Кара бен хаджи Халеф, мой сын, великий герой (ему было как раз полгода), проглотил четыреста сушеных фиников и даже не икнул. О аллах! О Мухаммед!
Умар ибн Садик (второй мой проводник) женится на прекрасной Сахаме, которую я не знаю, богатой и добродетельной девушке, дочери хаджи Шукара эш Шамайна ибн Мудала ибн Садика эш Шамари. Хотя бы тебя побыстрее увидела она, он и я!
Да подарит тебе аллах хорошую погоду! У Умара ибн Садика есть хороший шатер и достойная умиления теща. Жеребец Рих (тот вороной, которого я доверил Халефу) поздравляет своего хозяина тоже преданно и учтиво.
Все-таки женись поскорее! Да хранит тебя аллах от злой жены! Довольствуйся малым и не ропщи! Я тебя люблю. Извини, что письмо это не запечатано, так как у меня нет ни печати, ни воска для опечатания.
Придерживайся добродетели, а греха и преступления остерегайся! Будь во всем скромным и умеренным, веди себя вежливо, а пьянства избегай, а я тебе с уважением кланяюсь Твой достойный и верный друг, охранитель и отец хаджи Халеф Омар ибн хаджи абу аль Аббас ибн хаджи Дауд аль Госара».
Это несколько бессвязное приглашение я смог принять только через два года, когда путешествовал в верховьях Тигра. Мы пережили вместе с хаджи Халефом всякое, но сейчас я вам расскажу об одном приключении, которое началось в Басре, а закончилось в Сахаре, куда я вовсе и не намеревался попадать.
Сначала я задумал плыть по реке от Басры до Бушира в Персии и посетить славний Шираз. Город Басра расположен в жаркой и болотистой, а потому и весьма нездоровой местности на слиянии Евфрата и Тигра, называемого там Шатт эль Араб.
Заботясь о своем здоровье, мы хотели там задержаться ненадолго. Мы — это значит я, хаджи Халеф Омар, Умар ибн Садик и два хаддадских араба, которые меня по дружбе сопровождали в путешествии от последнего хаддадского пастбища до Багдада. Мы плыли по реке на келеке, то есть на каком-то подобии плота, обтянутого козлиными кожами. В Багдаде мои проводники должны были меня оставить, но не захотели и попросили меня, чтобы я взял их с собой в Басру. Они слышали, что в Басре есть хаддадские келеки из верблюжьей кожи.
Перекупщики в Басре за этот товар, который они потом посылают в Индию и дальше, хорошо платят, а хаддадцы, в свою очередь, известны разведением верблюдов. Келеком управлял молодой, но очень проворный Месуд ибн Хаджи Шукар. Это был родственник моего Умара, который недавно — смотри письмо Халефа — женился на его сестре. Умар и Халеф намеревались вернуться домой вместе с ним. Я им разрешил, чего мне это стоило?
Сразу по приезду в Басру мы направились к Месуду. И нашли его без труда. Басра, столь большой в древние времена город и столь известный, сейчас находится в упадке и насчитывает едва ли 10 000 жителей, так что там кому-то затеряться стоит большого труда. Месуд уже выгодно продал верблюжью шерсть, а теперь ожидал деньги, которые ему купец обещал выплатить завтра.
Я зашел на пристань, располагавшуюся к северу от города, чтобы расспросить о лодке, которая могла бы меня отвезти в Бушир. К своему сожалению, я узнал, что вынужден буду ждать несколько дней.
Тот, кто находится к городе впервые, вероятно, развлекался бы прогулками, я же все знал и видел раньше. Поэтому я откликнулся на приглашение поехать вместе с хаддадцами в Куббат аль ислам, где они хотели почтить память Ибн Риза.
Куббат аль ислам, то есть купол ислама, называется Старой Басрой, которая расположена приблизительно в пятнадцати километрах от Новой Басры на юго-запад. Вплоть до 14-го столетия мусульмане относили Старую Басру к одному из четырех мест земного рая. Помимо Багдада этот город занимает весьма важное место в сказках «Тысячи и одной ночи», и именно здесь основал знаменитый Ибн Риза в четвертом столетии хиджру, то есть приблизительно в 10-м столетии по нашему летоисчислению первую мусульманскую ученую академию.
Каждый правоверный не преминет при посещении Басры зайти в Куббат аль ислам, и хотя эта экскурсия верой не предписывается, среди толкователей пророка место пользуется заслуженным авторитетом.
Мы договорились отправиться туда на следующий день с утра, сразу после того, как Месуд получит свои деньги.
