А он оставил их нам – это его право. И меня совершенно не волнуют эти Бингхэмы. Тем более что, по существу, клана Бингхэмов уже нет. Крис – последний мужчина в их роду. Если ты имеешь в виду его тетушек, то позволь мне напомнить, что они уже давно носят другие фамилии, не Бингхэмы. Они разделили между собой то, что оставила им миссис Бингхэм после своей смерти. И они не имеют никаких – слышишь! – абсолютно никаких прав на то, что унаследовал Крис. А он имел право оставить наследство тому, кому считал нужным. Как ты думаешь, почему он составил завещание в женевской юридической конторе как швейцарский гражданин, а не в Америке, хотя у него было двойное гражданство? Только для того, чтобы эти ведьмы не попытались наложить лапу на наследство. Разве тебе юристы не объяснили, как он перевел свое наследство в золото? Что «Бингхэм и компания» больше не существует, потому что он продал ее международному концерну? После чего перевел деньги в швейцарский банк – подальше от ловких американских юристов, под охрану швейцарских законов? И просто удивительно, как ему удалось предугадать кризис, который разразился в октябре и привел к банкротству многие компании?! Такое впечатление, что он предчувствовал это. Оказывается, у него было прекрасное финансовое чутье.
Памела помолчала и продолжила уже более спокойным тоном:
– Это еще раз доказывает, что Крис предчувствовал и то, что жизнь его будет не очень долгой. Бог знает почему, но он часто говорил о смерти, подтрунивал над собой. Я воспринимала его слова как шутку… – Памела поднялась и подошла к письменному столу. – Он предугадал и то, как ты отреагируешь на его завещание… Это можно понять из письма, которое он мне оставил. В нем он еще раз выражает свою волю… – Памела взяла со стола письмо и протянула его Алекс.
Та покачала головой:
– У меня нет привычки читать чужие письма.
– Оно адресовано мне, но речь идет о нас обеих.
– Тогда прочитай то, что считаешь нужным.
– Хорошо, – согласилась Памела и, откашлявшись, начала читать: – «Ты всегда уверяла меня, что любишь не из-за моих денег, и за время нашей совместной жизни я убедился в искренности твоих слов. То, что я решил сделать, – всего лишь способ выразить свои чувства. Это единственное, что я могу оставить взамен себя. Я делаю это с чувством любви и признательности. Это касается вас обеих, потому что Алекс унаследует вторую половину моего состояния. Она – еще один человек, к которому я привязан, но у меня никогда не было возможности сказать ей об этом достаточно внятно, поскольку мамочка постаралась сделать все, чтобы помешать нашему общению. Может быть, на этот раз она поверит мне, хотя, зная Алекс, представляю, с каким трудом она пойдет на то, чтобы принять мой дар. Но я хочу сделать его, потому что она никогда не отвергала меня…» Дальше, – сказала Памела, складывая письмо, – он обращается лично ко мне.
Алекс сидела неподвижно.
– Я никогда не знала… – прошептала она, с трудом подбирая слова.
– Что Крис любил тебя? Что он может полюбить тебя, да?
Алекс молчала.
– Так ведь? – настаивала Памела. – Он понимал тебя лучше, чем ты думала. Видишь, что он говорит о матери? Да, это она внушила тебе мысль о том, что тебя никто не сможет полюбить, и такую неуверенность в себе, потому что ты тогда была слишком маленькой, чтобы осознать, какими мотивами она руководствуется. А когда правда вышла наружу, было уже поздно – бетонная стена недоверия и отчужденности застыла. Крис оставил эти деньги тебе только по одной-единственной причине. Потому что он любил тебя. А теперь ответь: ты и сейчас продолжаешь считать, что не имеешь прав на наследство?
Алекс отрицательно покачала головой.
– Тогда пей шампанское. – Памела подняла бокал. – За Криса! – сказала она.
Алекс выпрямилась. Глаза ее были такими огромными и сияющими, и в них застыло такое выражение, какого Памела еще никогда не видела. Сначала она не могла понять, что оно означает. А потом осознала: в глазах Алекс светилась гордость.
– За Криса! – мягко проговорила Алекс.
– Нет, нет и нет! – Ева бросала фотографии на стол, как карточные игроки бросают карты. – Ни одна не подходит…
– Но здесь все девушки, которые работают в студиях, – заметил Макс. – Других нам просто не найти. Каждая из них хороша по-своему.
