– Значит, мне здесь трубить девяносто дней?
– Да. Таков закон.
– Сможет ли армия уложиться в этот срок?
– Уже на следующей неделе прокуратура даст краткое заключение закрывать дело или нет. Но если она настоит на продолжении расследования, ей останется связаться с оставшимися свидетелями и решить, кого выбрать для суда.
– Вы нашли кого-нибудь?
– Я вложила в конверт меморандум.
– Ну и что говорится в нем?
Она посмотрела на него, прежде чем ответить.
– Сегодня вечером об этом говорили в новостях. Завтра информация появится в газетах. Гарольд Симкокс погиб в автомобильной катастрофе почти рядом со своим домом в Мэдисоне, штат Висконсин. Его машина на большой скорости врезалась в опору моста. В крови обнаружили высокий процент алкоголя.
Тайсон задумался, прислушиваясь к шуму волн, и попытался представить лицо Симкокса, но, к удивлению, обнаружил, что его образ не приходит ему на память. Даже недавний просмотр армейского фотоальбома не помог ему. Симкокс всегда стоял где-то в стороне или с отвернувшимся от камеры лицом, или в гротескном камуфляже, скрываясь под тенью своей австралийской шляпы из тростника. Гарольд Симкокс. Тайсону стало не по себе, но в то же время в душу поползла какая-то призрачная скука.
– Несчастный случай? – спросил он.
– Я не знаю. Он, говорят, в разводе, безработный, алкоголик, очень одинок. Он не оставил никакой записки.
– Иногда бывает так, что и сказать нечего. – "А иногда, - подумал он, – слишком много хочешь сказать, а спустя некоторое время думаешь, что, пожалуй, лучше было бы оставить все несказанным. Гарольд Симкокс, - размышлял он, – возможно, что это – самоубийство. Муди умер от рака". Он вспомнил бесконечные патрули по голым равнинам. Эта война не пресекла убийства и увечья. Ричард Фарли будет следующим. Он сказал нараспев: – Я не суеверен... но у армии – скверное снаряжение и обмундирование, как у флота – неудачные корабли. Я всегда чувствовал, что на седьмой дивизии своего рода роковая мета. – Он глубоко вздохнул. – Может быть, это – несчастье или стечение обстоятельств, а может быть, дело коллективных усилий военных соединений. Память о их деяниях имеет свое продолжение, как выразился подполковник Левин.
Она не возражала, и они постояли немного в молчании. Внезапно усилились порывы ветра, и над Стейтон-Айлендом метнулись яркие молнии, высвечивая тусклые тучи. Изменившаяся погода звала их в гарнизон. Идя парком, Карен присела на скамейку, Тайсон устроился на почтительном расстоянии. Он спросил:
– Вы ходили к памятнику?
– Да.
– Такие памятники всегда вызывали у меня отвращение. А у вас?
– Да. Пожалуй, вы правы, потому что это скорее походит на надгробье. Но эта стена со столькими именами дала богатую пищу для размышлений. Я раньше думала, что на ней отмечены погибшие в бою среди своих друзей, а не по одиночке, и друзья стали свидетелями их смерти. Я также думала, что эта стена в форме шеврона символизирует жертвы Вьетнама и отмщение за них. Я считала, что на войне, которую задумывали с точки зрения глобальной стратегии, воевали солдаты, имевшие личную выгоду. И вот я попыталась представить эту перспективу, чтобы помочь себе понять, что же произошло в госпитале Мизерикорд.
Тайсон промолчал.
– Ладно. Вернемся к свидетелям. Их осталось четверо, как положено при любом судебном разбирательстве. Двое выступают против вас, а двое – в защиту. Вероятно, разыщут Луиса Калана, Фернандо Белтрана, Ли Уолкера. Дэн Келли и Майкл Детонк не идут в расчет. И еще остается сестра Тереза.
Он посмотрел на съежившуюся на скамейке фигуру.
– С монахиней все неудачно. Я начинаю думать: почему она не заявит о себе?
– А я начинаю думать, существовала ли она вообще. Мне иногда кажется, что все это следствие – вещь нереальная. Я не могу поверить, что это происходит на самом деле, поэтому не воспринимаю те или иные заявления всерьез. Это очень мне напоминает мой первый бой. Это было настолько неестественно. Они стреляли из оружия боевыми патронами в меня. Вы знаете, что я делал? Я смеялся. Это было слишком нелепо, как в каком-то неудачном военном фильме. А теперь, спустя почти двадцать лет, меня просят рассказать об участии в боях, которые были для меня словно миражом. Я не верил, что это происходило на самом деле. Я в своем уме?
