Малкольм сказал, что завтра его устраивает, и, придя в хорошее расположение духа, попросил меня отвезти его в Кембридж, в гостиницу, откуда он приехал утром на такси. Там мы могли бы вместе пообедать.
Мы прошли в контору страхового агента, там Малкольм заполнил еще кое-какие бумаги и выписал еще один чек. Потом мы неторопливо направились на автостоянку, которая начинала понемногу пустеть — люди разъезжались по домам. Уже стемнело, но еще можно было различить, где чья машина. Когда мы подошли поближе, я показал ряд, где стоит моя.
— Куда ты собираешься отправить своего жеребенка? — спросил я, пока мы шли.
— Что бы ты посоветовал?
— Я бы, пожалуй… — Но я так и не успел ответить.
У машины, которая ехала между рядами по направлению к нам, внезапно включились фары, яркий свет ослепил нас. И в то же самое мгновение водитель, похоже, до упора утопил акселератор. Мотор бешено взревел, и машина рванулась прямо на Малкольма.
Я прыгнул на отца, своим весом сбивая его с ног на землю. Машина, умчавшаяся во мрак со страшной скоростью, задела меня крылом, но насколько серьезно, я сейчас сказать не мог. Я осознал только удар, слепящую вспышку фар, вихрем промелькнувшие отблески света на хромированном металле и резкий треск в темноте.
Мы лежали на асфальте между двумя машинами, еще не придя в себя после пережитого потрясения. Тело налилось тяжестью, стало каким-то вялым.
Вскоре Малкольм заворочался, пытаясь выбраться из-под меня. Я перевернулся на бок, поднялся на колени и с облегчением подумал, что отделался только ушибом. Малкольм сел, оперся спиной о колесо машины, собираясь с мыслями, но выглядел он таким же потрясенным, как и я.
— Эта машина… — наконец, выдавил он между двумя глубокими вдохами, — они хотели… убить меня.
Не говоря ни слова, я кивнул. Мои брюки были разорваны, из ссадины на бедре сочилась кровь.
— У тебя всегда была… хорошая реакция, — сказал Малкольм. — Что ж, теперь ты знаешь… почему я хочу, чтоб ты всегда… был рядом со мной.
ГЛАВА 2
Малкольм рассказал, что это было уже второе покушение.
Я ехал в Кембридж чуть медленнее, чем обычно, все время настороженно высматривая через зеркало заднего обзора сумасшедших преследователей, но, слава Богу, никого не увидел. Правая нога отекла и болела, но многие годы работы с лошадьми и участие в трех или четырех сотнях скачек с препятствиями приучили меня спокойно относиться к такого рода травмам — мне не раз приходилось падать с лошади.
Малкольм не любил водить машину. Куши как-то метко заметила, что он для этого излишне раздражителен. Куши не доверяла ему руль. Она (по ее словам) попросту боялась ездить с ним, а потому обыкновенно сама усаживалась на место водителя. Я тоже, с тех пор как получил права, стал возить Малкольма. Было бы безумием попросить его сесть за руль из-за какой-то царапины на ноге.
Дважды кто-то пытался его убить…
— А когда это началось? — спросил я.
— В прошлую пятницу.
Сейчас был вечер вторника.
— Как это произошло?
Малкольм ответил не сразу. Когда он заговорил, в его голосе звучало не раздражение, а отчаяние. Я прислушивался к интонациям, мало обращая внимания на слова, и понемногу начал понимать, насколько он испуган.
— Я вывел собак на прогулку… вернее, я думаю, что вывел, на самом деле, я не очень хорошо это помню. — Он помолчал. — Думаю, меня чем-то ударили по голове… Как бы то ни было, последнее, что я помню, — это как позвал собак и открыл кухонную дверь. Я собирался прогуляться с ними через двор на поле, к ручью с ивами. Не знаю, как далеко я отошел от дома. Не думаю, что очень далеко. В общем, я пришел в себя в гараже, в машине Мойры… она все еще там… и мне чертовски повезло, что я вообще пришел в себя… мотор работал… — Малкольм снова замолчал ненадолго. — Забавно устроены наши мозги. Я совершенно точно знал, что надо выключить зажигание. Немедленно, чем скорее, тем лучше. Я был на заднем сиденье… лежал, неловко опрокинувшись навзничь. Я поднялся и буквально провалился между передними сиденьями, чтобы дотянуться до ключа зажигания. Когда мотор заглох, я так и остался там лежать, в чертовски неудобной позе, но не было сил даже пошевелиться.
— Никто не появился? — спросил я, когда он замолк.
