Бенжамен повысил голос, почти сорвался на крик. Собор гудел, как уле
й, было уже одиннадцать. Толпы экскурсантов текли сплошным людским поток
ом по обе стороны центрального нефа. Мы были совершенно одни Ц так не уед
инишься и на необитаемом острове. Из какого-то детского любопытства мне
все еще хотелось увидеть его лицо. Он нехотя согласился. Но я была жестоко
разочарована. Без маски и шапочки Бенжамен Толон оказался именно таким,
каким он себя описал: состарившийся ребенок с усталым лицом и выражением
побитого пса. Глаза были пустые, щеки очень бледные. Как-то не верилось, чт
о этот невзрачный человечек пережил такие удивительные приключения. Ви
дно, горе наложило на него отпечаток, изменило его лицо. Я попыталась пред
ставить себе Элен. Почему она влюбилась в него? Наверно, пожалела: у него т
акой страдальческий вид.
Ц Ну что, вы удовлетворены?
Он вцепился в мою руку. Наклонился к самому моему уху. Вблизи я замет
ила, как потрескались его губы.
Ц Я признался во всем. Слово за вами. Очень вас прошу…
Едва он открыл рот, как лицо его скривилось. Щека судорожно задерга
лась, левый глаз замигал, точно перегорающая сигнальная лампочка. Припад
ок, сразу же подумалось мне, и, скорее всего, истерического происхождения.
Лицо отчетливо делилось надвое по вертикали от переносицы. Казалось, буд
то в левой половине бьется кто-то живой, силясь вырваться. С этой гримасой
под склоненными ликами святых в нишах собора он напоминал безумцев, на к
оторых было так падко средневековье, видевшее в них посланцев Божьих.

Ц Вот, смотрите, как она резвится на моем лице. Это ее час, опять приш
ла наказывать меня. Он уже не говорил Ц квохтал взахлеб.
Ц Умоляю вас, поезжайте, найдите ее, скажите ей: я никогда себе не пр
ощу, что оставил ее в лапах у этих негодяев.
У него вырвался судорожный смешок. Дрожащей рукой он протянул мне
какую-то бумажку.
Ц Вот, передаю вам эстафету. А я Ц я должен заплатить сполна.

Глаза его вдруг погасли, словно кто-то выключил ток, лицо перестало
дергаться, да так внезапно, что меня это поразило сильней, чем сам приступ
. Пока я приходила в себя, его и след простыл Ц я не успела заметить, как он
растворился в толпе экскурсантов. Бежать за ним? К чему? Я развернула бума
жку Ц это оказался нарисованный от руки план местности с указаниями, ка
к добраться до «Сухоцвета», и карта дорог от самого Безансона. Наверху бы
ло выведено большими буквами: «Спасибо». У меня закружилась голова, и при
шлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.


ЭПИЛОГ

Вернувшись домой на улицу Нотр-Дам-де-Рекувранс, я легл
а прямо на пол, поставила на полную громкость пластинку египтянина Фарид
а эль-Атраха Ц это один из моих любимых певцов, Ц свернула косячок и дол
го лежала, затягиваясь и глядя перед собой широко открытыми глазами. Я чу
вствовала себя пустой, будто выпотрошенной, и мне казалось, что я парю над
полом. Фарид повторял «Аввал Ханса», завораживая, а толпа ревела от восто
рга; жаль, я не понимаю арабского, который год обещаю себе выучить его, рад
и отца. Я вырубилась и проспала сутки без просыпу; автоответчик щелкал, не
переставая, Ц звонок я отключила. Фердинанд звонил из Антиба раз десять.
Я хотела было набрать номер Аиды, но в последний момент раздумала. Услышь
я ее плач, точно не устояла бы.
Я собрала вещи в дорожную сумку и вскоре уже катила в своей дышащей
на ладан малолитражке по южной автостраде. Перед Дижоном вдруг, не разду
мывая, свернула и, вместо того чтобы продолжать путь через Макон и Лион, по
катила на восток. Я не хотела ехать к Фердинанду, любовь прошла, я сбросила
ее с себя, как платье. За три дня слова Бенжамена проникли в мою кровь и исп
одволь делали свое дело, убеждая. Из слушательницы этой сказки я мало-пом
алу становилась участницей. Я развернула на приборной панели план Бенжа
мена: его мелкий, с сильным наклоном почерк переплетался с линиями дорог
и рек. Солнце стояло еще высоко, нещадно слепило меня через открытый верх
машины. Я запрокинула голову и подставила лицо его восхитительно жгучим
лучам.