– Да. Я уже слышала подобное, и про смех во время боя тоже. – Она отвернулась от него. – Это как раз напомнило мне о том, что армия хочет, чтобы вас освидетельствовала комиссия психиатров. Это обычная процедура, когда речь идет о тяжких преступлениях.
– Вот как? А что психиатры говорят о нас как о нации? Почему, мне интересно знать, они не прикажут исповедоваться, чтобы очиститься от всякой скверны? Прежде всего нужно оценить мое моральное состояние. Если мое самосознание разложилось, тогда мне нужен не трибунал, а религиозная и этическая терапия.
– Это не настолько абсурдно, как кажется. – Она улыбнулась. – Тем не менее вас проверят всесторонне. – Она добавила сочувственно: – Думаю, что все вам здесь претит, хотя бы те же приказы: делай то, делай это.
– Мягко говоря. Вообще меня просто воротит от физических упражнений, мне противно, что меня сфотографировали для удостоверения, приказали жить здесь, обязали подстричься, ткнули носом в форму и так далее, и так далее.
– Да. Вы не военный человек. Но коль скоро вас призвали, вы должны привыкнуть к этой рутине.
– Этого-то я боюсь больше всего. Я не хочу привыкать. Я бы хотел сохранить свою индивидуальность и ощущение себя. Я не желаю растворяться в этой серой среде.
– Но вам придется подчиниться службе. Не сердитесь и не горюйте, а если придется плохо, не показывайте этого. Ваши эмоции не возымеют действия.
– Вы правы, – кивнул он. – У меня нет желания ненавидеть армию, свою страну или любого, кто связан с этим расследованием. Здесь нет злых гениев, которые жаждут моих мучений. Здесь сидят только штабные крысы, которые выполняют свою работу по правилам и циркулярам. Дело в том, что многие могут быть виноватыми, но только один подсуден. О какой же справедливости может идти речь?
– Вы рассержены.
– Хорошо. Можно обойти правовую систему в лице ушлых адвокатов. Поэтому, следуя вашему совету нанять лучшего адвоката, я позвонил одному, которого мне порекомендовали. Он перезвонил мне сегодня днем после музея.
– Вы наняли его? – с интересом спросила она.
– Думаю, что да. Говорят, он величина, причем не мнимая. Завтра утром у меня с ним назначена встреча. А как раз завтра ко мне придет на экскурсию группа школьников. Что вы мне посоветуете?
– Встретиться с адвокатом. Между прочим, та группа стариков дождалась вас?
– Да. У них нет ничего, кроме свободного времени.
Они задали мне кучу нескромных вопросов о вас. Хотели узнать, честные ли у меня намерения. Она улыбнулась, но не ответила.
– Если вы наймете этого адвоката, дайте мне знать, я внесу его имя и адрес в свой рапорт.
– Я могу назвать его имя сейчас. Он из военной прокуратуры. Это некий Винсент Корва.
– Да. Он действительно член военной коллегии адвокатов.
– Он мне тоже так сказал. Ну и как он?
– Судить о нем – не мое дело, но я видела его однажды на суде в Форт-Джексоне.
– Кто выиграл процесс?
– Армия. Ну... это скверная история. Осужденный – капитан... обвинялся в непредумышленном убийстве. – Она добавила, вздохнув: – Он нашел свою жену в постели с любовником.
– Ах! Занятно. Продолжайте.
– Видите ли... – Она безразлично повела плечом. – Этот капитан дежурил однажды ночью и объезжал на джипе посты, а потом заехал домой. Думаю, что у него возникли подозрения. Ну, в общем, он нашел их... свою жену и молодого лейтенанта... вместе... предающихся любовным, утехам... достал свой пистолет сорок пятого калибра и застрелил любовника.
Тайсон, заинтригованный, придвинулся ближе.
– С какого расстояния он стрелял? Сколько раз? В кого он пытался попасть?
Она снова улыбнулась, и он понял, что удивляет ее своим поведением.
– Смешно, что вы спрашиваете об этом. Корва, выступая с заключительным словом, сказал примерно так: «Любой солдат, который может поразить движущуюся цель с одного выстрела из сорок пятого калибра с двадцати трех футов, не задев человека, расположенного прямо под намеченной целью, должен быть отмечен как меткий стрелок, несмотря на неспособность взять под контроль свои эмоции»... или что-то в этом духе. – Карен чуть погодя добавила. – Конечно, это заявление абсурдное, если не идиотское... но, вы знаете, оно сыграло свою роль.
