отпил и сказал:
— Благодарю.
Он кивнул, занятый своей выпивкой.
Урсула не показывалась, но из кухни доносились звонкие голоса девочек, и я решил, что она с ними. Они сказали, что я пришел, и Урсула, наверное, волновалась из-за нашей встречи.
Жервез раздраженно сказал:
— Фердинанд рассказал мне о новом завещании Малкольма. Это нелепо — вставлять туда пункт о насильственной смерти. А вдруг его случайно пристрелит какой-нибудь грабитель? Получится, что мы все останемся без наследства?
— Вряд ли это будет случайный грабитель. Скорее уж наемный убийца.
Жервез зыркнул на меня.
— Ерунда!
— А кто убил Мойру? Кто трижды пытался убить Малкольма?
— Откуда я знаю?
— Я думаю, ты мог бы пораскинуть мозгами.
— Нет. Пусть этим занимается полиция. — Он отхлебнул виски. — Где он сейчас?
— У своих друзей.
— Я предлагал ему пожить у меня, — сердито сказал Жервез, — но я, наверное, для него недостаточно хорош.
— Отец захотел побыть вдали от семьи, — ровно сказал я.
— Но тебя он оставил при себе!
— Уже нет.
Это его немного успокоило.
— Вы снова поругались? — с надеждой спросил он. Мы все еще стояли в центре комнаты, как будто предложение выпить еще не означало, что мне предлагают присесть. На пестром сероватом ковре стояли глубокие кресла, обтянутые ярким ситцем в цветочек, окна были завешены тяжелыми красными портьерами. В отделанном кирпичом камине горел недавно зажженный огонь. Я бывал в этом доме так же редко, как и у Фердинанда, и наверх никогда не заходил.
— Нет, мы не ссорились. Ты помнишь, как старый Фред взрывал пень?
Жервез быстро переключился на другую тему:
— Фердинанд говорил, что ты спрашивал об этом. Конечно, помню.
— Фред не показывал тебе, как работать со взрывчаткой?
— Нет, не показывал, должен тебя разочаровать. Ты что, хочешь сказать, что это я взорвал дом? — Его раздражение, которое он старался держать в узде, поднялось на пару единиц.
Я постарался его успокоить:
— Нет. Я только хочу узнать, не показывал ли Фред тебе и другим, как он взрывал заряд.
— Я могу отвечать только за себя, — решительно сказал Жервез. — Мне не показывал.
Жервез располнел и, я думаю, располнеет еще больше. Костюм едва на нем сходился. Я никогда так не растолстею. Жервез самый высокий и крупный из детей Малкольма и, наверное, самый сильный. На вид это уверенный в себе, преуспевающий человек, но он сломался из-за отсутствия какого-то никчемного клочка бумаги, который совершенно никого не волновал, кроме него самого.
Наверное, у каждого из нас есть какой-то пунктик. Одним это помогает, другим портит жизнь. Характер отца, с его «мидасовской» одержимостью золотом, передался в какой-то мере всем его детям.
Жервез сказал:
— Малкольм даст нам что-нибудь до своей смерти?
Его голос звучал, как всегда, глубоко и уверенно, но я задумчиво смотрел на него поверх бокала и заметил легкий оттенок надежды в словах Жервеза, как будто он спрашивал не просто из интереса, а отчаянно нуждался в деньгах Малкольма. Сами собой всплыли в памяти заметки Нормана Веста: «…стал очень нервным и продает клиентам одну дешевку. Слишком осторожничает — это плохой признак для биржевого маклера…» У прочного благосостояния Жервеза неожиданно могут оказаться глиняные ноги…
Я ответил на поставленный вопрос буквально, не обращая внимания на скрытый подтекст:
— Я говорил с ним об этом. Он ответил, что подумает.
Жервез разозлился.
— Проклятый старый дурак! Он все играет с нами в эти чертовы игры! Назло нам выбрасывает деньги на ветер! Покупает этих проклятых лошадей! Я готов удавить его своими руками! — Он резко замолчал, как будто испугался, что в какой-то мере сейчас признал свою вину. — Это просто фигура речи, — и мрачно зыркнул на меня.
