А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В опрятной кухоньке был небольшой стол с четырьмя стульями. Обжитым казался только кабинет, но и там, в отличие от уютного рабочего беспорядка в кабинете Малкольма, все было по-спартански строго и аккуратно.
На экране компьютера появились какие-то графики. Фердинанд взглянул на них и снова с выражением легкой неприязни повернулся ко мне.
— Чего ты хочешь? У меня еще полно работы после этих курсов.
— Можешь ты сохранить все это? — я показал на экран. — Запиши данные и давай съездим в паб пообедаем.
Он покачал головой и посмотрел на часы. Потом нерешительно сказал:
— Наверное, мне действительно пора пообедать. Хорошо, поехали. Но не больше чем на полчаса, — и принялся возиться с компьютером.
Мы поехали в центр города и вышли у паба с автостоянкой. В зале было полно народу, у служащих как раз был обеденный перерыв. Мне пришлось здорово поработать локтями, но я добыл нам по порции шотландского виски и сандвичей. Фердинанд занял освободившийся столик, с которого он брезгливо смахнул крошки, оставшиеся после предыдущих посетителей.
Я поставил на стол наши порции и сказал:
— Понимаешь, Малкольм хочет выяснить, кто подложил в Квантум бомбу.
— Это не я, — ответил Фердинанд и с безразличным видом отпил из своего стакана.
— Ты не помнишь, как старый Фред взрывал пень? Нам тогда было по двенадцать или тринадцать лет. Тогда еще от взрыва самого Фреда отбросило на несколько шагов.
Фердинанд уставился на меня.
— Хорошо помню. Но это было так давно! Из-за этого с домом ничего не могло случиться, — медленно сказал он.
— Почему же? Тот взрыв произвел на нас огромное впечатление. Нужно было только немного покопаться в памяти. Эксперт по взрывам, который работает сейчас в Квантуме, спросил меня, что я знаю о кордите, и я вспомнил старого Фреда.
Фердинанд углубился в воспоминания.
— Черный порошок… в ящике.
— Да, и он до сих пор стоит в сарае для инструментов. И до сих пор не испортился, но бомбу сделали не из него. Эксперт считает, что это была самодельная взрывчатка, которую называют НАМР.
Фердинанд заметно разволновался и сказал, немного помолчав:
— Я вообще-то даже не представляю, что это такое.
— Ты не знаешь, что такое НАМР? — спросил я.
Фердинанд неуверенно ответил, что не знает, и я подумал, что он не совсем искренен. Наверное, он считал, что его могут обвинить, если откроется, что он об этом знает. Нужно было как-то его разговорить, настроить на миролюбивый лад. Я хотел сделать его своим союзником.
— Малкольм сделал новое завещание, — сообщил я.
— И почти все отписал тебе? — Он горько усмехнулся.
— Нет. Если он умрет естественной смертью, каждый из нас получит равную долю, — сказал я, и немного погодя добавил: — А если его убьют, все состояние уйдет на благотворительность. Так что как насчет того, чтобы засесть за телефон и оповестить всю семейку, чтобы они помогли мне выяснить, кто пытается лишить их наследства?
ГЛАВА 14
Вечером в своей комнате в Кукхэме я прочитал заметки Нормана Веста о Жервезе и Урсуле. Сначала Жервез:
«Господин Жервез Пемброк, тридцати пяти лет, женат на госпоже Урсуле, проживает в Мейденхеде, улица Грант, четырнадцать. Собственный особняк с четвертью акра сада, в хорошем месте. Женаты одиннадцать лет, две дочери, восьми и шести лет, обе учатся в частной школе.
Господин Жервез работает биржевым маклером в лондонском представительстве фирмы «Уэллс, Гибсон и Каткарт». Сами Уэллс, Гибсон и Каткарт умерли много лет назад, но название фирмы осталось прежним. Господин Жервез — уполномоченный представитель фирмы, как и все остальные сотрудники. У него ненормированный рабочий день, по большому счету он сам себе начальник. Обычно он работал больше, чем сейчас, но в последнее время, по словам секретарши фирмы, стал рассеянным. Она не хотела говорить прямо, но я выяснил, что господин Жервез часто приходит после обеда изрядно выпившим, а иногда не приходит вовсе.
