— утешали мы его.— Баггара думают, что мы едем к английскому миссионеру на остров Аба. Они будут ждать нас на северо-востоке, а мы едем на восток, как раз туда, куда ведут следы газвы. Вперед!
В следующие полчаса мы увидели еще одного всадника. Он сидел на ездовом верблюде и вел за узду вьючного, нагруженного рогожными тюками. Он ничуть не испугался, увидев нас, приложил руку к груди и сказал:
-- Салам! Позвольте вопрос моим устам.
— Салам! — ответили мы.—С радостью дадим тебе ответ.
— Скажите мне, кто вы такие и откуда едете?
По всей видимости это не был бедуин, да и умом особым он наверняка не отличался. Я должен был ему что-то сказать. И поэтому я сказал следующее:
— Мы принадлежим к племени ризекат, идем из Джебел Тугуи, а направляемся на противоположный берег Нила, к своим друзьям бедуинам из Абу Руфа.
А вы случайно не видели в степи двоих одиноких всадников? Это два белых, а с ними еще должен быть негр.
— Да,— подтвердил я.— Они раньше разбивали лагерь в одном месте, а теперь уехали оттуда.
— Куда?
— На остров Аба, там живет какой-то христианин.
— Все сходится, ты говоришь правду. Но они его там не найдут, потому что он не живет на острове Аба, а в мишре Омм Ишране.
— Но кто-то же их послал туда.
— Правильно, потому что они бешеные псы. То-то они получат урок.
— А как это ты знаешь заранее, что тот христианин будет в Омм Ишране?
— Еще бы мне не знать, ведь я его слуга. Мы сюда приехали из Хартума. Сегодня я должен быть в Тасине вот с этими тюками.
— А что в них?
— Библия на арабском языке.
— Как зовут миссионера?
— Гибсон, но здесь его все зовут Абу аль Мавадда, то есть, Отец Любви, поскольку он твердит", что все должны любить всех. Если вы его хотите увидеть, то должны ехать в мишру.
— Как это далеко отсюда?
— До сумерек будете там, если будете идти по следам, по которым пришли сюда.
— А чьи это следы?
— Это баггара с победой возвращаются с газвы против нуэру.
— А где находятся рабы, которых они захватили?
— На одном островке, недалеко от мишры. Я говорю вам об этом потому, что ризекат относятся к друзьям баггара. Но сейчас я уже должен ехать. Да хранит вас аллах.
Когда он отъехал, Халеф рассмеялся и сказал:
— Сиди, ну и дурак же это был. Он не только не узнал нас, но еще и рассказал обо всем, что знал и что должны знать мы. Что будем делать?
— Это будет зависеть от обстоятельств.
Мы поехали дальше, и скоро можно было понять, что река близко. Начала появляться трава, сначала редкая и сухая, потом все гуще, сочнее. Потом появились первые кусты, а на востоке показались очертания темного леса, окаймлявшего берег Нила.
Мы свернули с тропы на юг, так, чтобы попасть к Нилу на некотором расстоянии от м и ш р ы. Мы хотели избежать всякой встречи и поэтому были рады, когда очутились среди деревьев. Это был лес высоких с а н т у, акаций. Скоро мы нашли удобное укрытие, спешились и привязали лошадей. Я приказал нуэру вести себя как можно тише, пока мы не вернемся, и пошел вместе с Халефом на разведку к м и ш-р е. Мишра означает отдельное место на берегу реки, которое может быть заселено или может служить для стоянки либо водопоя. Мишра Омм Ишрам была заселена- Когда мы добрались до края леса, то увидели справа широкую гладь Нила, а прямо перед собой хижины баггара. Слева от высокого берега паслись стада, и пастухи как раз гнали их к воде. Примерно в шестидесяти метрах от берега лежал заросший камышом островок. Там сейчас находились пленники и их охрана. Чуть дальше у берега был привязан большой паром.
Мы лежали под могучим деревом, его ветви, ниспадающие к земле, служили нам естественным укрытием.
— Сейчас мы вернемся к нуэру,— сказал я Халефу,— потом я поеду в мишру и буду себя выдавать за купца. Когда же я разведаю, что и как, тогда мы сойдемся у этого дерева и решим, как поступать дальше.
— Сиди, это опасно! Лучше тебе взять меня с собой.
— Нет, ты должен оставаться с нуэру, иначе мне не на кого надеяться.
— А вдруг с тобой что-то случится!
— Обо мне не беспокойся. Ты меня знаешь — я как-нибудь сумею себя обезопасить.
