Читайте газеты.
Берг проигнорировал замечание и продолжал:
– А не ущемим ли мы права мистера Тайсона, призвав его на службу и даже не собрав улик? Считаю этот шаг преждевременным и опрометчивым. Траскотт?
– Ну не больше, чем права подозреваемого, выданного иностранному государству. Правительство сделало несколько определенных шагов по установлению его юрисдикции. Это не следует истолковывать как презумпцию вины.
Берг, стоя, сделал глоток. Он пристально смотрел в окно на Белый дом, потом, повернувшись, заявил:
– Если мы призовем Тайсона на службу, то все газеты страны напечатают эту новость. Я все же придерживаюсь мнения держать это в секрете. – Он обратился к ван Аркену: – Давайте рассмотрим человеческий фактор. Что будет, если Тайсон отслужит в армии шесть месяцев или, скажем, год и окажется, что он невиновен? Вы не можете так просто запятнать человека беспочвенными подозрениями. Тогда почему же мы не можем дать этому человеку жить спокойно жизнью, пока у нас не появятся основания вернуть его в армию?
– Я сказал вам, почему, – ответил ван Аркен. – Я не думаю, что мистер Тайсон живет спокойной жизнью. Я тоже человек, я понимаю, каково ему сейчас.
Берг сорвался:
– Повестка по почте будет так же уместна, как медицинское освидетельствование вашей последней сексуальной партнерши.
Лицо ван Аркена, покрытое пятнами и красными прожилками стало еще краснее. Генерал готов был выскочить из комнаты. Казалось, он напряг все силы, чтобы его голос не дрожал.
– У нас достаточно материала для обвинения. Мы предпринимаем шаги, чтобы вынести наши подозрения в суд, или мы прекратим это дело. Но не забывайте, что если мы повернемся спиной к двум сотням жертв, как, вероятно, Тайсон сделал в свое время, мы будем так же виновны, как и он. – И добавил угрожающе: – До запроса конгресса мы можем рассчитывать на явку в суд.
Берг шумно выдохнул:
– Я лично поговорю с президентом о всех деталях нашего совещания.
– Почему вы не попросите президента как главнокомандующего, – голос ван Аркена звучал достаточно ровно, – подписать приказ о возвращении Тайсона в армию? В этом случае было бы меньше оснований для возражений, чем при обычном армейском призыве.
Берг повысил голос:
– Генерал, вы чертовски хорошо знаете, что президент не хочет этого делать. Это дело чисто военное, и мы все с этим согласны. Поэтому давайте оставим президента в покое. Предстоит суд по делу об убийстве, а не международный скандал, верно? А теперь, как вы думаете, сколько времени у вас уйдет на то, чтобы посадить Тайсона снова в седло?
Ван Аркен резко вздохнул:
– Не могу предсказать. Все зависит от того, как рьяно будет Тайсон отмахиваться от повестки.
Траскотт добавил:
– Он может отмахиваться от нее вплоть до Верховного суда.
Берг сел на свое место. Неужели, подумал он, отсрочка призыва в армию и суда такой скверный поступок. Как правило, на это давит исполнительная власть и передает дело в судебный округ.
Казалось, что Траскотт угадал, о чем думал Берг:
– Мы можем связаться с адвокатом Тайсона или непосредственно с ним самим. Иногда прямой контакт оказывается лучшим. Если мы сообщим ему или его адвокату, что призыв в армию связан с продолжением расследования, это поможет нам узнать хотя бы в общих чертах, как он намерен... отреагировать.
Берг, не мигая, смотрел на ван Аркена.
– Будь я на месте адвоката Тайсона, – добавил Траскотт, – я бы убедил его пойти на сделку. Я бы попросил... ну, кое о чем в прокуратуре в обмен на получение повестки в армию. – Он повернулся к ван Аркену. – Что бы вы предложили?
– Ничего.
– Вы бы предложили ему, – сказал Берг, – легкий трибунальчик, не правда ли? – Он задумался о настоящих причинах, заставляющих ван Аркена неотступно следовать намеченному курсу. Берг бился над обуревавшей генерала идефикс и насаждаемой им философией, и на поверку выходило, что этот человек оказывался стойким моралистом и блюстителем правопорядка. Он вел довольно аскетический образ жизни, не был женат, жил в казенном доме. Поговаривали, будто у него всего два цивильных костюма: один летний шерстяной, другой зимний тоже шерстяной, и оба синие.
Берг встал.