– А суд нашел это смешным?
– Да. Стоял такой хохот...
– Ну а что же стало с подсудимым?
– Ему грозило заключение до десяти лет... за непредумышленное убийство. Всего он получил два года за оставление поста и нарушение военного долга.
– Как это похоже на армию, – заметил Тайсон. – Он попал бы в еще большую беду, если бы промахнулся, потому что все это – грязь.
Карен вытянула ноги и откинулась на спинку скамейки.
– Это немного преувеличено. Но в вашем случае именно военный суд дает привилегии различного рода преступлениям в отличие от гражданских судов. Это вы с мистером Корва должны держать в уме. Я уверена, что вы не забудете об этом. Я понимаю, что он блестящий адвокат, хотя его не очень-то жалуют. Он берется за почти безнадежные дела. – Карен смотрела на темные воды океана. – Кажется, начинается шторм. Видите?
Огромные валы, закипая белой пеной, с силой катились к берегу, а небо нанизало над горизонтом звезды, туманный блеск которых говорил о том, что будет дождь.
Карен поднялась.
– Я лучше пойду. Мне поработать надо.
Он тоже встал, и они заторопились к гарнизону. Упали первые капли дождя, и от нагретого за день асфальта пошел пар. Дождь припустил во всю, и Тайсон на ходу предложил:
– Я одолжу вам зонт, только пообещайте, что не потеряете его.
Она ускорила шаг. Дождь усиливался, дробно стуча по асфальту. Впереди виднелись огни в домах для семейных офицеров. Гостевой же находился в четверти мили от его дома. Она согласилась, и они помчались по лопочущим под ногами потокам дождевой воды.
Когда добрались до двери, вымокли до нитки. Тайсон, уходя, не захлопнул дверь на замок, и они быстро нырнули внутрь. Вытирая с лица крупные капли, он сказал:
– Я вам дам полотенце.
– Если можно.
– У меня три казенных. Не хотите ли переждать дождь здесь?
– Нет. Я только возьму зонт.
– Я могу подвезти вас к дому для гостей.
– И так дойду.
– Может быть, пива?
– Нет, спасибо. Полотенце, пожалуйста.
Он смотрел, как капли бежали по ее лицу, потом, протянув руку, провел пальцами по ее щекам. Посмотрев в глаза, Тайсон нежно положил ей на плечи руки. Карен стояла очень тихо, затем обняла его. Тайсон почувствовал, как сильно забилось его сердце, а на ее шее заметил пульсирующую жилку. У обоих дрожали руки. Их крепкое объятие нарушили шаги сверху, они невольно отпрянули друг от друга. Из-за угла лестничной площадки появилась Марси.
– Привет! Мне послышались голоса.
Тайсон, оторопев немного, сказал:
– Марси, позволь тебе представить майора Карен Харпер.
Глава 29
Генерал Уильям ван Аркен сидел в райке лекционного зала и слушал инструктаж полковника Амброуза Хортона, обратившегося с заключительным словом к двадцати студентам в первом ряду. Его грудной голос (произношение выдавало уроженца Вирджинии) эхом отдавался в пустом амфитеатре военно-юридической академии армии США. Учебное заведение размещалось на территории шарлотсвилльского кампуса университета Вирджинии, что в трех часах езды от Пентагона.
Взгляд полковника Хортона остановился на генерале ван Аркене, одетом в темно-синий костюм. Слушатели военно-юридической академии почли бы за честь быть представленными главному военному прокурору, но шестое чувство полковника Хортона подсказывало ему, что генерал хотел оставаться инкогнито. Хортон снова переключил свое внимание на первый ряд и продолжал:
– Как говорили войсковые командиры, поле боя – самое праведное место в мире. Мы, блюстители закона, тоже говорим это, когда речь идет о военных преступлениях. Порой, доискиваясь до того, как солдат выполнял свой долг на войне, мы сталкиваемся с уникальными хитросплетениями как обстоятельств, так и поступков.
Генерал ван Аркен слушал, как эхо слов полковника Хортона таяло в огромном пространстве зала. Куранты на башне пробили восемь раз, но студенты не двинулись с мест. Солнце тонуло в желтовато-розовом мареве заката, посылая в высокие окна зала прощальные лучи.