– Хороша для кино, но не для рекламного плаката.
– Но если ты отвергаешь признанных красавиц, то где прикажешь искать лучших?
– Везде! Телевизионных ведущих просматривал?
– А как насчет совсем новеньких, кого никто не знает?
– Почему бы нет? Приводи их сюда, и мы решим.
– Если бы вы могли сказать более конкретно, что вы хотите, – вздохнул рекламный агент. – Что-нибудь насчет цвета кожи, особенностей…
– Цвет не так важен. Наши визажисты добьются нужного оттенка. А что касается особенностей… Она должна выглядеть сдержанной, холодноватой, недоступной и неприступной. Сражающей наповал.
Представитель агентства взглянул на Макса и усмехнулся.
– Я собираюсь выставить на продажу необыкновенные духи – это переворот в области парфюмерии! – с пафосом произнесла Ева. – И лицо должно точно соответствовать образу нового запаха. Эти девушки слишком молоды. Им не хватает внутренней значимости. Лицо на рекламном плакате должно быть задумчивым, погруженным в себя, отрешенным… Эта женщина должна олицетворять аромат духов.
– Не могу себе представить, – честно ответил рекламный агент.
Ева взорвалась:
– Такое впечатление, что я разговариваю с глухим. Я описываю все до мельчайших подробностей. Повторяю снова и снова!
– При всем моем уважении к вам, мадам, должен заметить, что описания – это одно, а реальность – другое. Как мы можем найти нужное вам лицо, если оно существует только в вашем воображении? Мы ищем черную кошку в темной комнате.
«Что лишний раз подтверждает, с какими кретинами мне приходится работать, – подумала раздраженно Ева. – Ну почему они не в состоянии увидеть то, что она так ясно себе представляет? Достаточно закрыть глаза, вообразить то, что она описала, и найти нужное лицо».
С того самого момента, как прилетела в Нью-Йорк, Ева находилась в своем приподнято-возбужденном состоянии. Лаборатории работали днем и ночью. Они предложили уже не один вариант, и все она отвергла самым безжалостным образом только потому, что они, по ее мнению, не дотягивали до уровня шедевра. Из каждой новой партии она выбирала капельку одного, капельку другого, добавляла третье, смешивала, снова просила найти новое сочетание… и так до бесконечности. Наконец, удалось выбрать три варианта, в которых, как заявила Ева, наконец-то просматривается «идея» будущих духов:
– Ступайте и принимайтесь за работу, – скомандовала она. – И побыстрее! Нам надо еще столько сделать, а времени – в обрез. Мы должны выступить с нашими духами, как только «Эта Женщина» устроится на жердочке со своим товаром. Тут мы ее и скинем с насеста!
Она торопила, мучила своих подчиненных, требовала, спускала с них три шкуры, теряла терпение оттого, что вынуждена иметь дело «с такими недалекими людьми», которые не в состоянии понять, чего она ждет от них.
«Никто не понимает меня, – возмущалась она. – Никто!» А затем спохватывалась, понимая, кто она и кто они. На свете существует одна Ева Черни. «Спокойнее, спокойнее, – уговаривала она себя. – Все получится. Разве не так бывало и прежде, и разве прежний опыт ничему не научил тебя? Ты должна снова и снова дотягивать их до уровня, который установила сама».
«Значит, мне надо снова и снова воодушевлять их, – подумала она, натягивая перчатки. – Это будет вершина всей моей карьеры. Эти духи окончательно утвердят мое имя как имя королевы красоты. Отныне, пытаясь представить себе образ красоты, которая существует в различных проявлениях, женщины будут вспоминать только меня, мои запахи, мое лицо. Эти образы будут слиты неразрывно».
Поджидая вызванную машину, Ева смотрела в окно своего офиса и видела, как город медленно затихает. Очертания зданий растворялись во тьме, над ними вспыхивали звезды. Внизу простиралась Мэдисон-авеню со своими особянками, откуда выходили нарядно одетые мужчины и женщины. Их лица выражали предвкушение приятного вечера, который уготовил им необыкновенный и неповторимый город. Концерты, коктейли, театральные премьеры, рестораны, вечеринки. И все они пользовались тем, что им предоставляла Ева Черни, оттесняя своих соперников.
