Его сердце замерло:
– Вас кто-то опознал?
– Нет… еще хуже.
– Еще хуже? – Джон в замешательстве смотрел на нее. До сих пор Еву пугало только то, что ее могут узнать на улице и увезти назад, в Венгрию. Что произошло теперь? Джон терялся в догадках.
– Но что же тогда?
– Конечно, откуда вам догадаться об этом. Вы добрый и порядочный человек.
Наивность Джона не имела пределов:
– Вы потеряли клиентов?
– Нет, нет, нет! Со мной случилось то, чего я не могу изменить… нечто такое ужасное, о чем мне стыдно признаться даже вам… – новый приступ рыданий помешал ей закончить начатую фразу.
– Но вы не можете сделать ничего такого, чего бы вам следовало стыдиться, – уверенно проговорил Джон.
– Это не то, что я сделала… это то, что сделали со мной…
– С вами?
Подсказки по-прежнему не могли пробить броню его наивности.
Ева подняла заплаканное личико от подушки.
– Меня изнасиловали! – выкрикнула она. – Той самой ночью, когда я пробиралась в «Дюна-отель», один из офицеров разведки схватил меня в темной аллее и изнасиловал, и вот теперь оказалось, что я беременна от него. – Ее отчаянные рыдания были такими громкими, что Джон испугался, как бы остальные обитатели дома не услышали.
– Я никогда не могла рассказать об этом, кому я могла пожаловаться на него?! И мне было так стыдно… так стыдно…так мучительно больно…и вот теперь все узнают…На мне останется клеймо… я знаю, что я должна… моя жизнь закончена. – Она вытянула вперед дрожащую руку и, указывая на Джона, лепетала: – Вот видите… даже вы… такой добрый и то… – и снова упала лицом в подушку.
– Ну конечно… это такое потрясение… я имею в виду изнасилование… – Джон сглотнул. Разумеется, он слышал, что такого рода вещи случаются на свете, но у него в голове не укладывалось, что существуют люди, способные на такие подлости. Это творили русские, оказавшиеся в Берлине, – ему рассказывали об этом немецкие друзья, – но он никогда сам близко не соприкасался ни с чем подобным. Так непосредственно.
Когда в его квартире появилась Ева, впервые в жизни его стали посещать сексуальные фантазии. Он мечтал о близости с ней, хотя и понимал, насколько это нереально. Весь его опыт в этой области ограничивался лишь редкими визитами к проституткам. В первый раз его увлек с собой один товарищ по казарме во время службы в армии. Служба длилась недолго – Джона уволили в запас из-за того, что у него на нервной почве начались жесточайшие приступы астмы. Визит к проститутке произвел на него ужасающее впечатление. После той ночи он и представить себе не мог, что снова когда-либо приблизится к какой-либо женщине. Воздержание не представляло для него никакого особенного труда. Этому способствовало то, что он был не особенно привлекателен: слишком худой для своих шести футов роста, к тому же уже к двадцати годам он начал лысеть, плюс его природная застенчивость. Ева была второй – после матери – женщиной, в присутствии которой ему было спокойно и хорошо. И конечно, его настолько воодушевляла мысль о том, что такая красивая, такая привлекательная девушка подружилась с ним, что он боялся сделать какой-либо неверный шаг, который нарушил бы установившиеся между ними отношения. Ему понадобилось собрать всю свою храбрость, чтобы уехать в Вену, несмотря на возражения матери. Теперь ему пришлось набраться еще большей храбрости, чтобы заявить:
– Конечно, меня страшно огорчило, что такая ужасная вещь произошла именно с вами.
– Вы даже представить себе не можете, что творилось в Будапеште в тот последний день… и никто не сможет вообразить, какие животные носились по улицам… Мое положение просто отчаянное… Ведь я получила возможность вырваться из этого ада… и самое ужасное, что это произошло, когда я была почти у цели… Он набросился на меня сзади, схватил за горло и уволок в темную аллею… Как это было больно, страшно и омерзительно…. Я так надеялась забыть об этом ужасе навсегда!