Я продолжал, делая вид, что не заметил его вспышки:
— Я поговорю с ним еще. Вивьен тоже пристала к нему с этим, но выбрала далеко не лучшие слова для убеждения и только настроила Малкольма против себя. Отец упрямец, как и любой из нас. Он уперся, и чем больше мы будем его уговаривать, тем тверже он будет стоять на своем.
— Это ведь ты подал ему мысль покупать лошадей! Сам он бы до такого не додумался. Два миллиона фунтов за какого-то паршивого жеребенка! Ты хоть представляешь, что такое два миллиона фунтов?! Два миллиона за какое-то четвероногое ничтожество! Он совсем сбрендил! Если бы он дал два миллиона кому-нибудь из нас, это обеспечило бы счастливца до конца дней, а старый дурак тратит их на этих чертовых лошадей. Ему мало было отдать полмиллиона на больных детей! Нет, он покупает еще эту чертову животину — Блу Кланси, и один Бог знает, во сколько миллионов она ему влетела! Во сколько? — Жервез воинственно уставился на меня, требуя ответа, его подбородок упрямо выдвинулся вперед.
— Он вполне может себе это позволить. Я думаю, он очень богат, — сказал я.
Лицо Жервеза побагровело от ярости.
— Ты думаешь! Откуда ты знаешь, что он не просадит все до последнего пенни?! Я найду способ покончить с этим. С этим давно пора покончить!
Жервез внезапно выхватил у меня полупустой бокал и заорал:
— Убирайся! Вон из моего дома! Я сыт тобой по горло!
Я не двинулся с места.
— От того, что ты меня выставишь, неприятностей у нас не убавится.
— Нет, черт тебя побери, твои неприятности только начинаются! — Жервез поставил оба бокала на поднос и повернулся, готовый вытолкать меня силой.
— Когда Малкольм был в Кембридже, Алисия не говорила тебе, где он?
— Что? — Он замер. — Не понимаю, о чем ты. Давай выметайся!
— Ты звонил в кембриджскую гостиницу, где остановился Малкольм?
Жервез меня даже не услышал. Он разразился гневной тирадой:
— У меня уже вот где твоя манерность и подозрительность! Ты думаешь, что я хуже тебя, ты всегда так думал, но должен тебе сказать, братец, что ты сильно ошибаешься! Ты всегда был у Малкольма на хорошем счету и всегда настраивал его против нас, а старый тупица тебе слепо доверял… Вон отсюда! — Жервез подступил ко мне, сжав кулаки.
Я не пошевелился.
— Тем не менее ты хочешь, чтобы я помог его уговорить.
Жервез открыл рот, но не проронил ни звука.
— Алисия убедила тебя, что я тебя презираю. Это неправда. А ты веришь ее лживым наговорам. Я никогда не настраивал отца против вас. Но если ты меня сейчас ударишь, я, может быть, подумаю над этим. Если ты хочешь, чтобы я остановил его, ты уберешь свои кулаки и вернешь мне мой стакан. Я допью виски и уйду.
Он долго сверлил меня взглядом, потом отвернулся. Я принял это за согласие и взял один из стаканов, не знаю — его или свой.
Это было его виски. Напиток оказался гораздо крепче, едва ли он вообще разбавлял его. Я поставил стакан и взял другой. Он не смотрел на меня и ничего не заметил.
Я спокойно сказал:
— Жервез, тебе нужен психиатр.
— Не твое собачье дело!
Я для виду отпил из стакана и поставил его обратно.
— До свиданья.
Он ничего не сказал и даже не обернулся. Я пожал плечами и вышел в прихожую. Побледневшая Урсула и девочки испуганно выглядывали из кухни. Я криво улыбнулся Урсуле и сказал:
— Кое-как разобрались.
— Надеюсь.
«Напрасная надежда», — говорил ее взгляд.