В заключение лекции полковник Хортон сказал:
– В следующий раз мы исследуем эти два понятия и попытаемся сопоставить их, заостряя особенное внимание на актах насилия. Выявим причины этого явления и, в конечном счете, выясним, как мы, военные адвокаты, должны разбирать такого рода преступления. Спасибо за внимание.
Слушатели встали, как только полковник сошел с кафедры и начал спускаться вниз к проходу. Ван Аркен встретил его на полпути. Хортон по-отечески приветствовал прокурора:
– Добрый вечер, генерал. Не чаял вас увидеть.
Они крепко пожали друг другу руки.
– Я к вам с неофициальным визитом, – сказал ван Аркен с притворной напыщенностью. – Давайте пройдемся.
Мужчины покинули зал и, выйдя на улицу, пошли вдоль безлюдного кампуса. Утомленный жарой ван Аркен сказал, тяжело дыша:
– Я бы хотел услышать ваше мнение по делу Тайсона.
Полковник Хортон, наклонив голову, спросил:
– Неофициальное?
– Конечно. – Ван Аркен искоса посмотрел на Хортона. Этот человек, которому было порядком за семьдесят, оставался единственным в армии лицом, участвовавшим в Нюрнбергском процессе. Многие считали его корифеем военной юриспруденции и учились у него так же, как студенты гражданских и военных учебных заведений, философии закона и этике. Вопреки его значительному влиянию Хортона дважды обходили присвоением звания бригадного генерала, и почти на всех постах военной службы его просили или принуждали отказываться от назначения. Ван Аркен предложил, подводя Хортона к широкой деревянной скамейке:
– Не присядете на минуту?
Удовлетворенный Хортон тяжело опустился на скамейку.
– У меня сегодня очень напряженный день.
Ван Аркен сел рядом и дипломатично ответил:
– Эта жара на меня тоже сильно действует. – Он посмотрел старику в глаза. – Могу я с вами поговорить конфиденциально?
Полковник расстегнул верхнюю пуговицу зеленой рубашки и ослабил галстук. Он ответил, задыхаясь:
– Конечно, если мы не будем касаться запрещенных тем, генерал.
Ван Аркен с минуту с любопытством разглядывал полковника. Хортон непонятным образом сковывал его, лишая свободы мысли и поведения. Старик был диссидентом и ко всему прочему редким занудой. Он повсеместно читал лекции о Нюрнбергском процессе, о деле Колли и Медины и других противоречивых случаях в военном законодательстве. Армия не всегда соглашалась с его точкой зрения. Ван Аркен тоже не вполне одобрял некоторые из его позиций, и по этой самой причине Хортон до сих пор оставался полковником. Сейчас ван Аркен нуждался в прямых ответах, а Хортон всегда отличался прямолинейностью. Генерал начал:
– Поговаривают, что Карен Харпер неумышленно напортачила с расследованием дела Тайсона.
– Ну что же, – пожал плечами полковник, – то, что случилось между Тайсоном и Харпер, насколько я могу судить, было очаровательно. В законе существует доктрина, которая гласит, что мы не можем наслаждаться плодами ядовитого дерева, хотя знаем, что вкус их восхитителен. Поэтому считайте, что расследование по статье 31-й прошло более чем удачно, генерал, и заканчивайте с этим как можно скорее.
– Я так и сделаю.
– Вот и хорошо. Есть ли у вас какие-нибудь догадки относительно рекомендаций Харпер?
Ван Аркен покачал головой.
– Тайсону самое время опротестовать показания доктора Брандта. Если он пойдет на это и если будут приведены достаточные подтверждения того, что он говорит о Брандте, тогда показания Брандта – ничто по сравнению с показаниями Тайсона. Я бы не хотел появляться в зале суда без неопровержимых доказательств, а какие-то там два сомнительных свидетеля не в счет. Думаю, так же поступит и военный прокурор.
– А что, – спросил полковник Хортон, – разве доктор Брандт так безупречен?
– Мне не известно. Я не контактирую с майором Харпер. – Ван Аркен посмотрел на Хортона. – Не хотите ли пройтись?
– Да. – Он поднялся и застегнул пуговицу. Они пошли по дорожке, пересекавшей поляну Грин-Лоун. От витражей в ряде зданий падали на темную траву светлые тени. Ван Аркен сказал:
– Во время процесса над Колли мало кто из прокуратуры сочувствовал осужденному. Что же касается Тайсона, то ситуация осложняется тем, что определенные верхи – Белый дом и министерство юстиции – начинают колебаться. Я считаю своим долгом перед армией и страной надавить на них. И мне интересно знать ваше мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Да. Таков закон.
