Тогда же я нашел свою стезю. Один из моих собачников,
увидев меня за чтением, решил, что я имею какое-никакое образование, и под
елился со мной своей проблемой. Он хотел подать жалобу в налоговое ведом
ство и не мог найти для этого нужных слов. Я составил письмо, и его претенз
ия была принята. После этого я стал чем-то вроде писаря для соседей Ц ста
риков, неграмотных, иностранцев, которые были не в ладах с нашим языком. Я
писал весточки их родным и близким, заполняя бланки, составлял коротеньк
ие некрологи и извещения о рождении для газет. Расценки у меня были самые
скромные, и работы хватало. Я снискал кое-какую известность в квартале, ко
мне даже приходили из соседних округов. Но подлинным моим призванием ст
али любовные письма: одна пятидесятипятилетняя дама вновь встретила че
ловека, который сватался к ней в восемнадцать, и попросила меня облечь в ц
ветистые слова переполнявшие ее чувства. Эту задачу я выполнил с большим
старанием. Надо полагать, мое письмецо понравилось, потому что посыпали
сь новые заказы. Вот тогда-то я и разработал метод, которым так успешно во
спользовался потом. Ко мне приходили любовники в ссоре, супруги в разлук
е, незадачливые воздыхатели, я вынужден был писать всегда об одном И том ж
е; но всякий раз измышлять что-то оригинальное. И я стал обращаться к вели
ким писателям, которых в свое время изучал: у одного заимствовал комплим
ент, у другого мадригал, у третьего удачную остроту. Я просеивая тексты, из
влекая разменную монету чувств, общепринятые враки, милые всем влюбленн
ым красивости. Для каждого случая, будь то встреча, предложение руки и сер
дца или разрыв, у меня имелось типовое письмо, в котором непременно должн
а была засверкать подобно бриллианту среди стекляшек то строка из Бодле
ра, то фраза из Пруста; разумеется, я их слегка подправлял и подгонял под с
итуацию. Клиентам же моим было невдомек. Иной раз ко мне обращались обе за
интересованные стороны, и следовало быть очень внимательным, чтобы не на
писать для них одно и то же. Мужчины и женщины приходили ко мне за советом,
делились самым сокровенным. Я, не имевший никакой личной жизни, стал добр
ым гением всех рогоносцев и брошенных жен. Моя любовь к животным внушала
людям доверие. Меня ценили за то, что я в совершенстве владел языком нежны
х чувств, умел убедить нерешительную девушку, тронуть сердце разгневанн
ого мужа или обманутого жениха. Имитируя страсть, любовный пыл или раска
яние, я не скупился на штампы и банальности Ц старые как мир, они казались
чем-то новым тем, кто не был с ними знаком.
Известность моя скоро вышла за пределы узкого круга заказчиков. Ко мне о
братился некий издатель и строго конфиденциально предложил следующее:
состряпать фальшивку, которую он намеревался выпустить под именем Викт
ора Гюго Ц как выпустили и раскрутили неизданный роман Жюля Верна неско
лько лет тому назад. Он дал мне сюжетную канву: солдат наполеоновской гва
рдии возвращается из России, скитается по Европе, сидит в тюрьме во Франц
ии при Реставрации, участвует в событиях 1830 и 1848 годов и, наконец, умирает в д
ень прихода к власти Луи-Наполеона Бонапарта, Ц по которой я должен был
вышить узоры «в духе первоисточника» достаточно искусно, чтобы ввести в
заблуждение даже самых авторитетных специалистов. Он, со своей стороны,
брал на себя всю юридическую сторону дела, в том числе возможные проблем
ы с наследниками. Подобно тем художникам, что поточным методом пишут пол
отна Сезанна или Матисса, я должен был с головой окунуться в мир прозы Гюг
о и так пропитаться ее сентиментальным духом, чтобы все написанное мною
казалось вышедшим из-под его пера. Затем еще один мошенник, большой специ
алист по подделкам документов, брался сфабриковать рукопись, якобы пере
писанную современником с утраченного оригинала и найденную в подвале д
ома на острове Гернси, где Гюго жил в изгнании.
Издатель не подписывал со мной никаких контрактов; связь мы условились д
ержать через абонентский ящик. Половина гонорара мне выплачивалась ава
нсом, половина Ц по исполнении заказа. Было также оговорено, что окончат
ельная редакция будет тщательно выверена знатоком творчества Гюго, нек
им преподавателем лицея, тоже желавшим округлить свои доходы; вдобавок о
н, по счастливому совпадению, входил в коллегию экспертов, которой предс
тояло удостоверить подлинность рукописи. Вся работа должна быть предст
авлена по возможности не позднее чем через полгода. Если возникнут непри
ятности Ц мы никогда не встречались.