Эти ее слова имели целью навести Джона на мысль, что она к тому времени оставалась девственницей. Рыдания Евы, ее беспомощность и отчаяние настолько ошеломили Джона, что он подчинился своему инстинкту: сел к ней на постель и обнял, чтобы хоть как-то успокоить. Ее тело вздрагивало от плача, но оно было таким мягким и теплым, а ее волосы так чудесно пахли, были такими шелковистыми…
– Ну же… ну, – принялся он успокаивать ее. – Все будет хорошо. Я здесь, с вами… не плачьте… вы не одна… вы же знаете, что я сделаю все, что смогу…
– Как?! – воскликнула она. Слезы снова навернулись ей на глаза. – Я не знаю, что мне теперь делать с этим…
– С чем?
– Как с чем?! – Она отвела глаза, словно стеснялась встретиться с ним взглядом. – Со своей беременностью…
Джон напрягся:
– Вы хотите сделать аборт? – Все наставления его матери тотчас всплыли в памяти. – Но ведь это убийство!
– Значит, умереть должна я, потому что мне нельзя сейчас иметь ребенка. Ведь я не замужем. И кто поверит, что меня изнасиловали? Меня начнут спрашивать, почему я ничего не сообщила, решат, что я лгу, потому…
– Почему? – спросил Джон, все еще не понимая, куда она клонит.
– Ну, это не имеет значения, – проговорила она таким тоном, после которого он, конечно же, должен был потребовать ответа.
– Нет, все имеет значение. И уж если я собираюсь вам помочь, я должен знать все так, как оно есть на самом деле.
Ева отвернулась в сторону:
– Из-за того, что я живу в вашем доме, и из-за того, что мы везде бываем вместе, – прошептала она.
Джон на миг потерял дар речи.
– Вы всегда думаете о людях лучше, чем они есть на самом деле, – неуверенным тоном проговорила Ева. – Но я знаю, какими жестокими и безжалостными они могут быть. Как они подозрительны и недоверчивы. Разве вы не понимаете, о чем идет речь? Мы живем в одном доме… мы друзья… и, следовательно…
– Они не посмеют! – Джон покраснел от возмущения и негодования.
– Но они именно так и подумают, – всхлипнула Ева. – В отличие от тебя, до меня дошли сплетни, что ходят по городу, как многозначительно улыбаются мои клиентки…
Джон уже не просто покраснел, он побагровел. Только одно для него было непереносимо – это когда над ним смеялись. Он столько натерпелся из-за этого. Все его детство превратилось в кошмар именно по этой причине. Никого из его двенадцатилетних приятелей матери не ходили встречать в школу. Его одноклассникам матери не устраивали сцен из-за того, что им задали по биологии главу о том, как происходит размножение. «Это грех! Грех и преступление учить детей таким грязным вещам! – кричала мать Джона. – Я запрещаю тебе!» Мать сделала все, чтобы жизнь Джона, прозванного маменькиным сынком, превратилась в цепь унижений. Его воспитание основывалось на том, что все, связанное с сексом, считалось грязным и недостойным. Джону было запрещено читать книги до тех пор, пока мать не просматривала их сама. Прежде чем взять Джона в кино, его мать сама смотрела фильм, чтобы убедиться, нет ли в нем ничего такого, что могло бы испортить ее сына. Словом, много лет подряд его воспитывали таким образом, чтобы вызвать отвращение к сексу.
И вот теперь мысль о том, что за его спиной люди посмеиваются над ним, вызвала у него ярость. Ему-то казалось, что все это осталось позади. И вот в Вене опять началось то же самое…
– Теперь со мной никто не захочет иметь никаких дел, – снова всхлипнула Ева, – ни одна из моих клиенток не пригласит в дом незамужнюю женщину, у которой родится незаконнорожденный ребенок. Вот почему я подумала об аборте… Если я не найду выхода – я погибла!
– Нет! – твердо и спокойно проговорил Джон, потому что смутная мысль, замаячившая перед ним, вдруг оформилась в нечто ясное и определенное.
– Но что мне остается делать! В Венгрии любая женщина, которая оказывается в подобном положении, тут же становится вне общества…
– Именно поэтому, – сказал Джон, – вы должны выйти замуж… за меня.
Ева, которая сидела, закрыв лицо руками, глубоко вздохнула. Медленно она оторвала руки от лица и посмотрела на Джона широко открытыми глазами.
– О, это было бы… – Но потом она опустила голову. – Я не могу принять от вас такую жертву, но это так благородно с вашей стороны.
– Вы хотите сказать, что могли бы выйти за меня замуж? – Джон был потрясен.