Так как мы приплыли на келеке, лошадей у нас не было. В городе лошади были редкостью, зато ослы имелись в избытке, так что мы решили воспользоваться ими.
Мы остановились на ночлег в доме поблизости от Маргилла, или Кут-ифранджи, английского консульства, являющегося самым представительным зданием в городе.
В означенный час с утра Месуд направился к купцу за деньгами, вопреки тому, что я его предостерегал не брать с собой большую сумму в поездку, так как никто не знает, что может случиться, а деньги можно легко получить и по возвращении.
Когда он возвратился, я хотел идти нанимать нужное количество ослов, но Месуд мне сказал:
— Погоди, эфенди. Свободный араб неохотно ездит на осле, а для такого известного эмира, как ты, это и вовсе недостойно — трепыхаться в низком седле. Мы поедем на лошадях.
— Ты, значит, похлопотал о лошадях?
— Да.
— Где и когда?
— Нам их одолжит Абд эт Тахира, известный шейх из племени мунтефика.
— Хм. Вообще-то это человек известный и заслуживающий доверия, хотя странно, что он снизошел до такой торговли. Одалживать лошадей — вроде бы недостойно столь выдающегося воина.
— Ты прав, эфенди. Но ведь он нам их одалживает бесплатно, не за деньги, он просто рад тебе услужить.
— Мне? Как это? Ведь я его не знаю.
Это было уже кое-что для хаджи Халефа Омара. Он мгновенно завелся:
— Да как ты еще можешь спрашивать, сиди! Или ты уже забыл, какие геройские подвиги мы совершали? Мы — гиганты мужества и отваги, и все, живущие рядом с нами и помимо нас, являются по сравнению с нами породой карликов. Почему бы это о нас не знать какому-то Абд эт Тахире? Почему бы ему не питать почтения к непобедимому эмиру Кара бен Немси, находящемуся под моей прямой и непосредственной охраной?
— Халеф! А ты не преувеличиваешь слегка? И если даже знаменитый Абд эт Тахира прослышал кое-что о некоторых наших приключениях, как он может знать, что мы сейчас в Басре и что хотим предпринять поездку в Куббат аль ислам?
— Он это знает от меня,— сказал Месуд.— Я ему это сказал.
— Так ты с ним встречался?
— Ну да. У купца.
— Так он тоже был у него? Странно! И он видел, сколько тебе заплатил купец?
— Да.
— Тогда будь осторожным и не бери с собой этих денег.
— Эфенди! Что ты такое думаешь об Абд эт Тахире? Всякому известно, что это человек почтенный и уважаемый. Мы с ним в полной безопасности. Да и кому бы я мог поручить такую сумму?
— Пусть кто-то останется дома.
— Никто ради этого не откажется от заслуженного праздника.
— Хм! Ты знаешь Абд эт Тахиру лично?
— Нет.
— Так как же тогда ты можешь быть уверенным в том, что говорил именно с ним, а не с кем-то другим? Когда он приведет лошадей?
— Через час.
— А ты за это время сходи к купцу и спроси его, в самом ли деле тот араб, который был у него при твоем посещении, является Абд эт Тахирой.
— В этом нет необходимости. Купец в моем присутствии обратился к нему по имени и в моем же присутствии говорил о делах его племени. Мы уходили вместе с ним, и я в разговоре сообщил шейху, что хотим предпринять поездку в Куббат аль ислам на ослах. Он сразу же предложил мне лошадей и сказал, что это недостойно эмира, каким являешься ты, ездить на осле. Он одалживает тебе свою собственную кобылу.
— Он сказал тебе, где держит своих лошадей?
— В деревне Эль Нахит, у башни Эль Мирбад. Кобыла принадлежит лично ему; а остальные лошади — собственность его сопровождения. Но его люди нам охотно одалживают своих лошадей для краткой поездки.
— А откуда он знает, где мы живем?
— Он проводил меня до самого дома.
— Почему же тогда ты не провел его в дом?
Мои вопросы злили и раздражали Месуда.
— Ты меня, очевидно, считаешь мальчишкой,— сказал он раздраженно.— У меня есть привычка действовать всегда осторожно. Ты думаешь, мне племя поручило бы надзор за келеком, если бы меня считали сумасбродом?
— Я не хотел тебя обидеть. Но и я имею привычку действовать осторожно и хотел рассеять свои сомнения.
Этим столь неприятный разговор и закончился. Я сам себя корил за то, что зашел слишком далеко.
Кто отважился бы обманом выдавать себя за Абд эт Тахиру? Ведь этот шейх, имя которого означало Служитель Добродетели, был в стране известен, и это было для меня честью, что он захотел одолжить мне свою кобылу.
