Секретарь обратила внимание, что это была «Шанель», а не «Фландерс». Лайла продолжала:
– Еще, никогда не показывайте мне отрицательную почту, но храните ее на случай, если когда-нибудь захочу ее посмотреть. Положительное поступает от настоящих поклонников. Такую почту я хочу видеть полностью. Все. Вы это усвоили? – спросила она женщин. Молодая белая девушка в благоговейном трепете задала вопрос:
– А что, если в положительном письме будет и отрицательная критика? Что делать в таких случаях?
Негритянка едва сдержала усмешку: беспокоиться о таких пустяках, сортируя безумную кучу дерьма? Но у Лайлы был заготовлен ответ:
– Замарайте отрицательное и дайте письмо с остальной позитивной почтой.
7
Джан не переставала удивляться, как сильно ей нравился Лос-Анджелес. Там, на Восточном побережье, Сэм и ее нью-йоркские друзья всегда говорили о нем с раздражением, презрением и горечью. Но он действительно прелестен, и жить в нем легко. Гораздо легче, чем в Нью-Йорке. Как Бертолуччи назвал его? «Большая соска»? Да, возможно, что и так.
Джан нравился домик, который она сняла на Голливудских холмах. Небольшой, всего две маленькие спаленки и большая гостиная, но с плоской крышей, откуда был хороший вид, с маленьким прудиком. Картину довершали оранжевые плоды на апельсиновых деревьях и мальчик-слуга.
Конечно, сначала ей надо было привыкнуть. Жить одной в целом доме – это так непохоже на пребывание в квартире на четвертом этаже без лифта. Правда, Джан не часто бывала дома: когда работаешь и имеешь массу деловых встреч, парикмахерская, массаж лица и маникюр, подгонка костюмов и другие хлопоты, для дома остается самая малость. Но когда это случалось, ей было очень одиноко. Итак, Джан завела кота. Это был красивый черный персидский кот, которого она из своенравия назвала Снежком, в память о коте, который был у нее в детстве в Скьюдерстауне, а так же о Миднайте, своем белом коте, оставшемся в Нью-Йорке.
Она думала о Миднайте и о многом из своего прошлого. После того как она увидела Сэма на приеме у Эйприл, Джан, казалось, не переставала думать обо всех своих друзьях, оставшихся дома. Джан надеялась, что они, как и Миднайт, не будут ни в чем нуждаться. Что бы они сказали, если бы увидели ее теперь – телезвезду с прекрасным жильем, счетом в банке и романчиком с Майклом Маклейном?
Джан все еще удивляло, что ею заинтересовалась такая звезда. Майкл был так внимателен, прислушивался к ее проблемам, давал хорошие советы и даже пробегал с ней ее реплики и роли. Конечно же, в постели он был не Бог весть что, но это не такая уж и большая плата. Майкл был хорошим собеседником и отличным слушателем.
Однако Джан все еще не хватало старых друзей. Нет, она никогда не считала, что совершила ошибку, исчезнув из их жизни. Во всяком случае тогда, когда она была всего лишь жалкой неудачницей. Даже теперь Джан легко могла представить Молли, с жалостью глядящую на нее, и к горлу подкатывалась тошнота. Она так устала от роли толстой, простенькой, добренькой и вызывающей жалость Мери Джейн, что просто не могла иметь что-то общее с теми, кто знал ее и ожидал, что она будет играть эту роль.
А теперь, если бы она даже и захотела, было бы довольно нелепо позвонить Молли, или Чаку, или Нейлу, или кому-либо из них и сказать:
– Приветик! Извините, что я от вас смылась, но теперь я знаменита. У меня свое телешоу. Ну а как дела у вас?
Джан с ее хорошеньким домом, новым лицом, прекрасной фигурой, удобной кухней, новым романом и головокружительной карьерой, полагала, что ей не на что жаловаться. Еженедельно она писала доктору Муру, который делал теперь пластические операции в передвижной клинике где-то в Гондурасе. Ирония заключалась в том, что ее лучший друг, единственный, кто ее знал, был в другом полушарии. Но он нашел время написать ей на прошлой неделе длинное письмо. Как бы там ни было, всего этого не хватало, чтобы изгнать мысли о прошлом. Мысли о Сэме.
Джан понимала, что все эти проблемы были бы решены, если она заведет новых друзей, но это оказалось труднее, чем она ожидала. Вероятно, ей удастся наладить какие-то отношения с Шарлин, и она подружилась с Май. Остальное – вопрос времени. Она знала, что ее мир постепенно расширяется, и по мере того, как она встречается с новыми людьми и испытывает их верность, она строит новое содружество. Переходы всегда трудны и, думая о школе медсестер, о первых прослушиваниях, поденщине и о том, какой нервной она тогда была, Джан решила, что вполне естественно нервничает сейчас.