«Вот в чем мое предназначение, – подумала она с воодушевлением. – И чтобы исполнить его, мне хочется работать. Взойти на вершину. Нести людям красоту, без которой женщины никогда не могут существовать. Это мой дар миру. И по этой причине я обречена на одиночество. Я творю этих женщин, как в свое время лепила самое себя. То, что я даю, позволяет им становиться красивее и богаче и добиваться успеха». Ева раскинула руки, словно хотела заключить весь город в свои объятия.
Прожужжал зуммер, означавший, что машина подошла к подъезду. Ева с довольной улыбкой на лице шагнула к дверям.
20
Нью-Йорк, 1988
– И это после всего, что было сделано для Берти Рэнсома, – горько заметила Шарлотта Бингхэм Ормонд. – Ведь именно отец углядел этого Хью Рэнсома. Именно мама пригрела Лили Рэнсом. И чем они ответили за все? Ударом в спину.
– А что мог сделать Берти? – ответила ее сестра Сьюзен. – Ведь Рэнсом уже не был адвокатом Криса. Тот отказался от его услуг, когда ему исполнилось двадцать пять, и перевел все в швейцарские банки. Берти понятия не имел о том, что он задумал. Как он мог узнать про завещание Криса? Для него это тоже была полнейшая неожиданность.
– Он обязан был предупредить нас о том, что предпринимает Крис. И посоветовать, какие меры мы должны принять. Бингхэмы создали Рэнсомов. И он обязан был поставить нас в известность.
– Но существует такая вещь, как конфиденциальность, – пожала плечами Сьюзен.
– Но ведь он предупредил маму о том, что Малыш отписал дом на имя Евы.
– Тогда еще он был адвокатом брата. И к тому же мама имела право жить в нем до самой своей смерти.
– И эта сучка продала дом, как только мама умерла! Последний большой частный особняк в Нью-Йорке! И что там теперь? Ужасный, вульгарный бронзовый монстр Трамп-тауер. А теперь еще и наши деньги уплыли.
– Но ведь это не наши деньги?! – невинно спросила младшая из сестер Бингхэмов – Эстер. – Отец оставил их нашему брату – так всегда велось в нашей семье, ты сама это отлично знаешь. Он оставил часть маме – и это перешло к нам, когда она умерла. Ты так говоришь, словно нас в чем-то обделили, Шарлотта.
– Мы должны разделить между собой то, что осталось после Криса. Надо найти способ это сделать.
– Боюсь, ничего не выйдет, – вмешалась Сьюзен. – Я уже переговорила с Берти Рэнсомом. Он сказал, что мы ничего не можем сделать. Крис имел полное право распорядиться наследством так, как пожелает. Это его деньги – они принадлежат ему по праву. – Она с сочувствием посмотрела на сестру. – Неужели ты собираешься оспаривать это? Неужели захочешь, чтобы имя Бингхэмов начали трепать газеты? Ты знаешь, как мама всегда старалась избежать этого. Мы – Бингхэмы, Шарлотта, и это более важное, чем какие-то деньги.
Шарлотта вспыхнула, и Сьюзен догадалась, что у той на уме. К сожалению, старшая сестра думала только о деньгах. Шарлотта была жадная, завистливая, неудовлетворенная замужеством – муж ее был бабником, не пропускал ни одной юбки, – она никогда не могла удовлетвориться тем, что имела.
– Я в этом не участвую. Мне все это не по душе, – продолжала Сьюзен спокойным тоном. – Если уж мама примирилась с тем, что эта невозможная женщина стала женой ее сына, мы тем более должны смириться с тем, как наш племянник распорядился своим наследством. Рано или поздно это выяснится. И только тогда мы можем решиться на какие-то действия.
– Если только не будет поздно что-либо предпринимать, – ехидно заметила Шарлотта.
– Думаю, он все завещает Памеле Бредли, – проговорила Эстер. – Они же несколько лет прожили вместе.
– Эти деньги не нужны ей. Она столько получила от своего Фрица Бальсена!
– Ты хочешь сказать, что нуждаешься больше? – в упор спросила Сьюзен.
– Я говорю о том, что – правильно, а что – нет. – Шарлотта не желала отступать. – Деньги передавались от Бингхэмов к Бингхэмам. И я добьюсь, чтобы они снова вернулись в нашу семью!