– Ну что ж, джентльмены, прежде чем окончить нашу встречу, я бы хотел прокомментировать положение вещей. Общество в какой-то мере разделяет чувство вины с вооруженными силами. Поэтому, если мы затеем слушание дела в трибунале, осудим и лишим свободы Тайсона, не надо надеяться, что нас будут считать национальными героями.
Ван Аркен поджал губы.
– Я не гонюсь за популярностью. И мне не нужно общественное признание.
– Давайте не будем из-за этого ломать голову. – Траскотт повернулся к Бергу. – В основном генерал прав, и вам необходимо доложить об этом президенту. Укрыватели больше не в чести. Я скорее сделаю что-нибудь не очень уж заслуживающее одобрения, чем предстану перед судом за тайный сговор.
Берг кивнул в знак согласия.
– Я не предлагаю никого укрывать. Я предлагаю взвесить: чего больше принесет трибунал стране – добра или зла.
– Если мы не можем сейчас определиться, то нашей системе грозит провал, – сказал ван Аркен. – А я думаю, что нет большего вреда для государства, основанного на законности, чем провал его правоохранительной системы. Я считаю, что если мистер Тайсон находился бы сейчас в этой комнате и объективно отнесся к создавшейся ситуации, то он наверняка согласился бы со мной.
Берг улыбнулся.
– Бенджамин Тайсон борется за свою жизнь, и он не может быть объективным в этой ситуации. Он ставит свою страну и правительство в весьма неловкое положение. И я не виню его. – Берг взял свой кейс, гладкой кожей поблескивающий на солнце. – Это дело откроет старые раны, которые закровоточат пуще прежнего. Эта война, будь она неладна, вернется снова в дом. Господи, помоги нам! – Берг направился к двери. – Встреча переносится.
Глава 11
Во вторник в 7 часов 30 минут утра Бенджамин Тайсон вошел в здание гольф-клуба Гарден-Сити, неофициально называемого мужским клубом. Здание это возвели в 1899 году, и в этот же год было решено закрыть сюда доступ для женщин. Чуть позже дом перестроили и расширили. Сегодня здание представляло собой уникальный и совершенный по красоте образец организации для мужчин. Женщин тем не менее приглашали раз в год сыграть партию в гольф, хотя мало кто удостаивался такой сомнительно высокой чести.
Тайсон обвел взглядом комнату для отдыха и увидел нескольких игроков в кости, собравшихся за кофейным столиком. Он миновал длинную стойку бара, вошел в обеденный зал, потолок которого напоминал своды кафедрального собора, кивнул на ходу нескольким знакомым, сидевшим за утренней чашечкой кофе, и устремился к двери, выходящей на заднюю террасу.
Филипп Слоун расположился за небольшим круглым столом под тенью огромного в голубую полоску зонта и читал газету. Тайсон сел напротив. Слоун поздоровался и налил Тайсону кофе из оловянного кофейника.
– Спасибо.
Бен заметил, что в наряде Слоуна, явно подготовившегося к игре, имели место три основных цвета плюс оранжевый. Тайсон огляделся вокруг. Мужчины в ярких костюмах для гольфа исполняли скучный ритуал с мячом и клюшкой. Сто лет назад эти необъятные акрыземли ледникового происхождения занимал стрелковый клуб Картерет, куда приходили пострелять в голубей и убивали порой до тысячи птиц. А время от времени члены охотничьего клуба Мэдоу-Брук галопировали по этому пространству, гончие брехали, рога зазывно трубили.
Тайсон обожал гольф, а не охоту на лисиц или стрельбу по птицам. Однако у него возникало смутное чувство, что эти «Елисейские поля» освящены столетним гедонизмом и что, несмотря ни на какие социальные изменения, просветившие мир и очертившие границу американской демократии, эти несколько акров оставлены для джентльменов, желающих размять свои телеса. По крайней мере, до того времени, пока не наступит следующий ледниковый период.
Слоун оторвался от газеты и только тут заметил, что его приятель не в спортивной форме.
– Я думал, что ты сыграешь со мной раунд?
– Нет. Мне нужно успеть на восемь сорок две. Так что давай к восьми тридцати закругляться.
Слоун казался разочарованным. Потом он внимательно оглядел Тайсона:
– Какое у тебя сейчас положение там?
Тайсон подлил себе еще немного кофе.
– Где?
– На твоей работе.
Тайсон пил кофе маленькими глотками. Он заметил, что женщины в разговоре касаются элементов его семейной жизни, а мужчины обычно расспрашивают о работе. Почти никто не интересовался состоянием его души.