— Я еще зайду, — сказал я, хотя заходить совсем не собирался. Но если я смогу хоть как-нибудь помочь ей или Жервезу, я должен это сделать.
Я спокойно вышел и уехал в Кукхэм. Позвонил из номера в Лексингтон, Кендерам. Трубку подняла госпожа Кендер, Салли.
Она сказала, что Малкольм уехал вместе с Рэмзи в Стэмфорд, штат Коннектикут. Похоже, они заключили что-то вроде сделки. Им было очень приятно принимать у себя Малкольма. Ему понравились коневодческие фермы.
Я поблагодарил, она пожелала мне всего хорошего.
Рэмзи и Малкольма я не застал. Девушка, с которой я говорил, сказала, что они должны быть в половине шестого. Я перезвонил в полшестого, но их все еще не было. Девушка сказала, что господин Осборн очень занятой человек, и предложила оставить записку. Я попросил сообщить господину Пемброку, что звонил его сын Ян, но ничего особенного передавать не надо. Она сказала, что сообщит непременно.
Я лег спать, а утром ездил верхом в Даунсе. После занятий позвонил инспектору Эйлу в полицейский участок из дома тренера, чьих лошадей я объезжал. Он был на месте и сам поднял трубку.
— Где вы сейчас?
— На конюшне.
— А ваш отец?
— Не знаю.
Он недоверчиво хмыкнул.
— В котором часу мы можем встретиться в усадьбе Квантум?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— От моей свекрови больше неприятностей, чем от любой женщины со времен Евы. Я не хочу о ней говорить. Ешь свой суп.
Мне показалось, что стоит Урсуле только начать говорить об Алисии, и слова польются неудержимым потоком. Я все думал, как бы ее разговорить, но, когда я неопределенно спросил, какие такие неприятности она имеет в виду, Урсула только качнула головой и сказала:
— Не здесь.
И я отложил это на потом. Она рассказывала о детях, оживленно и охотно, пока мы не разделались с суфле.
— Зачем ты ездишь в Лондон? — спросил я как бы между прочим.
Она удивилась такому вопросу, потом сказала:
— Ах да, это тот ужасный сыщик, Вест. Жервез был в ярости из-за него. А потом напустился на меня, все выспрашивал, где я была. Я просто гуляла, — она делала вид, что целиком поглощена своим суфле. — Фердинанд говорил Жервезу, а тот — Алисии о каких-то пнях. К чему это?
Я рассказал про кордит. Урсула кивнула.
— Жервез говорил Алисии, что очень смеялся, когда старый Фред покатился по земле.
Казалось, разговор о взрыве ее совсем не обеспокоил. Мы закончили обед, я заплатил по счету, и мы короткой дорогой поехали назад в Мейденхед. Отъехав немного от Брэя, я остановил машину и заглушил мотор.
Урсула не спрашивала, почему мы остановились. Немного помолчав, она сказала:
— Думаю, ты понимаешь, что Алисия разрушила нашу семью?
Я согласно кивнул.
— Я была знакома с Жервезом всего четыре месяца, когда мы поженились. Я не представляла… Она испортила его чуть ли не с рождения, разве не так? Своей ужасной ложью и злостью. Она все время настраивала его против тебя. Жервез иногда говорит о тебе кошмарные вещи… бранится, когда он в ярости… Я так устала от этого. Я просила его не говорить так, но он слушает не меня, а свою мать. А она твердит, что ты его презираешь, считаешь, что ты лучше его потому, что рожден в браке. Я знаю, что это не так. А Жервез верит ей. Она все время повторяет, что Малкольм вышвырнул их из дома и никогда не любил. Откуда в ней столько злости? Посмотри только, что она сделала с Сиреной. Жервез говорил, что Сирена была веселой и доброй девочкой, но Алисия не позволила ей остаться в школе, ей хотелось, чтобы Сирена всю жизнь была маленьким ребенком и никогда не взрослела. Теперь Сирена ненавидит мужчин, и все из-за Алисии. Из всех мужчин Сирена позволяет прикасаться к себе только Фердинанду и Жервезу. Мне так жаль ее! Ты знаешь, что это Алисия вынудила Фердинанда развестись с первой женой? Постоянно придиралась к ней, устраивала скандалы. Бедная девушка не стерпела и ушла от Фердинанда. Не представляю, как Дебс с ней уживается. Ее постоянные упреки ужасно действуют мне на нервы. Алисия — твой самый страшный враг. Если бы это тебя хотели убить, то наверняка за этим стояла бы Алисия.