— Я знаю также, что и самый храбрый, и самый хитрый может просчитаться. Но после этого горе баггара! Уж я с ними разберусь.
Мы вернулись к нашим черным друзьям, я поменялся с ними лошадьми, а вместо своего волшебного ружья взял длинную флинту их вождя. Я не хотел, чтобы кто-то узнал меня, так как следовало предполагать, что баггара, встретивший нас, описал наше вооружение и лошадей. Я не опасался, что встречу его в мишре, потому что он наверняка уехал на остров, чтобы захватить нас.
После того, как я объяснил Халефу и нуэру, как следует себя вести в разных ситуациях, которые могут случиться, я выехал из леса в степь, поросшую кустарником, а потом направился к мишре. Ее я достиг, когда солнце уже садилось.
Прежде всего я посмотрел на пасшихся лошадей, крупный скот и овец и взял себе на заметку все, особенно местоположение лошадей, поскольку если наша акция удастся, пленникам потребуются лошади. В мишре жили около двухсот человек. Сразу же ко мне с криком сбежались дети. Женщины с любопытством выглядывали из дверей, а мужчины сбились в кучу и внимательно меня рассматривали.
— Салам алейкум! — громко поздоровался я.— Кто из вас шейх этого стойбища?
— Шейха нет здесь,-— ответил мне старик с седой бородой.-— А что тебе от него нужно?
— Я Селим Месарек, купец из Томата на реке Седит, и мне хотелось бы найти здесь ночлег.
— А чем ты торгуешь?
— Всем, что под руку подвернется.
— А как насчет эбенового дерева? — спросил старик и прищурил глаз.
— Это я особенно люблю.
— Тогда привет тебе. Будешь жить у самого знатного человека в селении. Сойди с коня. Я тебя отведу к Абу аль Мавадде.
Это было как раз то, чего я горячо жаждал. Я буду жить у миссионера. Я сгорал от нетерпения. Каков он из себя? Ему принадлежала относительно большая хижина из высушенного нильского ила, и он принял меня на пороге. Был это длинный, поджарый человек с жесткими, словно бы неживыми чертами лица. Он изучающе рассматривал меня, пока я говорил ему свое имя, род занятий и высказывал свои пожелания; потом он сказал на ломаном арабском:
— Приветствую тебя, Селим Месарек. Войди в мою хижину! Возможно, твой приход будет полезен нам и тебе!
Когда мы вошли, он завесил двери рогожей, зажег масляную лампу, предложил мне сесть и подал трубку, набитую табаком. Сам он тоже закурил и повел разговор. Он хотел допросить меня незаметно, но я его ловко обманул. Когда же он пришел к убеждению, что я на самом деле торгую рабами, то сказал мне совершенно доверительно:
— Ты — тот человек, который мне нужен. У меня есть двадцать восемь рабов, и я хочу тебе продать их.
— Но, господин,— ответил я нерешительно,— тебя называют Отцом Любви и говорят, будто ты миссионер. Я думал, что христианам запрещено торговать рабами.
Он хрипло рассмеялся и ответил:
— Черные не являются людьми вроде нас с вами, это скотина. Для них попасть в рабство можно считать благодатью. А я вовсе никакой не миссионер. Это прикрытие, ведь полиция сроду не догадается, что миссионер можетторговать рабами. Даже известный райис эфендина попался на мою удочку. Ты когда-нибудь о нем слышал? Это важный чиновник, местный король, и он не знает ничего более хитрого, чем травить несчастных работорговцев. Он уже около сотни их переловил и всех приговорил к смертной казни. В последнее время ему помогает какой-то немец, Кара бен Немси его зовут, и еще его приятель, хаджи Халеф Омар. Вчера они здесь вместе объявились. Наш шейх их встретил, он сразу их узнал, потому что они назвали свои имена. Он сделал вид, будто ничего такого не случилось, и послал их в то место, где их обязательно схватят. Он поехал туда с толпой своих воинов.
Занятное дело! Значит, тот баггара, с которым мы говорили, был сам шейх. Это счастье, что он уехал! Я провел переговоры с иссушенным англичанином как самый настоящий делец, договорился о цене по триста пиастров за каждого пленника. Десятеро баггара приведут их к реке и доведут еще до Картага, где кроме покупной цены я должен буду выплатить мзду «погонщикам». А я должен подождать, пока вернется шейх и утвердит сделку. Но прежде чем уйти, я обязан тайно уплатить англичанину «за посредничество» двадцать пиастров комиссионных за каждого раба.