Что-то влекло меня в эти горы, я сама не могла объяснить, что именно. Я
миновала Безансон и ехала к Понтарлье. Чем выше взбиралась, тем основате
льнее, плотнее становились попадавшиеся по пути дома. Платаны зеленой ар
кой смыкались над автострадой, создавая прохладную тень. Воздух был каки
м-то удивительно мягким, трава гуще, чем внизу. Я проезжала ущелья, вмести
лища тьмы, никогда не впускавшие свет, узкие горловины, над которыми нави
сали складками скалы, похожие на бульдожьи морды. По виадукам, как канато
ходцы на головокружительной высоте, везли пассажиров маленькие вагонч
ики. Было что-то безумно притягательное в этих деревушках под гнетом тиш
ины: до того тихо, что зажурчит где-то ручеек Ц и заслушаешься. Вскоре нач
ались альпийские луга на каменистых нагорьях, заросших тысячами елей. Шо
ссе вилось узкой лентой среди буйной зелени пастбищ. Задумчиво жевали ко
ровы, а над ними мерно покачивались сиденья застывшей канатной дороги. П
отом шоссе углубилось в полумрак хвойного леса. Навстречу попадались ма
шины с хохочущими ребятишками и загорелыми отпускниками Ц все отдыхал
и на полную катушку. Стало почти свежо, лес благоухал, горные речки бурлил
и и пенились под мостиками. Как-то не верилось, что в этом славном уголке з
емли осуществляется некий чудовищный замысел.
Меня охватило возбуждение. Жуткую авантюру я затеяла, что и говори
ть, Ц и все же почему-то ликовала. Атмосфера была какой-то по-особому нас
ыщенной. Я свернула на проселок, услышала, как шасси заскребло по земле, и
остановилась на опушке мелколесья. Если верить плану Бенжамена Ц а пока
он был точен, Ц в конце вот этой извилистой тропы находился «Сухоцвет».
Остаток пути я решила пройти пешком: лучше, чтобы меня не заметили. Я пошла
напрямик, радуясь, что надела джинсы и кроссовки. Пуловер повязала вокру
г талии. Ноги вязли в рыхлой земле. Тени сгущались, удлинялись, низкие ветк
и елей торчали, словно шипы, из серых, обросших мхом стволов. В небе бесшум
но парил сарыч, широко раскинув крылья и описывая круг за кругом, Ц уж не
на меня ли он нацелился? Солнце клонилось к закату, было почти восемь.

Очертания гор таяли в дымке, над землей плыли клубы тумана, и я нырял
а в них, точно пловец в волны. Взобравшись на горку, я сразу увидела высоки
й утес, поросший сверху елями; дом под ним выглядел как маленькая голова в
большой шапке. Я подкралась ближе, пригнувшись во влажной траве, и наконе
ц как следует разглядела «Сухоцвет» Ц края его двускатной крыши действ
ительно почти касались земли. Да, дом был передо мной, в точности такой, ка
к описывал его Бенжамен, Ц у меня даже дух захватило. Было тихо, ни живой д
уши, дорога, ведущая к воротам, почти совсем заросла. Давным-давно никто п
о ней не ездил. Все как вымерло. Дом казался нежилым. Я не знала, что и подума
ть. В конце концов, события, о которых рассказывал Бенжамен, произошли бол
ьше года назад. Может быть, Стейнеры уехали?
Стемнело; ночь полнилась жужжанием, стрекотанием, шорохами, где-то
каркали вороны. «Сухоцвет» притаился у кромки леса; странно, но от этой ра
звалюхи веяло грозной силой. Казалось, дом спит, однако он знал, что я здес
ь, он выпускал свои невидимые антенны, которые распознавали людей: друг и
дет или враг? Этот дом, этот гибельный для молодости застенок ждал меня. Я
обошла вокруг, включив фонарик, который предусмотрительно захватила с с
обой. Один ставень на окне первого этажа был закрыт неплотно. Я подняла ка
кой-то сучок, вставила его в щель, нажала Ц сучок хрустнул, но ставень при
открылся. Я взяла камень и выбила стекло. Оно поддалось не сразу. Я влезла
в окно и спрыгнула в пустую комнату; пахло затхлостью, на полу валялся мус
ор. Я осмотрелась, Ц должно быть, это была столовая с большим камином в уг
лу. Я обшарила ее вдоль и поперек, потом вышла в прихожую. Кабанья голова б
ез глаз и клыков косо висела на одном гвозде. Я споткнулась о сломанный ст
ул.