– Ладно, по крайней мере, мы больше никакого отношения к нашей золовке не имеем, нас не связывают с ней никакие узы. И этому нужно радоваться. Разве не так?
По пути из здания офиса к машине Максу показалось, что он увидел знакомую фигуру. Оторопев от неожиданности, он остановился, а когда спохватился и рванулся вдогонку, ее и след простыл. Толпа поглотила ее. Макс решил, что обознался. Садясь за руль, он покачал головой, как Алекс могла очутиться в Нью-Йорке?
Но он вдруг понял, как хотелось ему, чтобы она оказалась здесь. Ему так не хватало ее. Он привык видеться с ней в Кембридже, где отдыхал душой, какие бы заботы и тревоги его ни одолевали. Аналитический ум девушки всегда помогал разложить все по полочкам, детально разобрать любую ситуацию, а потом заново сложить ее, при этом получалось нечто неожиданное, помогающее найти правильное решение – у него гора сваливалась с плеч в подобных случаях. Сейчас Ева выжала его как лимон, и ему было необходимо с кем-то поделиться, поговорить так же, как, бывало, с Алекс.
«Эти проклятые духи! – подумал он. – Над нами словно висит дамоклов меч».
Все ресурсы, все свободные силы корпорации были задействованы для того, чтобы создать необыкновенную композицию. Ничто не устраивало Еву. Лаборатория превратилась в настоящий «Гулаг». Ева бесконечно подхлестывала сотрудников, загоняя их до полусмерти. Но вчера наконец позвонила ему и объявила себя королевой: «Я добилась желаемого!»
– Мы получили то, что хотели, Макс! – Голос Евы вибрировал от возбуждения. – Я нашла то, что прославит мое имя в веках, как имя Габриэль Шанель с ее «Номером пять». Я хочу, чтобы ты первым увидел это. Бегом сюда… наступил самый великий день в моей жизни!
Он тотчас приехал и застал ее в каком-то невероятном возбуждении. Она торжествовала победу. И он понял, что они действительно пошлют всех соперников в нокаут. Он поздравил ее и всех сотрудников лаборатории, у которых были красные от бессонных ночей глаза. Они поставили здесь же раскладушки, чтобы не покидать лабораторию даже ночью. Они ели, не отходя от рабочих столов. Ева потребовала, чтобы принесли шампанского, и устроила небольшое торжество, на котором произнесла тост. Она ото всей души поблагодарила всех за самоотверженную работу, не забыв при этом отметить и свои заслугу – ведь и она на самом важном, последнем этапе вместе с ними сидела за столом, пробуя, смешивая, добавляя что-то новое, отвергая и снова пробуя новые варианты. Конечно, без ее чутья и требовательности эти духи никогда бы не появились на свет. За общие усилия она и предложила всем выпить. Выпить за победу в сражении.
Макс надеялся, что теперь наступит легкая передышка. Но не тут-то было. Ева велела ему следовать за ней в офис, чтобы обсудить дальнейшую стратегию. Первый – главный шаг – сделан. Теперь тем более важно продумать остальные, чтобы закрепить успех. Название и лицо. Ее мозг лихорадочно работал над этими двумя ответственнейшими моментами. И она готова была загнать себя, как лошадь. Но сжалившись над Максом, она наконец отпустила его, чтобы дать возможность немного поспать. У него были красные, опухшие глаза и совершенно измотанный вид.
Шофер отвез его домой, где Макс, приняв душ, рухнул в постель как подкошенный.
Разбудил его телефонный звонок. С трудом открыв глаза, он посмотрел на часы – было четыре часа пополудни. Макс проспал восемь часов, но чувствовал, что для полного восстановления сил ему необходимо было бы поспать все восемнадцать. Естественно, звонила Ева. Она наметила встречу на шесть часов – деловое совещание должно было перейти в деловой ужин. Голос Евы был веселым и возбужденным.
Чтобы встряхнуться, Макс встал сначала под горячий, потом под ледяной душ. Тело поначалу запротестовало, но голова сразу стала свежей и ясной. «Нечего злиться, – подумал Макс, – я сам выбрал такую жизнь».