— Нет… через некоторое время мне стало лучше. Кое-как выбрался из машины… меня стошнило…
— Ты вызывал полицию?
— Конечно, я позвонил им, — устало сказал Малкольм, погруженный в воспоминания. — Когда я вышел с собаками, было около пяти. В полицию я позвонил примерно в семь. К тому времени я выпил пару стаканов виски и перестал трястись. Они спросили, почему я не позвонил раньше. Чертовы идиоты! Это были те самые, что приходили после смерти Мойры. Они думают, это сделал я… Убил ее.
— Знаю.
— Ведьмы сообщили тебе и об этом?
— Джойси рассказала. Она говорила, что ты мог бы …э-э… — я не стал повторять буквально, что сказала моя мать, а именно: «утопить эту сучонку в дерьме», заменив это более сдержанным выражением, — …мог бы убить ее сам, но не нанимать для этого какого-нибудь убийцу.
Малкольм согласно хмыкнул, но не сказал ни слова, и я продолжал:
— Вся семья, похоже, с этим согласна.
Он вздохнул.
— Полиция не согласна. Далеко не согласна. Похоже, они не поверили, что кто-то пытался меня убить. Они задали кучу вопросов, взяли пробы… прошу прощения… моей блевотины, обследовали всю машину Мойры в поисках отпечатков пальцев, но было ясно, что они очень сомневаются в моих словах. Полагаю, они считают, что я собирался покончить с собой, но передумал… или что я разыграл представление в надежде, что люди поверят — я не мог убить Мойру, раз уж кто-то пытается убить меня самого… — Он покачал головой. — Я жалею, что вообще вызвал их. Поэтому мы не станем никуда сообщать о том, что случилось сегодня ночью.
На стоянке в Ньюмаркете он настоял на том, чтобы не обращаться в полицию.
— А как они объяснили шишку у тебя на голове?
— За ухом была небольшая припухлость. Полиция сочла ее «неубедительной».
— И если бы ты умер… — сказал я задумчиво.
Он кивнул:
— И если бы я умер, они решили бы, что это вполне естественно. Самоубийство. Из-за угрызений совести. Доказанное признание вины.
Я осторожно вел машину в направлении Кембриджа. Рассказ Малкольма потряс меня, но и разозлил. Смерть Мойры ничуть меня не трогала, но покушения на отца заставляли задуматься. Мойра тоже имела право на жизнь, как бы я ее ни ненавидел.
— А как вели себя собаки?
— Что? А, собаки… Они вернулись домой… вертелись у кухонной двери. Я впустил их, пока дожидался полицейских. Они были все в грязи… один Бог знает, где они болтались. Выглядели они уставшими. Я покормил их… потом собаки забрались в свои корзины и сразу уснули.
— Жаль, что они не умеют говорить.
— А? Да, конечно. Да. — Малкольм замолчал, только изредка вздыхал, а я тем временем раздумывал над тем, что он мне рассказал.
— Кто знал, что ты поедешь на аукцион в Ньюмаркете?
— Кто? — Малкольм не ожидал этого вопроса, но потом понял, о чем это я. — Не знаю. — Он был удивлен. — Не могу сказать. Я сам не знал до вчерашнего дня.
— Ладно, тогда расскажи, что ты делал с тех пор, как полицейские уехали от тебя в прошлую пятницу.
— Думал. — И раздумья эти были невеселыми, судя по тому, как печально звучал сейчас его голос.
— М-м… о том, из-за чего убили Мойру?
— Вот именно.
Я спросил напрямик:
— Потому, что она собиралась отсудить половину твоего состояния?
Малкольм неохотно согласился:
— Да.
— Ее смерть была выгодна в первую очередь твоим прямым наследникам. Твоим детям.
Он промолчал.
— А также, вероятно, их мужьям и женам, а кроме того, трем ведьмам.
— Я не хочу этому верить, — сказал отец. — Как я мог породить убийцу?!
— Так же, как и другие.
— Ян!
По правде говоря, я не слишком хорошо знал своих сводных братьев и сестер, кроме бедного Робина, чтобы с уверенностью что-либо утверждать относительно них. Я со всеми поддерживал ни к чему не обязывающие светские отношения, но ни с кем не был особенно дружен. Слишком много склок и ругани: дети Вивьен терпеть не могли детей Алисии, дети Алисии точно так же относились к ним и ко мне. Вивьен ненавидела Джойси, Джойси ненавидела Алисию, причем самой черной ненавистью. В свое время Куши выдворила всю эту свору из дома Малкольма. В результате буря всеобщего негодования обрушилась на меня, которого она оставила при себе и воспитывала как собственного сына.