Она, конечно же, не следит за временем его появлений на работе. Просто слышала, как двое сотрудников сплетничали о господине Жервезе, говорили, что он стал очень нервным и продает своим клиентам одну дешевку. Они говорили, что господин Жервез слишком осторожничает, это плохой признак для биржевого маклера. Ее ничуть не задели наговоры на господина Жервеза, у которого «отвратительный характер, особенно если ему кто-то перечит», и я даже не представляю, какая у нее тяжелая работа!
Я попросил господина Жервеза принять меня у себя в кабинете. Я только представился, а он уже сказал, что знает, кто я такой. Я сказал в качестве предисловия, что, видимо, он и есть незаконнорожденный сын господина Малкольма Пемброка, и весь разговор мгновенно закончился. Он вытолкал меня из кабинета (на левой руке остался синяк) и заявил, что я оскорбил его. Если бы! Я сказал, что, если он может предоставить какие-нибудь бумаги, зарегистрированные в конторе во вторник — написанные письма, брокерские соглашения, — у него будет алиби. Он посоветовал обратиться к его секретарше, что я и сделал. Она сообщила, что господин Жервез приехал в то утро в контору и продиктовал два письма. Господин Жервез сказал ей, что ему нужно повидаться с новым клиентом, и уехал в половине одиннадцатого. Секретарша не знает, кто этот клиент, в дневнике господина Жервеза он не значится. Обычно новые клиенты сами приходят в контору, но не всегда. В этот день господин Жервез больше не возвращался, а в среду пришел в дурном настроении, возможно с похмелья.
В прошлую пятницу господин Жервез уехал, по словам секретарши, сразу после обеда и больше не возвращался. В понедельник он нормально проработал весь день.
Господин Жервез ездит на работу на поезде, оставляя машину, белый «Ровер», на станции. Машина была чистой, когда я ее осматривал, и без повреждений.
Я посетил господина Жервеза дома, попытался выяснить насчет клиента, с которым он встречался во вторник — для подтверждения алиби. Он сказал, что это не мое дело. Предполагаю, что этот клиент — либо любовница, либо бутылка, во всяком случае, поведение господина Жервеза заставляет меня в это поверить.
По-моему, у господина Жервеза серьезные проблемы с алкоголем, но пока это не слишком сказывается на его трудоспособности. У него сильный, решительный характер, но при этом ему присуща некоторая неуверенность в себе, видимо, из-за незаконности рождения. Поэтому он напивается и устраивает скандалы. Секретарша господина Жервеза его не любит. По-видимому, доходы у господина Жервеза довольно высокие, никаких признаков материальных затруднений.
Внимателен к госпоже Алисии. К жене относится покровительственно, подавляет ее своим характером и помыкает как хочет, к детям — тоже. Завидует господину Яну и, по-моему, боится его. (Не знаю из-за чего. Может быть, что-то в прошлом? Предпочтение господина Малкольма?) Презирает отца, но боится его. Когда речь заходит о господине Малкольме, сильно сердится.
Господин Жервез физически очень силен, но, по-моему, постепенно теряет форму. Не занимается никакими физическими упражнениями, набрал лишний вес. Характер тяжелый. Задирист.
Конец расспроса».
Я со вздохом сложил листки с Жервезом и снова соединил их скрепкой. Норман Вест, несмотря на свою невзрачную внешность, чертовски быстро умеет докапываться до самой сути.
Интересно, что у него получилось с Урсулой? Урсула, тихая жена Жервеза, которая часто плачется в жилетку моей матери, Джойси. Довольно привлекательная на свой лад, она похожа на неоконченную картину, ей сильно недостает легкости и беззаботности. Достаточно любезная со мной, если позволяет Жервез, Урсула никогда со мной особо не откровенничала. Меня неожиданно заинтересовало мнение Нормана Веста об Урсуле.
«Миссис Урсула Пемброк, тридцати пяти лет, жена господина Жервеза, живет с ним в Мейденхеде, улица Грант, четырнадцать. Занимается работой по дому и присматривает за дочерьми. Уборщица бывает у нее по утрам в понедельник и пятницу, с девяти до часу, во вторник и четверг остается до четырех вечера, иногда ее просят посидеть с детьми. Я был у госпожи Урсулы дважды, в первый раз она была чем-то сильно расстроена и не захотела со мной говорить. Во второй раз разговаривала охотно.
Ее дочери посещают частную школу на другом конце Мейденхеда. Детей возят в школу по очереди с семьями, живущими по соседству. Дни госпожи Урсулы — вторник и четверг — с утра, и понедельник, среда и пятница — в обед. Машина госпожи Урсулы — кремовый «Остин». Чистая.