– Трудно сказать. Фил. С одной стороны, мы имеем известную всем родительскую опеку со стороны японских друзей, а с другой – японскую производительность. Я не очень производителен в эти дни. Вдобавок к этому их навязчивые идеи: приличия, внешний вид и так далее. Я смущаю их. – Он улыбнулся и добавил: – Как бывший самурай, опорочивший себя, я должен найти достойный выход из положения. Но американские менеджеры еще не переняли японскую некрофилию.
Слоуну стало не по себе от такого разговора.
Тайсон с горечью произнес:
– Знаешь, если бы старик Штуцман по-прежнему был при исполнении служебных обязанностей, он бы отдал в мое распоряжение юридическую фирму корпорации для решения моих проблем.
Слоун позвал официанта, заказал сладкие булочки и кофе, Бен заказал яйца и апельсиновый сок. Неожиданно Тайсона поразила мысль о том, что он непонятно почему не переносит мужчин, предпочитающих на завтрак сладкие булочки.
Слоун потянулся за своим кейсом и вытащил сложенную в несколько раз газету, которую передал Тайсону буквально под столом.
Тайсон развернул ее и увидел «Америкэн инвестигейтор» не только с фотографией Марси, но и с недавно вышедшим приложением. Один из многочисленных заголовков гласил: «Господин президент, восторжествует ли справедливость?» Эта вопрошающая строчка на самом деле была хитрой уловкой, намекающей читателям газеты, что губернатор штата получил копию этого мусора на пороге Белого дома. Тайсон заметил заголовок еще одной статьи: «Друзья и любовники Марси рассказывают все». Он, не читая, сложил газету и вручил ее Слоуну.
– Ну?
– История с Марси выходит за рамки всех приличий и журналистской этики. Даже в этой скандальной статье. Какой-то Джонс, который сдал в прессу материал, взял интервью у некоторых друзей Марси по колледжу и... людей, которые утверждают, будто вступали с ней в интимные отношения.
Тайсон добавил сливок в кофе.
– Статья клеветническая, – продолжал Слоун, – полная желчи, грязных намеков и яростных нападок. Как мы знаем, Марси была радикалом, но никогда не прибегала к насилию. Тут есть несколько замечаний насчет наркотиков. – Слоун замялся, потом все же добавил: – Есть осторожное упоминание о супружеской неверности.
Тайсон хранил молчание.
– Подло, – продолжал Слоун. – Настоящая мерзость. Чистой воды клевета. Послушай, так дальше продолжаться не может. Я считаю, что ей надо возбудить иск о диффамации. Я говорю с тобой как мужчина с мужчиной, Бен. Тебе не следует подключаться к этому разбирательству, но я подумал, что сначала должен поговорить с тобой. Мы оба знаем, что Марси независимая женщина и ей не требуется разрешение мужа, чтобы предъявить иск. Но по традиции и из вежливости я обращаюсь сначала к тебе.
– Только ей не говори об этом.
Слоун невольно улыбнулся.
– Хорошо, этот разговор останется между нами. Но она моя клиентка, и я должен поговорить с ней.
– Это твое право.
Принесли завтрак, и Тайсон намазал маслом хрустящий тост. Слоун откусил липнувшую к пальцам сдобу.
Тайсон спросил:
– Вкусно?
Слоун кивнул с набитым ртом.
– Хочешь?
– Нет, спасибо. – Бен заработал вилкой.
Слоун достал из сахарницы пакетик сахара и высыпал его в кофе.
– Здесь больше не употребляют сахар в кубиках. Теперь все пользуются этими идиотскими пакетами, – заметил Тайсон. – Я хочу поговорить с метрдотелем.
– Пакетики гигиеничнее.
– Но из них ничего нельзя построить. Я собираюсь показать тебе сражение при Хюэ. Здесь. Я могу это сделать с помощью бумаги и ручки. – Тайсон достал из внутреннего кармана ручку. – Дай мне один из этих желтых блокнотов, которые вы, крючкотворцы, всегда носите с собой.
Фил страдальчески закатил глаза и извлек из кейса блокнот.
Тайсон рисовал, продолжая есть.
Слоун окинул взглядом террасу и заметил, как несколько человек резко отвернулись. Оба ели молча, пока Тайсон рисовал, затем Фил предложил:
– Давай хоть минуту поговорим о твоем деле. Ну хорошо. Тебя уже очернили в печати, поносят на чем свет стоит по ТВ и радио. Все плохое, что можно было сделать, уже сделано. Ты оболган. Люди сторонятся тебя, карьера висит на волоске, морально ты растоптан...