Но с того времени как она увидела Сэма, что-то изменилось. Одиночество, которое она пыталась заглушить сначала с Питом, а теперь с Майклом, казалось, усилилось, стало реальным, осязаемым чувством в ее груди. Днем в суматохе дел все было в порядке, но по вечерам Джан вновь переживала встречу с Сэмом на вечере, пытаясь осмыслить ее значение.
Он видел Джан, но не узнал. Это подтверждение тому, что ее преображение было полным. Но ощущение его руки и их краткая беседа на террасе вспоминались снова и снова.
Джан была довольна собой: «Я обошла его», – сказала она самой себе, и тут же вспоминала его кожу после бритья и мягкий запах его дыхания.
– Так начинается безумие, – пробормотала Джан и попыталась не вспоминать, как смотрел на нее Сэм. Когда он расточал комплименты ее волосам, ее платью, в глазах его читалось одобрение. Дважды после этого Джан снова погружалась в воспоминания и смотрела на себя в зеркало, стараясь увидеть то, что видел он. Сэм заигрывал с ней, выделил ее и был ею увлечен. Могла бы она с ним работать? Что бы она делала, если бы Сэм позвонил ей и опять предложил роль в фильме? И что бы она сделала, если бы Сэм предложили ей встретиться?
«Возможно, я могла бы с ним увидеться, – подумала она. – Смогу попытаться заставить его полюбить себя и затем бросить. Прекрасная месть».
Джан было улыбнулась, но затем покачала головой. Ей еще надо научиться играть bella dame sans mersi, femme fatal. Но сможет ли она? Удастся ли ей проявиться как мучительнице, а не как жертве? Как ей заставить его желать себя, полюбить, а затем самой отвергнуть? Сэм заслужил это, но сможет ли она остаться безучастной? Хуже всего, что она будет чувствовать свою вину перед Майклом. Вот хотя бы сейчас, когда она думает о Сэме, у нее назначено свидание с Майклом Маклейном! Он добр к ней, но Джан знала, что использует его. «Я действую, как действуют мужчины», – подумала она. Это они спят с подделкой, если не могут найти то, что им хочется. Да, Джан была смущена, но какое это пьянящее, захватывающее смущение!
Впрочем, сейчас для этого уже не оставалось времени. Она села, положив ноги на низенькую ограду крыши-палубы, и стала ждать Лауру Ричи. У нее должны были взять интервью! И не для какого-нибудь глупого пасквиля в «Ти Ви Гайд», а для настоящей полнокровной статьи в блестящем журнале. Конечно же она нервничала, хотя ее и интервьюировали раньше, до Джан Мур, когда она еще была Мери Джейн Морган, и она получила отличные отзывы о пьесе «Джек, Джилл и компромисс». Единственный раз, когда ее серьезно интервьюировали, если не считать бюллетень церкви св. Малахии.
Как пройдет интервью с Лаурой Ричи можно было только догадываться, но одно Джан знала твердо – с ней надо держать ухо востро. У Ричи репутация выискивательницы грязи, способной заставить тебя проговориться. В своих телеинтервью она все время делает выпады ниже пояса. Говорят, что она ненавидит любого, кого ей не удается довести до слез. Джан знала, что ей предстоит пройти по узенькой жердочке: казаться достаточно откровенной, чтобы поддерживать у Лауры интерес, и в то же время не настолько глупой, чтобы позволить ей вызнать ее историю такой, какая она есть на самом деле.
Из радио «Реклама» предложили прислать своих интервьюеров, вопросы которых разрываются словно бомбы. Джан решила, что один на один лучше. Она не хотела распылять внимание.
И ей кое-что порассказали о Лауре Ричи. Не достаточно, чтобы Джан чувствовала себя спокойно, но вполне достаточно, чтобы она поняла – интервью будет непростым. Итак, основные правила установлены. Фокус сосредоточится на «Троих на дороге», а не на Джан Мур, чтобы облегчить давление на актрису.
Джан решила, что самое лучшее – полуправда. Жизнь маленького городка в северной части штата Нью-Йорк. Все даты неясны. Если Лаура будет очень настойчива, она расскажет об автомобильной катастрофе и скажет, что родители погибли, разыграет из себя сироту: такой она себя всегда и чувствовала. На мгновение Джан закрыла глаза, мысленно проигрывая свою роль, как она часто делала перед выходом на сцену или перед камерой.