В пятницу, когда было покушение на господина Малкольма, девочек пригласили на чай в семью, которая отвозит своих детей в ту же школу (мать подтверждает). Миссис Урсула проводила туда девочек после школы, примерно в четыре часа, и забрала в шесть тридцать.
В следующий вторник Урсула попросила служанку остаться до вечера и приготовить девочкам обед, потому что она собиралась на весь день в Лондон. Служанка сообщила, что миссис Урсула отвезла детей в школу, переоделась и уехала на железнодорожную станцию. Она сказала уборщице, что вернется домой поздно, потому что собирается зайти в кинотеатр после того, как сделает все покупки. Урсула делала так и раньше, несколько раз. Она возвратилась в десять вечера. Служанка ушла домой. Урсула сама посоветовала мне обратиться к служанке. Еще она сказала, что не ходила в кинотеатр, потому что не любит кино, просто решила поужинать в ресторане. Сказала также, что была в церкви. Она ничего в тот день не купила (ничего особенного).
Миссис Урсула рассказывала о поездке в Лондон нервно и уклончиво. Могла ли она быть в Ньюмаркете?
Возможно (мое мнение), она встречалась в Лондоне с кем-то, о ком не знают ее муж и служанка. С кем? Любовник? Вряд ли, у нее на это просто нет времени, она не смогла бы держать это в тайне. Священник? Друзья, которых не любит господин Жервез? Врач? Я бы сказал, она искала какого-то утешения.
Госпожа Урсула несчастная женщина, она все время в напряжении. Верная жена. По-моему, любая женщина с господином Жервезом стала бы несчастной. Урсуле не нравится, что уборщица приходит так часто. Но господин Жервез настоял на этом, он любит чистоту. Госпожу Урсулу утомляет непрестанная болтовня этой служанки. Все действует ей на нервы. Госпожа Урсула не прочь заниматься какой-нибудь работой, но господин Жервез ей не разрешает. «В первую очередь ты должна заниматься детьми», — говорит он. Госпожа Урсула очень любит своих детей.
Она хотела бы, чтобы господин Пемброк выделил всем своим наследникам какую-то часть денег сейчас, чтобы они прекратили из-за этого ссориться. Она неплохо относится к господину Яну, но муж не разрешает ей с ним общаться. Ей нравится господин Малкольм, она считает его веселым и щедрым, но ее муж считает иначе и навязывает ей свое мнение. Она не в состоянии перечить мужу. Она сказала, что у нее нет собственных денег. Она в безвыходном положении, не может содержать детей сама и не хочет их оставить.
Считает ли она, что смерть господина Малкольма решит все ее проблемы? Верит ли она, что ее положение улучшится, если господин Жервез станет богаче?
Я бы сказал, что нет.
Конец расспроса».
Бедная Урсула. Могла ли она взорвать Квантум? Может быть, если бы сильно захотела. Она доведена до отчаяния и способна на все, но, если у нее осталась хоть капля здравого смысла, она бы скорее искала помощи у Малкольма, а не пыталась убить его.
Я прикрепил досье Урсулы к «Жервезу». Как всегда, в его тени.
Не знаю, почему она вышла за него замуж, но я был тогда на их свадьбе и должен сказать, что, если человек не был близко знаком с Жервезом с детства, он решил бы по его внешности и поведению, что это уверенный в себе, приятный на вид, сильный мужчина, на которого можно положиться. Подающий надежды биржевой маклер. Выгодный жених.
Я спрятал заметки об Урсуле и Жервезе в конверт, но брат и его жена никак не выходили у меня из головы.
Наверное, тысячи, сотни тысяч браков так же неудачны, как этот. Их несчастье заложено в них самих. Люди легче справляются с трудностями, которые от них не зависят — с войной, разрухой, болезнями, неудачами. Гораздо труднее найти выход, когда страдает личность человека. Они оба несчастливы, Урсула из-за Жервеза, Жервез из-за…
Из-за Малкольма? Из-за того, что Малкольму было скучно с Вивьен и он связался с Алисией, а потом скоропалительно женился на Джойси? Из-за того, что Жервез незаконнорожденный? Но Фердинанд родился точно таким же образом, а на нем это никак не сказалось.
На эти вопросы нельзя найти ответа. Самые подходящие ответы зачастую оказываются неверными. Я не знал, почему Жервез такой, как он есть, только я уверен, что это началось задолго до того времени, когда мы вместе жили в Квантуме. Может, даже еще до его рождения.