Когда мы с ним договорились, то вышли на открытое пространство, где горело несколько костров. Баггара обрадовались, когда услышали о нашем соглашении. Они зарезали пару ягнят и принесли полные кувшины хмельной м е р и с ы.
Пленникам отправили еду на маленьком пароме. Я на нем тоже поехал на островок. Все считали это в порядке вещей, что я хочу посмотреть свой товар. Нуэру были привязаны к кольям, а три баггара смотрели за ними. Ужин состоял из твердых лепешек из дурры, просяной муки.
Когда мы возвратились на берег, я незаметно улизнул к дереву, за которым меня ожидал нетерпеливый Халеф. Я приказал ему, чтобы в полночь он на этом месте ожидал меня с четырьмя нуэру, а сам поспешил к лагерю.
Баггара ели и пили. Просто не верилось, что бедуин может поглощать такое количество еды и питья. Мы с Отцом Любви сидели перед его хижиной, я жевал кусок мяса, запивая его водой, а он пил водку. Он все хвалился, а я понял с его слов, что он падшая личность, авантюрист без чести и совести. Разговор между тем снова перешел на р а й и с а эфендина и Кара бен Немси.
— Этот мерзавец! — пьяно взорвался англичанин.— Завтра он будет висеть вместе со своим приятелем!
— Не знаю,— возразил я,— но эти двое кроме всего прочего исключительно хитрые и осторожные. А что, если случилось обратное — они захватили шейха?
— Да с чего это тебе в голову пришло? Раньше, чем завтра зайдет солнце, они отправятся в ад. Такой гнус нужно истреблять.
Около полуночи лагерь затих. Баггара забрались в свои хижины и палатки, лишь пастухи над рекою бодрствовали у своих стад. Еще несколько минут подождав, я пробрался к хегелику, где уже был Халеф с четырьмя Нуэру. Я рассказал им о своем плане.
Кроме большого парома у берега были привязаны несколько маленьких лодок. На одной из этих лодчонок на остров сначала попаду я. Через некоторое время вслед за мной на другой лодке отправятся Халеф и нуэру. Мы пристанем к южному концу острова. Обезвредим охрану, развяжем пленников и на большом плоту переправим их в безопасное место.
Звезды светили ярко, их блеск мог нас легко выдать. К счастью, с реки пошла легкая дымка, которая быстро сгустилась. Я убедился, что за нами никто не наблюдает, потом забрался в лодку и стал грести к острову. Один охранник закричал на меня, но потом успокоился, узнав владельца рабов. Он решил, что я еду убедиться, все ли тут в порядке.
Охранник пошел мне навстречу, остальные двое двинулись вместе с ним. Справиться с ними особого труда не представляло, достаточно было трех ударов прикладом, и они без шума рухнули на траву. Халеф связал их и заткнул рты кляпами. Потом мы развязали пленников. С превеликим усилием я убедил их не выражать свой восторг.
Потом мы вернулись к парому. В темноте плавание туда и обратно казалось просто игрой. Весел у нас было достаточно. Освобожденные негры взошли на паром, мы отчалили от острова, минуты стали утекать вместе с течением, и вот мы причалили на порядочном расстоянии от мишры.
Благополучно выбравшись на берег, мы пошли лесом, по дуге огибая мишру, и остановились в буше на юг от нее. Халеф пошел за остальными нуэру.
Теперь, когда он их привел, для пленников это было полное и окончательное освобождение. До того еще, как прозвучали крики всеобщего восторга, я как можно скорее напомнил, что нам надо соблюдать тишину, пока мы не достанем коней для всех. Еще с вечера я запомнил место, где паслись лошади, и теперь прокрался туда с Халефом. На пастбище горел костер, у которого сидели два пастуха. Два удара прикладом благополучно обезопасили их. Халеф пошел за нуэру. Через четверть часа у каждого была лошадь, хотя и без седла.
Все без исключения нуэру, в том числе и молодые девушки, умеют хорошо ездить верхом. Только когда мы проехали порядочное расстояние от мишры, я разрешил сделать остановку, чтобы спасенные могли отдохнуть и свободно проявить свою радость. Когда же крики ликования утихли, мы сели посоветоваться.
Нуэру не могли возвращаться прямой дорогой домой, в Бахр Эль Газал, для такой долгой дороги они были недостаточно оснащены. Я тоже не мог их сопровождать, так как спешил на север. Но на севере была расположена деревня Квауа, где размещался большой воинский гарнизон. Там нуэру смогли бы найти охрану и поддержку. Я предложил им двигаться на Квауа.
