А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

он-де столько раз видел, ка
к красотки перепихивались в туалетных кабинках со всякими скотами, что,
по его мнению, лучшего они не заслуживают. Я пригрозил выгнать его, если он
не прекратит. Порой он с такой яростью обрушивался на весь женский пол, чт
о мне было не по себе.
И вот однажды я встретил Франческу Спаццо Ц это было девять лет тому наз
ад. Встретил, уже будучи наслышан о ней как о самом развратном создании на
свете. Она прошла, как говорится, огонь, воду и медные трубы, и вряд ли кто-н
ибудь еще мог тронуть ее сердце. Для этой женщины, столь же самовлюбленно
й, сколь и стервозной, ценность человека измерялась лишь удовольствием,
которое она рассчитывала от него получить. Любовников и любовниц за ней
числилось больше, чем дней в году, и всем она разбивала сердца, ломала судь
бы, развращала души. Не раз ей приходилось спасаться от мести ревнивых му
жчин или женщин, доведенных до помешательства ее презрением. Ее губили с
обственные пороки вкупе с теми, которые она пробуждала в других. Связать
ся с нею значило разрушить весь уклад своей жизни, пуститься в рискованн
ое путешествие, не зная, где оно закончится. Я потерял от нее голову; я приз
нал ее превосходство, стал рабом ее прихотей, благоговел перед ее образо
ванностью Ц она тогда преподавала философию. Впервые в жизни я пытался
удержать женщину навсегда; а ведь мне было уже пятьдесят восемь лет.
Я был слишком влюблен, и ей это скоро наскучило; она бросила меня. Я молил е
е вернуться, пресмыкался, на какие только унижения не шел! Я преследовал е
е так неотступно, что в конце концов она определила меня в вербовщики: я до
лжен был поставлять ей юношей и девушек и смотреть, как она тешится с ними
. Умела же она околдовать, просто какой-то злой гений. Я попался в собствен
ную ловушку: престарелому Казанове, влюбившемуся в женщину моложе годам
и, с лихвой воздалось от нее за сердечные раны, которые он всю жизнь беспеч
но наносил другим. А я теперь и в объятиях юных девушек не мог забыть свое
фиаско. Раймона моя новая роль привела в бешенство; он жил моей жизнью и мо
и несчастья воспринимал как свои. Если я уходил со сцены, он тоже должен бы
л уйти. Однажды вечером он явился ко мне.
«Хозяин, помните эту Франческу, что нас продинамила?»
«Как я могу забыть ее, дурень!»
Я терпеть не мог эту его манеру: он всегда употреблял первое лицо множест
венного числа, когда говорил о чем-то неприятном. Делить с ним радости Ц
это еще куда ни шло, но горести Ц нет, увольте.
«Так вот, хозяин, я с ней за нас расквитался. Эта тварь никому больше не под
гадит, хватит ей, дряни смазливой, по мужикам таскаться».
Я похолодел, испугавшись худшего. До какого безумства мог он дойти? Нет-не
т, успокоил он меня, он не убил ее и не изнасиловал. Мы поехали в коттедж в Во
сточном предместье, который он купил на свои сбережения. Спустились в по
двал. Раймон отпер металлическую дверь; миновав небольшой коридорчик, мы
оказались перед еще одной дверью, с зарешеченным окошком. Ничего себе Ц
настоящий карцер оборудовал своими руками! Он показал на окошко, и я загл
янул: на надувном матрасе, подле неаппетитных объедков и ведерка-параши,
сидела Франческа Ц встрепанная, разъяренная. Даже в заключении она не у
тратила своей горделивой осанки, хотя находилась в камере уже неделю. Эт
от идиот Раймон похитил ее, чтобы отомстить за меня!
«Глядите, хозяин, уж я научу уму-разуму эту потаскуху, будет знать, как вас
морочить! Каждый день я ее спрашиваю: согласны вы вернуться к месье Стейн
еру? Пока упирается Ц будет гнить здесь. Еще погожу немного, а потом вдвое
урежу паек. Вот увидите, прекратит выкобениваться, сама к вам на брюхе при
ползет как миленькая!»
Я схватил Раймона за вихры и встряхнул.
«Да ты совсем спятил? Ты хоть понимаешь, что за такие шутки, да с твоей суди
мостью, угодишь прямиком за решетку? Один раз я тебя предупредил, дважды п
овторять не стану. Ты немедленно отпустишь Франческу и принесешь ей свои
извинения. Надеюсь, она примет от нас денежную компенсацию и будет молча
ть».
