Впрочем, балку оставлю незаклеенной. Дл
балки я мысленно выбрал битумный лак. Матовые меловые плоскости и глянцево-черный брус
- ведь это как раз то, на что я так заглядывался у вас!..

Ни битумного лака, ни мела для побелки в магазине не
было.
Как ни странно, эта неудача
не слишком меня обескуражила. Я задумчиво побрел по городу. Мне еще не приходилось шататьс
по улицам Солигалича просто так, никуда не спеша, не сгорая от нетерпеливого желани
поскорее разделаться в городе с делами и вернуться домой к прерванной работе.
Обычно во время суетливых пробежек я не поднимал глаз и лишь досадовал на
слякоть или пыль, смотря по погоде. А тут поднял - и удивился.

Нет, не наличникам с вычурной резьбой, не балкончикам с
точеными балясинами, не светелкам под коньками крыш. Всего этого в центре города
было довольно, и сделано со вкусом, но меня как-то мало трогала эта классика. Иной
раз даже думал с раздражением: зачем столько сил убивать на наличники и
резные крылечки, в то время как в домах нет самого необходимого: водопровода, ванной,
канализации? В старину, когда ни о чем подобном не мечталось, - понятно:
резьба по дереву давала естественный выход творческим силам, больше их
просто некуда было здесь приложить. Но как может нынче взрослый мужик днями точить
затейливые балясинки или вырезать из жести петушка на трубу, когда его
жена таскает бадьи с помоями и бегает на речку полоскать белье? (Все это дважды
забавно, если вдуматься. Я ведь и сам частенько поступал, как тот мужик, то
есть начинал преображение быта с красоты, только моя красота представлялась мне,
видимо, более значимой, более универсальной, чем мужикова, и к тому же
всегда держал в голове конечную цель, без которой забота о красоте дома
лишалась для меня смысла: жизнь надежную и комфортную.) Нет, меня другое поразило,
нечто до странности простое и естественное. Прямо перед собой на высокой открытой
террасе, построенной без излишеств и свежепокрашенной (а мне все казалось теперь,
что только в Англии умеют красить!), я увидел цветущие розы в больших глиняных
вазах. Не букеты - живые розовые кусты с пышными цветами, выставленные на
всеобщее обозрение поближе к перильцам. Не так уж и высоко, рукой с тротуара можно
дотянуться... На террасе - никого, ведущая во внутренние помещения стеклянная дверь
плотно прикрыта. Как выросли розы в этом климате? Ради чего их сюда выставили? Они
что, и ночью тут стоят и их до сих пор не украли?! Смешные, невообразимые дл
нормального человека вопросы закружились в голове. Очень уж не вязались правильные и
строгие архитектурные формы, тщательность, с какой было выбрано место дл
цветов, тонкий переплет двери и чисто вымытые стекла с тем, что я всегда
знал и думал о Солигаличе. У меня даже сомнение закралось: уж не заезжий ли
коммерсант отстроил здесь дачу, не из столицы ли приехали сюда эти розы
и эта дверь? Но богачи как будто поближе к Москве селиться предпочитают... Я
удалялся и все оглядывался. Дом был старый, деревянный, издали он ничем не
выделялся в ряду других домов.
Я
весело побрел дальше, размышляя над сюрпризами провинциальной жизни, и
тут заметил на дороге необычное транспортное средство. Солигаличские улицы,
надо сказать, пустынны: прохожих почти нет, машины ездят редко. Мне навстречу катила
самодельная трехколесная тележка, сделанная, очевидно, из старых велосипедов, с
педалями и велосипедным рулем. В тележке, чуть не касаясь спиной земли, полулежал и
крутил педали худой, заросший щетиной человек средних лет. Заметив, как
на него смотрю, он оскалился в добродушной улыбке - и приветственно помахал
мне рукой!
Только клубы
пыли следом за промчавшимся по улице самосвалом, надолго разлучившие нас,
напомнили мне, что я все-таки не в Оксфорде.

Но, выходит, я плохо знал этот город? Сосредоточив дл
себя все мыслимые его достоинства в одной только Ольге Степановне, я, пожалуй,
несколько заузил поле зрения. Или лучше так: достоинства Ольги Степановны на
этом более широком фоне начали играть новыми красками! Солигалич обладал,
оказывается, своей особенной, просвещенной и свободной душой.