— Она не всегда была такой. Когда она жила в Квантуме, то заботилась обо мне так же, как о Жервезе и Фердинанде.
— Значит, это началось, когда Малкольм с ней развелся, а ты остался с ним. И чем старше она становится, тем больше злится. Алисия стала гораздо противнее с тех пор, как мы с Жервезом поженились, хотя и тогда моя свекровь была не идеальной. Она ненавидела Куши, а Куши была хорошей женщиной, правда? Я очень расстроилась, когда Куши погибла. Но Куши не разрешила остаться в Квантуме никому, кроме тебя. Думаю, именно тогда Алисия тебя возненавидела. Или просто перестала скрывать свои чувства. Мне кажется, она всегда плохо к тебе относилась. Как Жервез, который держит все в себе, а потом высказывает, когда рассердится… и Сирена точно такая же, и Фердинанд… все они похожи на свою мать. Как бы мне хотелось, чтобы она умерла! Я понимаю людей, которые хотят кого-то убить. Мне бы хотелось убить Алисию.
Ее голос дрожал, озвучивая эти ужасные откровения. Она внезапно замолчала.
— Отвези меня домой. Мне не стоило этого говорить.
Я не сразу завел мотор.
— Это из-за Алисии Жервез начал выпивать?
Урсула судорожно сглотнула, вспышка гнева погасла так же быстро, как появилась, ее снова затопила волна сожаления и горечи.
— Это из-за… всего. Я вижу, что он несчастен, но он не хочет, чтобы я ему помогла, он не хочет со мной разговаривать, он говорит только с ней! А она делает все только хуже.
Я вздохнул и вырулил на дорогу к Мейденхеду. Алисии еще не было и шестидесяти — самая противная из ведьм переживет их всех.
— Не нужно было мне всего этого рассказывать. Жервезу это не понравится, — сказала Урсула, когда я остановился возле их дома.
— Жервез не узнает, о чем мы говорили. Она достала из сумочки платок и высморкалась.
— Спасибо за обед. Твоя мать тебе говорила, что мы недавно обедали с ней в Лондоне? Она дала мне хороший совет. Я не сказала Жервезу, он бы разозлился.
Я кивнул.
— Джойси говорила мне, что вы с ней подруги.
— Она ужасно зла на Алисию. Это меня хоть немного утешает.
Урсула чуть улыбнулась и вышла из машины. Дойдя до двери, она обернулась и махнула мне рукой на прощание. Я помахал в ответ и уехал.
Мне стало интересно, что Норман Вест выудил из Алисии, и я перебрал записи, пока не нашел нужную.
Вест писал:
«Миссис Алисия Пемброк, пятидесяти девяти лет, в первый раз вообще не стала со мной разговаривать, а во второй приняла меня крайне неохотно. Очень раздражительна.
Живет в Виндзоре, Лайонс-корт, дом двадцать пять. Она продолжала утверждать, что не помнит, чем занималась в пятницу и во вторник, говорит, что ничего особенного не делала. «Все дни похожи один на другой». Я думаю, она страдает от этого.
Миссис Алисия водит серебристо-серый «Фиат». Машина чистая, повреждений нет.
Она настроена против меня лично из-за того, что я выследил у нее господина Малкольма, из-за чего он развелся с госпожой Джойси, хотя это в конце концов оказалось ей на пользу. Двадцать восемь лет назад! А она до сих пор прекрасно помнит все подробности. И не помнит, что делала в прошлый вторник…
Я спросил, не давала ли она мне каких-либо поручений. Ответ отрицательный. (?)