– Привет, я – Джан Мур, – сказала она сама себе и подождала, пока слова не улягутся у нее в голове.
Когда Джан открыла глаза, у ее дверей остановился автомобиль. Джан встала, прошла через весь дом и открыла дверь прежде, чем Лаура Ричи поднялась на верхнюю ступеньку.
– Привет, – сказала она. – Я – Джан Мур.
Так я впервые встретилась с Джан Мур. Стоя перед дверью маленького бунгало, я размышляла, сколько времени ей понадобится, чтобы перебраться в нищие кварталы. Джан открыла дверь сама, одетая в белые слаксы и темно-синюю шелковую тенниску, провела меня на кухню и указала на стул перед стойкой для завтрака. Налила кофе и поставила поднос с сандвичами, которые утром, по-видимому, принес разносчик вместе с небольшой коробкой печенья. Конечно же, теперь я охотно бы сказала, что знала тогда о том, что нахожусь на пороге сенсации десятилетия в шоу-бизнесе, но это было бы неправдой. Для меня это был рутинный биографический очерк, и я надеялась, что он не отнимет много времени. Я хочу сказать – ну что особенно интересного можно узнать у двадцатичетырехлетней телезвезды?
– Пойди узнай, – как говаривал Марти Ди Геннаро.
– Итак, вы готовите, – начала я, наблюдая, как Джан грациозно движется по кухне. Если она сейчас солжет, что сделала эти сандвичи, я сразу пойму, с кем имею дело.
Джан выдержала паузу, словно соображая, шучу я или нет, и засмеялась.
– Нет, я лишь разогреваю или переразогреваю. Я много готовила в свое время, но теперь с моим распорядком…
И на этом она прервала свои объяснения. Что ж, первое испытание Джан выдержала.
– Какой миленький домик, мисс Мур!
Я любила начинать с официоза, чтобы посмотреть, как актриса проглотит это «мисс» и прочую чепуху и как она обратится ко мне в ответ. Голливуд – городок неформальный, но лучше заранее знать свое место, прежде чем на него укажут.
– Пожалуйста, просто Джан, и можно я буду звать вас Лаура. Что ж, она справилась и со вторым тестом. Джан, видимо, милый ребенок.
– Мне самой дом очень нравится, – согласилась она. Джан подхватила поднос и пошла в гостиную.
– Лучше в доме, о'кей? – спросила она. – Я все еще никак не привыкну к тому, что здесь постоянно так много солнца.
И это было правдой – кожа у нее была бледной. Джан провела меня в мило обставленную гостиную: большое кресло «Микки Маус», обитое выцветшей тканью в цветочек, и несколько хаотично разбросанных пуфов. Джан задернула белые занавески, чтобы смягчить яркий свет. Возможно, чтобы я не разглядела ее, сидя слишком близко! Но тогда я ничего не заметила.
– А вы здорово потрудились за такой короткий срок. И все обставили сами?
– Нет, это всего лишь арендованный дом с мебелью. Но кое-что я уже приобрела и кое-что присмотрела с тех пор, как перебралась сюда. Тем не менее, я чувствую себя здесь как дома.
– Не знаю, – покачала я головой. – Когда я что-то вижу в магазине и мне это нравится, я обязательно приношу это домой, а через несколько дней смотрю и думаю: и что это мне приспичило? Покупка как правило выглядит дерьмово и всегда оказывается весьма неудобной. Мне нужна профессиональная помощь, а вы – счастливица, у вас есть нюх на вещи.
Джан с улыбкой посмотрела на меня и пожала плечами. Мне она нравилась. Похоже, девица никого не обманывала, в том числе и себя.
– Но у вас прекрасный костюм, Лаура. По крайней мере, у вас отличный вкус в одежде. Я ненавижу делать покупки и никогда не покупаю одежду одна.
Я подалась вперед, пропуская комплимент мимо ушей. В конце концов мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне, и костюм должен быть хорош, даром, что ли, за него заплачено двадцать шесть сотен баксов у Эскады.
– Можем ли мы считать это началом интервью? – спросила я. – Это ведь то, чем интересуются читатели. Как вы выбираете наряды? Как обставлен ваш дом? Вся эта милая чушь. Вас интервьюировали прежде?
С этими словами я достала небольшой черный диктофон, поставила на стол между нами и включила его.
– Мне следует рассматривать это интервью с вами как первое настоящее. У вас, несомненно, есть ловкость, если вы смогли стать первой, кто взял интервью у всех нас троих.