В означенное время на улице раздался топот копыт, и в двери появился человек с темной бородой и усами, окинул нас всех мимолетным взглядом, а потом учтиво произнес:
— Сабах аль хер, йа змир, доброе утро, эмир! Мои глаза счастливы видеть тебя.
Я подал ему руку, потом мы уселись рядом и угощали друг друга ничего не значащими поклонами, как велят обычаи.
Потом мы сразу же отправились в путь. Всего нас было двадцать человек, и снаружи стояло необходимое количество лошадей. Никто не смотрел за ними, они не были привязаны и все-таки ожидали преданно, как собаки, что привычно для лошадей бедуинов.
Между ними я увидел великолепную чистокровку с чудесным седлом и уздечкой, со снаряжением, которое персы называют решма.
Шейх указал на чистокровку и сказал; - Садись, эмир. Я думаю, ты будешь доволен.
Шагом мы выехали из города. Потом перешли на рысь, и только тогда я смог по достоинству оценить чистокровку.
Хотя эту лошадь нельзя было сравнить с моим жеребцом Рихом, но все же животное это было великолепное. После долгого плаванья на плоту это было просто наслаждением — вольно нестись по широкой равнине.
Эту местность я не знал, но мне было известно, что Куббат аль ислам лежит на юго-запад от Новой Басры, мы же направлялись прямо на юг! Сначала я не придал этому значения, в конце концов я и сам мог ошибаться, но когда мы проехали уже больше часа, а Старая Басра все не показывалась, мне это показалось странным. За час мы должны были преодолеть больше пятнадцати километров.
Хаддадцы развлекались по пути, я же с Халефом ехал молча. Неожиданно я резко обернулся к шейху, замыкавшему нашу кавалькаду. Он не ожидал, что я оглянусь, поэтому я застиг его врасплох — у него был странный взгляд, его блестящие глаза глядели на меня с необъяснимой жадностью.
Когда же он обнаружил, что я на него смотрю, то смежил веки и принял совершенно равнодушный вид.
Я подождал его и задал вопрос:
— Ты, разумеется, знаешь, где находится Старая Басра?
— Конечно, знаю,— улыбнулся он.
— А мне кажется, что ты ошибся. Мы ехали так быстро, что давно уже могли быть там.
— Как тебе нравится моя кобыла?
Я ему про одно, а он про другое. Холодным тоном я сказал ему:
— Твоя чистокровка, конечно, великолепная лошадь, но я говорил вовсе не о ней, а о Куббат аль исламе.
— Я тебя прекрасно понял, но я так же хорошо видел, что тебе нравится лошадь, и поэтому хотел доставить тебе радость поездкой. Мы попадем в Старую Басру окольным путем. Если хочешь, повернем лошадей назад.
Он изменил направление и направился на северо-восток. Это означало, что мы были уже дальше Старой Басры. Это было мне весьма подозрительно, хотя шейх пытался доказать мне совершенно обратное.
— Надеюсь, ты нас правильно ведешь, шейх,— сказал я усмехаясь.
— Ты хочешь меня обидеть, эмир?
— Не хочу. У меня нет причины. Но мы хотели посетить Куббат аль ислам, а не скакать в Мекку. Почему ты нас не повел прямо?
— Я тебе уже сказал, почему. Хотел тебе предоставить возможность развлечься. Я по доброй воле одолжил тебе лошадь, а ты мне вместо благодарности платишь подозрением. Твое счастье, что у меня нет с собой оружия, а то бы я вызвал тебя сразиться со мной.
— Разве? Ты не вооружен?
— Нет. Я оставил дома ружье и нож и поехал с вами, чтобы вам доказать, что отношусь к вам по-дружески. Погляди!
Он распахнул х а и к, и я увидел, что на поясе у него ничего нет. Мое недоверие улетучилось.
— Прости,— сказал я,— что мои речи звучали недоверчиво. Поверь, я не хотел тебя обидеть.
— Меня удивляет твое недоверие,— ответил он,— тем более что я знаю: против твоего волшебного ружья бундук и й а т эс сирр ничего не смогут сделать даже сто хорошо вооруженных воинов.
Вон как, слухи о моем штуцере достигли даже пустыни, даже арабов племени мунтефика! Но потом я, к счастью, вспомнил, что распространению этих слухов способствовало мое прежнее пребывание вблизи берегов Тигра, и уже больше не удивлялся.
Вскоре мы достигли высохшего речного русла, называемого Джаризаад, и увидели перед собой развалины Старой Басры.