Когда мы наконец тронулись в путь, уже светало, мы задержались слишком долго. Ехать надо было как можно быстрее, потому что следовало ожидать погони баггара. К сожалению, без седел невозможно было ехать галопом, поэтому уже через три часа мы заметили, что нас преследуют по пятам. Это были добрые четыре сотни всадников, которые нахлестывали лошадей, чтобы те быстрее скакали.
— Пусть только подойдут! — грозился Абу Зауба, размахивая длинным ружьем.— Мы их всех поубиваем.
— И не думай об этом,— возразил на это Халеф.— Ты храбрый воин, но что могут ножи и копья против ружей? Уж я-то знаю, что сиди вынужден будет колдовать.
— Как это колдовать?
— А вот сейчас увидите,— сказал я и остановил коня.— Отошли невооруженных женщин и девушек вперед, мальчишек тоже, а мужчины останутся с нами. Управимся с баггара сами.
Двадцать вооруженных негров сбилось в круг. Я слез с коня и взял штуцер. Как только баггара приблизились на расстояние выстрела, я вскинул штуцер и пять раз быстро выстрелил—пять лошадей в первом ряду преследователей упало. Во всадников я не целился: излишнее проливание крови мне претит. Баггара это не остановило. Пять или шесть следующих выстрелов свалили одинаковое количество лошадей. Тут уже преследователи с диким криком остановились и стали совещаться. В то время, когда я перезаряжал магазин, слышно было повторяемое имя Селим Месарек. Потом к нам медленно направился Отец Любви и поднял руку в знак того, что он приехал для переговоров. Мы подпустили его.
— Что это значит? возмущенно спросил он у меня.— Сначала ты покупаешь рабов, потом не платишь за них и тайком уводишь, да кроме всего прочего еще и воруешь наших лошадей.
— Ты ошибаешься,— ответил я с улыбкой.—Этих рабов купил Селим Месарек, а не я.
— Но ведь Месарек — это ты!
— Нет, Месарек был у тебя вчера. А я — Кара бен Немси и рядом со мной стоит хаджи Халеф Омар. До заката солнца мы должны быть в аду. А вы, мистер Гибсон, не знаете, где окажетесь к этому времени?
Несколько мгновений англичанин изумленно взирал на меня, потом его лицо искривилось в приступе ярости. Он выругался и крикнул:
— Собака! Я помогу тебе попасть в ад! — он мгновенно направил на меня свое ружье. Но еще быстрее прогремел выстрел. Ружье выскользнуло из рук Гибсона, он пошатнулся и упал на землю. Абу Зауба поразил его в сердце.
Когда баггара увидели это, они бросились на нас с диким воинственным криком. Но далеко они не продвинулись. Мое ружье опять принялось за их лошадей. Шесть, восемь, десять, двенадцать животных упало, и это помогло. Всадники свалились в песок, потом с криками побежали назад. Все остальные повернули коней и поскакали за ними. Они оставили нас в покое. Воинственность нуэру удвоилась, они прямо-таки рвались преследовать врага, и я с трудом их отговорил.
Еще до вечера мы были в Квауа, где нуэру-элиабу сразу были приняты. Позже я узнал, что негры счастливо добрались домой в Бахр эль Газал, а через некоторое время предприняли победный поход против баггара, которые вынуждены были заплатить высокую кровавую цену за убитых при налете на деревню. С той поры баггара уже не решались на какую-либо газву.
КРОВНАЯ МЕСТЬ УМАРА
В БАСРЕ
Терпеливый читатель моих книг уже наверняка знает моего храброго маленького слугу и проводника хаджи Ха-лефа Омара, имя которого было длинным, словно змея, и который был самым верным и преданным другое которого я когда-либо встречал на Востоке.
Хотя я был его хозяином и господином, он в присутствии других выдавал себя за моего покровителя и патрона, но я к этой и другим его слабостям относился с пониманием, так как по сравнению с его достоинствами они были совсем незаметны.
Когда я возвратился домой, он написал мне письмо, которое я предлагаю читателям в дословном переводе, так как это великолепный образчик восточной корреспонденции и одновременно великолепный портрет хаджи Халефа Омара. «Дорогой сиди! Да будет к тебе милостив аллах! Мы достигли цели, Умар и я. Радость и счастье повсюду. А сколько денег! А щит и панцирь! Слава, честь и блаженство!
Кара бен Немси эмир (это самое малое) да будет украшением, да будет он благословен любовью, да будет упоминаем с молитвой!