– Нет, это не ловкость, милочка, а настойчивость и упорство. Держи палец на звонке, всегда говорю я. Как продавец пылесосов. Довольно скоро кто-нибудь вам откроет, хотя бы для того, чтобы прогнать.
Я поставила свою чашку кофе, подняла блокнот и открыла чистую страницу.
– Итак, немного о себе. Как вы стали тем, что есть сейчас? Иногда этого банального вопроса достаточно, чтобы они говорили часами: все актеры – нарциссисты. Джан лишь пожала плечами.
– Я сама задаюсь этим вопросом. Сначала я говорила себе, что это талант, который всегда всплывает на поверхность, как сливки. Затем думала, что помогает внешность и, наконец, решила, что пришло время. А теперь… – Она снова пожала плечами. – Все, что я могу сказать, это совпадение всех факторов. Ничего более.
– Что ж, вы судите весьма разумно, Джан. Но, несомненно, пришло время пожинать плоды своего умения. Вас открыли в театре «Меллроуз», так ведь? Расскажите, как вы получили там роль?
Джан рассмеялась и начала рассказ. Обычная сага о подростке, приехавшем в Лос-Анджелес и слоняющемся в поисках работы. Она вытащила счастливый билет.
Я задала еще несколько вопросов о ее биографии и десятки раз проигрываю теперь эту запись, но не вижу никакого ключа, указывающего, что она не то, чем казалась в тот раз. Разве что маленькая пауза, когда я спросила ее, всегда ли она была такой хорошенькой. Теперь мне кажется, что в голосе у нее прозвучало напряжение, когда она спросила:
– Что вы имеете в виду?
Но тогда я ничего не заметила.
– Были ли вы гадким утенком? Прошли через трудное отрочество? Или всегда были признанной королевой? – спросила я.
Забавно, но почти каждая красотка, у которой я брала интервью, рассказывала мне, какой простушкой она была в детстве, словно они чувствовали себя виноватыми в том, что так красивы. А многие убеждали меня, что не столь уж они хорошенькие и теперь. Но Джан лишь засмеялась, и смех был несколько натянутым и неоправданным для такого вопроса.
– Думаю, я всегда хорошо выглядела, – ответила она.
– Мужчины в вашей жизни? – спросила я как будто экспромтом, неизбежным, но внезапным.
Иногда от изумления они бросаются в откровенность, а до меня уже доходили слухи о ее связи с каким-то типом. Но Джан осталась холодна.
– Сейчас нет, но в прошлом – да и, надеюсь, в будущем. Сейчас меня хватает только на работу и сон. Я влюблена в свою работу.
Уходя, я обернулась и сказала:
– Вы необычайно зрелы для своих лет. Хотела бы я быть такой же в ваши годы. Удачи, Джан. – Наклонившись, я чмокнула ее в щечку. – И не надо надевать деревянный гондон, – прибавила я на прощание и помахала ручкой.
Выйдя на улицу, я швырнула блокнот на сиденье автомобиля. Миленькая девица, которой улыбнулось счастье. Скучное, но приятное интервью. Ничего интересного. Вот вам и нюх Лауры Ричи.
8
Джан понадобилось время, чтобы прийти в себя после интервью. «У нее глаза как сверла, – подумала она. – А этот неожиданный вопрос чуть не выбил меня из колеи. Всегда ли я была хорошенькой?»
Джан не знала – смеяться ей или плакать.
Она выкупалась и разложила одежду для вечера, ее первого голливудского свидания на публике. Первого свидания в качестве знаменитости.
Джан обнаружила, что знаменитости – это своего рода клуб, и если вы хотите встретиться с кем-то другим из этого клуба, надо только попросить какого-то своего знакомого из членов этого клуба. Именно так Сэм Шилдз или Майкл Маклейн получили телефон Джан. Теперь она была членом клуба.
Вероятно, Джан согласилась выйти на люди из-за ощущения своей вины. Сначала они договорились держать все в тайне, но что здесь, собственно, скрывать? Если Майкл захочет использовать ее для рекламы, она тоже выиграет от этого. В конце концов, разве она не использует Майкла, чтобы держать под контролем растущую одержимость Сэмом? Ей нравился Майкл, но и только. Все же Джан получала удовольствие от его компании.