Ева прошла в свою роскошную уборную, где тоже приняла душ, потом ей сделали массаж и она заснула глубоким, спокойным сном. Тридцать минут в ванной-джакузи придали ей бодрость, после чего она надела костюм, приготовленный Джонеси.
– Еще одна бессонная ночь? – спросил Джонеси, передавая ей один за другим предметы ее вечернего туалета.
– Их будет столько, сколько понадобится.
– Но духи уже готовы?
Ева торжествующе улыбнулась:
– Да… С этим закончено. – Она внимательно оглядела себя в зеркале – как всегда элегантна, что подчеркивал костюм цвета чайной розы от Ива Сен-Лорана.
Джонеси прищелкнул языком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Памела помолчала и продолжила уже более спокойным тоном:
– Это еще раз доказывает, что Крис предчувствовал и то, что жизнь его будет не очень долгой. Бог знает почему, но он часто говорил о смерти, подтрунивал над собой. Я воспринимала его слова как шутку… – Памела поднялась и подошла к письменному столу. – Он предугадал и то, как ты отреагируешь на его завещание… Это можно понять из письма, которое он мне оставил. В нем он еще раз выражает свою волю… – Памела взяла со стола письмо и протянула его Алекс.
Та покачала головой:
– У меня нет привычки читать чужие письма.
– Оно адресовано мне, но речь идет о нас обеих.
– Тогда прочитай то, что считаешь нужным.
– Хорошо, – согласилась Памела и, откашлявшись, начала читать: – «Ты всегда уверяла меня, что любишь не из-за моих денег, и за время нашей совместной жизни я убедился в искренности твоих слов. То, что я решил сделать, – всего лишь способ выразить свои чувства. Это единственное, что я могу оставить взамен себя. Я делаю это с чувством любви и признательности. Это касается вас обеих, потому что Алекс унаследует вторую половину моего состояния. Она – еще один человек, к которому я привязан, но у меня никогда не было возможности сказать ей об этом достаточно внятно, поскольку мамочка постаралась сделать все, чтобы помешать нашему общению. Может быть, на этот раз она поверит мне, хотя, зная Алекс, представляю, с каким трудом она пойдет на то, чтобы принять мой дар. Но я хочу сделать его, потому что она никогда не отвергала меня…» Дальше, – сказала Памела, складывая письмо, – он обращается лично ко мне.
Алекс сидела неподвижно.
– Я никогда не знала… – прошептала она, с трудом подбирая слова.
– Что Крис любил тебя? Что он может полюбить тебя, да?
Алекс молчала.
– Так ведь? – настаивала Памела. – Он понимал тебя лучше, чем ты думала. Видишь, что он говорит о матери? Да, это она внушила тебе мысль о том, что тебя никто не сможет полюбить, и такую неуверенность в себе, потому что ты тогда была слишком маленькой, чтобы осознать, какими мотивами она руководствуется. А когда правда вышла наружу, было уже поздно – бетонная стена недоверия и отчужденности застыла. Крис оставил эти деньги тебе только по одной-единственной причине. Потому что он любил тебя. А теперь ответь: ты и сейчас продолжаешь считать, что не имеешь прав на наследство?
Алекс отрицательно покачала головой.
– Тогда пей шампанское. – Памела подняла бокал. – За Криса! – сказала она.
Алекс выпрямилась. Глаза ее были такими огромными и сияющими, и в них застыло такое выражение, какого Памела еще никогда не видела. Сначала она не могла понять, что оно означает. А потом осознала: в глазах Алекс светилась гордость.
– За Криса! – мягко проговорила Алекс.
– Нет, нет и нет! – Ева бросала фотографии на стол, как карточные игроки бросают карты. – Ни одна не подходит…
– Но здесь все девушки, которые работают в студиях, – заметил Макс. – Других нам просто не найти. Каждая из них хороша по-своему.
– Хороша для кино, но не для рекламного плаката.
– Но если ты отвергаешь признанных красавиц, то где прикажешь искать лучших?
– Везде! Телевизионных ведущих просматривал?
– А как насчет совсем новеньких, кого никто не знает?
– Почему бы нет? Приводи их сюда, и мы решим.
– Если бы вы могли сказать более конкретно, что вы хотите, – вздохнул рекламный агент. – Что-нибудь насчет цвета кожи, особенностей…
– Цвет не так важен. Наши визажисты добьются нужного оттенка. А что касается особенностей… Она должна выглядеть сдержанной, холодноватой, недоступной и неприступной. Сражающей наповал.