Но на сей раз Раймон осмелел и показал норов. Ведь отпусти мы сейчас Франч
еску, она не преминет донести на нас, даже если возьмет деньги. Тут узница,
слышавшая из-за двери нашу перебранку, подошла к окошку и подала голос, за
явив, что хочет с нами поговорить. И вот мы сидим все втроем в омерзительно
й Раймоновой камере; мне было мучительно стыдно видеть эту женщину, кото
рую я все еще любил, втоптанной в грязь. А она вдобавок оставила открытой п
арашу: мол, я унижена, так извольте и вы нюхать. Как ни в чем не бывало Франче
ска предложила договориться.
«Мне более чем понятны мотивы, побудившие Раймона похитить меня, понятны
потому, что я сама отчасти разделяю их. Пребывание здесь натолкнуло меня
на мысль, которая, как я догадываюсь, вызревает и у вас. У тебя, Раймон, потом
у что ты уродлив и всегда был чужим на празднике любви, а у тебя, Жером, пото
му что ты стареешь, и стареешь тяжело. Мне уже далеко за сорок. До сих пор ми
р был у моих ног, ибо я плевала на всех и умела держаться королевой. Вы, може
т быть, знаете, что у этнологов есть такой термин «престижное скотоводст
во»: в Африке и на Мадагаскаре пастуха тем больше уважают, чем больше у нег
о стадо, пусть даже от такого количества скота нет проку. Так и я, окружив с
ебя толпой жеребцов и кобылок, щеголяла своим стадом. У королевы должен б
ыть двор, иначе какая же она королева? Но в последние годы трон подо мной п
ошатнулся: хоть я и слежу за собой, занимаюсь всеми видами спорта, обращаю
сь время от времени к услугам хирурга-косметолога, время подтачивает ме
ня, и я перехожу в категорию женщин, «сохранивших остатки былой красоты».
Каждую весну я вижу, как на улицы высыпают оравы молоденьких девушек, и зн
аю: они отодвигают меня в тень. Какими фигурками они щеголяют Ц за такие в
пору душу прозакладывать дьяволу, какими формами Ц женщинам постарше н
ичего не остается делать, кроме как оплакивать прошлое. Их ножки будто др
азнят меня, при виде их бюстов мне хочется спрятать свой. В двадцать лет кр
асота Ц это естество, в тридцать пять Ц награда, в пятьдесят Ц чудо. Мне
вслед все реже поворачиваются головы, я больше не слышу восхищенного шеп
отка. И чем вступать в заведомо проигранную битву, лучше я сложу оружие. Ко
гда читаешь свой приговор в глазах окружающих, пора откланяться. Вам уго
дно держать меня в заточении, господа? Извольте! Но учтите: это не я вам нуж
на».
Я не понимал, о чем толкует Франческа, и подозревал, что она просто хочет в
ыиграть время.
«Подумайте хорошенько, вы оба. Бросив меня в этот карцер, Раймон поразил ц
ель, но не ту».
Мой слуга, кажется, уже все понял и слушал затаив дыхание.
«Вы хотите сказать, мадам (надо же, «мадам», а только что была «потаскуха»),
что нам следовало бы заняться девушками помоложе?»
«Помоложе, конечно, тоже, но не это главное». «И покрасивее?»
«В самую точку, Раймон. А ты послушай, послушай своего слугу, Жером, золоты
е слова».
Озадаченный, я не спешил высказаться. Ясное дело: Франческа заговаривает
нам зубы, лишь бы выбраться отсюда, И при этом держится-то как, а уж рот отк
роет Ц профессор, да и только. Во мне нарастала злость.
«Так почему же мы говорим о красавицах, господа? Да потому, что, вопреки из
вестной цитате, красота есть не обещание счастья, но верная гибель
Хрестоматийная д
ля французов цитата из эссе Стендаля «О любви»
. Красавицы и красавцы Ц точно боги, спустившиеся к нам с небес, и св
оим совершенством они бросают нам вызов. Повсюду на своем пути они сеют р
аздор и горе, напоминая каждому о его невзрачности. Быть может, красота Ц
свет, но этот свет лишь сгущает тьму; она возносит нас высоко, но потом низ
вергает в такую бездну, что мы горько раскаиваемся в том, что прикоснулис
ь к ней».
Я был шокирован, Бенжамен, так же, как, наверно, и вы сейчас. Я слушал эту жен
щину, которая отвергла меня, и понимал, что мне нечего ей возразить. Все во
мне протестовало против ее слов, и в то же время я чувствовал за ними то же
горе, которое настигло и меня. Франческа сказала вслух то, что я лишь смутн
о чувствовал. Но облеченная в слова, идея возмутила меня. Умела же эта черт
овка жестко назвать вещи своими именами!