Она должна была признать, что сегодняшний вечер – своего рода порог, который ей надо переступить, чтобы достигнуть нового пика. В том, что она, простенькая Мери Джейн Морган, стала теперь восходящей звездой, о которых привыкла читать, было что-то захватывающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Еще, никогда не показывайте мне отрицательную почту, но храните ее на случай, если когда-нибудь захочу ее посмотреть. Положительное поступает от настоящих поклонников. Такую почту я хочу видеть полностью. Все. Вы это усвоили? – спросила она женщин. Молодая белая девушка в благоговейном трепете задала вопрос:
– А что, если в положительном письме будет и отрицательная критика? Что делать в таких случаях?
Негритянка едва сдержала усмешку: беспокоиться о таких пустяках, сортируя безумную кучу дерьма? Но у Лайлы был заготовлен ответ:
– Замарайте отрицательное и дайте письмо с остальной позитивной почтой.
7
Джан не переставала удивляться, как сильно ей нравился Лос-Анджелес. Там, на Восточном побережье, Сэм и ее нью-йоркские друзья всегда говорили о нем с раздражением, презрением и горечью. Но он действительно прелестен, и жить в нем легко. Гораздо легче, чем в Нью-Йорке. Как Бертолуччи назвал его? «Большая соска»? Да, возможно, что и так.
Джан нравился домик, который она сняла на Голливудских холмах. Небольшой, всего две маленькие спаленки и большая гостиная, но с плоской крышей, откуда был хороший вид, с маленьким прудиком. Картину довершали оранжевые плоды на апельсиновых деревьях и мальчик-слуга.
Конечно, сначала ей надо было привыкнуть. Жить одной в целом доме – это так непохоже на пребывание в квартире на четвертом этаже без лифта. Правда, Джан не часто бывала дома: когда работаешь и имеешь массу деловых встреч, парикмахерская, массаж лица и маникюр, подгонка костюмов и другие хлопоты, для дома остается самая малость. Но когда это случалось, ей было очень одиноко. Итак, Джан завела кота. Это был красивый черный персидский кот, которого она из своенравия назвала Снежком, в память о коте, который был у нее в детстве в Скьюдерстауне, а так же о Миднайте, своем белом коте, оставшемся в Нью-Йорке.
Она думала о Миднайте и о многом из своего прошлого. После того как она увидела Сэма на приеме у Эйприл, Джан, казалось, не переставала думать обо всех своих друзьях, оставшихся дома. Джан надеялась, что они, как и Миднайт, не будут ни в чем нуждаться. Что бы они сказали, если бы увидели ее теперь – телезвезду с прекрасным жильем, счетом в банке и романчиком с Майклом Маклейном?
Джан все еще удивляло, что ею заинтересовалась такая звезда. Майкл был так внимателен, прислушивался к ее проблемам, давал хорошие советы и даже пробегал с ней ее реплики и роли. Конечно же, в постели он был не Бог весть что, но это не такая уж и большая плата. Майкл был хорошим собеседником и отличным слушателем.
Однако Джан все еще не хватало старых друзей. Нет, она никогда не считала, что совершила ошибку, исчезнув из их жизни. Во всяком случае тогда, когда она была всего лишь жалкой неудачницей. Даже теперь Джан легко могла представить Молли, с жалостью глядящую на нее, и к горлу подкатывалась тошнота. Она так устала от роли толстой, простенькой, добренькой и вызывающей жалость Мери Джейн, что просто не могла иметь что-то общее с теми, кто знал ее и ожидал, что она будет играть эту роль.
А теперь, если бы она даже и захотела, было бы довольно нелепо позвонить Молли, или Чаку, или Нейлу, или кому-либо из них и сказать:
– Приветик! Извините, что я от вас смылась, но теперь я знаменита. У меня свое телешоу. Ну а как дела у вас?
Джан с ее хорошеньким домом, новым лицом, прекрасной фигурой, удобной кухней, новым романом и головокружительной карьерой, полагала, что ей не на что жаловаться. Еженедельно она писала доктору Муру, который делал теперь пластические операции в передвижной клинике где-то в Гондурасе. Ирония заключалась в том, что ее лучший друг, единственный, кто ее знал, был в другом полушарии. Но он нашел время написать ей на прошлой неделе длинное письмо. Как бы там ни было, всего этого не хватало, чтобы изгнать мысли о прошлом. Мысли о Сэме.
Джан понимала, что все эти проблемы были бы решены, если она заведет новых друзей, но это оказалось труднее, чем она ожидала. Вероятно, ей удастся наладить какие-то отношения с Шарлин, и она подружилась с Май. Остальное – вопрос времени. Она знала, что ее мир постепенно расширяется, и по мере того, как она встречается с новыми людьми и испытывает их верность, она строит новое содружество. Переходы всегда трудны и, думая о школе медсестер, о первых прослушиваниях, поденщине и о том, какой нервной она тогда была, Джан решила, что вполне естественно нервничает сейчас.