Представитель агентства взглянул на Макса и усмехнулся.
– Я собираюсь выставить на продажу необыкновенные духи – это переворот в области парфюмерии! – с пафосом произнесла Ева. – И лицо должно точно соответствовать образу нового запаха. Эти девушки слишком молоды. Им не хватает внутренней значимости. Лицо на рекламном плакате должно быть задумчивым, погруженным в себя, отрешенным… Эта женщина должна олицетворять аромат духов.
– Не могу себе представить, – честно ответил рекламный агент.
Ева взорвалась:
– Такое впечатление, что я разговариваю с глухим. Я описываю все до мельчайших подробностей. Повторяю снова и снова!
– При всем моем уважении к вам, мадам, должен заметить, что описания – это одно, а реальность – другое. Как мы можем найти нужное вам лицо, если оно существует только в вашем воображении? Мы ищем черную кошку в темной комнате.
«Что лишний раз подтверждает, с какими кретинами мне приходится работать, – подумала раздраженно Ева. – Ну почему они не в состоянии увидеть то, что она так ясно себе представляет? Достаточно закрыть глаза, вообразить то, что она описала, и найти нужное лицо».
С того самого момента, как прилетела в Нью-Йорк, Ева находилась в своем приподнято-возбужденном состоянии. Лаборатории работали днем и ночью. Они предложили уже не один вариант, и все она отвергла самым безжалостным образом только потому, что они, по ее мнению, не дотягивали до уровня шедевра. Из каждой новой партии она выбирала капельку одного, капельку другого, добавляла третье, смешивала, снова просила найти новое сочетание… и так до бесконечности. Наконец, удалось выбрать три варианта, в которых, как заявила Ева, наконец-то просматривается «идея» будущих духов:
– Ступайте и принимайтесь за работу, – скомандовала она. – И побыстрее! Нам надо еще столько сделать, а времени – в обрез. Мы должны выступить с нашими духами, как только «Эта Женщина» устроится на жердочке со своим товаром. Тут мы ее и скинем с насеста!
Она торопила, мучила своих подчиненных, требовала, спускала с них три шкуры, теряла терпение оттого, что вынуждена иметь дело «с такими недалекими людьми», которые не в состоянии понять, чего она ждет от них.
«Никто не понимает меня, – возмущалась она. – Никто!» А затем спохватывалась, понимая, кто она и кто они. На свете существует одна Ева Черни. «Спокойнее, спокойнее, – уговаривала она себя. – Все получится. Разве не так бывало и прежде, и разве прежний опыт ничему не научил тебя? Ты должна снова и снова дотягивать их до уровня, который установила сама».
«Значит, мне надо снова и снова воодушевлять их, – подумала она, натягивая перчатки. – Это будет вершина всей моей карьеры. Эти духи окончательно утвердят мое имя как имя королевы красоты. Отныне, пытаясь представить себе образ красоты, которая существует в различных проявлениях, женщины будут вспоминать только меня, мои запахи, мое лицо. Эти образы будут слиты неразрывно».
Поджидая вызванную машину, Ева смотрела в окно своего офиса и видела, как город медленно затихает. Очертания зданий растворялись во тьме, над ними вспыхивали звезды. Внизу простиралась Мэдисон-авеню со своими особянками, откуда выходили нарядно одетые мужчины и женщины. Их лица выражали предвкушение приятного вечера, который уготовил им необыкновенный и неповторимый город. Концерты, коктейли, театральные премьеры, рестораны, вечеринки. И все они пользовались тем, что им предоставляла Ева Черни, оттесняя своих соперников.
«Вот в чем мое предназначение, – подумала она с воодушевлением. – И чтобы исполнить его, мне хочется работать. Взойти на вершину. Нести людям красоту, без которой женщины никогда не могут существовать. Это мой дар миру. И по этой причине я обречена на одиночество. Я творю этих женщин, как в свое время лепила самое себя. То, что я даю, позволяет им становиться красивее и богаче и добиваться успеха». Ева раскинула руки, словно хотела заключить весь город в свои объятия.
Прожужжал зуммер, означавший, что машина подошла к подъезду. Ева с довольной улыбкой на лице шагнула к дверям.