Мое утихшее было недоверие пробудилось с новой силой, как только я заметил, что Абд эт Тахира напряженно и внимательно осматривает окрестности. Кого он высматривал? У него здесь с кем-то было назначено свидание? Но с кем? С одним человеком или с несколькими?
С того времени, как мы выехали из города, прошло уже добрых два часа, его мунтефика вполне уже могли добраться сюда пешком.
И вдруг мне показалось, что я понимаю поведение шейха и его цели. Его восхищение относилось вовсе не ко мне, а к моему ружью, к волшебному штуцеру.
Но так как до сих пор он ничем себя не проявил, я решил подождать, когда же шейх обнаружит свои коварные замыслы.
— Теперь, когда мы здесь,— обратился к шейху Ме-суд,— скажи нам, где находится байт Ибн Риза, дом сына Ризы, чтобы мы могли почтить его память.
Шейх указал на скопление обломков на южной стороне
и ответил:
— Я отведу вас туда. Но лошадей мы оставим здесь.
— Почему же? — спросил я.— Мы можем доехать верхом до места.
-- Лошади принадлежат мне, не вам,— прошипел он нетерпеливо.— Они останутся там, где я скажу. Я не хочу, чтобы они в развалинах сломали себе ноги.
— Тогда я останусь с ними,— воспротивился я.
— Как тебе будет угодно. А мы пойдем.
Он быстро зашагал, и хаддадцы последовали за ним, едва я успел предупредить Месуда еще раз. На Умара ибн Садика я успел лишь бросить предостерегающий взгляд.
Халеф остался со мной.
— Сдается мне, сиди, что этот шейх тебе не по душе.
— Я подозреваю, что он приготовил для нас ловушку. Подожди здесь с лошадьми, а я пойду — надо убедиться, что я не ошибаюсь в своих предположениях.
— В каких предположениях?
— Что где-то еще здесь есть мунтефика.
— А что бы им здесь делать? Ведь они в Эль Нахите.
— Я был бы очень рад, если бы они там на самом деле были. Может, я и ошибаюсь, но у меня такое предчувствие, что они где-то здесь укрылись. Посмотрим. Ты не отходи от лошадей. Пока они у нас есть, мы имеем преимущество.
— Куда ты хочешь идти?
— В северную часть этих развалин. Если там нет никаких следов, значит, я зря подозревал шейха.
— Ружье пусть останется здесь, оно будет тебе мешать перелезать через развалины.
— Еще бы! Его-то я особенно должен стеречь: если не ошибаюсь, кое-кто на него точит зубы.
И я пошел.
Халеф предсказал точно: меня ожидало утомительное преодоление преград, поскольку я не хотел терять время, обходя развалины.
Руины были куда более обширные, нежели я предполагал. Я блуждал в развалинах строений, но нигде не находил человеческих следов.
Я уж было подумал, что подозрение мое было ошибочным, и хотел вернуться, когда в пролом полуразрушенной постройки заметил двор, покрытый мелкой пылью.
И в нем были отчетливо различимы следы. Но это могли быть и следы каких-то животных. Я перелез через стену, и мне не нужно было даже наклоняться: это были следы людей. Их было не меньше десяти, а может, и больше.
Опасность!
Прежде всего я хотел побежать к Халефу, но непосредственно ему наверняка опасность не угрожала. В стесненных обстоятельствах скорее были Месуд и его товарищи, но главное — Месуд, у которого были при себе деньги.
Шейх, очевидно, вел Месуда к тому месту, где их всех поджидали мунтефика, чтобы ограбить либо вообще убить. Обнаруженные следы должны были привести меня именно туда.
Я побежал по следу так быстро, как только мог. Быстро перелезал через кучи мусора, быстро спрыгивал в какие-то провалы, быстро преодолевал стены.
Я полз на четвереньках, прыгал, пролезал, карабкался, пока наконец остановился перевести дыхание на большой груде развалин.
Слева, далеко от меня, на обширной равнине, я увидел лошадей. Рядом с ними на высохшей траве сидел Халеф, и рядом с ним стоял шейх. Они разговаривали между собой — с виду по-дружески. Что же выходит: я в конце концов ошибался?
Хм! Значит, Абд эт Тахира все-таки лишь Служитель Добродетели? Я почувствовал, что у меня камень с души свалился. Но в это время шейх как раз зашел к Халефу сзади, поднял камень и приготовился ударить.
— Халеф! Худ балак! Внимание! — закричал я, но было поздно. Бедный хаджи получил удар по затылку и упал лицом вниз.