— А кроме раздумий, — продолжил я, — чем еще ты занимался с вечера прошлой пятницы?
— Когда полицейские уехали, я… я… — Малкольм замолк.
— Тебя снова начало трясти?
— Да. Ты понимаешь, в каком я был состоянии?
— Может, я и редкостный тупица, — сказал я, — но не полный идиот. Мне бы начало казаться, что убийца бродит в темноте где-то поблизости, выжидая, когда я останусь один, чтобы снова на меня напасть.
Малкольм судорожно сглотнул.
— Я позвонил в фирму, где обычно беру машину напрокат, и сказал им, чтобы прислали за мной лимузин. Ты знаешь, что такое панический страх?
— Наверное, нет.
— Я весь покрылся испариной, и в то же время меня трясло от холода. Я чувствовал, как сердце у меня замирает… а потом вдруг начинает бешено колотиться. Это было ужасно. Я собрал кое-какие вещи… Никак не удавалось сосредоточиться…
Когда в свете фар показались предместья Кембриджа, Малкольм подвинулся на сиденье немного вперед и стал показывать дорогу к той гостинице, где он провел последние четыре ночи.
— Кто-нибудь знает, где ты остановился? — спросил я, поворачивая за угол. — Ты встречался с кем-нибудь из своих старых приятелей?
Малкольм хорошо знал Кембридж. Он учился здесь в университете, и еще с тех времен у него было много хороших знакомых в высоких кругах. Кембридж должен был казаться Малкольму совершено безопасным местом. Но именно здесь я стал бы искать его в первую очередь, если бы он вдруг пропал из виду.
— Естественно, встречался, — ответил Малкольм на мой вопрос. — Воскресенье я провел с Рэкерсонами, вчера обедал со старым Диггером в Тринити… нелепо предполагать, что они могут быть в этом замешаны.
— Конечно, — согласился я, подруливая ко входу в гостиницу. — Тем не менее иди собирай вещи и выписывайся из номера. Нужно переехать в какое-нибудь другое место.
— Это еще зачем? — возмутился Малкольм.
— Ты просил меня охранять тебя, вот я и охраняю, — сказал я.
Он внимательно посмотрел мне в лицо, освещенное тусклым светом фонаря в салоне машины. Подошел швейцар и открыл дверцу с моей стороны, приглашая выйти.
— Пойдем со мной, — сказал Малкольм.
Я поразился силе его страха. Впрочем, ему действительно было чего бояться. Спросив у швейцара, где можно оставить машину, я повернул за угол и проехал через арку во внутренний дворик гостиницы. Оттуда Малкольм провел меня через заднюю дверь в уютную старомодную прихожую. Мы поднялись на один пролет вверх по лестнице, покрытой красным ковром, и пошли дальше длинными извилистыми коридорами. Несколько человек, которые встретились нам по пути, обратили внимание на мои порванные брюки и ссадину с запекшейся кровью, которая виднелась через прореху, но никто ничего не сказал по этому поводу: то ли из исконной британской вежливости, то ли по нынешней привычке ни во что не вмешиваться. Малкольм, похоже, вообще забыл об этой неприятной подробности.
Он достал из кармана ключ от номера и, обернувшись, неожиданно спросил:
— Надеюсь, ты сам никому не говорил, что я буду сегодня в Ньюмаркете?
— Не говорил.
— Но ты знал об этом. Только ты знал.
Он смотрел на меня в упор, и я легко мог догадаться, какие ужасные предположения роятся сейчас в его голове. От страха воображение у него разгулялось.
— Заходи в комнату, — сказал я. — Коридор — не место для подобных разговоров.
Малкольм глянул на ключ, испуганно окинул взглядом опустевший коридор, почти готовый кинуться бежать от меня.
Я повернулся к нему спиной и решительно направился обратно к лестнице.
— Ян! — крикнул он.
Я остановился и обернулся.
— Вернись, — попросил Малкольм.
Я медленно пошел назад.
— Ты говорил, что веришь мне.
— Мы не виделись три года… и я сломал тебе нос…
Я взял у него ключ и отомкнул дверь. Думаю, я бы тоже стал таким подозрительным, если бы меня дважды за последние пять дней пытались убить. И я определенно вхожу в число тех, кого можно подозревать. Я включил свет и первым прошел в комнату, в которой на этот раз не было никаких притаившихся убийц.
Малкольм вошел следом, немного успокоившись, и закрыл за собой дверь. Я задернул тяжелые полосатые шторы на окнах и быстро осмотрел просторную, но несколько старомодно обставленную комнату: широкая кровать и пара кресел в старинном стиле, дверь в ванную.
