После консультации с другими врачами старушку госпитализировали
, а Аиду я взяла к себе под крылышко, по крайней мере до утра: Мне нравилось е
е восточное имя, оно как-то роднило нас. Она оказалась не из робких, эта сме
шливая шалунья, и быстро освоилась. Другая сидела бы тихонько и ждала, пок
а ею займутся. Не нут-то было! Эта резвилась Ц ну чисто щенок. Энергия била
в ней ключом, она вертелась юлой у нас под ногами, повсюду совала нос, поль
зуясь своим росточком как пропуском, трогала пистолеты полицейских, зап
росто, на «ты» заговаривала с больными. Те ошарашенно глядели на этот сгу
сток жизни, видя в нем прямое издевательство над своими немощами. Она пок
азывала пальцем на их болячки, передразнивала хромоту, таращилась на леж
авших на носилках («А что у тебя за болезнь?» Ц «Непроходимость кишечник
а». Ц «Фу!»). Вторжение этого бесенка в гнетущий мир больницы подействова
ло на меня как эликсир бодрости. Она будто мстила за все мои огорчения. Пус
ть бы все тут перебила, вырвала все капельницы, разлила микстуры Ц я бы то
лько порадовалась,
Она была просто прелесть, длинные ресницы трепетали, словно крылья
бабочки, а ямочку на подбородке так и хотелось чмокнуть Ц я представлял
а себе, сколько мужчин будут со временем гладить и целовать эту выемку. У н
ее были с собой в школьном пенале электронные игры, микадо и домино. Запро
сто, как это могут только дети, сразу проникающиеся доверием к посторонн
им, малышка попросила меня поиграть с ней. Если она видела, что проигрывае
т, то прекращала партию или вообще смахивала все со стола. А когда я делала
вид, будто сержусь, забиралась ко мне на колени, ластилась. Эта прирожденн
ая артистка паясничала, напевала оперные арии, фальшивила и сама же хохо
тала над собой до слез. Надувала щеки, широко разевала рот, била себя кулач
ками в грудь и декламировала нечто невразумительное на смеси французск
ого с итальянским. Вконец расшалившись, она корчила уморительные рожицы
, щебетала как пташка, а ее косичка металась за ней черной молнией. Девчушк
а развеселила весь дежурный персонал; было уже далеко за полночь, но никт
о не решился ее одернуть. Наконец, выдав последнее тремоло, она уснула, уро
нив головку на руки.
Отправить ее домой я не могла: она осталась совсем одна; я взяла ее н
а руки, отнесла к себе и уложила на койку. Это было против правил, но в отдел
ении «Скорой помощи», помимо внутреннего распорядка, существовали еще з
аконы сердца и сострадания. Она проснулась на минутку и изобразила забав
ную пародию: сморщила свою милую мордашку, сгорбилась и забормотала дреб
езжащим голосом («Берегитесь, немцы уже здесь, я же вас предупреждала»). Кр
аем глаза покосилась на меня, ожидая реакции на это кощунство, потом раст
янулась на койке и тотчас уснула опять. Влажной губкой я вытерла ей лоб Ц
сердце у меня сжалось Ц и поцеловала в щечку. Потом спустилась вниз во вл
асти самых противоречивых чувств; мне еще надо было осмыслить происшедш
ее. На лестнице на меня чуть не налетел священник Ц тот самый, целомудрен
ного вида, Ц который бегом поднимался наверх: видно, у Бога тоже есть сво
й бипер. Соборование, срочно, еще одного требуется спровадить в вечность!

Едва я спустилась на первый этаж, в холл с низким потолком, как мне с
нова стало не по себе. Я поняла, чего мне надо; может, это бессмысленно, но я
уверилась твердо и непоколебимо, отбросив все сомнения: надо пойти к Бен
жамену Т. и выпросить у него очередную порцию слов. Мне казалось, что он од
ин способен хоть немного утешить меня, что рассказ о его блужданиях помо
жет мне разобраться в моих собственных. Он раздражал меня, но без него я уж
е не могла. Сочинял ли он или говорил правду Ц не важно, главное, что его ис
тория могла стать отличным оружием; нацеленным на Фердинанда, а значит, б
альзамом на мои раны. Три часа назад я чуть ли не плюнула ему в душу, теперь
же сама отправилась в общую терапию и без стука вошла в его палату. Он лежа
л, притворяясь спящим. Я потрясла его за плечо. Он открыл глаза и ни чуточк
и не удивился.
Ц Я знал, что вы придете! Мы с вами связаны договором, вы не забыли?

От такой самонадеянности я оторопела.