Во мне поднялось бешенство. Я падал, летел, мчался ровной дорогой к лошадям, преодолевал преграды, сам уж не знаю как. Наконец, я остановился перед высокой стеной из древних кирпичей, иссушенных солнцем в прах и ломких, словно сухое печенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Умар ибн Садик (второй мой проводник) женится на прекрасной Сахаме, которую я не знаю, богатой и добродетельной девушке, дочери хаджи Шукара эш Шамайна ибн Мудала ибн Садика эш Шамари. Хотя бы тебя побыстрее увидела она, он и я!
Да подарит тебе аллах хорошую погоду! У Умара ибн Садика есть хороший шатер и достойная умиления теща. Жеребец Рих (тот вороной, которого я доверил Халефу) поздравляет своего хозяина тоже преданно и учтиво.
Все-таки женись поскорее! Да хранит тебя аллах от злой жены! Довольствуйся малым и не ропщи! Я тебя люблю. Извини, что письмо это не запечатано, так как у меня нет ни печати, ни воска для опечатания.
Придерживайся добродетели, а греха и преступления остерегайся! Будь во всем скромным и умеренным, веди себя вежливо, а пьянства избегай, а я тебе с уважением кланяюсь Твой достойный и верный друг, охранитель и отец хаджи Халеф Омар ибн хаджи абу аль Аббас ибн хаджи Дауд аль Госара».
Это несколько бессвязное приглашение я смог принять только через два года, когда путешествовал в верховьях Тигра. Мы пережили вместе с хаджи Халефом всякое, но сейчас я вам расскажу об одном приключении, которое началось в Басре, а закончилось в Сахаре, куда я вовсе и не намеревался попадать.
Сначала я задумал плыть по реке от Басры до Бушира в Персии и посетить славний Шираз. Город Басра расположен в жаркой и болотистой, а потому и весьма нездоровой местности на слиянии Евфрата и Тигра, называемого там Шатт эль Араб.
Заботясь о своем здоровье, мы хотели там задержаться ненадолго. Мы — это значит я, хаджи Халеф Омар, Умар ибн Садик и два хаддадских араба, которые меня по дружбе сопровождали в путешествии от последнего хаддадского пастбища до Багдада. Мы плыли по реке на келеке, то есть на каком-то подобии плота, обтянутого козлиными кожами. В Багдаде мои проводники должны были меня оставить, но не захотели и попросили меня, чтобы я взял их с собой в Басру. Они слышали, что в Басре есть хаддадские келеки из верблюжьей кожи.
Перекупщики в Басре за этот товар, который они потом посылают в Индию и дальше, хорошо платят, а хаддадцы, в свою очередь, известны разведением верблюдов. Келеком управлял молодой, но очень проворный Месуд ибн Хаджи Шукар. Это был родственник моего Умара, который недавно — смотри письмо Халефа — женился на его сестре. Умар и Халеф намеревались вернуться домой вместе с ним. Я им разрешил, чего мне это стоило?
Сразу по приезду в Басру мы направились к Месуду. И нашли его без труда. Басра, столь большой в древние времена город и столь известный, сейчас находится в упадке и насчитывает едва ли 10 000 жителей, так что там кому-то затеряться стоит большого труда. Месуд уже выгодно продал верблюжью шерсть, а теперь ожидал деньги, которые ему купец обещал выплатить завтра.
Я зашел на пристань, располагавшуюся к северу от города, чтобы расспросить о лодке, которая могла бы меня отвезти в Бушир. К своему сожалению, я узнал, что вынужден буду ждать несколько дней.
Тот, кто находится к городе впервые, вероятно, развлекался бы прогулками, я же все знал и видел раньше. Поэтому я откликнулся на приглашение поехать вместе с хаддадцами в Куббат аль ислам, где они хотели почтить память Ибн Риза.
Куббат аль ислам, то есть купол ислама, называется Старой Басрой, которая расположена приблизительно в пятнадцати километрах от Новой Басры на юго-запад. Вплоть до 14-го столетия мусульмане относили Старую Басру к одному из четырех мест земного рая. Помимо Багдада этот город занимает весьма важное место в сказках «Тысячи и одной ночи», и именно здесь основал знаменитый Ибн Риза в четвертом столетии хиджру, то есть приблизительно в 10-м столетии по нашему летоисчислению первую мусульманскую ученую академию.
Каждый правоверный не преминет при посещении Басры зайти в Куббат аль ислам, и хотя эта экскурсия верой не предписывается, среди толкователей пророка место пользуется заслуженным авторитетом.
Мы договорились отправиться туда на следующий день с утра, сразу после того, как Месуд получит свои деньги.
Так как мы приплыли на келеке, лошадей у нас не было. В городе лошади были редкостью, зато ослы имелись в избытке, так что мы решили воспользоваться ими.