Тайсон перестал рисовать и вопросительно посмотрел на Слоуна.
– Ты уверен? Я себя чувствую нормально.
– Послушай, Бен, если мы сейчас не предъявим иск, мы упустим время, а значит – потеряем все. Характерно то, что по закону ты не можешь предъявить иск за нанесение морального ущерба без неоправданной задержки. Закон признает, что потенциальные истцы, ведя свою игру, стараются увеличить размеры причиненного вреда...
– Ты сказал, что чем больше мое имя вываляют в грязи, тем больше денег мы могли бы запросить за причиненный ущерб?
Слоун откашлялся.
– Не совсем так. В любом случае мы должны начать прямо сейчас, чтобы не пропустить законного срока возбуждения дела.
– Проблема возникла за пределами этого города. – Тайсон водил желтым блокнотом по столу. – Видишь, в черте старого города улицы длинные и узкие, совершенно нет места для маневров. Солдаты Сайгона попробовали, но армия Северного Вьетнама легко выбила их танки ракетами. Внутри крепости есть стены запретного города, которые, в свою очередь, охраняют императорский дворец совершенной гармонии. Понимаешь? А вот здесь, на стенах, установлены сторожевые башни, которые еще раньше захватили вьетконг и северные вьеты. Ситуация осложняется тем, что река делит город на две части. Прямо здесь. В южной части города находятся усыпальницы императора и его семьи, которые по традиции контролировал вьетконг; туристы платили им мзду за посещение. Сумасшедшая война. И все же... ты видишь... какой город... очень сложно застроенный. Американскому командованию не следовало бы вести сражение на условиях противника. Это вызвало столько смертей и разрушений. Хюэ стал наподобие Вердена, когда все сошлись в центре города, чтобы разбить друг друга в пух и прах. Никудышняя тактика. Американцам и южным вьетнамцам нужно было отвести свои войска назад и устроить санитарный кордон. Как ты думаешь?
– Знаешь, – Слоун едва сдерживал раздражение, – только потому, что мы друзья, я позволяю тебе дурачить меня. Я знаю, что ты на грани срыва. Поэтому пора отбросить всякий вздор и действовать.
Тайсон, прищурясь, рассматривал нарисованную им карту и добавил еще одну деталь.
Слоун подвинулся поближе.
– Итак, мы возбуждаем дело? Или Эндрю Пикар и его свидетели говорят правду? Участвовал ли ты, Бенджамин Тайсон, или нет, непосредственно или косвенно, в убийстве мужчин, женщин, детей, монахинь, медперсонала и так далее в госпитале Мизерикорд?
Тайсон отодвинул блокнот в сторону, продолжая жевать кусок тоста, потом, встретившись взглядом со Слоуном, сказал:
– Полагаю, что тебе следует знать. Да, я, как намекает Пикар, виновен в убийстве.
К своей чести, подумал Тайсон, Фил не сделал удивленное лицо. Он просто кивнул.
– Тут конец разговорам о гражданском иске, – продолжал Тайсон. – Извини, что разочаровал тебя и что водил так долго за нос. Но ты меня понимаешь.
– Я не разочарован. Вернее, разочарован, но тем, что ты не доверился мне раньше и что не думаешь о себе, как о невиновном.
– Я не виновен.
Слоун немного помолчал.
– Это решать правосудию, а не тебе. Послушай, в случае предъявления обвинений, а потом отклонения иска или же после расследования, когда тебя сочтут невиновным, тогда ты можешь выиграть гражданское дело о клевете. Улавливаешь?
Тайсон кивнул. Этот человек был настойчивым и, очевидно, все продумал заранее.
Слоуна понесло:
– Но ты должен сейчас отдать инициативу в мои руки. Мы не можем больше откладывать и медлить с решением по предъявлению иска до тех пор, пока все это не обернулось обвинением в уголовных преступлениях. Это решит исход твоего заявления насчет возможного правительственного контроля над гражданским процессом. Поставленные в подобное положение, они обязательно попытаются выгородить нас. Я могу годами возобновлять иск, не доводя его до суда. Такую штуку – без поражения твоих прав – нельзя проделать с уголовными обвинениями.