– Без всяких колебаний, – заверила его Ева. – Вы добрый, вы такой воспитанный, терпеливый, вы все понимаете и так заботитесь обо мне. – Помедлив, она добавила: – Обо мне так никто никогда не заботился. С тех пор как умер мой отец… но я не имею права принимать такую помощь от вас. – И взяв его руку, прижала к губам. – Но все равно я так благодарна вам.
– Нет, мы поженимся, – твердо произнес Джон. – Это то, о чем я уже так давно мечтал, но не смел даже надеяться. Я полюбил вас с той минуты, когда впервые увидел, но считал, что такая красивая девушка никогда не обратит внимания на такого человека, как я. Ведь вы могли бы покорить любого… – Он снова дотронулся до ее руки. – Я счел бы великой честью, если бы вы согласились стать моей женой.
– Но ребенок…
– С этим мы разберемся, когда придет время.
Ева нерешительно взглянула на него.
– Я сомневаюсь… – прошептала она. – Вы в состоянии понять все случившееся, но…
– Вы сейчас подавлены, – начал успокаивать ее Джон. Он знал случаи, когда у мужчин вызывала недовольство весть о беременности жены, но когда ребенок появлялся на свет, они превращались в гордых отцов. А уж тем более что говорить о женщине? Они не могут не полюбить рожденного ими ребенка. И то же самое случится с Евой, несмотря на то, что ребенок стал следствием в буквальном смысле слова несчастного случая. То же самое твердила не раз и его мать. «Такова Божья воля, – говорила она женщинам в такие моменты. – Таково Его Провидение – это плата за чувcтвенность и похоть. Ты совершила этот поступок и должна нести свой крест. Ребенок ни в чем не виноват, и ты должна одна за все расплачиваться».
«Да, – подумал он, – ребенок не виноват ни в чем. А нам надо сделать все, чтобы никто не узнал, как все произошло на самом деле».
– Вы полюбите его, – проговорил он уверенным тоном. – У вас просто неисчерпаемые запасы любви, Ева. Вы ведь любите даже нашу собачку. Помните, какой вы подняли шум, когда домовладелец попытался запретить держать ее здесь.
«Кажется, в самом деле сама судьба вывела этого человека на сцену моей жизни», – подумала Ева.
– Если ты и в самом деле так думаешь, – проговорила она дрожащим голосом.
– Да.
К тому моменту, когда Джон покинул ее комнату, они решили, что поженятся сразу же, как закончат все необходимые приготовления.
Ева с удовлетворенной улыбкой закрыла за Джоном дверь. Все произошло именно так, как она и рассчитала. Теперь она могла появиться в Англии как жена британского подданного, и ее имя будет вписано в его синий паспорт. И когда она там обоснуется, ей будет проще и легче приблизиться к заветной цели. Правда, это означало, что кое-что в ее планах и сроках их исполнения придется изменить, но весьма незначительно. Она просто потеряет некоторое время – то, которое уйдет на роды.
«Никогда не думала, что заведу ребенка, – размышляла Ева. – Но кажется, пока все идет по моему плану. Люди решат, что это наш с ним ребенок».
Джон был воодушевлен до того момента, пока она не спросила его:
– А как на это посмотрит твоя мать? – Ева знала, что Джон полностью находился под ее властью.
– Она очень удивится, – ответил Джон, подбирая нужное выражение, – но когда она увидит вас… – Он почувствовал, как улыбка помимо его воли растянула его губы. На самом деле от твердо знал, что подумает мать, увидев Еву: она тотчас наречет ее вавилонской блудницей.
Но Ева не блудница. Она потрясающая молодая девушка, которая пережила самое страшное, что только может пережить юное существо. «И она станет чудесной матерью, – подумал он сентиментально. – Через год или чуть позже она снова может зачать…» Он покраснел при мысли об этом, и еще он понял, что испытывает нечто такое, чего никогда еще не переживал. И ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что это ощущение можно назвать счастьем.
И вот Ева Черни после короткой церемонии стала миссис Брент. Делая вид, что ни в чем не разбирается, хотя все уже продумала заранее, она переложила хлопоты по оформлению документов на его плечи, соглашаясь со всем, что бы он ни предлагал. И к тому времени, когда Джон, сияя от радости, принес паспорта, был уже заказан билет на самолет, который доставил их в Лондон. Там они сели на автобус и добрались на нем до города Виктория, откуда на электричке доехали до Южного Уимблдона, где взяли такси. Все это время Джон нервничал и постоянно курил. Когда они повернули к ничем не примечательному небольшому дому, Джон попросил ее:
– Мать не переносит табак. Не говори ей, пожалуйста, что я курю, хорошо?