Я спал беспокойно, меня всю ночь мучили кошмары. Наутро я поехал на конюшню, надеясь там избавиться от тяжелых мыслей и немного расслабиться. Утешение — это словечко Нормана Веста, как нельзя лучше подходит в этом случае. Пасмурное утро, скачущие лошади, легкая болтовня и грубоватые шутки, все такие привычные занятия, которыми была наполнена моя жизнь с восемнадцати лет. Не знаю, почему я так люблю лошадей. Наверное этот выбор обусловлен глубоко скрытыми потребностями души, но откуда происходят эти самые потребности?
Я не привык размышлять об этом. У меня никогда не было в жизни особых неприятностей, я просто делал свое дело, наслаждался скачками, любил безо всяких взаимных обязательств. Не могу сказать, чтобы особо перетруждался. Меня ничто сильно не задевало. Но вся эта привычная жизнь внезапно закончилась в тот день, когда я встретился в Ньюмаркете с Малкольмом.
Это было во вторник.
«Урсула ни при чем», — думал я, возвращаясь в Кукхэм. Я собирался сразу же поехать поговорить с Урсулой, пока девочки не вернулись из школы. Интересно, не сходит ли Урсула потихоньку с ума в своем доме номер четырнадцать по улице Грант, в Мейденхеде? Я переоделся в обычную одежду и поехал это выяснять.
Дверь открыла служанка, пышная женщина средних лет, ужасно любопытная. Госпожа Пемброк отдыхает, у нее болит голова, но она, конечно же, может подняться наверх и спросить у госпожи, не согласится ли та пообедать со своим деверем. Наверное, мне лучше будет подождать в прихожей.
Я подождал, и вскоре Урсула спустилась вниз, бледная и осунувшаяся. Она уже надела пальто и перчатки.
Урсула удивилась, увидев меня.
— О! Я думала, это Фердинанд.
Неудивительно.
Я сказал:
— Куда нам лучше поехать?
— О! — Урсула нерешительно замолчала, обернулась. Служанка стояла на лестничной площадке и внимательно прислушивалась к разговору. Если Урсула со мной не поедет, ей придется вытерпеть назойливые расспросы служанки.
— Пойдем, я не глушил мотор, — настойчиво сказал я. Не самая удачная фраза, но я надеялся, что Урсула больше прислушивается к интонации, чем к словам. Она прошла через холл и вышла вместе со мной через парадную дверь, аккуратно закрыв ее за собой.
— Жервезу это не понравится, — сказала она.
— Откуда он узнает?
— Она придумает, как ему насплетничать. Ей доставляет удовольствие создавать лишние проблемы, это ее любимое развлечение, последняя радость в жизни, — Урсула кивнула в сторону дома, имея в виду свою служанку.
— Тогда почему ты до сих пор ее не уволила?
Она пожала плечами.
— Я ненавижу уборку. Если я уволю служанку, мне самой придется этим заниматься. Жервез считает, что она очень добросовестная, и он ей платит. Он сказал, что не станет платить кому-то другому.
Урсула говорила спокойно, как будто бы о самых обычных вещах, но я ясно представил картину домашней тирании, которую устроил Жервез. Мы сели в машину, выехали из города и добрались до небольшого поселка с названием Брэй. Урсула два или три раза повторила, пока мы ехали:
— Жервезу это не понравится.
Мы зашли в маленький придорожный ресторанчик, Урсула заказала домашний суп и суфле. Она несколько раз оглянулась через плечо, как будто ее муж мог внезапно появиться здесь и наброситься на нее.
Я заказал графин красного вина. Урсула сказала, что пить не будет, но, когда вино оказалось на столе, она почти машинально налила себе стакан. Она сняла пальто и перчатки и осталась в серой юбке, голубом свитере и бежевой рубашке, которые были ей очень к лицу. На шее у нее была нитка жемчуга. Темные волосы были с одной стороны заколоты черепаховым гребнем, на бледном лице — никакой косметики. Такая внешность как раз устраивает Жервеза.
Когда подали суп, Урсула сказала:
— Вчера вечером звонил Фердинанд, сказал Жервезу, что, если верить тебе, Малкольм написал новое завещание.
— Да, это правда. Я видел это завещание, — подтвердил я.
— Жервез мне не сказал. Он рассказывал по телефону Алисии, а я услышала. Так у нас всегда. Он никогда мне ничего не говорит, только своей матери.
— Какие у тебя отношения с Алисией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38