Миссис Алисия заметно отличается от той Алисии, за которой я следил когда-то. До замужества она была доброй, смешливой девушкой. Госпожа Алисия и теперь одевается по молодежной моде, ведет себя как молоденькая, но стала желчной и язвительной. Странно, как некоторые женщины расцветают в любовных похождениях и увядают, выйдя замуж! Не раз наблюдал такое. Как будто их увлекает дух запретности и таинственности, а не сами мужчины.
Миссис Алисия очень злится из-за того, что господин Пемброк тратит деньги. Господин Ян ее тоже очень раздражает.
Миссис Алисия выставила меня за дверь.
Конец расспроса».
Коротко и неприятно.
Я не был сейчас готов к встрече с Алисией. Но не думаю, что у нее хватило бы сил отнести Малкольма в гараж, когда он был без сознания. И вряд ли у нее хватило бы ума на то, чтобы соорудить бомбу. Я решил, что у меня достаточно оснований не делать того, что нравится мне не больше, чем купание в бассейне с крокодилами.
С Жервезом мне тоже не хотелось встречаться, но этого избежать было не так просто.
Вечером я снова поехал в Мейденхед, остановил машину у дороги неподалеку от дома номер четырнадцать и стал ждать, когда вернется хозяин. Как раз тогда мне вспомнился совет Нормана Веста насчет оружия. Перец… баллончик… я не мог представить, как швырну это Жервезу в лицо, или что-нибудь еще в этом духе. Жервез, черт его побери, все же мой брат. Сводный брат. Каин убил Авеля. У Авеля не оказалось под рукой пакетика с перцем или баллончика.
Пока я так рассуждал, Жервез приехал домой.
Его «Ровер» повернул на короткую дорожку к дому и остановился у гаража. Жервез с портфелем в руке выбрался из машины и вошел в дом. Через пять минут я подошел к парадной двери и позвонил.
Дверь открыла одна из девочек. Она сказала, обернувшись:
— Это Ян.
Жервез, все еще в деловом костюме, тут же вышел из гостиной с высоким бокалом в руке, наполненным до половины чем-то прозрачным — скорее всего шотландским виски. Он встретил меня недружелюбным взглядом и властно сказал:
— Фердинанд мне звонил. Это дело полицейских — расследовать взрыв Квантума, а не твое.
— Малкольм просил меня этим заняться, — ответил я.
— Ну, ладно, заходи, — неохотно сказал он и показал на комнату, из которой только что вышел. — Выпьешь?
— Да, налей мне.
Он наполнил еще один бокал и подал мне, указав на графин с водой, стоявший на серебряном подносе. Я разбавил свое виски, отпил и сказал:
— Благодарю.
Он кивнул, занятый своей выпивкой.
Урсула не показывалась, но из кухни доносились звонкие голоса девочек, и я решил, что она с ними. Они сказали, что я пришел, и Урсула, наверное, волновалась из-за нашей встречи.
Жервез раздраженно сказал:
— Фердинанд рассказал мне о новом завещании Малкольма. Это нелепо — вставлять туда пункт о насильственной смерти. А вдруг его случайно пристрелит какой-нибудь грабитель? Получится, что мы все останемся без наследства?
— Вряд ли это будет случайный грабитель. Скорее уж наемный убийца.
Жервез зыркнул на меня.
— Ерунда!
— А кто убил Мойру? Кто трижды пытался убить Малкольма?
— Откуда я знаю?
— Я думаю, ты мог бы пораскинуть мозгами.
— Нет. Пусть этим занимается полиция. — Он отхлебнул виски. — Где он сейчас?
— У своих друзей.
— Я предлагал ему пожить у меня, — сердито сказал Жервез, — но я, наверное, для него недостаточно хорош.
— Отец захотел побыть вдали от семьи, — ровно сказал я.
— Но тебя он оставил при себе!
— Уже нет.
Это его немного успокоило.