20
Нью-Йорк, 1988
– И это после всего, что было сделано для Берти Рэнсома, – горько заметила Шарлотта Бингхэм Ормонд. – Ведь именно отец углядел этого Хью Рэнсома. Именно мама пригрела Лили Рэнсом. И чем они ответили за все? Ударом в спину.
– А что мог сделать Берти? – ответила ее сестра Сьюзен. – Ведь Рэнсом уже не был адвокатом Криса. Тот отказался от его услуг, когда ему исполнилось двадцать пять, и перевел все в швейцарские банки. Берти понятия не имел о том, что он задумал. Как он мог узнать про завещание Криса? Для него это тоже была полнейшая неожиданность.
– Он обязан был предупредить нас о том, что предпринимает Крис. И посоветовать, какие меры мы должны принять. Бингхэмы создали Рэнсомов. И он обязан был поставить нас в известность.
– Но существует такая вещь, как конфиденциальность, – пожала плечами Сьюзен.
– Но ведь он предупредил маму о том, что Малыш отписал дом на имя Евы.
– Тогда еще он был адвокатом брата. И к тому же мама имела право жить в нем до самой своей смерти.
– И эта сучка продала дом, как только мама умерла! Последний большой частный особняк в Нью-Йорке! И что там теперь? Ужасный, вульгарный бронзовый монстр Трамп-тауер. А теперь еще и наши деньги уплыли.
– Но ведь это не наши деньги?! – невинно спросила младшая из сестер Бингхэмов – Эстер. – Отец оставил их нашему брату – так всегда велось в нашей семье, ты сама это отлично знаешь. Он оставил часть маме – и это перешло к нам, когда она умерла. Ты так говоришь, словно нас в чем-то обделили, Шарлотта.
– Мы должны разделить между собой то, что осталось после Криса. Надо найти способ это сделать.
– Боюсь, ничего не выйдет, – вмешалась Сьюзен. – Я уже переговорила с Берти Рэнсомом. Он сказал, что мы ничего не можем сделать. Крис имел полное право распорядиться наследством так, как пожелает. Это его деньги – они принадлежат ему по праву. – Она с сочувствием посмотрела на сестру. – Неужели ты собираешься оспаривать это? Неужели захочешь, чтобы имя Бингхэмов начали трепать газеты? Ты знаешь, как мама всегда старалась избежать этого. Мы – Бингхэмы, Шарлотта, и это более важное, чем какие-то деньги.
Шарлотта вспыхнула, и Сьюзен догадалась, что у той на уме. К сожалению, старшая сестра думала только о деньгах. Шарлотта была жадная, завистливая, неудовлетворенная замужеством – муж ее был бабником, не пропускал ни одной юбки, – она никогда не могла удовлетвориться тем, что имела.
– Я в этом не участвую. Мне все это не по душе, – продолжала Сьюзен спокойным тоном. – Если уж мама примирилась с тем, что эта невозможная женщина стала женой ее сына, мы тем более должны смириться с тем, как наш племянник распорядился своим наследством. Рано или поздно это выяснится. И только тогда мы можем решиться на какие-то действия.
– Если только не будет поздно что-либо предпринимать, – ехидно заметила Шарлотта.
– Думаю, он все завещает Памеле Бредли, – проговорила Эстер. – Они же несколько лет прожили вместе.
– Эти деньги не нужны ей. Она столько получила от своего Фрица Бальсена!
– Ты хочешь сказать, что нуждаешься больше? – в упор спросила Сьюзен.
– Я говорю о том, что – правильно, а что – нет. – Шарлотта не желала отступать. – Деньги передавались от Бингхэмов к Бингхэмам. И я добьюсь, чтобы они снова вернулись в нашу семью!
– Ладно, по крайней мере, мы больше никакого отношения к нашей золовке не имеем, нас не связывают с ней никакие узы. И этому нужно радоваться. Разве не так?
По пути из здания офиса к машине Максу показалось, что он увидел знакомую фигуру. Оторопев от неожиданности, он остановился, а когда спохватился и рванулся вдогонку, ее и след простыл. Толпа поглотила ее. Макс решил, что обознался. Садясь за руль, он покачал головой, как Алекс могла очутиться в Нью-Йорке?