Тайсон думал, что их юридическая стратегия больше походила на уловки Макиавелли. Военная доктрина основана на простоте, скорости и в целом на понятных задачах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Берг проигнорировал замечание и продолжал:
– А не ущемим ли мы права мистера Тайсона, призвав его на службу и даже не собрав улик? Считаю этот шаг преждевременным и опрометчивым. Траскотт?
– Ну не больше, чем права подозреваемого, выданного иностранному государству. Правительство сделало несколько определенных шагов по установлению его юрисдикции. Это не следует истолковывать как презумпцию вины.
Берг, стоя, сделал глоток. Он пристально смотрел в окно на Белый дом, потом, повернувшись, заявил:
– Если мы призовем Тайсона на службу, то все газеты страны напечатают эту новость. Я все же придерживаюсь мнения держать это в секрете. – Он обратился к ван Аркену: – Давайте рассмотрим человеческий фактор. Что будет, если Тайсон отслужит в армии шесть месяцев или, скажем, год и окажется, что он невиновен? Вы не можете так просто запятнать человека беспочвенными подозрениями. Тогда почему же мы не можем дать этому человеку жить спокойно жизнью, пока у нас не появятся основания вернуть его в армию?
– Я сказал вам, почему, – ответил ван Аркен. – Я не думаю, что мистер Тайсон живет спокойной жизнью. Я тоже человек, я понимаю, каково ему сейчас.
Берг сорвался:
– Повестка по почте будет так же уместна, как медицинское освидетельствование вашей последней сексуальной партнерши.
Лицо ван Аркена, покрытое пятнами и красными прожилками стало еще краснее. Генерал готов был выскочить из комнаты. Казалось, он напряг все силы, чтобы его голос не дрожал.
– У нас достаточно материала для обвинения. Мы предпринимаем шаги, чтобы вынести наши подозрения в суд, или мы прекратим это дело. Но не забывайте, что если мы повернемся спиной к двум сотням жертв, как, вероятно, Тайсон сделал в свое время, мы будем так же виновны, как и он. – И добавил угрожающе: – До запроса конгресса мы можем рассчитывать на явку в суд.
Берг шумно выдохнул:
– Я лично поговорю с президентом о всех деталях нашего совещания.
– Почему вы не попросите президента как главнокомандующего, – голос ван Аркена звучал достаточно ровно, – подписать приказ о возвращении Тайсона в армию? В этом случае было бы меньше оснований для возражений, чем при обычном армейском призыве.
Берг повысил голос:
– Генерал, вы чертовски хорошо знаете, что президент не хочет этого делать. Это дело чисто военное, и мы все с этим согласны. Поэтому давайте оставим президента в покое. Предстоит суд по делу об убийстве, а не международный скандал, верно? А теперь, как вы думаете, сколько времени у вас уйдет на то, чтобы посадить Тайсона снова в седло?
Ван Аркен резко вздохнул:
– Не могу предсказать. Все зависит от того, как рьяно будет Тайсон отмахиваться от повестки.
Траскотт добавил:
– Он может отмахиваться от нее вплоть до Верховного суда.
Берг сел на свое место. Неужели, подумал он, отсрочка призыва в армию и суда такой скверный поступок. Как правило, на это давит исполнительная власть и передает дело в судебный округ.
Казалось, что Траскотт угадал, о чем думал Берг:
– Мы можем связаться с адвокатом Тайсона или непосредственно с ним самим. Иногда прямой контакт оказывается лучшим. Если мы сообщим ему или его адвокату, что призыв в армию связан с продолжением расследования, это поможет нам узнать хотя бы в общих чертах, как он намерен... отреагировать.
Берг, не мигая, смотрел на ван Аркена.
– Будь я на месте адвоката Тайсона, – добавил Траскотт, – я бы убедил его пойти на сделку. Я бы попросил... ну, кое о чем в прокуратуре в обмен на получение повестки в армию. – Он повернулся к ван Аркену. – Что бы вы предложили?
– Ничего.
– Вы бы предложили ему, – сказал Берг, – легкий трибунальчик, не правда ли? – Он задумался о настоящих причинах, заставляющих ван Аркена неотступно следовать намеченному курсу. Берг бился над обуревавшей генерала идефикс и насаждаемой им философией, и на поверку выходило, что этот человек оказывался стойким моралистом и блюстителем правопорядка. Он вел довольно аскетический образ жизни, не был женат, жил в казенном доме. Поговаривали, будто у него всего два цивильных костюма: один летний шерстяной, другой зимний тоже шерстяной, и оба синие.
Берг встал.