— Вы снова поругались? — с надеждой спросил он. Мы все еще стояли в центре комнаты, как будто предложение выпить еще не означало, что мне предлагают присесть. На пестром сероватом ковре стояли глубокие кресла, обтянутые ярким ситцем в цветочек, окна были завешены тяжелыми красными портьерами. В отделанном кирпичом камине горел недавно зажженный огонь. Я бывал в этом доме так же редко, как и у Фердинанда, и наверх никогда не заходил.
— Нет, мы не ссорились. Ты помнишь, как старый Фред взрывал пень?
Жервез быстро переключился на другую тему:
— Фердинанд говорил, что ты спрашивал об этом. Конечно, помню.
— Фред не показывал тебе, как работать со взрывчаткой?
— Нет, не показывал, должен тебя разочаровать. Ты что, хочешь сказать, что это я взорвал дом? — Его раздражение, которое он старался держать в узде, поднялось на пару единиц.
Я постарался его успокоить:
— Нет. Я только хочу узнать, не показывал ли Фред тебе и другим, как он взрывал заряд.
— Я могу отвечать только за себя, — решительно сказал Жервез. — Мне не показывал.
Жервез располнел и, я думаю, располнеет еще больше. Костюм едва на нем сходился. Я никогда так не растолстею. Жервез самый высокий и крупный из детей Малкольма и, наверное, самый сильный. На вид это уверенный в себе, преуспевающий человек, но он сломался из-за отсутствия какого-то никчемного клочка бумаги, который совершенно никого не волновал, кроме него самого.
Наверное, у каждого из нас есть какой-то пунктик. Одним это помогает, другим портит жизнь. Характер отца, с его «мидасовской» одержимостью золотом, передался в какой-то мере всем его детям.
Жервез сказал:
— Малкольм даст нам что-нибудь до своей смерти?
Его голос звучал, как всегда, глубоко и уверенно, но я задумчиво смотрел на него поверх бокала и заметил легкий оттенок надежды в словах Жервеза, как будто он спрашивал не просто из интереса, а отчаянно нуждался в деньгах Малкольма. Сами собой всплыли в памяти заметки Нормана Веста: «…стал очень нервным и продает клиентам одну дешевку. Слишком осторожничает — это плохой признак для биржевого маклера…» У прочного благосостояния Жервеза неожиданно могут оказаться глиняные ноги…
Я ответил на поставленный вопрос буквально, не обращая внимания на скрытый подтекст:
— Я говорил с ним об этом. Он ответил, что подумает.
Жервез разозлился.
— Проклятый старый дурак! Он все играет с нами в эти чертовы игры! Назло нам выбрасывает деньги на ветер! Покупает этих проклятых лошадей! Я готов удавить его своими руками! — Он резко замолчал, как будто испугался, что в какой-то мере сейчас признал свою вину. — Это просто фигура речи, — и мрачно зыркнул на меня.
Я продолжал, делая вид, что не заметил его вспышки:
— Я поговорю с ним еще. Вивьен тоже пристала к нему с этим, но выбрала далеко не лучшие слова для убеждения и только настроила Малкольма против себя. Отец упрямец, как и любой из нас. Он уперся, и чем больше мы будем его уговаривать, тем тверже он будет стоять на своем.
— Это ведь ты подал ему мысль покупать лошадей! Сам он бы до такого не додумался. Два миллиона фунтов за какого-то паршивого жеребенка! Ты хоть представляешь, что такое два миллиона фунтов?! Два миллиона за какое-то четвероногое ничтожество! Он совсем сбрендил! Если бы он дал два миллиона кому-нибудь из нас, это обеспечило бы счастливца до конца дней, а старый дурак тратит их на этих чертовых лошадей. Ему мало было отдать полмиллиона на больных детей! Нет, он покупает еще эту чертову животину — Блу Кланси, и один Бог знает, во сколько миллионов она ему влетела! Во сколько? — Жервез воинственно уставился на меня, требуя ответа, его подбородок упрямо выдвинулся вперед.
— Он вполне может себе это позволить. Я думаю, он очень богат, — сказал я.
Лицо Жервеза побагровело от ярости.