Но с того времени как она увидела Сэма, что-то изменилось. Одиночество, которое она пыталась заглушить сначала с Питом, а теперь с Майклом, казалось, усилилось, стало реальным, осязаемым чувством в ее груди. Днем в суматохе дел все было в порядке, но по вечерам Джан вновь переживала встречу с Сэмом на вечере, пытаясь осмыслить ее значение.
Он видел Джан, но не узнал. Это подтверждение тому, что ее преображение было полным. Но ощущение его руки и их краткая беседа на террасе вспоминались снова и снова.
Джан была довольна собой: «Я обошла его», – сказала она самой себе, и тут же вспоминала его кожу после бритья и мягкий запах его дыхания.
– Так начинается безумие, – пробормотала Джан и попыталась не вспоминать, как смотрел на нее Сэм. Когда он расточал комплименты ее волосам, ее платью, в глазах его читалось одобрение. Дважды после этого Джан снова погружалась в воспоминания и смотрела на себя в зеркало, стараясь увидеть то, что видел он. Сэм заигрывал с ней, выделил ее и был ею увлечен. Могла бы она с ним работать? Что бы она делала, если бы Сэм позвонил ей и опять предложил роль в фильме? И что бы она сделала, если бы Сэм предложили ей встретиться?
«Возможно, я могла бы с ним увидеться, – подумала она. – Смогу попытаться заставить его полюбить себя и затем бросить. Прекрасная месть».
Джан было улыбнулась, но затем покачала головой. Ей еще надо научиться играть bella dame sans mersi, femme fatal. Но сможет ли она? Удастся ли ей проявиться как мучительнице, а не как жертве? Как ей заставить его желать себя, полюбить, а затем самой отвергнуть? Сэм заслужил это, но сможет ли она остаться безучастной? Хуже всего, что она будет чувствовать свою вину перед Майклом. Вот хотя бы сейчас, когда она думает о Сэме, у нее назначено свидание с Майклом Маклейном! Он добр к ней, но Джан знала, что использует его. «Я действую, как действуют мужчины», – подумала она. Это они спят с подделкой, если не могут найти то, что им хочется. Да, Джан была смущена, но какое это пьянящее, захватывающее смущение!
Впрочем, сейчас для этого уже не оставалось времени. Она села, положив ноги на низенькую ограду крыши-палубы, и стала ждать Лауру Ричи. У нее должны были взять интервью! И не для какого-нибудь глупого пасквиля в «Ти Ви Гайд», а для настоящей полнокровной статьи в блестящем журнале. Конечно же она нервничала, хотя ее и интервьюировали раньше, до Джан Мур, когда она еще была Мери Джейн Морган, и она получила отличные отзывы о пьесе «Джек, Джилл и компромисс». Единственный раз, когда ее серьезно интервьюировали, если не считать бюллетень церкви св. Малахии.
Как пройдет интервью с Лаурой Ричи можно было только догадываться, но одно Джан знала твердо – с ней надо держать ухо востро. У Ричи репутация выискивательницы грязи, способной заставить тебя проговориться. В своих телеинтервью она все время делает выпады ниже пояса. Говорят, что она ненавидит любого, кого ей не удается довести до слез. Джан знала, что ей предстоит пройти по узенькой жердочке: казаться достаточно откровенной, чтобы поддерживать у Лауры интерес, и в то же время не настолько глупой, чтобы позволить ей вызнать ее историю такой, какая она есть на самом деле.
Из радио «Реклама» предложили прислать своих интервьюеров, вопросы которых разрываются словно бомбы. Джан решила, что один на один лучше. Она не хотела распылять внимание.
И ей кое-что порассказали о Лауре Ричи. Не достаточно, чтобы Джан чувствовала себя спокойно, но вполне достаточно, чтобы она поняла – интервью будет непростым. Итак, основные правила установлены. Фокус сосредоточится на «Троих на дороге», а не на Джан Мур, чтобы облегчить давление на актрису.
Джан решила, что самое лучшее – полуправда. Жизнь маленького городка в северной части штата Нью-Йорк. Все даты неясны. Если Лаура будет очень настойчива, она расскажет об автомобильной катастрофе и скажет, что родители погибли, разыграет из себя сироту: такой она себя всегда и чувствовала. На мгновение Джан закрыла глаза, мысленно проигрывая свою роль, как она часто делала перед выходом на сцену или перед камерой.