Глупо, но мне было не по себе. Деревянная лестница вела наверх. Почем
у-то я не узнавала дом, описанный Бенжаменом. Сомнения одолели меня. Дом с
крипел сверху донизу, отзывался на каждый шаг короткими стонами, как ста
рая рухлядь, с которой не церемонятся. Я толкнула еще какую-то дверь, Ц по
хоже, за ней находилась кухня. Стены, дверные ручки Ц все было покрыто лип
ким налетом. На столе, на прожженной клеенке, красовалась помятая кастрю
ля. Старая плита была открыта, из нее пахло мокрым углем. Я спугнула паука,
мирно спавшего в раковине. Пошарила фонариком по стенам и Ц вот так сюрп
риз! Ц обнаружила деревянную панель, о которой говорил Бенжамен. Она был
а приоткрыта. Каменные ступеньки вели в подвал. Теперь все сходилось, даж
е как-то подозрительно точно. Я попыталась включить свет Ц выключатель
остался у меня в руке. Здесь было почти холодно. Луч фонарика дрожал, высве
чивая плинтус, разбитую плитку пола, какие-то тряпки. Показалась в малень
кой каморке с низким каменным потолком, заваленной пожелтевшими коробк
ами, деревянными ящиками, садовым инвентарем. Где же бойлер, который так п
оразил Бенжамена? Вместо него я увидела стену из кое-как пригнанных друг
к другу кирпичей. Подвал замуровали. Я постучала по кладке фонариком. Зву
к был гулкий. И тут я заметила на полу, среди перепутанных проводов и каког
о-то хлама, тюфяк. Он был весь в пятнах и покрыт плесенью. У меня задрожали к
олени, и я присела, чтобы прийти в себя.
Вдруг мне показалось, что наверху кто-то ходит. Я погасила фонарик,
затаилась. Темнота вокруг жила, дышала, тихие шорохи толпой невидимок об
ступали меня. Возникали и исчезали какие-то странные тени. Я хотела встат
ь, крикнуть, позвать на помощь. Но так и сидела на тюфяке, будто приросла. Я ч
увствовала, как чьи-то глаза со всех сторон следят за мной.
Постепенно до меня начало доходить: «они» послали Бенжамена ко мне
в больницу, чтобы заманить меня сюда и запереть в подземелье. «Они» выбра
ли меня, выследили, выяснили обо мне все досконально, плели свою паутину т
ерпеливо, хитроумно, зная, на какую наживку меня ловить, Ц и я клюнула. Мож
ет, и Фердинанд был частью этой ловушки. Я пошла на поводу у самого нелепог
о, самого чокнутого из моих пациентов, который наплел мне с три короба Ц и
ведь заинтриговал. Я не держала на него зла. Мне было даже лестно, что меня
сочли достойной войти в список узниц.
Да, эти люди были достойны восхищения, они добились большего: я сама
захотела лишиться молодости и красоты Ц пусть меня запрут. Все равно, ка
кой смысл ждать, пока время вынесет свой приговор: ведь пройдет нескольк
о лет Ц и я померкну, достигну возраста, когда пленительное девичье личи
ко превращается в кислую и строгую мину зрелой женщины. События последни
х дней с бешеной скоростью прокручивались в моем мозгу, и, вспомнив весь э
тот клубок совпадений и случайностей, я убедилась, что он очень смахивае
т на тщательно продуманную западню, И ведь заставили меня поверить, что д
ом необитаем, заманили прямо сюда Ц вот это талант!
Что ж, пришел мой черед платить Ц я готова. Я легла на тюфяк, вытянув
руки вдоль тела: собственные кости казались мне тяжелыми, меня тянуло вн
из, как будто я уже рассталась с собой, освободилась от прежней оболочки. Н
у вот, сейчас они явятся Ц похотливый старикан, мерзкий карлик и жирная в
едьма. Я еще не знала, что будет означать для меня их приход Ц облегчение
или муки. Мне бы встать, бежать отсюда, но вдруг навалилась смертельная ус
талость, какая-то непреодолимая сила приковала меня к тюфяку. Ничего не п
оделаешь, так я и останусь погребенной в недрах горы. Я то проваливалась в
сон, то просыпалась. Очень хотелось пить. Где я Ц никто не знает; наверно, я
вернусь в мир, постарев на двадцать лет, и мне не будет больше места среди
людей. Я звала на помощь, выкрикивала имя Фердинанда, мне привиделась Лид
а, она плакала, а ее косичка расплеталась на пряди, на локоны, а потом обмот
алась вокруг шейки и стала душить ее.
Наконец наверху хлопнула дверь Ц раз, другой. Ну все, они идут, сейч
ас заберут меня. Зубы у меня стучали, голова кружилась, но где-то глубоко п
од этим ужасом я ощущала лихорадочное нетерпение: скорей бы, скорей! Я так
ждала этой минуты, я ведь всю жизнь мечтала быть бабушкой и никем другим. М
ожет быть, меня посадят вместе с Элен, мы с ней подружимся, будем дряхлеть
вместе Ц две маленькие старушки, не прожившие жизнь. Я протянула руки в т
емноту Ц ну же, давайте! Заберите меня, ради Бога, бросьте меня в подземел
ье!