«Красота есть высшая несправедливость. Одной лишь своей внешностью кра
сивые люди принижают нас, вычеркивают из жизни Ц почему им все, а нам ниче
го? Богатым может стать каждый, а вот красивым надо родиться: красоту не на
живешь, сколько бы ни прожил. А теперь, господа, подумайте: если вы, как и я, г
отовы признать, что красота есть гнусность и преступление против челове
чества, надо делать выводы. Красивые люди наносят нам оскорбление, а знач
ит, должны быть наказаны. Вы согласны со мной, не так ли? Раймон, заперев мен
я здесь, подсказал мне практическое решение, которое следует воплотить в
жизнь».
Вот теперь я понял все; мне стало так жутко, что даже дыхание перехватило,
Ц план был поистине чудовищный. А Франческа, поняв, что мы, как говорится,
созрели, добила нас:
«Правильно делают мусульмане Ц они прячут лица своих женщин под покрыв
алом и держат их взаперти. Они знают, как коварна внешность. В одном они не
правы: не делают разницы между ослепительно красивыми лицами и всеми про
чими и главное Ц не изолируют красивых юношей, которые не менее опасны».

Изолируют! Слово прозвучало, все было сказано. Франческа кратко и ясно, ка
к дважды два, сформулировала то, что мучило нас обоих, и указала выход. Бре
д, гиньоль какой-то, я не желал больше ее слушать. Я отпустил ее, дал денег и
на протяжении многих недель отказывался с ней встречаться. Но она залучи
ла в союзники Раймона, и тот не давал мне покоя. В конце концов я сдался. Но в
ы меня, похоже, не слушаете, Бенжамен! О чем вы думаете?

Дань с лица

Действительно, я вот уже несколько минут демонстративно посматривал на
часы.
Ц Прошу прощения, Ц сказал я, Ц но Элен, наверно, беспокоится, что меня д
олго нет.
Стейнер встал, подхватил табурет и уселся напротив меня, снова оказавшис
ь под лампой.
Ц Элен знает, что вы со мной, ее предупредили. Милый мой Бенжамен, Ц он вз
ял мои руки в свои, будто хотел, чтобы его мысль передалась мне через прико
сновение, Ц я знаю, мой рассказ прозвучал невнятно, давайте я объясню…
Ц Нет-нет, месье Стейнер, я все понял, но какое отношение ваша история име
ет ко мне?
Мне казалось, что я уже достаточно заплатил за свое любопытство; пусть вы
гонит меня вон, я это заслужил Ц и довольно. Стейнер выпустил мои руки, вс
тал, прошелся по тесному кабинету. Досадливая складка пересекла его лоб.
В этом крошечном помещении он казался еще выше, шире, размашистее. Я все жд
ал, когда он заденет макушкой потолок.
Ц Так я не убедил вас, Бенжамен?
Он вдруг стал похож на затравленного зверя.
Ц Вы не сознаете, какой пыткой может быть красота? Я говорю не только о ку
мирах моды и кино Ц я о той красоте, что хлещет вас наотмашь в толпе на ули
це, бьет под дых, наповал!
Ц Признаться, мне это никогда не приходило в голову.
Стейнер, казалось, по-настоящему расстроился. «Только не возражай ему, то
лько не спорь», Ц повторял я себе, ломая голову, как же мне от него отделат
ься. Вот ведь влип! Он снова сел и уставился прямо мне в глаза Ц ни дать ни в
зять учитель, пытающийся вдолбить тупице ученику трудную теорему. Опять
взял мои руки; они были влажные и холодные, а от его пальцев исходило умиро
творяющее тепло. Он принялся медленно массировать мне ладони, восстанав
ливая кровообращение, всецело сосредоточился на этом занятии и как будт
о забыл, зачем мы здесь. Я не знал, что и думать. А он как воды в рот набрал. Мне
почему-то стало трудно дышать. Он мучил меня молчанием так же, как только
что Ц разглагольствованиями. Чтобы прекратить эти гляделки, я, нарушив
свой же зарок, решился возразить:
Ц Но ведь некрасивых куда больше?
Ц Слабый аргумент, Бенжамен. Пусть даже красота Ц редкость, все равно он
а слишком бросается в глаза, наглая, оскорбительная. И коварная: внушает н
ам, будто она хрупка, а сама, как сорная трава, вырастает вновь и вновь, скол
ько ее ни коси.
Теперь Стейнер вещал, проповедовал. Он формулировал свои убеждения так у
веренно и невозмутимо, что мне стало не по себе. До чего мы можем так догов
ориться, я не знал: чем больше я услышу, тем крепче он повяжет меня. Тут я по
извечной своей непоследовательности сменил тактику, решив во всем с ним
соглашаться.
Ц Действительно, я никогда об этом не задумывался!
Но этот ход конем не расположил его ко мне, наоборот, рассердил. Он нахмури
лся.
Ц Вы сами не верите в то, что сказали, Бенжамен, вы попросту юлите.