Раз в месяц вся команда собиралась в задней комнате одной кафешки на пло
щади Клиши. Издатель нанял еще одного парня, долговязого пижона, моего ро
весника, переписывать классиков. В его задачу входило, во-первых, сокраща
ть толстые романы XIX века до оптимального объема в сто пятьдесят печатных
страниц Ц максимум, что в силах одолеть сегодняшний читатель. Во-вторых,
облегчить их, очистить от архаизмов, короче, перевести на простой и досту
пный всем современный французский. Мой коллега уже обработал таким обра
зом «Братьев Карамазовых», «Войну и мир», а также «Утраченные иллюзии», у
хитрившись ужать их до размера брошюры. Бог весть почему, этот специалис
т по купированию шедевров ополчился на Бальзака и называя его не иначе к
ак тупицей, который-де не по заслугам получил от потомков похвальную гра
моту. Он даже направил во Французскую академию письмо с наглядными приме
рами и требованием исключить автора «Человеческой комедии» из школьны
х учебников. На наших Совещаниях он тоже присутствовал, так как собиралс
я в скором времени приняться за Виктора Гюго и «обстругать» его «Отверже
нных» и «Собор Парижской Богоматери». Можно было не сомневаться, что и Гю
го под взыскательным оком сего беспощадного судии предстояло пополнит
ь ряды незаслуженно причисленных к лику славы.
Итак, я засел за книги мэтра, чувствуя себя мухой на теле великана, и в назн
аченный срок представил рукопись заказчику. Преподаватель литературы
придирчиво выверил каждую строчку, счел мой труд значительно уступающи
м оригиналу и отыскал больше сотни ляпсусов. Я впал в типичный для такого
рода затей грех «ретроспективизма», перенеся в эпоху Гюго некоторые изо
бретения и термины, появившиеся лишь в следующем столетии. Выплыви хоть
одна такая накладка, и все дело погибло бы. Я засел за переработку: внес по
правки, переделал некоторые эпизоды, изменил на свой лад концовку. Мой фи
нальный аккорд всем особенно понравился, и я был почти уверен, что этот за
каз не будет последним. Роман передали фальсификатору, чтобы тот перепис
ал его от руки и превратил в манускрипт прошлого века. Он состарил бумагу,
выдержав ее в сырости, чтобы покрыть цвелью, а текст написал специальным
и чернилами и настоящим допотопным пером. Для пущего эффекта подлинност
и сотня страниц была погрызена мышами. Наш «отделочник» имел опыт в подо
бных делах: на его счету были десятки старинных пергаментов, сфабрикован
ных с помощью некоего химика так ловко, что никто не заподозрил в них фаль
шивки. Но кто-то на нас донес, и все рухнуло. Однажды утром, выйдя из метро н
а площади Клиши, я увидел, что у нашего кафе стоит полицейская машина. Чуть
е подсказало мне, что нас засекли. Я поспешил смыться, несолоно хлебавши
Ц остаток гонорара я должен был получить наличными как раз в этот день
Ц и от души надеясь, что в записной книжке издателя нет моей фамилии.
Несколько недель я отсиживался в своей каморке, выходил из дому только з
атемно и с трепетом ожидал, что вот-вот за мной явятся люди в форме. Вскоре
я снова стал промышлять эпистолярным жанром. Я уже зная, что не обладаю са
мобытной манерой письма, однако не оставил мысли стать беллетристом, поп
олнить ряды тружеников пера, растущие день ото дня за счет убывающей мас
сы читателей. Как раз тогда один чудак предложил мне привести в порядок е
го библиотеку и составить каталог богатейшего собрания, насчитывавшег
о около пятидесяти тысяч книг. На его загородной вилле в Нормандии библи
отека занимала четыре громадных зала. Через месяц, работая по восемь-дес
ять часов в день, я не дошел еще даже до буквы Д. Я тонул в океане прижизненн
ых изданий, фолиантов всех форматов и всех веков. Задача оказалась мне не
по силам, к я сдался. Но этот краткий экскурс в нечто бесконечно огромное н
атолкнул меня на мысль: почему бы библиотекам, этим колоссальным кладбищ
ам, не послужить живым? Почему бы мне не воскресить мертвецов, не поживить
ся с этих славных мощей, к которым давным-давно никто не приходит на покло
н?