– Сможет ли армия уложиться в этот срок?
– Уже на следующей неделе прокуратура даст краткое заключение закрывать дело или нет. Но если она настоит на продолжении расследования, ей останется связаться с оставшимися свидетелями и решить, кого выбрать для суда.
– Вы нашли кого-нибудь?
– Я вложила в конверт меморандум.
– Ну и что говорится в нем?
Она посмотрела на него, прежде чем ответить.
– Сегодня вечером об этом говорили в новостях. Завтра информация появится в газетах. Гарольд Симкокс погиб в автомобильной катастрофе почти рядом со своим домом в Мэдисоне, штат Висконсин. Его машина на большой скорости врезалась в опору моста. В крови обнаружили высокий процент алкоголя.
Тайсон задумался, прислушиваясь к шуму волн, и попытался представить лицо Симкокса, но, к удивлению, обнаружил, что его образ не приходит ему на память. Даже недавний просмотр армейского фотоальбома не помог ему. Симкокс всегда стоял где-то в стороне или с отвернувшимся от камеры лицом, или в гротескном камуфляже, скрываясь под тенью своей австралийской шляпы из тростника. Гарольд Симкокс. Тайсону стало не по себе, но в то же время в душу поползла какая-то призрачная скука.
– Несчастный случай? – спросил он.
– Я не знаю. Он, говорят, в разводе, безработный, алкоголик, очень одинок. Он не оставил никакой записки.
– Иногда бывает так, что и сказать нечего. – "А иногда, - подумал он, – слишком много хочешь сказать, а спустя некоторое время думаешь, что, пожалуй, лучше было бы оставить все несказанным. Гарольд Симкокс, - размышлял он, – возможно, что это – самоубийство. Муди умер от рака". Он вспомнил бесконечные патрули по голым равнинам. Эта война не пресекла убийства и увечья. Ричард Фарли будет следующим. Он сказал нараспев: – Я не суеверен... но у армии – скверное снаряжение и обмундирование, как у флота – неудачные корабли. Я всегда чувствовал, что на седьмой дивизии своего рода роковая мета. – Он глубоко вздохнул. – Может быть, это – несчастье или стечение обстоятельств, а может быть, дело коллективных усилий военных соединений. Память о их деяниях имеет свое продолжение, как выразился подполковник Левин.
Она не возражала, и они постояли немного в молчании. Внезапно усилились порывы ветра, и над Стейтон-Айлендом метнулись яркие молнии, высвечивая тусклые тучи. Изменившаяся погода звала их в гарнизон. Идя парком, Карен присела на скамейку, Тайсон устроился на почтительном расстоянии. Он спросил:
– Вы ходили к памятнику?
– Да.
– Такие памятники всегда вызывали у меня отвращение. А у вас?
– Да. Пожалуй, вы правы, потому что это скорее походит на надгробье. Но эта стена со столькими именами дала богатую пищу для размышлений. Я раньше думала, что на ней отмечены погибшие в бою среди своих друзей, а не по одиночке, и друзья стали свидетелями их смерти. Я также думала, что эта стена в форме шеврона символизирует жертвы Вьетнама и отмщение за них. Я считала, что на войне, которую задумывали с точки зрения глобальной стратегии, воевали солдаты, имевшие личную выгоду. И вот я попыталась представить эту перспективу, чтобы помочь себе понять, что же произошло в госпитале Мизерикорд.
Тайсон промолчал.
– Ладно. Вернемся к свидетелям. Их осталось четверо, как положено при любом судебном разбирательстве. Двое выступают против вас, а двое – в защиту. Вероятно, разыщут Луиса Калана, Фернандо Белтрана, Ли Уолкера. Дэн Келли и Майкл Детонк не идут в расчет. И еще остается сестра Тереза.
Он посмотрел на съежившуюся на скамейке фигуру.
– С монахиней все неудачно. Я начинаю думать: почему она не заявит о себе?
– А я начинаю думать, существовала ли она вообще. Мне иногда кажется, что все это следствие – вещь нереальная. Я не могу поверить, что это происходит на самом деле, поэтому не воспринимаю те или иные заявления всерьез. Это очень мне напоминает мой первый бой. Это было настолько неестественно. Они стреляли из оружия боевыми патронами в меня. Вы знаете, что я делал? Я смеялся. Это было слишком нелепо, как в каком-то неудачном военном фильме. А теперь, спустя почти двадцать лет, меня просят рассказать об участии в боях, которые были для меня словно миражом. Я не верил, что это происходило на самом деле. Я в своем уме?