В ванной убийц тоже не оказалось.
— Ян… — начал Малкольм.
— У тебя не найдется немного виски? — спросил я. В прежние времена он всегда брал с собой в дорогу бутылку-другую.
Малкольм махнул рукой в сторону комода, где я и нашел полупустую бутылку, погребенную в куче носков. Я принес из ванной стакан и налил ему. Этой дозы хватило бы, чтобы успокоить слона.
— Ради Бога… — начал Малкольм.
— Сядь и выпей это.
— Ты что это раскомандовался!?
Но он все же сел и дрожащей рукой поднял стакан, стараясь, чтобы стекло не стучало о зубы.
Я продолжал уже не таким приказным тоном:
— Если бы я хотел твоей смерти, я не помешал бы той машине сбить тебя сегодня ночью. Я мог бы отпрыгнуть в другую сторону… подальше от неприятностей.
Казалось, Малкольм только сейчас заметил кое-какие последствия нашего спасения.
— Твоя нога… — сказал он. — С ней все в порядке?
— Нога — да. А вот брюки… Можно одолжить одни из твоих?
Он указал на шкаф, где я и обнаружил еще один костюм, почти неотличимый от того, который был сейчас на Малкольме. Я на три дюйма выше отца и гораздо стройнее, но, когда я вдел в брюки ремень и потуже затянул, в целом получилось вполне прилично. Во всяком случае, лучше, чем в дырявых.
Малкольм молча наблюдал за моим переодеванием. Он ничего не сказал, и когда я позвонил вниз и попросил подготовить документы Малкольма Пемброка к выписке. Отец еще отхлебнул из своего стакана, но непохоже было, чтобы виски его сильно успокоило.
— Я соберу твои вещи? — предложил я.
Он кивнул и налил себе еще. Я тем временем достал его чемодан, положил на кровать, откинул крышку и стал укладывать вещи. Тот набор, что Малкольм прихватил с собой из дому, красноречиво говорил о его состоянии во время бегства: десяток пар носков — и ничего из нижнего белья, дюжина рубашек — но нет пижамы, два махровых банных халата — и ни одной пары сменной обуви. На совершенно новой электробритве в ванной еще сохранился след от этикетки. При этом Малкольм не забыл свой любимый старинный набор расчесок с золотой и серебряной инкрустацией. Здесь были все восемь, включая две щетки для одежды и обуви. Все это я аккуратно сложил в чемодан и захлопнул крышку.
— Ян! — окликнул Малкольм.
— Да?
— Можно ведь было заплатить убийце… Ты мог внезапно отказаться от своих планов сегодня вечером… в последнюю минуту…
— Это не тот случай, — возразил я. Мой прыжок, спасший жизнь Малкольму, был подсознательной реакцией на опасность. Я не просчитывал ничего заранее и даже не осознавал реальную опасность. Мне просто повезло, что я отделался какой-то ссадиной.
Малкольм сказал почти умоляющим тоном, с трудом выталкивая слова:
— Ведь это был не ты, кто… Мойру… и меня, тогда, в гараже?.. Скажи, что это был не ты…
Я не знал, как его убедить. Он знал меня лучше, жил со мной дольше, чем с любым другим из своих детей, и если его доверие ко мне настолько уязвимо, ничего хорошего не получится.
— Я не убивал Мойру, — сказал я. — Если ты поверил, что я мог это сделать, ты должен верить, что сам способен на такое. — Я помолчал и добавил: — Я не желаю твоей смерти, я хочу, чтобы ты жил. Я никогда не замыслю против тебя дурного.
Мне пришло в голову, что на самом деле Малкольму сейчас очень хотелось услышать, что я люблю его. Поэтому, невзирая на то, что Малкольм мог запросто посмеяться над такими словами, и вопреки всем привычкам, вколоченным в меня с детства, я решил, что отчаянное положение требует отчаянных решений, и сказал:
— Ты — замечательный отец… и… э-э-э… я люблю тебя.
Малкольм прищурился. Подобного заявления он явно не ожидал. Может, я и переусердствовал немного, но его недоверие очень больно меня ранило.
Я продолжил, гораздо более свободно:
— Клянусь Призом памяти Куши Пемброк, что никогда и волоска не тронул бы на твоей голове… это относится и к Мойре, хотя я действительно ненавидел ее.
Я взял с кровати чемодан.
— Ну что, мне остаться с тобой или нет? Если ты мне не доверяешь, я возвращаюсь домой.