Ц Не знаю, что там нас связывает, но, пожалуй, в лечебных целях вам бу
дет полезно закончить исповедь.
Он надулся.
Ц Вы сегодня были грубы со мной, даже оскорбили.
Я сглотнула слюну,
Ц Ладно, мне очень жаль, я погорячилась.
Ц Дело-то ведь в том, что вас увлек мой рассказ, не так ли?
Опять он поставил все с ног на голову, повернул так, что просительни
цей оказалась я.
Ц Встретимся внизу, у столовой. Я предупрежу дежурную сестру, что в
ы хотите поговорить со мной.
Не дожидаясь ответа, я ретировалась и захлопнула дверь. Я была увер
ена, что этот паршивец прибежит как миленький: небось рад без памяти, что с
нова сумел меня заинтриговать. Зря я дала ему понять, что верю его фантази
ям. Никак мне не удавалось сохранить пресловутую бесстрастность, к котор
ой обязывает профессия врача. В этот вечер я совершенно не отдавала себе
отчета в своих действиях.
Через полчаса Бенжамен Толон, шаркая дырявыми тапками, спустился к
о мне на первый этаж. По дороге еще успел натерпеться насмешек от двух сан
итаров. Он сел рядом со мной на скамью под ажурным сводом галереи, ведущей
в подвальные помещения, напротив профсоюзного комитета и бара, в это вре
мя давно закрытого. Луна почти дневным светом заливала сад, разрезая его
на большие темные и голубоватые лоскуты. Казалось, что мы в театре, в будке
суфлера. В Париже летом не спускается ночь, просто сгущаются краски дня, а
на рассвете он возрождается во всем своем сиянии. На улицах в этот час не
было почта ни души, только полицейские с собаками искали лежбища бездомн
ых. Дыхание города овевало нас, не освежая. Жужжали комары и мошки, с треск
ом сгорая на электрических лампочках. Где-то вдалеке хлопали двери, из по
двала доносилось гудение вентиляции, и мы подошвами ощущали жизнь больн
ицы Ц словно трепетали бока огромного зверя, улегшегося у наших ног. Тяж
елый камень давил мне на грудь. Я едва различала Бенжамена, яркий свет лун
ы сделал еще темнее сумрак под сводами галереи, и вокруг нас в фантасмаго
рическом балете роились тени. Он положил руки на колени и начал точно с то
го места, где остановился вчера. Невнятный гул поднимался из сердца Пари
жа, колокол собора Парижской Богоматери отбивал каждые четверть часа. Мы
и сами были двумя призраками, беседовавшими во мраке. И рассказ этого нез
накомца казался порождением темноты, как будто сама ночь шептала его мне
на ухо.

Пристанище

Так вот, мы подъезжали к шале; на сей раз все его окна ярко светились, и дом п
оходил на корабль, севший на мель в горах. Можете себе представить, как мы
были довольны после тревожных часов, проведенных в машине. Продрогли мы
до костей. Внушительный остов дома, толстые стены, крыша, широкие скаты ко
торой почти касались земли, Ц все это выглядело солидно. Раймон Ц так зв
али нежданного спасителя, Ц не спрашивая, взял наши чемоданы. Не знаю поч
ему, но перед этим угрюмым коротышкой я робел. Он широко распахнул дверь, к
ивком пригласив следовать за ним. Нагретый воздух мгновенно окутал нас,
как будто мы вошли в теплое и мягкое нутро животного. За маленьким тамбур
ом, специально устроенным, чтобы не напустить холоду в дом, вторая дверь в
ела в длинную прихожую, стены которой были украшены охотничьими трофеям
и Ц оленьими рогами и кабаньими головами. На нас повеяло аппетитным дух
ом кухни, и мне показалось, будто я в хорошем отеле. В приоткрытом стенном
шкафу в углу я заметил теплые сапоги на меху, снегоступы, лыжные палки. Не
успели мы сделать и шагу, как Раймон проворно схватил метелку из конског
о волоса и смахнул с наших курток и ботинок снег, который тотчас растаял н
а толстом половике.
После этого он провел нас в гостиную, где пылал в камине жаркий огонь, и со
общил, что сейчас выйдет «сам», мол, ждите. Да уж, окажись молчун-слуга влад
ельцем дома, нас бы это не порадовало. Комната, все стены которой занимали
шкафы с книгами в переплетах и мягких обложках, внушала доверие Ц если х
озяева любят читать, то они не могут оказаться совсем уж плохими людьми. С
тойкий, умиротворяющий запах древесины приятно щекотал ноздри. Над ками
ном висела картина, какая-то аллегория: три черепа, нарисованные поверх т
рех лиц, Ц ребенка, девушки и женщины в годах. Над черепами парили ангелы.