– Да. Я уже слышала подобное, и про смех во время боя тоже. – Она отвернулась от него. – Это как раз напомнило мне о том, что армия хочет, чтобы вас освидетельствовала комиссия психиатров. Это обычная процедура, когда речь идет о тяжких преступлениях.
– Вот как? А что психиатры говорят о нас как о нации? Почему, мне интересно знать, они не прикажут исповедоваться, чтобы очиститься от всякой скверны? Прежде всего нужно оценить мое моральное состояние. Если мое самосознание разложилось, тогда мне нужен не трибунал, а религиозная и этическая терапия.
– Это не настолько абсурдно, как кажется. – Она улыбнулась. – Тем не менее вас проверят всесторонне. – Она добавила сочувственно: – Думаю, что все вам здесь претит, хотя бы те же приказы: делай то, делай это.
– Мягко говоря. Вообще меня просто воротит от физических упражнений, мне противно, что меня сфотографировали для удостоверения, приказали жить здесь, обязали подстричься, ткнули носом в форму и так далее, и так далее.
– Да. Вы не военный человек. Но коль скоро вас призвали, вы должны привыкнуть к этой рутине.
– Этого-то я боюсь больше всего. Я не хочу привыкать. Я бы хотел сохранить свою индивидуальность и ощущение себя. Я не желаю растворяться в этой серой среде.
– Но вам придется подчиниться службе. Не сердитесь и не горюйте, а если придется плохо, не показывайте этого. Ваши эмоции не возымеют действия.
– Вы правы, – кивнул он. – У меня нет желания ненавидеть армию, свою страну или любого, кто связан с этим расследованием. Здесь нет злых гениев, которые жаждут моих мучений. Здесь сидят только штабные крысы, которые выполняют свою работу по правилам и циркулярам. Дело в том, что многие могут быть виноватыми, но только один подсуден. О какой же справедливости может идти речь?
– Вы рассержены.
– Хорошо. Можно обойти правовую систему в лице ушлых адвокатов. Поэтому, следуя вашему совету нанять лучшего адвоката, я позвонил одному, которого мне порекомендовали. Он перезвонил мне сегодня днем после музея.
– Вы наняли его? – с интересом спросила она.
– Думаю, что да. Говорят, он величина, причем не мнимая. Завтра утром у меня с ним назначена встреча. А как раз завтра ко мне придет на экскурсию группа школьников. Что вы мне посоветуете?
– Встретиться с адвокатом. Между прочим, та группа стариков дождалась вас?
– Да. У них нет ничего, кроме свободного времени.
Они задали мне кучу нескромных вопросов о вас. Хотели узнать, честные ли у меня намерения. Она улыбнулась, но не ответила.
– Если вы наймете этого адвоката, дайте мне знать, я внесу его имя и адрес в свой рапорт.
– Я могу назвать его имя сейчас. Он из военной прокуратуры. Это некий Винсент Корва.
– Да. Он действительно член военной коллегии адвокатов.
– Он мне тоже так сказал. Ну и как он?
– Судить о нем – не мое дело, но я видела его однажды на суде в Форт-Джексоне.
– Кто выиграл процесс?
– Армия. Ну... это скверная история. Осужденный – капитан... обвинялся в непредумышленном убийстве. – Она добавила, вздохнув: – Он нашел свою жену в постели с любовником.
– Ах! Занятно. Продолжайте.
– Видите ли... – Она безразлично повела плечом. – Этот капитан дежурил однажды ночью и объезжал на джипе посты, а потом заехал домой. Думаю, что у него возникли подозрения. Ну, в общем, он нашел их... свою жену и молодого лейтенанта... вместе... предающихся любовным, утехам... достал свой пистолет сорок пятого калибра и застрелил любовника.
Тайсон, заинтригованный, придвинулся ближе.
– С какого расстояния он стрелял? Сколько раз? В кого он пытался попасть?
Она снова улыбнулась, и он понял, что удивляет ее своим поведением.
– Смешно, что вы спрашиваете об этом. Корва, выступая с заключительным словом, сказал примерно так: «Любой солдат, который может поразить движущуюся цель с одного выстрела из сорок пятого калибра с двадцати трех футов, не задев человека, расположенного прямо под намеченной целью, должен быть отмечен как меткий стрелок, несмотря на неспособность взять под контроль свои эмоции»... или что-то в этом духе. – Карен чуть погодя добавила. – Конечно, это заявление абсурдное, если не идиотское... но, вы знаете, оно сыграло свою роль.