Мы остановились на ночлег в доме поблизости от Маргилла, или Кут-ифранджи, английского консульства, являющегося самым представительным зданием в городе.
В означенный час с утра Месуд направился к купцу за деньгами, вопреки тому, что я его предостерегал не брать с собой большую сумму в поездку, так как никто не знает, что может случиться, а деньги можно легко получить и по возвращении.
Когда он возвратился, я хотел идти нанимать нужное количество ослов, но Месуд мне сказал:
— Погоди, эфенди. Свободный араб неохотно ездит на осле, а для такого известного эмира, как ты, это и вовсе недостойно — трепыхаться в низком седле. Мы поедем на лошадях.
— Ты, значит, похлопотал о лошадях?
— Да.
— Где и когда?
— Нам их одолжит Абд эт Тахира, известный шейх из племени мунтефика.
— Хм. Вообще-то это человек известный и заслуживающий доверия, хотя странно, что он снизошел до такой торговли. Одалживать лошадей — вроде бы недостойно столь выдающегося воина.
— Ты прав, эфенди. Но ведь он нам их одалживает бесплатно, не за деньги, он просто рад тебе услужить.
— Мне? Как это? Ведь я его не знаю.
Это было уже кое-что для хаджи Халефа Омара. Он мгновенно завелся:
— Да как ты еще можешь спрашивать, сиди! Или ты уже забыл, какие геройские подвиги мы совершали? Мы — гиганты мужества и отваги, и все, живущие рядом с нами и помимо нас, являются по сравнению с нами породой карликов. Почему бы это о нас не знать какому-то Абд эт Тахире? Почему бы ему не питать почтения к непобедимому эмиру Кара бен Немси, находящемуся под моей прямой и непосредственной охраной?
— Халеф! А ты не преувеличиваешь слегка? И если даже знаменитый Абд эт Тахира прослышал кое-что о некоторых наших приключениях, как он может знать, что мы сейчас в Басре и что хотим предпринять поездку в Куббат аль ислам?
— Он это знает от меня,— сказал Месуд.— Я ему это сказал.
— Так ты с ним встречался?
— Ну да. У купца.
— Так он тоже был у него? Странно! И он видел, сколько тебе заплатил купец?
— Да.
— Тогда будь осторожным и не бери с собой этих денег.
— Эфенди! Что ты такое думаешь об Абд эт Тахире? Всякому известно, что это человек почтенный и уважаемый. Мы с ним в полной безопасности. Да и кому бы я мог поручить такую сумму?
— Пусть кто-то останется дома.
— Никто ради этого не откажется от заслуженного праздника.
— Хм! Ты знаешь Абд эт Тахиру лично?
— Нет.
— Так как же тогда ты можешь быть уверенным в том, что говорил именно с ним, а не с кем-то другим? Когда он приведет лошадей?
— Через час.
— А ты за это время сходи к купцу и спроси его, в самом ли деле тот араб, который был у него при твоем посещении, является Абд эт Тахирой.
— В этом нет необходимости. Купец в моем присутствии обратился к нему по имени и в моем же присутствии говорил о делах его племени. Мы уходили вместе с ним, и я в разговоре сообщил шейху, что хотим предпринять поездку в Куббат аль ислам на ослах. Он сразу же предложил мне лошадей и сказал, что это недостойно эмира, каким являешься ты, ездить на осле. Он одалживает тебе свою собственную кобылу.
— Он сказал тебе, где держит своих лошадей?
— В деревне Эль Нахит, у башни Эль Мирбад. Кобыла принадлежит лично ему; а остальные лошади — собственность его сопровождения. Но его люди нам охотно одалживают своих лошадей для краткой поездки.
— А откуда он знает, где мы живем?
— Он проводил меня до самого дома.
— Почему же тогда ты не провел его в дом?
Мои вопросы злили и раздражали Месуда.
— Ты меня, очевидно, считаешь мальчишкой,— сказал он раздраженно.— У меня есть привычка действовать всегда осторожно. Ты думаешь, мне племя поручило бы надзор за келеком, если бы меня считали сумасбродом?
— Я не хотел тебя обидеть. Но и я имею привычку действовать осторожно и хотел рассеять свои сомнения.
Этим столь неприятный разговор и закончился. Я сам себя корил за то, что зашел слишком далеко.
Кто отважился бы обманом выдавать себя за Абд эт Тахиру? Ведь этот шейх, имя которого означало Служитель Добродетели, был в стране известен, и это было для меня честью, что он захотел одолжить мне свою кобылу.