– Привет, я – Джан Мур, – сказала она сама себе и подождала, пока слова не улягутся у нее в голове.
Когда Джан открыла глаза, у ее дверей остановился автомобиль. Джан встала, прошла через весь дом и открыла дверь прежде, чем Лаура Ричи поднялась на верхнюю ступеньку.
– Привет, – сказала она. – Я – Джан Мур.
Так я впервые встретилась с Джан Мур. Стоя перед дверью маленького бунгало, я размышляла, сколько времени ей понадобится, чтобы перебраться в нищие кварталы. Джан открыла дверь сама, одетая в белые слаксы и темно-синюю шелковую тенниску, провела меня на кухню и указала на стул перед стойкой для завтрака. Налила кофе и поставила поднос с сандвичами, которые утром, по-видимому, принес разносчик вместе с небольшой коробкой печенья. Конечно же, теперь я охотно бы сказала, что знала тогда о том, что нахожусь на пороге сенсации десятилетия в шоу-бизнесе, но это было бы неправдой. Для меня это был рутинный биографический очерк, и я надеялась, что он не отнимет много времени. Я хочу сказать – ну что особенно интересного можно узнать у двадцатичетырехлетней телезвезды?
– Пойди узнай, – как говаривал Марти Ди Геннаро.
– Итак, вы готовите, – начала я, наблюдая, как Джан грациозно движется по кухне. Если она сейчас солжет, что сделала эти сандвичи, я сразу пойму, с кем имею дело.
Джан выдержала паузу, словно соображая, шучу я или нет, и засмеялась.
– Нет, я лишь разогреваю или переразогреваю. Я много готовила в свое время, но теперь с моим распорядком…
И на этом она прервала свои объяснения. Что ж, первое испытание Джан выдержала.
– Какой миленький домик, мисс Мур!
Я любила начинать с официоза, чтобы посмотреть, как актриса проглотит это «мисс» и прочую чепуху и как она обратится ко мне в ответ. Голливуд – городок неформальный, но лучше заранее знать свое место, прежде чем на него укажут.
– Пожалуйста, просто Джан, и можно я буду звать вас Лаура. Что ж, она справилась и со вторым тестом. Джан, видимо, милый ребенок.
– Мне самой дом очень нравится, – согласилась она. Джан подхватила поднос и пошла в гостиную.
– Лучше в доме, о'кей? – спросила она. – Я все еще никак не привыкну к тому, что здесь постоянно так много солнца.
И это было правдой – кожа у нее была бледной. Джан провела меня в мило обставленную гостиную: большое кресло «Микки Маус», обитое выцветшей тканью в цветочек, и несколько хаотично разбросанных пуфов. Джан задернула белые занавески, чтобы смягчить яркий свет. Возможно, чтобы я не разглядела ее, сидя слишком близко! Но тогда я ничего не заметила.
– А вы здорово потрудились за такой короткий срок. И все обставили сами?
– Нет, это всего лишь арендованный дом с мебелью. Но кое-что я уже приобрела и кое-что присмотрела с тех пор, как перебралась сюда. Тем не менее, я чувствую себя здесь как дома.
– Не знаю, – покачала я головой. – Когда я что-то вижу в магазине и мне это нравится, я обязательно приношу это домой, а через несколько дней смотрю и думаю: и что это мне приспичило? Покупка как правило выглядит дерьмово и всегда оказывается весьма неудобной. Мне нужна профессиональная помощь, а вы – счастливица, у вас есть нюх на вещи.
Джан с улыбкой посмотрела на меня и пожала плечами. Мне она нравилась. Похоже, девица никого не обманывала, в том числе и себя.
– Но у вас прекрасный костюм, Лаура. По крайней мере, у вас отличный вкус в одежде. Я ненавижу делать покупки и никогда не покупаю одежду одна.
Я подалась вперед, пропуская комплимент мимо ушей. В конце концов мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне, и костюм должен быть хорош, даром, что ли, за него заплачено двадцать шесть сотен баксов у Эскады.
– Можем ли мы считать это началом интервью? – спросила я. – Это ведь то, чем интересуются читатели. Как вы выбираете наряды? Как обставлен ваш дом? Вся эта милая чушь. Вас интервьюировали прежде?
С этими словами я достала небольшой черный диктофон, поставила на стол между нами и включила его.
– Мне следует рассматривать это интервью с вами как первое настоящее. У вас, несомненно, есть ловкость, если вы смогли стать первой, кто взял интервью у всех нас троих.