– Ну что ж, джентльмены, прежде чем окончить нашу встречу, я бы хотел прокомментировать положение вещей. Общество в какой-то мере разделяет чувство вины с вооруженными силами. Поэтому, если мы затеем слушание дела в трибунале, осудим и лишим свободы Тайсона, не надо надеяться, что нас будут считать национальными героями.
Ван Аркен поджал губы.
– Я не гонюсь за популярностью. И мне не нужно общественное признание.
– Давайте не будем из-за этого ломать голову. – Траскотт повернулся к Бергу. – В основном генерал прав, и вам необходимо доложить об этом президенту. Укрыватели больше не в чести. Я скорее сделаю что-нибудь не очень уж заслуживающее одобрения, чем предстану перед судом за тайный сговор.
Берг кивнул в знак согласия.
– Я не предлагаю никого укрывать. Я предлагаю взвесить: чего больше принесет трибунал стране – добра или зла.
– Если мы не можем сейчас определиться, то нашей системе грозит провал, – сказал ван Аркен. – А я думаю, что нет большего вреда для государства, основанного на законности, чем провал его правоохранительной системы. Я считаю, что если мистер Тайсон находился бы сейчас в этой комнате и объективно отнесся к создавшейся ситуации, то он наверняка согласился бы со мной.
Берг улыбнулся.
– Бенджамин Тайсон борется за свою жизнь, и он не может быть объективным в этой ситуации. Он ставит свою страну и правительство в весьма неловкое положение. И я не виню его. – Берг взял свой кейс, гладкой кожей поблескивающий на солнце. – Это дело откроет старые раны, которые закровоточат пуще прежнего. Эта война, будь она неладна, вернется снова в дом. Господи, помоги нам! – Берг направился к двери. – Встреча переносится.
Глава 11
Во вторник в 7 часов 30 минут утра Бенджамин Тайсон вошел в здание гольф-клуба Гарден-Сити, неофициально называемого мужским клубом. Здание это возвели в 1899 году, и в этот же год было решено закрыть сюда доступ для женщин. Чуть позже дом перестроили и расширили. Сегодня здание представляло собой уникальный и совершенный по красоте образец организации для мужчин. Женщин тем не менее приглашали раз в год сыграть партию в гольф, хотя мало кто удостаивался такой сомнительно высокой чести.
Тайсон обвел взглядом комнату для отдыха и увидел нескольких игроков в кости, собравшихся за кофейным столиком. Он миновал длинную стойку бара, вошел в обеденный зал, потолок которого напоминал своды кафедрального собора, кивнул на ходу нескольким знакомым, сидевшим за утренней чашечкой кофе, и устремился к двери, выходящей на заднюю террасу.
Филипп Слоун расположился за небольшим круглым столом под тенью огромного в голубую полоску зонта и читал газету. Тайсон сел напротив. Слоун поздоровался и налил Тайсону кофе из оловянного кофейника.
– Спасибо.
Бен заметил, что в наряде Слоуна, явно подготовившегося к игре, имели место три основных цвета плюс оранжевый. Тайсон огляделся вокруг. Мужчины в ярких костюмах для гольфа исполняли скучный ритуал с мячом и клюшкой. Сто лет назад эти необъятные акрыземли ледникового происхождения занимал стрелковый клуб Картерет, куда приходили пострелять в голубей и убивали порой до тысячи птиц. А время от времени члены охотничьего клуба Мэдоу-Брук галопировали по этому пространству, гончие брехали, рога зазывно трубили.
Тайсон обожал гольф, а не охоту на лисиц или стрельбу по птицам. Однако у него возникало смутное чувство, что эти «Елисейские поля» освящены столетним гедонизмом и что, несмотря ни на какие социальные изменения, просветившие мир и очертившие границу американской демократии, эти несколько акров оставлены для джентльменов, желающих размять свои телеса. По крайней мере, до того времени, пока не наступит следующий ледниковый период.
Слоун оторвался от газеты и только тут заметил, что его приятель не в спортивной форме.
– Я думал, что ты сыграешь со мной раунд?
– Нет. Мне нужно успеть на восемь сорок две. Так что давай к восьми тридцати закругляться.
Слоун казался разочарованным. Потом он внимательно оглядел Тайсона:
– Какое у тебя сейчас положение там?
Тайсон подлил себе еще немного кофе.
– Где?
– На твоей работе.
Тайсон пил кофе маленькими глотками. Он заметил, что женщины в разговоре касаются элементов его семейной жизни, а мужчины обычно расспрашивают о работе. Почти никто не интересовался состоянием его души.