В означенное время на улице раздался топот копыт, и в двери появился человек с темной бородой и усами, окинул нас всех мимолетным взглядом, а потом учтиво произнес:
— Сабах аль хер, йа змир, доброе утро, эмир! Мои глаза счастливы видеть тебя.
Я подал ему руку, потом мы уселись рядом и угощали друг друга ничего не значащими поклонами, как велят обычаи.
Потом мы сразу же отправились в путь. Всего нас было двадцать человек, и снаружи стояло необходимое количество лошадей. Никто не смотрел за ними, они не были привязаны и все-таки ожидали преданно, как собаки, что привычно для лошадей бедуинов.
Между ними я увидел великолепную чистокровку с чудесным седлом и уздечкой, со снаряжением, которое персы называют решма.
Шейх указал на чистокровку и сказал; - Садись, эмир. Я думаю, ты будешь доволен.
Шагом мы выехали из города. Потом перешли на рысь, и только тогда я смог по достоинству оценить чистокровку.
Хотя эту лошадь нельзя было сравнить с моим жеребцом Рихом, но все же животное это было великолепное. После долгого плаванья на плоту это было просто наслаждением — вольно нестись по широкой равнине.
Эту местность я не знал, но мне было известно, что Куббат аль ислам лежит на юго-запад от Новой Басры, мы же направлялись прямо на юг! Сначала я не придал этому значения, в конце концов я и сам мог ошибаться, но когда мы проехали уже больше часа, а Старая Басра все не показывалась, мне это показалось странным. За час мы должны были преодолеть больше пятнадцати километров.
Хаддадцы развлекались по пути, я же с Халефом ехал молча. Неожиданно я резко обернулся к шейху, замыкавшему нашу кавалькаду. Он не ожидал, что я оглянусь, поэтому я застиг его врасплох — у него был странный взгляд, его блестящие глаза глядели на меня с необъяснимой жадностью.
Когда же он обнаружил, что я на него смотрю, то смежил веки и принял совершенно равнодушный вид.
Я подождал его и задал вопрос:
— Ты, разумеется, знаешь, где находится Старая Басра?
— Конечно, знаю,— улыбнулся он.
— А мне кажется, что ты ошибся. Мы ехали так быстро, что давно уже могли быть там.
— Как тебе нравится моя кобыла?
Я ему про одно, а он про другое. Холодным тоном я сказал ему:
— Твоя чистокровка, конечно, великолепная лошадь, но я говорил вовсе не о ней, а о Куббат аль исламе.
— Я тебя прекрасно понял, но я так же хорошо видел, что тебе нравится лошадь, и поэтому хотел доставить тебе радость поездкой. Мы попадем в Старую Басру окольным путем. Если хочешь, повернем лошадей назад.
Он изменил направление и направился на северо-восток. Это означало, что мы были уже дальше Старой Басры. Это было мне весьма подозрительно, хотя шейх пытался доказать мне совершенно обратное.
— Надеюсь, ты нас правильно ведешь, шейх,— сказал я усмехаясь.
— Ты хочешь меня обидеть, эмир?
— Не хочу. У меня нет причины. Но мы хотели посетить Куббат аль ислам, а не скакать в Мекку. Почему ты нас не повел прямо?
— Я тебе уже сказал, почему. Хотел тебе предоставить возможность развлечься. Я по доброй воле одолжил тебе лошадь, а ты мне вместо благодарности платишь подозрением. Твое счастье, что у меня нет с собой оружия, а то бы я вызвал тебя сразиться со мной.
— Разве? Ты не вооружен?
— Нет. Я оставил дома ружье и нож и поехал с вами, чтобы вам доказать, что отношусь к вам по-дружески. Погляди!
Он распахнул х а и к, и я увидел, что на поясе у него ничего нет. Мое недоверие улетучилось.
— Прости,— сказал я,— что мои речи звучали недоверчиво. Поверь, я не хотел тебя обидеть.
— Меня удивляет твое недоверие,— ответил он,— тем более что я знаю: против твоего волшебного ружья бундук и й а т эс сирр ничего не смогут сделать даже сто хорошо вооруженных воинов.
Вон как, слухи о моем штуцере достигли даже пустыни, даже арабов племени мунтефика! Но потом я, к счастью, вспомнил, что распространению этих слухов способствовало мое прежнее пребывание вблизи берегов Тигра, и уже больше не удивлялся.
Вскоре мы достигли высохшего речного русла, называемого Джаризаад, и увидели перед собой развалины Старой Басры.
Мое утихшее было недоверие пробудилось с новой силой, как только я заметил, что Абд эт Тахира напряженно и внимательно осматривает окрестности. Кого он высматривал? У него здесь с кем-то было назначено свидание? Но с кем? С одним человеком или с несколькими?