Я замотал головой, но без особого убеждения и стушевался. Его блеклые гла
за смотрели сквозь меня.
Ц Посмотрим на проблему иначе: вы не боитесь состариться?
Я медлил с ответом, задетый за живое, и злился на себя, что и так уже наговор
ил слишком много.
Ц Сказать по правде, я всегда чувствовал себя старше своего возраста.
Ц Похвальная искренность. Так согласитесь, ведь все эти совершенные со
здания толкают нас в могилу, делают закат наших дней невыносимым?
Ц Может, и так, но я их как-то не вижу.
Ц Он их не видит!
Голос его сорвался на крик.
Ц Поразительно, право, поразительно. А вот я только их и вижу. Теперь вы по
нимаете, какую боль причинили мне, явившись сюда с вашей Элен?
Он перевел дыхание и рявкнул:
Ц Женский рой достал меня и здесь, где я надеялся наконец-то найти покой!

Стейнер выругался, брызжа слюной прямо мне в лицо. Я содрогнулся от его во
плей и в свою очередь вышел из себя.
Ц Послушайте, это ваша проблема, при чем тут я? Я хочу вернуться в Париж и н
ичего больше.
Со страху я пустил петуха и скорее пропищал эти слова, чем произнес, а от с
обственной дерзости меня прошиб озноб.
Ц Ошибаетесь, Бенжамен, теперь это ваша проблема.
Стейнер вдруг заговорил очень мягко. Я не поспевал за перепадами его нас
троения. Он перешел почти на шепот, отчетливо выговаривая каждый слог.
Ц Вы нарушили неприкосновенность моего жилища, за такие веши надо плат
ить.
Я зажмурился, сказав себе: не может быть, это сон, ничего этого на самом дел
е нет. Но когда я вновь открыл глаза, Стейнер, на миг исчезнувший за моими с
омкнутыми веками, по-прежнему нависал надо мной и даже как будто стал еще
больше, еще чудовищнее.
Ц Вернемся к моему первому вопросу: вы поняли, почему женщина, чьи стоны
вы слышали, заперта здесь?
А я-то успел забыть о ней.
Ц Она искупает здесь свое преступление Ц красоту!
Он помолчал, наслаждаясь произведенным впечатлением. Чувствуя, что хлад
нокровия у меня надолго не хватит, я промямлил;
Ц Вы хотите сказать… постойте, я вас не совсем понимаю…
Ц Вы меня прекрасно понимаете. Мы держим красивых женщин в заключении в
подземелье под этим домом, таким образом обезвреживая их. Они платят нам
дань с лица.
Я с трудом сглотнул, сердце колотилось часто-часто. Стейнер был мертвенн
о-бледен, или это мне только казалось. Было что-то неестественное в его па
фосе, как будто своими доводами он пытался убедить сам себя. Мне еще хотел
ось верить, что вся эта речь Ц лишь эксцентричная выходка.
Ц Да бросьте, вы меня разыгрываете, просто смеетесь!
Ц Я серьезен, как никогда в жизни, Бенжамен, и вы это знаете. Помните, я ска
зал вам: тот разговор с Франческой в подвале Раймона возмутил меня до глу
бины души. Поначалу я и знать ничего не хотел: надо ли говорить, что я обожа
л свежую прелесть юности; разве мог я видеть скверну в том, что давало мне
когда-то столько счастья? Да я и не оставил надежды еще погулять на этом п
иру. Даже сегодня к моей ненависти примешивается ностальгическое чувст
во, моя снисходительность к Элен Ц тому доказательство. Франческа же тр
ебовала, чтобы я навсегда отказался от всего, ради чего жил. Мы спорили так
, что клочья летели. Она знала, чем меня взять: мол, время моих побед ушло без
возвратно, ждать мне от прекрасного пола больше нечего, светит разве что
унылое супружество с какой-нибудь серой мышкой-ровесницей. Я долго коле
бался, сознание ее правоты боролось во мне с надеждой: а вдруг я все-таки з
аслужу отсрочку? И все же Франческа одержала верх: я отступился, разом отр
инув все, что было мне дорого. И я стал другим человеком, я, можно сказать, об
ратился в новую веру Ц и прозрел. Всю жизнь я заблуждался. Урок, преподанн
ый Франческой, был мучителен, но тем крепче я его усвоил. Я пошел на это из л
юбви к ней, а поскольку больше она не могла принадлежать ни одному мужчин
е, страсть моя угасла и на смену ей пришла дружба, душевная близость. Месяц
спустя в моей квартире мы втроем Ц Раймон, она и я Ц дали торжественный
обет посвятить нашу жизнь искоренению красоты во всех ее видах, вне зави
симости от цвета кожи и пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26