Ханне (молодая жена Халефа), любвеобильна и приятна, дочь Малека ибн Атейбы, красива и великолепна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
В следующие полчаса мы увидели еще одного всадника. Он сидел на ездовом верблюде и вел за узду вьючного, нагруженного рогожными тюками. Он ничуть не испугался, увидев нас, приложил руку к груди и сказал:
-- Салам! Позвольте вопрос моим устам.
— Салам! — ответили мы.—С радостью дадим тебе ответ.
— Скажите мне, кто вы такие и откуда едете?
По всей видимости это не был бедуин, да и умом особым он наверняка не отличался. Я должен был ему что-то сказать. И поэтому я сказал следующее:
— Мы принадлежим к племени ризекат, идем из Джебел Тугуи, а направляемся на противоположный берег Нила, к своим друзьям бедуинам из Абу Руфа.
А вы случайно не видели в степи двоих одиноких всадников? Это два белых, а с ними еще должен быть негр.
— Да,— подтвердил я.— Они раньше разбивали лагерь в одном месте, а теперь уехали оттуда.
— Куда?
— На остров Аба, там живет какой-то христианин.
— Все сходится, ты говоришь правду. Но они его там не найдут, потому что он не живет на острове Аба, а в мишре Омм Ишране.
— Но кто-то же их послал туда.
— Правильно, потому что они бешеные псы. То-то они получат урок.
— А как это ты знаешь заранее, что тот христианин будет в Омм Ишране?
— Еще бы мне не знать, ведь я его слуга. Мы сюда приехали из Хартума. Сегодня я должен быть в Тасине вот с этими тюками.
— А что в них?
— Библия на арабском языке.
— Как зовут миссионера?
— Гибсон, но здесь его все зовут Абу аль Мавадда, то есть, Отец Любви, поскольку он твердит", что все должны любить всех. Если вы его хотите увидеть, то должны ехать в мишру.
— Как это далеко отсюда?
— До сумерек будете там, если будете идти по следам, по которым пришли сюда.
— А чьи это следы?
— Это баггара с победой возвращаются с газвы против нуэру.
— А где находятся рабы, которых они захватили?
— На одном островке, недалеко от мишры. Я говорю вам об этом потому, что ризекат относятся к друзьям баггара. Но сейчас я уже должен ехать. Да хранит вас аллах.
Когда он отъехал, Халеф рассмеялся и сказал:
— Сиди, ну и дурак же это был. Он не только не узнал нас, но еще и рассказал обо всем, что знал и что должны знать мы. Что будем делать?
— Это будет зависеть от обстоятельств.
Мы поехали дальше, и скоро можно было понять, что река близко. Начала появляться трава, сначала редкая и сухая, потом все гуще, сочнее. Потом появились первые кусты, а на востоке показались очертания темного леса, окаймлявшего берег Нила.
Мы свернули с тропы на юг, так, чтобы попасть к Нилу на некотором расстоянии от м и ш р ы. Мы хотели избежать всякой встречи и поэтому были рады, когда очутились среди деревьев. Это был лес высоких с а н т у, акаций. Скоро мы нашли удобное укрытие, спешились и привязали лошадей. Я приказал нуэру вести себя как можно тише, пока мы не вернемся, и пошел вместе с Халефом на разведку к м и ш-р е. Мишра означает отдельное место на берегу реки, которое может быть заселено или может служить для стоянки либо водопоя. Мишра Омм Ишрам была заселена- Когда мы добрались до края леса, то увидели справа широкую гладь Нила, а прямо перед собой хижины баггара. Слева от высокого берега паслись стада, и пастухи как раз гнали их к воде. Примерно в шестидесяти метрах от берега лежал заросший камышом островок. Там сейчас находились пленники и их охрана. Чуть дальше у берега был привязан большой паром.
Мы лежали под могучим деревом, его ветви, ниспадающие к земле, служили нам естественным укрытием.
— Сейчас мы вернемся к нуэру,— сказал я Халефу,— потом я поеду в мишру и буду себя выдавать за купца. Когда же я разведаю, что и как, тогда мы сойдемся у этого дерева и решим, как поступать дальше.
— Сиди, это опасно! Лучше тебе взять меня с собой.
— Нет, ты должен оставаться с нуэру, иначе мне не на кого надеяться.
— А вдруг с тобой что-то случится!
— Обо мне не беспокойся. Ты меня знаешь — я как-нибудь сумею себя обезопасить.
— Я знаю также, что и самый храбрый, и самый хитрый может просчитаться. Но после этого горе баггара! Уж я с ними разберусь.