С того времени, как мы выехали из города, прошло уже добрых два часа, его мунтефика вполне уже могли добраться сюда пешком.
И вдруг мне показалось, что я понимаю поведение шейха и его цели. Его восхищение относилось вовсе не ко мне, а к моему ружью, к волшебному штуцеру.
Но так как до сих пор он ничем себя не проявил, я решил подождать, когда же шейх обнаружит свои коварные замыслы.
— Теперь, когда мы здесь,— обратился к шейху Ме-суд,— скажи нам, где находится байт Ибн Риза, дом сына Ризы, чтобы мы могли почтить его память.
Шейх указал на скопление обломков на южной стороне
и ответил:
— Я отведу вас туда. Но лошадей мы оставим здесь.
— Почему же? — спросил я.— Мы можем доехать верхом до места.
-- Лошади принадлежат мне, не вам,— прошипел он нетерпеливо.— Они останутся там, где я скажу. Я не хочу, чтобы они в развалинах сломали себе ноги.
— Тогда я останусь с ними,— воспротивился я.
— Как тебе будет угодно. А мы пойдем.
Он быстро зашагал, и хаддадцы последовали за ним, едва я успел предупредить Месуда еще раз. На Умара ибн Садика я успел лишь бросить предостерегающий взгляд.
Халеф остался со мной.
— Сдается мне, сиди, что этот шейх тебе не по душе.
— Я подозреваю, что он приготовил для нас ловушку. Подожди здесь с лошадьми, а я пойду — надо убедиться, что я не ошибаюсь в своих предположениях.
— В каких предположениях?
— Что где-то еще здесь есть мунтефика.
— А что бы им здесь делать? Ведь они в Эль Нахите.
— Я был бы очень рад, если бы они там на самом деле были. Может, я и ошибаюсь, но у меня такое предчувствие, что они где-то здесь укрылись. Посмотрим. Ты не отходи от лошадей. Пока они у нас есть, мы имеем преимущество.
— Куда ты хочешь идти?
— В северную часть этих развалин. Если там нет никаких следов, значит, я зря подозревал шейха.
— Ружье пусть останется здесь, оно будет тебе мешать перелезать через развалины.
— Еще бы! Его-то я особенно должен стеречь: если не ошибаюсь, кое-кто на него точит зубы.
И я пошел.
Халеф предсказал точно: меня ожидало утомительное преодоление преград, поскольку я не хотел терять время, обходя развалины.
Руины были куда более обширные, нежели я предполагал. Я блуждал в развалинах строений, но нигде не находил человеческих следов.
Я уж было подумал, что подозрение мое было ошибочным, и хотел вернуться, когда в пролом полуразрушенной постройки заметил двор, покрытый мелкой пылью.
И в нем были отчетливо различимы следы. Но это могли быть и следы каких-то животных. Я перелез через стену, и мне не нужно было даже наклоняться: это были следы людей. Их было не меньше десяти, а может, и больше.
Опасность!
Прежде всего я хотел побежать к Халефу, но непосредственно ему наверняка опасность не угрожала. В стесненных обстоятельствах скорее были Месуд и его товарищи, но главное — Месуд, у которого были при себе деньги.
Шейх, очевидно, вел Месуда к тому месту, где их всех поджидали мунтефика, чтобы ограбить либо вообще убить. Обнаруженные следы должны были привести меня именно туда.
Я побежал по следу так быстро, как только мог. Быстро перелезал через кучи мусора, быстро спрыгивал в какие-то провалы, быстро преодолевал стены.
Я полз на четвереньках, прыгал, пролезал, карабкался, пока наконец остановился перевести дыхание на большой груде развалин.
Слева, далеко от меня, на обширной равнине, я увидел лошадей. Рядом с ними на высохшей траве сидел Халеф, и рядом с ним стоял шейх. Они разговаривали между собой — с виду по-дружески. Что же выходит: я в конце концов ошибался?
Хм! Значит, Абд эт Тахира все-таки лишь Служитель Добродетели? Я почувствовал, что у меня камень с души свалился. Но в это время шейх как раз зашел к Халефу сзади, поднял камень и приготовился ударить.
— Халеф! Худ балак! Внимание! — закричал я, но было поздно. Бедный хаджи получил удар по затылку и упал лицом вниз.
Во мне поднялось бешенство. Я падал, летел, мчался ровной дорогой к лошадям, преодолевал преграды, сам уж не знаю как. Наконец, я остановился перед высокой стеной из древних кирпичей, иссушенных солнцем в прах и ломких, словно сухое печенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25