– А суд нашел это смешным?
– Да. Стоял такой хохот...
– Ну а что же стало с подсудимым?
– Ему грозило заключение до десяти лет... за непредумышленное убийство. Всего он получил два года за оставление поста и нарушение военного долга.
– Как это похоже на армию, – заметил Тайсон. – Он попал бы в еще большую беду, если бы промахнулся, потому что все это – грязь.
Карен вытянула ноги и откинулась на спинку скамейки.
– Это немного преувеличено. Но в вашем случае именно военный суд дает привилегии различного рода преступлениям в отличие от гражданских судов. Это вы с мистером Корва должны держать в уме. Я уверена, что вы не забудете об этом. Я понимаю, что он блестящий адвокат, хотя его не очень-то жалуют. Он берется за почти безнадежные дела. – Карен смотрела на темные воды океана. – Кажется, начинается шторм. Видите?
Огромные валы, закипая белой пеной, с силой катились к берегу, а небо нанизало над горизонтом звезды, туманный блеск которых говорил о том, что будет дождь.
Карен поднялась.
– Я лучше пойду. Мне поработать надо.
Он тоже встал, и они заторопились к гарнизону. Упали первые капли дождя, и от нагретого за день асфальта пошел пар. Дождь припустил во всю, и Тайсон на ходу предложил:
– Я одолжу вам зонт, только пообещайте, что не потеряете его.
Она ускорила шаг. Дождь усиливался, дробно стуча по асфальту. Впереди виднелись огни в домах для семейных офицеров. Гостевой же находился в четверти мили от его дома. Она согласилась, и они помчались по лопочущим под ногами потокам дождевой воды.
Когда добрались до двери, вымокли до нитки. Тайсон, уходя, не захлопнул дверь на замок, и они быстро нырнули внутрь. Вытирая с лица крупные капли, он сказал:
– Я вам дам полотенце.
– Если можно.
– У меня три казенных. Не хотите ли переждать дождь здесь?
– Нет. Я только возьму зонт.
– Я могу подвезти вас к дому для гостей.
– И так дойду.
– Может быть, пива?
– Нет, спасибо. Полотенце, пожалуйста.
Он смотрел, как капли бежали по ее лицу, потом, протянув руку, провел пальцами по ее щекам. Посмотрев в глаза, Тайсон нежно положил ей на плечи руки. Карен стояла очень тихо, затем обняла его. Тайсон почувствовал, как сильно забилось его сердце, а на ее шее заметил пульсирующую жилку. У обоих дрожали руки. Их крепкое объятие нарушили шаги сверху, они невольно отпрянули друг от друга. Из-за угла лестничной площадки появилась Марси.
– Привет! Мне послышались голоса.
Тайсон, оторопев немного, сказал:
– Марси, позволь тебе представить майора Карен Харпер.
Глава 29
Генерал Уильям ван Аркен сидел в райке лекционного зала и слушал инструктаж полковника Амброуза Хортона, обратившегося с заключительным словом к двадцати студентам в первом ряду. Его грудной голос (произношение выдавало уроженца Вирджинии) эхом отдавался в пустом амфитеатре военно-юридической академии армии США. Учебное заведение размещалось на территории шарлотсвилльского кампуса университета Вирджинии, что в трех часах езды от Пентагона.
Взгляд полковника Хортона остановился на генерале ван Аркене, одетом в темно-синий костюм. Слушатели военно-юридической академии почли бы за честь быть представленными главному военному прокурору, но шестое чувство полковника Хортона подсказывало ему, что генерал хотел оставаться инкогнито. Хортон снова переключил свое внимание на первый ряд и продолжал:
– Как говорили войсковые командиры, поле боя – самое праведное место в мире. Мы, блюстители закона, тоже говорим это, когда речь идет о военных преступлениях. Порой, доискиваясь до того, как солдат выполнял свой долг на войне, мы сталкиваемся с уникальными хитросплетениями как обстоятельств, так и поступков.
Генерал ван Аркен слушал, как эхо слов полковника Хортона таяло в огромном пространстве зала. Куранты на башне пробили восемь раз, но студенты не двинулись с мест. Солнце тонуло в желтовато-розовом мареве заката, посылая в высокие окна зала прощальные лучи.