Но он вдруг понял, как хотелось ему, чтобы она оказалась здесь. Ему так не хватало ее. Он привык видеться с ней в Кембридже, где отдыхал душой, какие бы заботы и тревоги его ни одолевали. Аналитический ум девушки всегда помогал разложить все по полочкам, детально разобрать любую ситуацию, а потом заново сложить ее, при этом получалось нечто неожиданное, помогающее найти правильное решение – у него гора сваливалась с плеч в подобных случаях. Сейчас Ева выжала его как лимон, и ему было необходимо с кем-то поделиться, поговорить так же, как, бывало, с Алекс.
«Эти проклятые духи! – подумал он. – Над нами словно висит дамоклов меч».
Все ресурсы, все свободные силы корпорации были задействованы для того, чтобы создать необыкновенную композицию. Ничто не устраивало Еву. Лаборатория превратилась в настоящий «Гулаг». Ева бесконечно подхлестывала сотрудников, загоняя их до полусмерти. Но вчера наконец позвонила ему и объявила себя королевой: «Я добилась желаемого!»
– Мы получили то, что хотели, Макс! – Голос Евы вибрировал от возбуждения. – Я нашла то, что прославит мое имя в веках, как имя Габриэль Шанель с ее «Номером пять». Я хочу, чтобы ты первым увидел это. Бегом сюда… наступил самый великий день в моей жизни!
Он тотчас приехал и застал ее в каком-то невероятном возбуждении. Она торжествовала победу. И он понял, что они действительно пошлют всех соперников в нокаут. Он поздравил ее и всех сотрудников лаборатории, у которых были красные от бессонных ночей глаза. Они поставили здесь же раскладушки, чтобы не покидать лабораторию даже ночью. Они ели, не отходя от рабочих столов. Ева потребовала, чтобы принесли шампанского, и устроила небольшое торжество, на котором произнесла тост. Она ото всей души поблагодарила всех за самоотверженную работу, не забыв при этом отметить и свои заслугу – ведь и она на самом важном, последнем этапе вместе с ними сидела за столом, пробуя, смешивая, добавляя что-то новое, отвергая и снова пробуя новые варианты. Конечно, без ее чутья и требовательности эти духи никогда бы не появились на свет. За общие усилия она и предложила всем выпить. Выпить за победу в сражении.
Макс надеялся, что теперь наступит легкая передышка. Но не тут-то было. Ева велела ему следовать за ней в офис, чтобы обсудить дальнейшую стратегию. Первый – главный шаг – сделан. Теперь тем более важно продумать остальные, чтобы закрепить успех. Название и лицо. Ее мозг лихорадочно работал над этими двумя ответственнейшими моментами. И она готова была загнать себя, как лошадь. Но сжалившись над Максом, она наконец отпустила его, чтобы дать возможность немного поспать. У него были красные, опухшие глаза и совершенно измотанный вид.
Шофер отвез его домой, где Макс, приняв душ, рухнул в постель как подкошенный.
Разбудил его телефонный звонок. С трудом открыв глаза, он посмотрел на часы – было четыре часа пополудни. Макс проспал восемь часов, но чувствовал, что для полного восстановления сил ему необходимо было бы поспать все восемнадцать. Естественно, звонила Ева. Она наметила встречу на шесть часов – деловое совещание должно было перейти в деловой ужин. Голос Евы был веселым и возбужденным.
Чтобы встряхнуться, Макс встал сначала под горячий, потом под ледяной душ. Тело поначалу запротестовало, но голова сразу стала свежей и ясной. «Нечего злиться, – подумал Макс, – я сам выбрал такую жизнь».
Ева прошла в свою роскошную уборную, где тоже приняла душ, потом ей сделали массаж и она заснула глубоким, спокойным сном. Тридцать минут в ванной-джакузи придали ей бодрость, после чего она надела костюм, приготовленный Джонеси.
– Еще одна бессонная ночь? – спросил Джонеси, передавая ей один за другим предметы ее вечернего туалета.
– Их будет столько, сколько понадобится.
– Но духи уже готовы?
Ева торжествующе улыбнулась:
– Да… С этим закончено. – Она внимательно оглядела себя в зеркале – как всегда элегантна, что подчеркивал костюм цвета чайной розы от Ива Сен-Лорана.
Джонеси прищелкнул языком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50