— Ты думаешь! Откуда ты знаешь, что он не просадит все до последнего пенни?! Я найду способ покончить с этим. С этим давно пора покончить!
Жервез внезапно выхватил у меня полупустой бокал и заорал:
— Убирайся! Вон из моего дома! Я сыт тобой по горло!
Я не двинулся с места.
— От того, что ты меня выставишь, неприятностей у нас не убавится.
— Нет, черт тебя побери, твои неприятности только начинаются! — Жервез поставил оба бокала на поднос и повернулся, готовый вытолкать меня силой.
— Когда Малкольм был в Кембридже, Алисия не говорила тебе, где он?
— Что? — Он замер. — Не понимаю, о чем ты. Давай выметайся!
— Ты звонил в кембриджскую гостиницу, где остановился Малкольм?
Жервез меня даже не услышал. Он разразился гневной тирадой:
— У меня уже вот где твоя манерность и подозрительность! Ты думаешь, что я хуже тебя, ты всегда так думал, но должен тебе сказать, братец, что ты сильно ошибаешься! Ты всегда был у Малкольма на хорошем счету и всегда настраивал его против нас, а старый тупица тебе слепо доверял… Вон отсюда! — Жервез подступил ко мне, сжав кулаки.
Я не пошевелился.
— Тем не менее ты хочешь, чтобы я помог его уговорить.
Жервез открыл рот, но не проронил ни звука.
— Алисия убедила тебя, что я тебя презираю. Это неправда. А ты веришь ее лживым наговорам. Я никогда не настраивал отца против вас. Но если ты меня сейчас ударишь, я, может быть, подумаю над этим. Если ты хочешь, чтобы я остановил его, ты уберешь свои кулаки и вернешь мне мой стакан. Я допью виски и уйду.
Он долго сверлил меня взглядом, потом отвернулся. Я принял это за согласие и взял один из стаканов, не знаю — его или свой.
Это было его виски. Напиток оказался гораздо крепче, едва ли он вообще разбавлял его. Я поставил стакан и взял другой. Он не смотрел на меня и ничего не заметил.
Я спокойно сказал:
— Жервез, тебе нужен психиатр.
— Не твое собачье дело!
Я для виду отпил из стакана и поставил его обратно.
— До свиданья.
Он ничего не сказал и даже не обернулся. Я пожал плечами и вышел в прихожую. Побледневшая Урсула и девочки испуганно выглядывали из кухни. Я криво улыбнулся Урсуле и сказал:
— Кое-как разобрались.
— Надеюсь.
«Напрасная надежда», — говорил ее взгляд.
— Я еще зайду, — сказал я, хотя заходить совсем не собирался. Но если я смогу хоть как-нибудь помочь ей или Жервезу, я должен это сделать.
Я спокойно вышел и уехал в Кукхэм. Позвонил из номера в Лексингтон, Кендерам. Трубку подняла госпожа Кендер, Салли.
Она сказала, что Малкольм уехал вместе с Рэмзи в Стэмфорд, штат Коннектикут. Похоже, они заключили что-то вроде сделки. Им было очень приятно принимать у себя Малкольма. Ему понравились коневодческие фермы.
Я поблагодарил, она пожелала мне всего хорошего.
Рэмзи и Малкольма я не застал. Девушка, с которой я говорил, сказала, что они должны быть в половине шестого. Я перезвонил в полшестого, но их все еще не было. Девушка сказала, что господин Осборн очень занятой человек, и предложила оставить записку. Я попросил сообщить господину Пемброку, что звонил его сын Ян, но ничего особенного передавать не надо. Она сказала, что сообщит непременно.
Я лег спать, а утром ездил верхом в Даунсе. После занятий позвонил инспектору Эйлу в полицейский участок из дома тренера, чьих лошадей я объезжал. Он был на месте и сам поднял трубку.
— Где вы сейчас?
— На конюшне.
— А ваш отец?
— Не знаю.
Он недоверчиво хмыкнул.
— В котором часу мы можем встретиться в усадьбе Квантум?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38