Мы вернулись к нашим черным друзьям, я поменялся с ними лошадьми, а вместо своего волшебного ружья взял длинную флинту их вождя. Я не хотел, чтобы кто-то узнал меня, так как следовало предполагать, что баггара, встретивший нас, описал наше вооружение и лошадей. Я не опасался, что встречу его в мишре, потому что он наверняка уехал на остров, чтобы захватить нас.
После того, как я объяснил Халефу и нуэру, как следует себя вести в разных ситуациях, которые могут случиться, я выехал из леса в степь, поросшую кустарником, а потом направился к мишре. Ее я достиг, когда солнце уже садилось.
Прежде всего я посмотрел на пасшихся лошадей, крупный скот и овец и взял себе на заметку все, особенно местоположение лошадей, поскольку если наша акция удастся, пленникам потребуются лошади. В мишре жили около двухсот человек. Сразу же ко мне с криком сбежались дети. Женщины с любопытством выглядывали из дверей, а мужчины сбились в кучу и внимательно меня рассматривали.
— Салам алейкум! — громко поздоровался я.— Кто из вас шейх этого стойбища?
— Шейха нет здесь,-— ответил мне старик с седой бородой.-— А что тебе от него нужно?
— Я Селим Месарек, купец из Томата на реке Седит, и мне хотелось бы найти здесь ночлег.
— А чем ты торгуешь?
— Всем, что под руку подвернется.
— А как насчет эбенового дерева? — спросил старик и прищурил глаз.
— Это я особенно люблю.
— Тогда привет тебе. Будешь жить у самого знатного человека в селении. Сойди с коня. Я тебя отведу к Абу аль Мавадде.
Это было как раз то, чего я горячо жаждал. Я буду жить у миссионера. Я сгорал от нетерпения. Каков он из себя? Ему принадлежала относительно большая хижина из высушенного нильского ила, и он принял меня на пороге. Был это длинный, поджарый человек с жесткими, словно бы неживыми чертами лица. Он изучающе рассматривал меня, пока я говорил ему свое имя, род занятий и высказывал свои пожелания; потом он сказал на ломаном арабском:
— Приветствую тебя, Селим Месарек. Войди в мою хижину! Возможно, твой приход будет полезен нам и тебе!
Когда мы вошли, он завесил двери рогожей, зажег масляную лампу, предложил мне сесть и подал трубку, набитую табаком. Сам он тоже закурил и повел разговор. Он хотел допросить меня незаметно, но я его ловко обманул. Когда же он пришел к убеждению, что я на самом деле торгую рабами, то сказал мне совершенно доверительно:
— Ты — тот человек, который мне нужен. У меня есть двадцать восемь рабов, и я хочу тебе продать их.
— Но, господин,— ответил я нерешительно,— тебя называют Отцом Любви и говорят, будто ты миссионер. Я думал, что христианам запрещено торговать рабами.
Он хрипло рассмеялся и ответил:
— Черные не являются людьми вроде нас с вами, это скотина. Для них попасть в рабство можно считать благодатью. А я вовсе никакой не миссионер. Это прикрытие, ведь полиция сроду не догадается, что миссионер можетторговать рабами. Даже известный райис эфендина попался на мою удочку. Ты когда-нибудь о нем слышал? Это важный чиновник, местный король, и он не знает ничего более хитрого, чем травить несчастных работорговцев. Он уже около сотни их переловил и всех приговорил к смертной казни. В последнее время ему помогает какой-то немец, Кара бен Немси его зовут, и еще его приятель, хаджи Халеф Омар. Вчера они здесь вместе объявились. Наш шейх их встретил, он сразу их узнал, потому что они назвали свои имена. Он сделал вид, будто ничего такого не случилось, и послал их в то место, где их обязательно схватят. Он поехал туда с толпой своих воинов.
Занятное дело! Значит, тот баггара, с которым мы говорили, был сам шейх. Это счастье, что он уехал! Я провел переговоры с иссушенным англичанином как самый настоящий делец, договорился о цене по триста пиастров за каждого пленника. Десятеро баггара приведут их к реке и доведут еще до Картага, где кроме покупной цены я должен буду выплатить мзду «погонщикам». А я должен подождать, пока вернется шейх и утвердит сделку. Но прежде чем уйти, я обязан тайно уплатить англичанину «за посредничество» двадцать пиастров комиссионных за каждого раба.
Когда мы с ним договорились, то вышли на открытое пространство, где горело несколько костров. Баггара обрадовались, когда услышали о нашем соглашении. Они зарезали пару ягнят и принесли полные кувшины хмельной м е р и с ы.