– Нет, это не ловкость, милочка, а настойчивость и упорство. Держи палец на звонке, всегда говорю я. Как продавец пылесосов. Довольно скоро кто-нибудь вам откроет, хотя бы для того, чтобы прогнать.
Я поставила свою чашку кофе, подняла блокнот и открыла чистую страницу.
– Итак, немного о себе. Как вы стали тем, что есть сейчас? Иногда этого банального вопроса достаточно, чтобы они говорили часами: все актеры – нарциссисты. Джан лишь пожала плечами.
– Я сама задаюсь этим вопросом. Сначала я говорила себе, что это талант, который всегда всплывает на поверхность, как сливки. Затем думала, что помогает внешность и, наконец, решила, что пришло время. А теперь… – Она снова пожала плечами. – Все, что я могу сказать, это совпадение всех факторов. Ничего более.
– Что ж, вы судите весьма разумно, Джан. Но, несомненно, пришло время пожинать плоды своего умения. Вас открыли в театре «Меллроуз», так ведь? Расскажите, как вы получили там роль?
Джан рассмеялась и начала рассказ. Обычная сага о подростке, приехавшем в Лос-Анджелес и слоняющемся в поисках работы. Она вытащила счастливый билет.
Я задала еще несколько вопросов о ее биографии и десятки раз проигрываю теперь эту запись, но не вижу никакого ключа, указывающего, что она не то, чем казалась в тот раз. Разве что маленькая пауза, когда я спросила ее, всегда ли она была такой хорошенькой. Теперь мне кажется, что в голосе у нее прозвучало напряжение, когда она спросила:
– Что вы имеете в виду?
Но тогда я ничего не заметила.
– Были ли вы гадким утенком? Прошли через трудное отрочество? Или всегда были признанной королевой? – спросила я.
Забавно, но почти каждая красотка, у которой я брала интервью, рассказывала мне, какой простушкой она была в детстве, словно они чувствовали себя виноватыми в том, что так красивы. А многие убеждали меня, что не столь уж они хорошенькие и теперь. Но Джан лишь засмеялась, и смех был несколько натянутым и неоправданным для такого вопроса.
– Думаю, я всегда хорошо выглядела, – ответила она.
– Мужчины в вашей жизни? – спросила я как будто экспромтом, неизбежным, но внезапным.
Иногда от изумления они бросаются в откровенность, а до меня уже доходили слухи о ее связи с каким-то типом. Но Джан осталась холодна.
– Сейчас нет, но в прошлом – да и, надеюсь, в будущем. Сейчас меня хватает только на работу и сон. Я влюблена в свою работу.
Уходя, я обернулась и сказала:
– Вы необычайно зрелы для своих лет. Хотела бы я быть такой же в ваши годы. Удачи, Джан. – Наклонившись, я чмокнула ее в щечку. – И не надо надевать деревянный гондон, – прибавила я на прощание и помахала ручкой.
Выйдя на улицу, я швырнула блокнот на сиденье автомобиля. Миленькая девица, которой улыбнулось счастье. Скучное, но приятное интервью. Ничего интересного. Вот вам и нюх Лауры Ричи.
8
Джан понадобилось время, чтобы прийти в себя после интервью. «У нее глаза как сверла, – подумала она. – А этот неожиданный вопрос чуть не выбил меня из колеи. Всегда ли я была хорошенькой?»
Джан не знала – смеяться ей или плакать.
Она выкупалась и разложила одежду для вечера, ее первого голливудского свидания на публике. Первого свидания в качестве знаменитости.
Джан обнаружила, что знаменитости – это своего рода клуб, и если вы хотите встретиться с кем-то другим из этого клуба, надо только попросить какого-то своего знакомого из членов этого клуба. Именно так Сэм Шилдз или Майкл Маклейн получили телефон Джан. Теперь она была членом клуба.
Вероятно, Джан согласилась выйти на люди из-за ощущения своей вины. Сначала они договорились держать все в тайне, но что здесь, собственно, скрывать? Если Майкл захочет использовать ее для рекламы, она тоже выиграет от этого. В конце концов, разве она не использует Майкла, чтобы держать под контролем растущую одержимость Сэмом? Ей нравился Майкл, но и только. Все же Джан получала удовольствие от его компании.
Она должна была признать, что сегодняшний вечер – своего рода порог, который ей надо переступить, чтобы достигнуть нового пика. В том, что она, простенькая Мери Джейн Морган, стала теперь восходящей звездой, о которых привыкла читать, было что-то захватывающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99