Вы только представьте себе все эти тысячи томов, что лежат на стеллажах, с
ловно обломки кораблекрушения на пустынном берегу, обреченные на забве
ние: исчезни они, никто и не заметит. Их слишком много. Это могилы, в которых
замурованы в вечном безмолвии знаки, Ц и вот я решил найти им новое приме
нение. Коль скоро все уже написано, к чему начинать с нуля, изобретать новы
е идеи? Достаточно списать, скомпоновать, одним словам, воспользоваться.
Действовал я следующим образом: выбрав сюжет Ц тоже позаимствованный у
некоего малоизвестного труженика пера, Ц отоваривался у великих и малы
х мастеров и таким образом выстраивал собственное произведение. Я ходил
по библиотекам и выписывал в тетрадь сцены, метафоры и прочее, пополняя с
вои закрома. Все материалы я сортировал по темам: лунный свет, ссора, убийс
тво, весеннее утро, дождливый день, объятия влюбленных и т. д. Все было введ
ено в память моего компьютера, после чего я мог создавать из этого попурр
и новые мелодии. Как правило, из каждого автора я, соблюдая осторожность, п
рисваивал лишь одну-две вокабулы, скажем, слово и эпитет к нему. Не грабил,
а так, поклевывал: на столь микроскопическом уровне плагиат не поддается
установлению, такое мелкое мошенничество не наказуемо. Мой метод сбил б
ы с толку любую экспертизу.
Кроме того, я свято следовал непреложному принципу: обирать только покой
ников. Живые так обидчивы! Они готовы молиться на каждую свою закорючку и
с поистине безотказным чутьем способны отыскать ее у других. Наивные Ц
они мнят себя собственниками своих текстов! Мне совсем не улыбалось отби
ваться от легиона адвокатов. Еще я избегал цитат, которые на слуху у всяко
го мало-мальски образованного человека и навели бы на подозрения. Плаги
ат не должен бросаться в глаза. Итак, я, злостный мародер от литературы, ук
рашая свою прозу тысячами выражений, позаимствованных отовсюду понемн
огу, которые затем шлифовал и подгонял друг к другу, Ц это был кропотливы
й труд. Я вплетал чужие фразы в свои я ухитрился даже выдать пару-тройку с
обственных оборотов, ей-Богу, не ниже среднего уровня. Какой безумец-сыщи
к взялся бы разобраться в сотнях запутанных нитей в этом палимпсесте и п
отратить годы, а то и всю жизнь на то, чтобы отыскать в мировой литературе
источник моих заимствований? Действуя так, стервятник, сиречь я, не убива
л, а воскрешал: я эксгумировал классиков, извлекая их на свет с пыльных пол
ок, где они тихо дотлевали, спасал их от чистилища. Они свою долю славы пол
учили, теперь наступила моя очередь. Я у них ничего не отнимал, они же спос
обствовали признанию и популярности моего имени. Мой разбой был на самом
деле актом любви: они находили во мне свое продолжение, как продолжает жи
ть покойник во плоти пожравшего его каннибала.
Плагиат, доктор, это не только мой писательский метод Ц это стиль моей жи
зни. Я Ц существо, целиком состоящее из заимствований, ненасытный имита
тор, я вроде птиц-пересмешников, что умеют подражать любому пению, но свое
й песни не имеют. Я всех копирую, все схватываю на лету. Даже сейчас, разгов
аривая с вами, я подлаживаюсь под вашу повадку, вашу манеру слушать, держа
ть себя. И мое лицо Ц оно тоже краденое, потому я его и прячу. Это сильнее ме
ня, мне хочется быть каждым встречным, поставить себя на его место, познат
ь его изнутри; я как вода, принимающая любые очертания. Я даже не подражаю,
нет, это слабо сказано Ц я всей душой желаю срастись с другим, растворить
ся в нем. Знаете байку про хамелеона, который заполз на шотландский плед? Н
е прошло и минуты, как он лопнул. Не смог сделать выбор между цветами. В это
м весь я: стоит появиться в поле моего зрения интересной личности, и я тут
же устремляюсь к ней, воспроизвожу ее вплоть до мельчайших деталей Ц та
к и только так я могу стать кем-то.