– Я сделаю все так, как тебе хочется, – ответила Ева, успокаивающе пожав его руку, как это сделал он, когда предложил до поры до времени ничего не говорить о ее беременности.
– После того как мы обоснуемся, тогда и скажем, – поддержала его Ева.
– И мать должна знать, что это наш с тобой ребенок, – добавил Джон.
«Как и все остальные», – мысленно добавила Ева.
– Мне не хочется, чтобы ты считала, что мама трудный человек, – снова заговорил после короткой паузы Джон. Его улыбка получилась вымученной. – Просто она типичная англичанка.
Но Ева уже поняла, с кем ей предстоит встретиться. Во всем, что касалось манипулирования людьми, ей не было равных. По некоторым словам и отрывочным признаниям Джона она успела составить представление о свекрови и о том, каким оружием сражаться с ней лучше всего. И первая встреча не изменила ее настроя.
Мэри Брент была высокая, как и ее сын, сухопарая женщина с костлявым лицом, тонкой ниточкой рта, тусклыми седыми волосами. Свекровь оглядела серый костюм Евы, сшитый по выкройке Диора, подчеркивающий талию, ее расклешенную юбку, дерзкую шляпку на медно-золотистых волосах – и губы ее изогнулись. Мэри Брент не сделала ни малейшего движения, чтобы обнять свою невестку после того, как Джон нервно клюнул ее в щеку. Она просто кивнула Еве и повернулась, чтобы провести их в так называемую «переднюю комнату», не обремененную мебелью. Предметы, которые имелись в ней, были расставлены с математической точностью, и каждый квадратный сантиметр комнаты, все доступные взгляду плоскости были тщательно отполированы. Окна были зашторены, несмотря на то, что солнце не заглядывало во двор. Во всем доме стоял устойчивый запах мебельной полировки и дезинфицирующих средств. Комната была не более теплой и уютной, чем тюремная камера. Ева, глядя, как ее муж на глазах превращается в виноватого мальчишку, села на тяжелое, неподъемное кресло перед камином, в котором голубоватые язычки пламени, сражаясь за жизнь, потерпели поражение. Дом был столь же холоден, как и мрачен.
– Должна сказать, что это оказалось для меня полной неожиданностью, – бесстрастным голосом следователя проговорила Мэри Брент. – Ну, – повернулась она к сыну, – хотя бы теперь расскажи мне, как это произошло.
– Позвольте мне сделать это, – уверенно ответила Ева, сознательно усиливая свой акцент. – Что бы вы хотели знать?
– Откуда вы и как встретились с моим сыном? – Мэри Брент не добавила: «и каким образом заставили на себе жениться», но это подразумевалось само собой.
– Я бежать из Будапешта, когда мою страну захватывать русские.
– По словам моего сына, вы венгерка?
– Была. Теперь я британская подданная. – Ева прямо встретила удивленный взгляд Джона.
– Но ваши родители остались там?
– Я не иметь родителей. Я иметь только Джона, – сказала Ева и взяла его за руку.
– Вообще никаких родственников? – взгляд Мэри скользнул по ней, как острый нож. И в нем чувствовалось сомнение.
– Нет.
– У Евы ничего не осталось там, – умиротворяющим тоном добавил Джон.
– Кроме большого багажа, вероятно?
– Два саквояжа – это весь мой запас, – объяснила Ева.
– Запас?
– Ева занимается косметикой, – вступил в разговор Джон, – и делает очень хорошие кремы.
– Готовит косметику?!
Она проговорила это с таким же ужасом, как если бы он сказал, что Ева – гробовщик.
– Я вести собственное дело в Вене, – гордо сказала Ева.
– Ах, в Вене, – фыркнула миссис Брент, давая понять, какого мнения она об этом городе. – Я все никак не могла понять, с чего это Джон ринулся туда. У него ведь была здесь отличная работа. Я не признаю ничего заграничного.
– Кстати, не мешало бы нам выпить по чашке чая, – искренне вздохнул Джон.
Миссис Брент поднялась.
– У меня все уже готово. Осталось только вскипятить чайник. Идемте.
Они проследовали за ней в такую же холодную столовую, хотя и там тоже тлели головешки в камине. Мебель и там была громоздкой и неуклюжей.
Безобразный буфет, на котором стояли подсвечники, каждый в центре кружевной салфетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50