– Трудно сказать. Фил. С одной стороны, мы имеем известную всем родительскую опеку со стороны японских друзей, а с другой – японскую производительность. Я не очень производителен в эти дни. Вдобавок к этому их навязчивые идеи: приличия, внешний вид и так далее. Я смущаю их. – Он улыбнулся и добавил: – Как бывший самурай, опорочивший себя, я должен найти достойный выход из положения. Но американские менеджеры еще не переняли японскую некрофилию.
Слоуну стало не по себе от такого разговора.
Тайсон с горечью произнес:
– Знаешь, если бы старик Штуцман по-прежнему был при исполнении служебных обязанностей, он бы отдал в мое распоряжение юридическую фирму корпорации для решения моих проблем.
Слоун позвал официанта, заказал сладкие булочки и кофе, Бен заказал яйца и апельсиновый сок. Неожиданно Тайсона поразила мысль о том, что он непонятно почему не переносит мужчин, предпочитающих на завтрак сладкие булочки.
Слоун потянулся за своим кейсом и вытащил сложенную в несколько раз газету, которую передал Тайсону буквально под столом.
Тайсон развернул ее и увидел «Америкэн инвестигейтор» не только с фотографией Марси, но и с недавно вышедшим приложением. Один из многочисленных заголовков гласил: «Господин президент, восторжествует ли справедливость?» Эта вопрошающая строчка на самом деле была хитрой уловкой, намекающей читателям газеты, что губернатор штата получил копию этого мусора на пороге Белого дома. Тайсон заметил заголовок еще одной статьи: «Друзья и любовники Марси рассказывают все». Он, не читая, сложил газету и вручил ее Слоуну.
– Ну?
– История с Марси выходит за рамки всех приличий и журналистской этики. Даже в этой скандальной статье. Какой-то Джонс, который сдал в прессу материал, взял интервью у некоторых друзей Марси по колледжу и... людей, которые утверждают, будто вступали с ней в интимные отношения.
Тайсон добавил сливок в кофе.
– Статья клеветническая, – продолжал Слоун, – полная желчи, грязных намеков и яростных нападок. Как мы знаем, Марси была радикалом, но никогда не прибегала к насилию. Тут есть несколько замечаний насчет наркотиков. – Слоун замялся, потом все же добавил: – Есть осторожное упоминание о супружеской неверности.
Тайсон хранил молчание.
– Подло, – продолжал Слоун. – Настоящая мерзость. Чистой воды клевета. Послушай, так дальше продолжаться не может. Я считаю, что ей надо возбудить иск о диффамации. Я говорю с тобой как мужчина с мужчиной, Бен. Тебе не следует подключаться к этому разбирательству, но я подумал, что сначала должен поговорить с тобой. Мы оба знаем, что Марси независимая женщина и ей не требуется разрешение мужа, чтобы предъявить иск. Но по традиции и из вежливости я обращаюсь сначала к тебе.
– Только ей не говори об этом.
Слоун невольно улыбнулся.
– Хорошо, этот разговор останется между нами. Но она моя клиентка, и я должен поговорить с ней.
– Это твое право.
Принесли завтрак, и Тайсон намазал маслом хрустящий тост. Слоун откусил липнувшую к пальцам сдобу.
Тайсон спросил:
– Вкусно?
Слоун кивнул с набитым ртом.
– Хочешь?
– Нет, спасибо. – Бен заработал вилкой.
Слоун достал из сахарницы пакетик сахара и высыпал его в кофе.
– Здесь больше не употребляют сахар в кубиках. Теперь все пользуются этими идиотскими пакетами, – заметил Тайсон. – Я хочу поговорить с метрдотелем.
– Пакетики гигиеничнее.
– Но из них ничего нельзя построить. Я собираюсь показать тебе сражение при Хюэ. Здесь. Я могу это сделать с помощью бумаги и ручки. – Тайсон достал из внутреннего кармана ручку. – Дай мне один из этих желтых блокнотов, которые вы, крючкотворцы, всегда носите с собой.
Фил страдальчески закатил глаза и извлек из кейса блокнот.
Тайсон рисовал, продолжая есть.
Слоун окинул взглядом террасу и заметил, как несколько человек резко отвернулись. Оба ели молча, пока Тайсон рисовал, затем Фил предложил:
– Давай хоть минуту поговорим о твоем деле. Ну хорошо. Тебя уже очернили в печати, поносят на чем свет стоит по ТВ и радио. Все плохое, что можно было сделать, уже сделано. Ты оболган. Люди сторонятся тебя, карьера висит на волоске, морально ты растоптан...