Точно так же я стремился создать роман, который был бы совокупностью все
х прочитанных мною книг, единственное в своем роде произведение, ничем н
е обязанное своему автору. Нет, я преуменьшаю свои заслуги: я все же творил
, потому что чужие слова, которые я всячески комбинировал, обретали новое
звучание. Но каждая строчка, вышедшая из-под моего пера, сочилась кровью о
грабленного писателя. На всю работу у меня ушел год. Я подписал рукопись п
севдонимом «Бенжамен Норреш», в котором человек с опытом, вроде вас, наве
рняка услышит анаграмму слова «шноррер», что значит на идише «паразит».
Как ни странно, роман сразу был принят одним маленьким издательством на
Левом берегу: его готовы были опубликовать при условии, что я соглашусь н
а некоторые купюры. Я не возражал и от души смеялся, глядя, как мой редакто
р вычеркивает пассажи Мериме, Золя, Диккенса и Дидро. Хотите верьте, хотит
е нет, но книга даже имела настоящий, хоть и негромкий, успех. Вы, может быть
, видели ее в магазинах, называется «Слезы сатаны», она еще получила преми
ю читателей Парижа. Нет? Вы вообще не читаете новинок? Ладно, короче, крити
ка в целом была благоприятная; я так ловко приладил и подогнал друг к друг
у разрозненные элементы текста, что никто не усмотрел ни малейшего подво
ха. Мое лоскутное одеяло приняли на ура; по общему признанию, я-де «отрази
л» в своей творческой манере всю вековую историю литературы. От каждой х
валебной статьи тепло разливалось в моей груди, пробегало нежной лаской
по всему телу. Наконец-то я оправдал свое существование, я нашел свою мале
нькую дверцу в литературную комедию.

Похождения самозванца

Радоваться пришлось недолго: в один прекрасный день я обнаружил в почтов
ом ящике красивый конверт с письмом, написанным изящным почерком на голу
бой веленевой бумаге. Я решил, что это от очередной поклонницы. В посланий
было следующее:


«Месье,
я только что дочитала ваш роман «Слезы сатаны». Не стану ничего говорить
ни о сюжете, списанном из «Птиц-чародеек», книги Пьера д'Арси, вышедшей в 1895
году в Женеве, ни о стиле, который грешит некоторой дисгармоничностью, ка
к вы ни старались привести все к единому знаменателю. Не могу, однако, не у
помянуть о всевозможных цитатах, которыми буквально нашпигован ваш ром
ан: вот уж поистине вы черпали из общего котла всемирной литературы. Личн
о я узнала отрывки Ц лучше бы сказать обрывки Ц из Пруста, Золя, Теофиля
Готье, Софокла, Танизаки, Мисимы, Моравиа… всех не перечислить. Могу поруч
иться, даже на беглый взгляд, что из двухсот пятидесяти тысяч слов ваших с
обственных Ц не больше тысячи, да и то главным образом союзы и наречия. Мн
оговато одолжено для книги в двести страниц! Почему бы нам не обсудить эт
о в спокойной обстановке за чашечкой кофе?»

Засим стояла подпись Ц «Элен Далиан» Ц и номер телефона. Я просто остол
бенел: что же это за гигант мысли сумел разоблачить мой грабеж? Все тетрад
и с записями я сжег; к данным, хранившимся в памяти компьютера, доступ был
закрыт секретным паролем. Я уже видел, как предстаю перед судом по обвине
нию в посягательстве на авторское право: такой-то эпитет требуют вернут
ь Виньи, такой-то Ц Стендалю, устанавливают, что семнадцатая строка на ст
ранице 155 целиком принадлежит Фитцджеральду, хоть в ней и изменены глагол
ьные времена, а восемнадцатая Ц перифраз Хемингуэя с небольшой примесь
ю Фолкнера и т.д. Кончится тем, что мою книгу обдерут как липку, оставив тол
ько то, что принадлежит мне, Ц жалкую горстку гласных и согласных, предло
гов и вводных слов. Нет, это невозможно, она блефует, откуда ей знать? Я реши
л не подавать признаков жизни Ц но не тут-то было! Она продолжала бомбить
меня письмами, почтовый ящик ломился от писем. Каждый голубой конверт бы
л дурным вестником. Тон стал другим: вежливые просьбы о встрече сменилис
ь форменными приказами. Таинственная корреспондентка требовала, чтобы
я отозвался. У меня не оставалось сомнений, что она пойдет на все, если я по-
прежнему буду хранить молчание. Скрепя сердце, я позвонил ей, и мы условил
ись встретиться на террасе одного кафе в Пале-Рояле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26