Он внимательно изучал меня взглядом, как будто совершенно незнакомого человека. Что ж, по-моему, в определенном смысле я и был для него незнакомцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Мы прошли в контору страхового агента, там Малкольм заполнил еще кое-какие бумаги и выписал еще один чек. Потом мы неторопливо направились на автостоянку, которая начинала понемногу пустеть — люди разъезжались по домам. Уже стемнело, но еще можно было различить, где чья машина. Когда мы подошли поближе, я показал ряд, где стоит моя.
— Куда ты собираешься отправить своего жеребенка? — спросил я, пока мы шли.
— Что бы ты посоветовал?
— Я бы, пожалуй… — Но я так и не успел ответить.
У машины, которая ехала между рядами по направлению к нам, внезапно включились фары, яркий свет ослепил нас. И в то же самое мгновение водитель, похоже, до упора утопил акселератор. Мотор бешено взревел, и машина рванулась прямо на Малкольма.
Я прыгнул на отца, своим весом сбивая его с ног на землю. Машина, умчавшаяся во мрак со страшной скоростью, задела меня крылом, но насколько серьезно, я сейчас сказать не мог. Я осознал только удар, слепящую вспышку фар, вихрем промелькнувшие отблески света на хромированном металле и резкий треск в темноте.
Мы лежали на асфальте между двумя машинами, еще не придя в себя после пережитого потрясения. Тело налилось тяжестью, стало каким-то вялым.
Вскоре Малкольм заворочался, пытаясь выбраться из-под меня. Я перевернулся на бок, поднялся на колени и с облегчением подумал, что отделался только ушибом. Малкольм сел, оперся спиной о колесо машины, собираясь с мыслями, но выглядел он таким же потрясенным, как и я.
— Эта машина… — наконец, выдавил он между двумя глубокими вдохами, — они хотели… убить меня.
Не говоря ни слова, я кивнул. Мои брюки были разорваны, из ссадины на бедре сочилась кровь.
— У тебя всегда была… хорошая реакция, — сказал Малкольм. — Что ж, теперь ты знаешь… почему я хочу, чтоб ты всегда… был рядом со мной.
ГЛАВА 2
Малкольм рассказал, что это было уже второе покушение.
Я ехал в Кембридж чуть медленнее, чем обычно, все время настороженно высматривая через зеркало заднего обзора сумасшедших преследователей, но, слава Богу, никого не увидел. Правая нога отекла и болела, но многие годы работы с лошадьми и участие в трех или четырех сотнях скачек с препятствиями приучили меня спокойно относиться к такого рода травмам — мне не раз приходилось падать с лошади.
Малкольм не любил водить машину. Куши как-то метко заметила, что он для этого излишне раздражителен. Куши не доверяла ему руль. Она (по ее словам) попросту боялась ездить с ним, а потому обыкновенно сама усаживалась на место водителя. Я тоже, с тех пор как получил права, стал возить Малкольма. Было бы безумием попросить его сесть за руль из-за какой-то царапины на ноге.
Дважды кто-то пытался его убить…
— А когда это началось? — спросил я.
— В прошлую пятницу.
Сейчас был вечер вторника.
— Как это произошло?
Малкольм ответил не сразу. Когда он заговорил, в его голосе звучало не раздражение, а отчаяние. Я прислушивался к интонациям, мало обращая внимания на слова, и понемногу начал понимать, насколько он испуган.
— Я вывел собак на прогулку… вернее, я думаю, что вывел, на самом деле, я не очень хорошо это помню. — Он помолчал. — Думаю, меня чем-то ударили по голове… Как бы то ни было, последнее, что я помню, — это как позвал собак и открыл кухонную дверь. Я собирался прогуляться с ними через двор на поле, к ручью с ивами. Не знаю, как далеко я отошел от дома. Не думаю, что очень далеко. В общем, я пришел в себя в гараже, в машине Мойры… она все еще там… и мне чертовски повезло, что я вообще пришел в себя… мотор работал… — Малкольм снова замолчал ненадолго. — Забавно устроены наши мозги. Я совершенно точно знал, что надо выключить зажигание. Немедленно, чем скорее, тем лучше. Я был на заднем сиденье… лежал, неловко опрокинувшись навзничь. Я поднялся и буквально провалился между передними сиденьями, чтобы дотянуться до ключа зажигания. Когда мотор заглох, я так и остался там лежать, в чертовски неудобной позе, но не было сил даже пошевелиться.
— Никто не появился? — спросил я, когда он замолк.
— Нет… через некоторое время мне стало лучше. Кое-как выбрался из машины… меня стошнило…
— Ты вызывал полицию?