Пленникам отправили еду на маленьком пароме. Я на нем тоже поехал на островок. Все считали это в порядке вещей, что я хочу посмотреть свой товар. Нуэру были привязаны к кольям, а три баггара смотрели за ними. Ужин состоял из твердых лепешек из дурры, просяной муки.
Когда мы возвратились на берег, я незаметно улизнул к дереву, за которым меня ожидал нетерпеливый Халеф. Я приказал ему, чтобы в полночь он на этом месте ожидал меня с четырьмя нуэру, а сам поспешил к лагерю.
Баггара ели и пили. Просто не верилось, что бедуин может поглощать такое количество еды и питья. Мы с Отцом Любви сидели перед его хижиной, я жевал кусок мяса, запивая его водой, а он пил водку. Он все хвалился, а я понял с его слов, что он падшая личность, авантюрист без чести и совести. Разговор между тем снова перешел на р а й и с а эфендина и Кара бен Немси.
— Этот мерзавец! — пьяно взорвался англичанин.— Завтра он будет висеть вместе со своим приятелем!
— Не знаю,— возразил я,— но эти двое кроме всего прочего исключительно хитрые и осторожные. А что, если случилось обратное — они захватили шейха?
— Да с чего это тебе в голову пришло? Раньше, чем завтра зайдет солнце, они отправятся в ад. Такой гнус нужно истреблять.
Около полуночи лагерь затих. Баггара забрались в свои хижины и палатки, лишь пастухи над рекою бодрствовали у своих стад. Еще несколько минут подождав, я пробрался к хегелику, где уже был Халеф с четырьмя Нуэру. Я рассказал им о своем плане.
Кроме большого парома у берега были привязаны несколько маленьких лодок. На одной из этих лодчонок на остров сначала попаду я. Через некоторое время вслед за мной на другой лодке отправятся Халеф и нуэру. Мы пристанем к южному концу острова. Обезвредим охрану, развяжем пленников и на большом плоту переправим их в безопасное место.
Звезды светили ярко, их блеск мог нас легко выдать. К счастью, с реки пошла легкая дымка, которая быстро сгустилась. Я убедился, что за нами никто не наблюдает, потом забрался в лодку и стал грести к острову. Один охранник закричал на меня, но потом успокоился, узнав владельца рабов. Он решил, что я еду убедиться, все ли тут в порядке.
Охранник пошел мне навстречу, остальные двое двинулись вместе с ним. Справиться с ними особого труда не представляло, достаточно было трех ударов прикладом, и они без шума рухнули на траву. Халеф связал их и заткнул рты кляпами. Потом мы развязали пленников. С превеликим усилием я убедил их не выражать свой восторг.
Потом мы вернулись к парому. В темноте плавание туда и обратно казалось просто игрой. Весел у нас было достаточно. Освобожденные негры взошли на паром, мы отчалили от острова, минуты стали утекать вместе с течением, и вот мы причалили на порядочном расстоянии от мишры.
Благополучно выбравшись на берег, мы пошли лесом, по дуге огибая мишру, и остановились в буше на юг от нее. Халеф пошел за остальными нуэру.
Теперь, когда он их привел, для пленников это было полное и окончательное освобождение. До того еще, как прозвучали крики всеобщего восторга, я как можно скорее напомнил, что нам надо соблюдать тишину, пока мы не достанем коней для всех. Еще с вечера я запомнил место, где паслись лошади, и теперь прокрался туда с Халефом. На пастбище горел костер, у которого сидели два пастуха. Два удара прикладом благополучно обезопасили их. Халеф пошел за нуэру. Через четверть часа у каждого была лошадь, хотя и без седла.
Все без исключения нуэру, в том числе и молодые девушки, умеют хорошо ездить верхом. Только когда мы проехали порядочное расстояние от мишры, я разрешил сделать остановку, чтобы спасенные могли отдохнуть и свободно проявить свою радость. Когда же крики ликования утихли, мы сели посоветоваться.
Нуэру не могли возвращаться прямой дорогой домой, в Бахр Эль Газал, для такой долгой дороги они были недостаточно оснащены. Я тоже не мог их сопровождать, так как спешил на север. Но на севере была расположена деревня Квауа, где размещался большой воинский гарнизон. Там нуэру смогли бы найти охрану и поддержку. Я предложил им двигаться на Квауа.