В заключение лекции полковник Хортон сказал:
– В следующий раз мы исследуем эти два понятия и попытаемся сопоставить их, заостряя особенное внимание на актах насилия. Выявим причины этого явления и, в конечном счете, выясним, как мы, военные адвокаты, должны разбирать такого рода преступления. Спасибо за внимание.
Слушатели встали, как только полковник сошел с кафедры и начал спускаться вниз к проходу. Ван Аркен встретил его на полпути. Хортон по-отечески приветствовал прокурора:
– Добрый вечер, генерал. Не чаял вас увидеть.
Они крепко пожали друг другу руки.
– Я к вам с неофициальным визитом, – сказал ван Аркен с притворной напыщенностью. – Давайте пройдемся.
Мужчины покинули зал и, выйдя на улицу, пошли вдоль безлюдного кампуса. Утомленный жарой ван Аркен сказал, тяжело дыша:
– Я бы хотел услышать ваше мнение по делу Тайсона.
Полковник Хортон, наклонив голову, спросил:
– Неофициальное?
– Конечно. – Ван Аркен искоса посмотрел на Хортона. Этот человек, которому было порядком за семьдесят, оставался единственным в армии лицом, участвовавшим в Нюрнбергском процессе. Многие считали его корифеем военной юриспруденции и учились у него так же, как студенты гражданских и военных учебных заведений, философии закона и этике. Вопреки его значительному влиянию Хортона дважды обходили присвоением звания бригадного генерала, и почти на всех постах военной службы его просили или принуждали отказываться от назначения. Ван Аркен предложил, подводя Хортона к широкой деревянной скамейке:
– Не присядете на минуту?
Удовлетворенный Хортон тяжело опустился на скамейку.
– У меня сегодня очень напряженный день.
Ван Аркен сел рядом и дипломатично ответил:
– Эта жара на меня тоже сильно действует. – Он посмотрел старику в глаза. – Могу я с вами поговорить конфиденциально?
Полковник расстегнул верхнюю пуговицу зеленой рубашки и ослабил галстук. Он ответил, задыхаясь:
– Конечно, если мы не будем касаться запрещенных тем, генерал.
Ван Аркен с минуту с любопытством разглядывал полковника. Хортон непонятным образом сковывал его, лишая свободы мысли и поведения. Старик был диссидентом и ко всему прочему редким занудой. Он повсеместно читал лекции о Нюрнбергском процессе, о деле Колли и Медины и других противоречивых случаях в военном законодательстве. Армия не всегда соглашалась с его точкой зрения. Ван Аркен тоже не вполне одобрял некоторые из его позиций, и по этой самой причине Хортон до сих пор оставался полковником. Сейчас ван Аркен нуждался в прямых ответах, а Хортон всегда отличался прямолинейностью. Генерал начал:
– Поговаривают, что Карен Харпер неумышленно напортачила с расследованием дела Тайсона.
– Ну что же, – пожал плечами полковник, – то, что случилось между Тайсоном и Харпер, насколько я могу судить, было очаровательно. В законе существует доктрина, которая гласит, что мы не можем наслаждаться плодами ядовитого дерева, хотя знаем, что вкус их восхитителен. Поэтому считайте, что расследование по статье 31-й прошло более чем удачно, генерал, и заканчивайте с этим как можно скорее.
– Я так и сделаю.
– Вот и хорошо. Есть ли у вас какие-нибудь догадки относительно рекомендаций Харпер?
Ван Аркен покачал головой.
– Тайсону самое время опротестовать показания доктора Брандта. Если он пойдет на это и если будут приведены достаточные подтверждения того, что он говорит о Брандте, тогда показания Брандта – ничто по сравнению с показаниями Тайсона. Я бы не хотел появляться в зале суда без неопровержимых доказательств, а какие-то там два сомнительных свидетеля не в счет. Думаю, так же поступит и военный прокурор.
– А что, – спросил полковник Хортон, – разве доктор Брандт так безупречен?
– Мне не известно. Я не контактирую с майором Харпер. – Ван Аркен посмотрел на Хортона. – Не хотите ли пройтись?
– Да. – Он поднялся и застегнул пуговицу. Они пошли по дорожке, пересекавшей поляну Грин-Лоун. От витражей в ряде зданий падали на темную траву светлые тени. Ван Аркен сказал:
– Во время процесса над Колли мало кто из прокуратуры сочувствовал осужденному. Что же касается Тайсона, то ситуация осложняется тем, что определенные верхи – Белый дом и министерство юстиции – начинают колебаться. Я считаю своим долгом перед армией и страной надавить на них. И мне интересно знать ваше мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78