— Конечно, я позвонил им, — устало сказал Малкольм, погруженный в воспоминания. — Когда я вышел с собаками, было около пяти. В полицию я позвонил примерно в семь. К тому времени я выпил пару стаканов виски и перестал трястись. Они спросили, почему я не позвонил раньше. Чертовы идиоты! Это были те самые, что приходили после смерти Мойры. Они думают, это сделал я… Убил ее.
— Знаю.
— Ведьмы сообщили тебе и об этом?
— Джойси рассказала. Она говорила, что ты мог бы …э-э… — я не стал повторять буквально, что сказала моя мать, а именно: «утопить эту сучонку в дерьме», заменив это более сдержанным выражением, — …мог бы убить ее сам, но не нанимать для этого какого-нибудь убийцу.
Малкольм согласно хмыкнул, но не сказал ни слова, и я продолжал:
— Вся семья, похоже, с этим согласна.
Он вздохнул.
— Полиция не согласна. Далеко не согласна. Похоже, они не поверили, что кто-то пытался меня убить. Они задали кучу вопросов, взяли пробы… прошу прощения… моей блевотины, обследовали всю машину Мойры в поисках отпечатков пальцев, но было ясно, что они очень сомневаются в моих словах. Полагаю, они считают, что я собирался покончить с собой, но передумал… или что я разыграл представление в надежде, что люди поверят — я не мог убить Мойру, раз уж кто-то пытается убить меня самого… — Он покачал головой. — Я жалею, что вообще вызвал их. Поэтому мы не станем никуда сообщать о том, что случилось сегодня ночью.
На стоянке в Ньюмаркете он настоял на том, чтобы не обращаться в полицию.
— А как они объяснили шишку у тебя на голове?
— За ухом была небольшая припухлость. Полиция сочла ее «неубедительной».
— И если бы ты умер… — сказал я задумчиво.
Он кивнул:
— И если бы я умер, они решили бы, что это вполне естественно. Самоубийство. Из-за угрызений совести. Доказанное признание вины.
Я осторожно вел машину в направлении Кембриджа. Рассказ Малкольма потряс меня, но и разозлил. Смерть Мойры ничуть меня не трогала, но покушения на отца заставляли задуматься. Мойра тоже имела право на жизнь, как бы я ее ни ненавидел.
— А как вели себя собаки?
— Что? А, собаки… Они вернулись домой… вертелись у кухонной двери. Я впустил их, пока дожидался полицейских. Они были все в грязи… один Бог знает, где они болтались. Выглядели они уставшими. Я покормил их… потом собаки забрались в свои корзины и сразу уснули.
— Жаль, что они не умеют говорить.
— А? Да, конечно. Да. — Малкольм замолчал, только изредка вздыхал, а я тем временем раздумывал над тем, что он мне рассказал.
— Кто знал, что ты поедешь на аукцион в Ньюмаркете?
— Кто? — Малкольм не ожидал этого вопроса, но потом понял, о чем это я. — Не знаю. — Он был удивлен. — Не могу сказать. Я сам не знал до вчерашнего дня.
— Ладно, тогда расскажи, что ты делал с тех пор, как полицейские уехали от тебя в прошлую пятницу.
— Думал. — И раздумья эти были невеселыми, судя по тому, как печально звучал сейчас его голос.
— М-м… о том, из-за чего убили Мойру?
— Вот именно.
Я спросил напрямик:
— Потому, что она собиралась отсудить половину твоего состояния?
Малкольм неохотно согласился:
— Да.
— Ее смерть была выгодна в первую очередь твоим прямым наследникам. Твоим детям.
Он промолчал.
— А также, вероятно, их мужьям и женам, а кроме того, трем ведьмам.
— Я не хочу этому верить, — сказал отец. — Как я мог породить убийцу?!
— Так же, как и другие.
— Ян!
По правде говоря, я не слишком хорошо знал своих сводных братьев и сестер, кроме бедного Робина, чтобы с уверенностью что-либо утверждать относительно них. Я со всеми поддерживал ни к чему не обязывающие светские отношения, но ни с кем не был особенно дружен. Слишком много склок и ругани: дети Вивьен терпеть не могли детей Алисии, дети Алисии точно так же относились к ним и ко мне. Вивьен ненавидела Джойси, Джойси ненавидела Алисию, причем самой черной ненавистью. В свое время Куши выдворила всю эту свору из дома Малкольма. В результате буря всеобщего негодования обрушилась на меня, которого она оставила при себе и воспитывала как собственного сына.
— А кроме раздумий, — продолжил я, — чем еще ты занимался с вечера прошлой пятницы?