Тайсон перестал рисовать и вопросительно посмотрел на Слоуна.
– Ты уверен? Я себя чувствую нормально.
– Послушай, Бен, если мы сейчас не предъявим иск, мы упустим время, а значит – потеряем все. Характерно то, что по закону ты не можешь предъявить иск за нанесение морального ущерба без неоправданной задержки. Закон признает, что потенциальные истцы, ведя свою игру, стараются увеличить размеры причиненного вреда...
– Ты сказал, что чем больше мое имя вываляют в грязи, тем больше денег мы могли бы запросить за причиненный ущерб?
Слоун откашлялся.
– Не совсем так. В любом случае мы должны начать прямо сейчас, чтобы не пропустить законного срока возбуждения дела.
– Проблема возникла за пределами этого города. – Тайсон водил желтым блокнотом по столу. – Видишь, в черте старого города улицы длинные и узкие, совершенно нет места для маневров. Солдаты Сайгона попробовали, но армия Северного Вьетнама легко выбила их танки ракетами. Внутри крепости есть стены запретного города, которые, в свою очередь, охраняют императорский дворец совершенной гармонии. Понимаешь? А вот здесь, на стенах, установлены сторожевые башни, которые еще раньше захватили вьетконг и северные вьеты. Ситуация осложняется тем, что река делит город на две части. Прямо здесь. В южной части города находятся усыпальницы императора и его семьи, которые по традиции контролировал вьетконг; туристы платили им мзду за посещение. Сумасшедшая война. И все же... ты видишь... какой город... очень сложно застроенный. Американскому командованию не следовало бы вести сражение на условиях противника. Это вызвало столько смертей и разрушений. Хюэ стал наподобие Вердена, когда все сошлись в центре города, чтобы разбить друг друга в пух и прах. Никудышняя тактика. Американцам и южным вьетнамцам нужно было отвести свои войска назад и устроить санитарный кордон. Как ты думаешь?
– Знаешь, – Слоун едва сдерживал раздражение, – только потому, что мы друзья, я позволяю тебе дурачить меня. Я знаю, что ты на грани срыва. Поэтому пора отбросить всякий вздор и действовать.
Тайсон, прищурясь, рассматривал нарисованную им карту и добавил еще одну деталь.
Слоун подвинулся поближе.
– Итак, мы возбуждаем дело? Или Эндрю Пикар и его свидетели говорят правду? Участвовал ли ты, Бенджамин Тайсон, или нет, непосредственно или косвенно, в убийстве мужчин, женщин, детей, монахинь, медперсонала и так далее в госпитале Мизерикорд?
Тайсон отодвинул блокнот в сторону, продолжая жевать кусок тоста, потом, встретившись взглядом со Слоуном, сказал:
– Полагаю, что тебе следует знать. Да, я, как намекает Пикар, виновен в убийстве.
К своей чести, подумал Тайсон, Фил не сделал удивленное лицо. Он просто кивнул.
– Тут конец разговорам о гражданском иске, – продолжал Тайсон. – Извини, что разочаровал тебя и что водил так долго за нос. Но ты меня понимаешь.
– Я не разочарован. Вернее, разочарован, но тем, что ты не доверился мне раньше и что не думаешь о себе, как о невиновном.
– Я не виновен.
Слоун немного помолчал.
– Это решать правосудию, а не тебе. Послушай, в случае предъявления обвинений, а потом отклонения иска или же после расследования, когда тебя сочтут невиновным, тогда ты можешь выиграть гражданское дело о клевете. Улавливаешь?
Тайсон кивнул. Этот человек был настойчивым и, очевидно, все продумал заранее.
Слоуна понесло:
– Но ты должен сейчас отдать инициативу в мои руки. Мы не можем больше откладывать и медлить с решением по предъявлению иска до тех пор, пока все это не обернулось обвинением в уголовных преступлениях. Это решит исход твоего заявления насчет возможного правительственного контроля над гражданским процессом. Поставленные в подобное положение, они обязательно попытаются выгородить нас. Я могу годами возобновлять иск, не доводя его до суда. Такую штуку – без поражения твоих прав – нельзя проделать с уголовными обвинениями.
Тайсон думал, что их юридическая стратегия больше походила на уловки Макиавелли. Военная доктрина основана на простоте, скорости и в целом на понятных задачах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78