Вообще-то я ожидал, что попаду в деревенский дом. А здесь все оказалось на
диво роскошным для такой глуши. В этом доме была с блеском решена извечна
я проблема жилища в горах: максимальный комфорт в максимально суровых ус
ловиях. Элен расстроилась, что ее брюки забрызганы грязью, а у меня от ее с
етований на душе потеплело: уж если она заботилась о своем туалете, значи
т, жизнь вошла в колею. Она устало улыбалась мне; я смотрел, как она поглажи
вает ладонью стол, кресла, стенки книжного шкафа, и видел, что наше случайн
ое пристанище и на нее произвело благоприятное впечатление.
Наконец вошел хозяин дома. Он приветствовал нас громогласно и радушно:
Ц Добро пожаловать, жертвы стихии! Замерзли?
Звали его Жером Стеннер, и в окружающую обстановку он как-то не вписывалс
я. Я приготовился увидеть мизантропа, а это оказался самый обходительный
человек; какого только можно себе представить. Здесь, в уединении, высоко
в горах, мы обнаружили трогательный обломок шестидесятых годов. Все внеш
ние приметы эпохи были налицо: индейский жилет поверх рубашки с круглым
воротничком, кожаные брюки и высокие ботинки, на указательном пальце пра
вой руки большой перстень. Бывают такие люди Ц навсегда останавливаютс
я на моде того времени, когда они пользовались наибольшим успехом. Он был
высокого роста, плотный; на вид я дал ему лет пятьдесят пять. Гладкое, почт
и без морщин, лицо старили только мешки под глазами, обтянутые тонкой, как
папиросная бумага, кожицей. У него были великолепные волосы, которым я с п
ервого взгляда позавидовал: серебристые и блестящие, он приглаживал их с
довольным видом, точно сам был в восторге от растительности, украшавшей
его голову. Волосы были длинные, они падали ему на плечи и походили на заст
ывший водопад. Он улыбался нам и держался непринужденно, пожалуй, даже сл
ишком.
Ц Простите за вторжение, мы, наверно, вас побеспокоили.
Ц Скажу, не хвастая, вам повезло, что вы набрели на мой дом. У нас здесь мал
енькая Сибирь, самые холодные места во Франции, морозы бывают до минус со
рока. И ни одного жилья на много километров вокруг. Иногда снег на несколь
ко дней отрезает нас от всего мира, и даже почтальон не высовывает носа на
улицу. Прогноз обещает, что в ближайшие двое суток снегопад усилится. Тел
ефон не работает Ц оборваны провода, чудо, что еще есть свет, электричест
во может отключиться в любой момент. Но как вы ухитрились заехать сюда?
Элен в двух словах рассказала ему о случившейся с нами неприятности, поб
лагодарила за любезный прием и похвалила дом.
Лицо г-на Стейнера отличала некоторая вялость черт, свойственная старею
щим красавцам. Вокруг него витал ненавязчивый аромат; я мог бы поклястьс
я, что он и косметикой пользуется, Ц стоило только взглянуть на неестест
венно смуглый тон кожи, который ему шел. Холеные руки, елейный голос, ухоже
нная шевелюра Ц в общем, нечто среднее между прелатом и флибустьером. Ок
оло часа мы беседовали о том о сем, после чего он пригласил нас отужинать с
ним. Разумеется, Раймон уже приготовил для нас спальню. Все это было неско
лько неожиданно, но возразить у нас не хватило духу. В соседней комнате, по
больше, попросторнее, был накрыт стол Ц фарфоровая посуда, хрусталь. На с
ервировочном столике стояли поднос с сырами и корзина с фруктами. Мы и пр
едставить себе не могли, что нас ждет такое угощение, и я возблагодарил су
дьбу за встречу со столь цивилизованными людьми. Во всем мне виделись то
лько добрые предзнаменования. Раймон, повар, он же дворецкий, суетился во
круг стола, священнодействовал. Он подал нам суп с зеленым горошком, зате
м пулярку, исключительно нежную и сочную, и к ней сырную запеканку, пригот
овленную по местному рецепту, которая таяла во рту. Это был настоящий пир,
и я, гордый своими недавно приобретенными гастрономическими познаниям
и, воздал ему должное. Вино было подано местное, с ароматом лесного ореха,
а венцом ужина стало шоколадное суфле Ц я трижды взял себе добавки. Элен
дивилась обилию и разнообразию блюд и сделала комплимент повару.