— Когда полицейские уехали, я… я… — Малкольм замолк.
— Тебя снова начало трясти?
— Да. Ты понимаешь, в каком я был состоянии?
— Может, я и редкостный тупица, — сказал я, — но не полный идиот. Мне бы начало казаться, что убийца бродит в темноте где-то поблизости, выжидая, когда я останусь один, чтобы снова на меня напасть.
Малкольм судорожно сглотнул.
— Я позвонил в фирму, где обычно беру машину напрокат, и сказал им, чтобы прислали за мной лимузин. Ты знаешь, что такое панический страх?
— Наверное, нет.
— Я весь покрылся испариной, и в то же время меня трясло от холода. Я чувствовал, как сердце у меня замирает… а потом вдруг начинает бешено колотиться. Это было ужасно. Я собрал кое-какие вещи… Никак не удавалось сосредоточиться…
Когда в свете фар показались предместья Кембриджа, Малкольм подвинулся на сиденье немного вперед и стал показывать дорогу к той гостинице, где он провел последние четыре ночи.
— Кто-нибудь знает, где ты остановился? — спросил я, поворачивая за угол. — Ты встречался с кем-нибудь из своих старых приятелей?
Малкольм хорошо знал Кембридж. Он учился здесь в университете, и еще с тех времен у него было много хороших знакомых в высоких кругах. Кембридж должен был казаться Малкольму совершено безопасным местом. Но именно здесь я стал бы искать его в первую очередь, если бы он вдруг пропал из виду.
— Естественно, встречался, — ответил Малкольм на мой вопрос. — Воскресенье я провел с Рэкерсонами, вчера обедал со старым Диггером в Тринити… нелепо предполагать, что они могут быть в этом замешаны.
— Конечно, — согласился я, подруливая ко входу в гостиницу. — Тем не менее иди собирай вещи и выписывайся из номера. Нужно переехать в какое-нибудь другое место.
— Это еще зачем? — возмутился Малкольм.
— Ты просил меня охранять тебя, вот я и охраняю, — сказал я.
Он внимательно посмотрел мне в лицо, освещенное тусклым светом фонаря в салоне машины. Подошел швейцар и открыл дверцу с моей стороны, приглашая выйти.
— Пойдем со мной, — сказал Малкольм.
Я поразился силе его страха. Впрочем, ему действительно было чего бояться. Спросив у швейцара, где можно оставить машину, я повернул за угол и проехал через арку во внутренний дворик гостиницы. Оттуда Малкольм провел меня через заднюю дверь в уютную старомодную прихожую. Мы поднялись на один пролет вверх по лестнице, покрытой красным ковром, и пошли дальше длинными извилистыми коридорами. Несколько человек, которые встретились нам по пути, обратили внимание на мои порванные брюки и ссадину с запекшейся кровью, которая виднелась через прореху, но никто ничего не сказал по этому поводу: то ли из исконной британской вежливости, то ли по нынешней привычке ни во что не вмешиваться. Малкольм, похоже, вообще забыл об этой неприятной подробности.
Он достал из кармана ключ от номера и, обернувшись, неожиданно спросил:
— Надеюсь, ты сам никому не говорил, что я буду сегодня в Ньюмаркете?
— Не говорил.
— Но ты знал об этом. Только ты знал.
Он смотрел на меня в упор, и я легко мог догадаться, какие ужасные предположения роятся сейчас в его голове. От страха воображение у него разгулялось.
— Заходи в комнату, — сказал я. — Коридор — не место для подобных разговоров.
Малкольм глянул на ключ, испуганно окинул взглядом опустевший коридор, почти готовый кинуться бежать от меня.
Я повернулся к нему спиной и решительно направился обратно к лестнице.
— Ян! — крикнул он.
Я остановился и обернулся.
— Вернись, — попросил Малкольм.
Я медленно пошел назад.
— Ты говорил, что веришь мне.
— Мы не виделись три года… и я сломал тебе нос…
Я взял у него ключ и отомкнул дверь. Думаю, я бы тоже стал таким подозрительным, если бы меня дважды за последние пять дней пытались убить. И я определенно вхожу в число тех, кого можно подозревать. Я включил свет и первым прошел в комнату, в которой на этот раз не было никаких притаившихся убийц.
Малкольм вошел следом, немного успокоившись, и закрыл за собой дверь. Я задернул тяжелые полосатые шторы на окнах и быстро осмотрел просторную, но несколько старомодно обставленную комнату: широкая кровать и пара кресел в старинном стиле, дверь в ванную.