Когда мы наконец тронулись в путь, уже светало, мы задержались слишком долго. Ехать надо было как можно быстрее, потому что следовало ожидать погони баггара. К сожалению, без седел невозможно было ехать галопом, поэтому уже через три часа мы заметили, что нас преследуют по пятам. Это были добрые четыре сотни всадников, которые нахлестывали лошадей, чтобы те быстрее скакали.
— Пусть только подойдут! — грозился Абу Зауба, размахивая длинным ружьем.— Мы их всех поубиваем.
— И не думай об этом,— возразил на это Халеф.— Ты храбрый воин, но что могут ножи и копья против ружей? Уж я-то знаю, что сиди вынужден будет колдовать.
— Как это колдовать?
— А вот сейчас увидите,— сказал я и остановил коня.— Отошли невооруженных женщин и девушек вперед, мальчишек тоже, а мужчины останутся с нами. Управимся с баггара сами.
Двадцать вооруженных негров сбилось в круг. Я слез с коня и взял штуцер. Как только баггара приблизились на расстояние выстрела, я вскинул штуцер и пять раз быстро выстрелил—пять лошадей в первом ряду преследователей упало. Во всадников я не целился: излишнее проливание крови мне претит. Баггара это не остановило. Пять или шесть следующих выстрелов свалили одинаковое количество лошадей. Тут уже преследователи с диким криком остановились и стали совещаться. В то время, когда я перезаряжал магазин, слышно было повторяемое имя Селим Месарек. Потом к нам медленно направился Отец Любви и поднял руку в знак того, что он приехал для переговоров. Мы подпустили его.
— Что это значит? возмущенно спросил он у меня.— Сначала ты покупаешь рабов, потом не платишь за них и тайком уводишь, да кроме всего прочего еще и воруешь наших лошадей.
— Ты ошибаешься,— ответил я с улыбкой.—Этих рабов купил Селим Месарек, а не я.
— Но ведь Месарек — это ты!
— Нет, Месарек был у тебя вчера. А я — Кара бен Немси и рядом со мной стоит хаджи Халеф Омар. До заката солнца мы должны быть в аду. А вы, мистер Гибсон, не знаете, где окажетесь к этому времени?
Несколько мгновений англичанин изумленно взирал на меня, потом его лицо искривилось в приступе ярости. Он выругался и крикнул:
— Собака! Я помогу тебе попасть в ад! — он мгновенно направил на меня свое ружье. Но еще быстрее прогремел выстрел. Ружье выскользнуло из рук Гибсона, он пошатнулся и упал на землю. Абу Зауба поразил его в сердце.
Когда баггара увидели это, они бросились на нас с диким воинственным криком. Но далеко они не продвинулись. Мое ружье опять принялось за их лошадей. Шесть, восемь, десять, двенадцать животных упало, и это помогло. Всадники свалились в песок, потом с криками побежали назад. Все остальные повернули коней и поскакали за ними. Они оставили нас в покое. Воинственность нуэру удвоилась, они прямо-таки рвались преследовать врага, и я с трудом их отговорил.
Еще до вечера мы были в Квауа, где нуэру-элиабу сразу были приняты. Позже я узнал, что негры счастливо добрались домой в Бахр эль Газал, а через некоторое время предприняли победный поход против баггара, которые вынуждены были заплатить высокую кровавую цену за убитых при налете на деревню. С той поры баггара уже не решались на какую-либо газву.
КРОВНАЯ МЕСТЬ УМАРА
В БАСРЕ
Терпеливый читатель моих книг уже наверняка знает моего храброго маленького слугу и проводника хаджи Ха-лефа Омара, имя которого было длинным, словно змея, и который был самым верным и преданным другое которого я когда-либо встречал на Востоке.
Хотя я был его хозяином и господином, он в присутствии других выдавал себя за моего покровителя и патрона, но я к этой и другим его слабостям относился с пониманием, так как по сравнению с его достоинствами они были совсем незаметны.
Когда я возвратился домой, он написал мне письмо, которое я предлагаю читателям в дословном переводе, так как это великолепный образчик восточной корреспонденции и одновременно великолепный портрет хаджи Халефа Омара. «Дорогой сиди! Да будет к тебе милостив аллах! Мы достигли цели, Умар и я. Радость и счастье повсюду. А сколько денег! А щит и панцирь! Слава, честь и блаженство!
Кара бен Немси эмир (это самое малое) да будет украшением, да будет он благословен любовью, да будет упоминаем с молитвой!
Ханне (молодая жена Халефа), любвеобильна и приятна, дочь Малека ибн Атейбы, красива и великолепна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25