Ц Действительно, в вашу честь Раймон сегодня превзошел себя. Вот еще в че
м вам повезло: узнав, что надвигается метель, он с утра съездил в город и пр
ивез большой запас сыров, овощей и прочей снеди. Здесь у нас, на высоте 1200 ме
тров, зимой рынка поблизости нет. Так что если бы не его самоотверженност
ь, вам не пришлось бы так хорошо поесть.
Раймон и его хозяин составляли странный дуэт; трудно было ожидать встрет
ить такую пару в этом уголке Франции. Насколько первый был породист, наст
олько второй мужиковат. Пучеглазый, с постоянно мокрыми губами, слуга по
чти завораживал своим откровенным, бросающимся в глаза уродством. Казал
ось, его лепила из глины рука смертельно усталого творца, задремавшего з
а работой. Природа подчас более изобретательна в своих промахах, чем в уд
ачах; жизнь так и искрилась в этом сбитом сикось-накось создании, внушавш
ем одновременно отвращение и любопытство. Кривая ухмылка на его лице, ка
залось, была запечатлена от рождения. Он обращался к своему хозяину на «в
ы» Ц а тот ему «тыкал», Ц поддакивал каждому его слову, хихикал над его ш
утками, показывая мелкие, желтые, неровные зубы. Жером Стейнер позволял е
му вмешиваться в разговор до известного предела, сочтя же, что со слуги до
вольно, приказывал замолчать, и тот повиновался, но ненадолго. Очевидно, т
ак между ними повелось с давних пор. Раймон был и восторженной публикой, и
семьей в одном лице, но г-ну Стейнеру было явно неловко оттого, что порядк
и, которые он терпел в уединении без свидетелей, видят посторонние. При св
оем маленьком росте слуга обладал недюжинной силой, он уносил в кухню ог
ромные стопки тарелок и блюд, ни разу ничего не уронив, да еще под мышкой у
хитрялся зажать пустую бутылку. Мне было не по себе, когда он сновал вокру
г нас, согнувшись чуть ли не пополам, как лакей из комедии, и я злился, не пон
имая, что же это за человек.
У меня разыгрался такой аппетит, что я предавался обжорству, не зная удер
жу, и только к концу десерта заскучал. Ужин не развязал мне язык, наоборот,
он у меня стал слегка заплетаться. Я ел слишком быстро и теперь чувствова
л себя отяжелевшим; мне хотелось, чтобы моя заботливая подруга помассиро
вала мне живот, помогла переварить обильную трапезу. Я ерзал на стуле, не з
ная, что сказать, кроме «да» и «нет». Зато Элен успешно поддерживала разго
вор за двоих, и наш хозяин, радуясь, что нашел собеседницу, не скупился на к
омплименты. Меня он почти не замечал, она всецело завладела его внимание
м. Адвокат, парижанин, он терпеть не мог столицу и бывал там, только когда т
ого требовали дела чрезвычайной важности. Он любил природу, находил здес
ь, высоко в горах, радости для души и тела, очищался Ц его слова Ц «от мерз
остей земных в этом орлином гнезде». Жил он с супругой, преподавательниц
ей философии, сказал, что сейчас она в отъезде, должна со дня на день верну
ться из Лиона, если Дороги позволят.
По некоторым едва уловимым мелочам я догадывался, что Стейнер очень хоче
т понравиться моей Элен: он блистал красноречием, изощрялся в остроумии.
Элен не оставалась в долгу и хохотала вовсю. Однако я чувствовал, что за ве
селыми шутками нашего гостеприимного хозяина кроется печаль. Всякий ра
з, когда Элен смеялась, Ц а именно тогда она бывала неотразимо хороша, ни
в ком больше я не встречал такого дивного сплава грации и непринужденнос
ти, Ц так вот, от ее смеха Стейнер мрачнел, даже, кажется, морщился. И тогда
я понимал; он растерян, он пасует перед разделявшей их пропастью лет. В как
ой-то момент он даже сказал ей:
Ц Вы нарочно явились ко мне, чтобы напомнить старику, удалившемуся от св
ета, как много он потерял?
Меня эти слова огорошили.
А Элен не давала ему роздыха, отчаянно кокетничала, добивалась, чтобы он о
ткрыл ей душу.
Ц Вы жили в такое удивительное время, расскажите же мне.
Стейнер не заставил себя долго просить: в мае шестьдесят восьмого он ока
зался в рядах троцкистов Ц случайно, право, Ц и с тех пор сохранил стойк
ое отвращение ко всякой несправедливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26