В ванной убийц тоже не оказалось.
— Ян… — начал Малкольм.
— У тебя не найдется немного виски? — спросил я. В прежние времена он всегда брал с собой в дорогу бутылку-другую.
Малкольм махнул рукой в сторону комода, где я и нашел полупустую бутылку, погребенную в куче носков. Я принес из ванной стакан и налил ему. Этой дозы хватило бы, чтобы успокоить слона.
— Ради Бога… — начал Малкольм.
— Сядь и выпей это.
— Ты что это раскомандовался!?
Но он все же сел и дрожащей рукой поднял стакан, стараясь, чтобы стекло не стучало о зубы.
Я продолжал уже не таким приказным тоном:
— Если бы я хотел твоей смерти, я не помешал бы той машине сбить тебя сегодня ночью. Я мог бы отпрыгнуть в другую сторону… подальше от неприятностей.
Казалось, Малкольм только сейчас заметил кое-какие последствия нашего спасения.
— Твоя нога… — сказал он. — С ней все в порядке?
— Нога — да. А вот брюки… Можно одолжить одни из твоих?
Он указал на шкаф, где я и обнаружил еще один костюм, почти неотличимый от того, который был сейчас на Малкольме. Я на три дюйма выше отца и гораздо стройнее, но, когда я вдел в брюки ремень и потуже затянул, в целом получилось вполне прилично. Во всяком случае, лучше, чем в дырявых.
Малкольм молча наблюдал за моим переодеванием. Он ничего не сказал, и когда я позвонил вниз и попросил подготовить документы Малкольма Пемброка к выписке. Отец еще отхлебнул из своего стакана, но непохоже было, чтобы виски его сильно успокоило.
— Я соберу твои вещи? — предложил я.
Он кивнул и налил себе еще. Я тем временем достал его чемодан, положил на кровать, откинул крышку и стал укладывать вещи. Тот набор, что Малкольм прихватил с собой из дому, красноречиво говорил о его состоянии во время бегства: десяток пар носков — и ничего из нижнего белья, дюжина рубашек — но нет пижамы, два махровых банных халата — и ни одной пары сменной обуви. На совершенно новой электробритве в ванной еще сохранился след от этикетки. При этом Малкольм не забыл свой любимый старинный набор расчесок с золотой и серебряной инкрустацией. Здесь были все восемь, включая две щетки для одежды и обуви. Все это я аккуратно сложил в чемодан и захлопнул крышку.
— Ян! — окликнул Малкольм.
— Да?
— Можно ведь было заплатить убийце… Ты мог внезапно отказаться от своих планов сегодня вечером… в последнюю минуту…
— Это не тот случай, — возразил я. Мой прыжок, спасший жизнь Малкольму, был подсознательной реакцией на опасность. Я не просчитывал ничего заранее и даже не осознавал реальную опасность. Мне просто повезло, что я отделался какой-то ссадиной.
Малкольм сказал почти умоляющим тоном, с трудом выталкивая слова:
— Ведь это был не ты, кто… Мойру… и меня, тогда, в гараже?.. Скажи, что это был не ты…
Я не знал, как его убедить. Он знал меня лучше, жил со мной дольше, чем с любым другим из своих детей, и если его доверие ко мне настолько уязвимо, ничего хорошего не получится.
— Я не убивал Мойру, — сказал я. — Если ты поверил, что я мог это сделать, ты должен верить, что сам способен на такое. — Я помолчал и добавил: — Я не желаю твоей смерти, я хочу, чтобы ты жил. Я никогда не замыслю против тебя дурного.
Мне пришло в голову, что на самом деле Малкольму сейчас очень хотелось услышать, что я люблю его. Поэтому, невзирая на то, что Малкольм мог запросто посмеяться над такими словами, и вопреки всем привычкам, вколоченным в меня с детства, я решил, что отчаянное положение требует отчаянных решений, и сказал:
— Ты — замечательный отец… и… э-э-э… я люблю тебя.
Малкольм прищурился. Подобного заявления он явно не ожидал. Может, я и переусердствовал немного, но его недоверие очень больно меня ранило.
Я продолжил, гораздо более свободно:
— Клянусь Призом памяти Куши Пемброк, что никогда и волоска не тронул бы на твоей голове… это относится и к Мойре, хотя я действительно ненавидел ее.
Я взял с кровати чемодан.
— Ну что, мне остаться с тобой или нет? Если ты мне не доверяешь, я возвращаюсь домой.
Он внимательно изучал меня взглядом, как будто совершенно незнакомого человека. Что ж, по-моему, в определенном смысле я и был для него незнакомцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38