Но нет Ц дверь хлопала от сквозняка. Она продолжала стучать, глупо,
механически. Мне стало даже обидно. Я приподнялась на локте; виски ломило,
кровь стучала в ушах, болела поясница. Мои глаза привыкли к потемкам, и теп
ерь я различала слабый свет там, где начиналась лестница. Надо мной вилис
ь с жужжанием мухи. Я что, уже разлагаюсь, гнию, как падаль?
Я чувствовала кислый запах от моего тела Ц смесь страха и испарин
ы. В голове мутилось. Я закусила губу. Не верилось, что я могла так заблужда
ться. Наверно, я уже постарела и сама не заметила как. Я провела рукой по ли
цу Ц ну, где же морщины, складки, обвислости? Ничего такого я не нащупала. В
се было на месте Ц нос, лоб, и волосы по-прежнему густые. Зеркало мне, срочн
о! Хотелось есть, просто до ужаса, и мне было стыдно: что за низменная потре
бность, когда я готовлюсь к переходу в новое качество.
Я поднялась с вонючего тюфяка, меня шатало, и холод пробирал до кост
ей. От затхлых запахов подташнивало. Я отряхнулась и на ватных ногах подн
ялась по скользким ступенькам. Сколько прошло времени, я понятия не имел
а. Все тело ломило. Я толкнула дверь и вышла в кухню. Сквозь щели в ставнях п
робивался солнечный свет. Лучи пронзали густой сумрак, освещали пляшущи
е пылинки, целые галактики пыли. Я споткнулась о дохлую мышь, увидела в угл
у, в соломенном гнезде, трупик какой-то птицы с взъерошенными перышками.

Распахнув окно и ставни, я перелезла через подоконник. Разноцветны
е пятна заплясали перед глазами, свет обжег меня. Было раннее утро. Все тре
петало, шелестело, оживало; от запаха сырой травы у меня защекотало в носу
. Воздух был чистый, чуть прохладный, бодрящий Ц то, что надо. Большое оран
жевое солнце вставало над кронами деревьев, пробуждая горы во всем много
образии красок.
На пригорке стояла косуля и, склонив головку, смотрела на меня без м
алейшего испуга, только тонкие ноги подрагивали. На груди белело пятнышк
о Ц как медальон. Она хотела мне что-то сказать, ее глаза из-под длинных ре
сниц силились сообщить что-то важное. Косуля пару раз качнула головкой, п
оскребла землю копытцами и не спеша удалилась походкой балерины Ц толь
ко ветки хрустнули.
Вокруг журчали ручьи, лаская слух своим детским лепетом, водопадик
разбивался о камни в облаке пенных брызг. Длинные свечи вспыхивали на ве
рхушках елей, болтун-дрозд завел на ветке свою серенаду. Над головой прон
осились птицы, угрюмый хвойный лес полнился щебетом. Высоко в небе плыли
большие белые облака, пухлощекие, как ангелы на картинках. Дивная симфон
ия звуков и красок.
Поток любви захлестнул меня. Надо жить, говорила мне природа, надо в
ернуться к собратьям-людям и не пасовать перед жизнью. В этом заброшенно
м доме мне было подарено второе рождение. Да как я могла бояться? Пусть «Су
хоцвет» существовал лишь в воспаленном воображении, мне он все равно был
дороже всего на свете. Ведь любой рассказ не тем хорош, что соответствует
действительности, а тем, что помогает взглянуть на мир другими глазами и
заряжает энергией. Что с того, что Бенжамен все выдумал, Ц благодаря ему
я снова хотела жить полной жизнью. Я совершила с ним ту же ошибку, что и со в
семи: поверила тому, что он мне говорил. И, оказывается, правильно сделала.
Я чувствовала себя беспричинно счастливой, заново родившейся. Ветерок о
бдувал меня, смывая миазмы подвала. Небо сулило много-много света и радос
ти.
Пройдя несколько сот метров, я набрела на низкий заборчик, сложенн
ый из камней, Ц здесь проходила граница со Швейцарией. Я несколько раз пе
ресекла ее, просто так, в насмешку над всеми рубежами: опля Ц и я во Франци
и, оп-ля! Ц в Швейцарии. Потом побрела назад к дому, споткнулась по дороге
о корни ели, выпиравшие из земли, как жилы на исхудавшей руке. Я упала ничк
ом во влажный зеленый ворс, смеясь, зарылась лицом в мягкие, жирные, плодор
одные комья; прямо передо мной Ц сперва мне показалось, что это плоский к
амень, Ц торчала из земли перепачканная магнитофонная кассета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26