Обойдя чуть не полгорода, я успел еще раз зайти в
магазин (в Солигаличе магазины работают на час дольше, чем в Оксфорде) и
взял, что там было: бутылку бесцветного мебельного лака, которым покрывал
стол, и большую банку светлой масляной краски цвета слоновая кость.
Лучше не буду говорить вам, сколько пришлось за это заплатить - разве что
в фунты перевести? Но зато теперь я точно знал, что нужно для моего потолка. Зачем
так уж буквально копировать чужое? Согласитесь, с моей стороны было бы
непростительно замазывать балку цвета мореного дуба (с очень тонким и приятным оттенком) чем-то
черным только из-за того, что так якобы всегда поступают в Оксфорде. И
потом - какие небеса?! В тесном пространстве моих комнат не может быть никаких
небес. Это же каюта, корабельная каюта. Иметь прилично отделанную каюту
тоже неплохо...

Расскажу еще
об одной нечаянной находке, просто чтоб вы знали, чем была в Солигаличе занята
моя голова.
Это случилось позже,
когда я уже покрыл балку бесцветным лаком (и она стала немного другой,
еще красивее!), выкрасил потолок слоновой костью и обрамил глянцевитые плоскости деревянными лакированными рейками
(как в каюте), подобрал под свою новую идею обои, оштукатурил неровные
стены специально составленной прочной замазкой... Работа заняла много дней и
ночей. Видели бы вы меня тогда! В своей кепочке с длинным козырьком я был
похож на самодовольного попугая, рекламирующего вафли Куку-руку (зимой
этот попугай нахально глядел на меня одним глазом во всех вагонах московского метро).
С Ольгой Степановной я в те дни не встречался. Лишь раз заметил ее издали
на моем огороде с ведром и лейкой в руках - она поливала мои грядки! Но
я был до того занят и взволнован своими художествами, что не решился ее
окликнуть и махнул в душе на это рукой: ладно, мне все равно некогда поливать...

Проснувшись однажды рано утром, я отворил дверь
и был поражен неожиданно ярким желтым светом в обыкновенно темных сенях. Эта
внезапная перемена, этот ниоткуда льющийся свет вселили в меня ощущение праздника. Растерянно
стал оглядываться и отыскал большое яркое пятно света на смолистых досках
обшивки под потолком. Оно просто плавилось в глазах и было подобно второму
солнцу. Я с любопытством проследил путь луча и обнаружил, что солнце попадает
сюда через разбитое чердачное оконце и щель в настиле потолка. Путь был
настолько узким, что второе солнце светило каких-нибудь десять
- пятнадцать минут в сутки; именно поэтому я до сих пор ни разу его не
замечал.
Худой потолок в
сенях был моей давней головной болью, одним из сотни самых неотложных дел.
В щели сыпались с чердака вороха сухих листьев, стружек и опилок, особенно
когда наверху гулял ветер; все это попадало на вешалку с одеждой у двери
и на множество других вещей, хранившихся в сенях и в чулане. С неплотно уложенных плашек
гирляндами свисала старая паутина с мусором. Я не раз уже примеривался к
этому потолку, надеясь сделать его таким же плотным и чистым, как в комнатах, но
меня пугал объем работы. По меньшей мере треть худого настила требовалось менять
либо восстанавливать заново.
Утреннее событие
подсказало новую идею. На место недостающих плашек надо вставить стекло! И
тогда мрачные холодные сени будут днем всегда освещены. Со временем здесь
можно будет обустроить уютную прихожую. Мне запомнилось необыкновенное впечатление от
мансардных окон в верхних этажах английских домов. Вы, например, лежите
с книжкой на диване или моетесь в ванной, а над головой у вас - огромное окно
без переплета, через которое видно небо с облаками, солнце или капли дождя... Это
прекрасно в любую погоду. Я не мог устроить такого на своей крыше: обычную
деревянную раму загерметизировать невозможно, а на настоящее мансардное окно,
какие стали уже появляться в продаже в Москве, не хватило бы и всей привезенной мной
из Англии суммы. Но я мог сделать простое окно - в потолке, под крышей!
Свет будет проникать в него с чердака.
На
мое счастье, в магазин как раз накануне завезли толстые витринные стекла.
Я довольно быстро очистил и сплотил тот потолочный настил, что уже имелся; затем
долго (дня четыре) изготавливал большую раму по размеру проема. Далее предстояло перестроить и
расширить оконце на чердаке: мне хотелось, чтобы солнце сияло в сенях целое
утро. И еще я думал, какой должна быть стена, на которую падают лучи. Выкрасить ее
белилами, чтобы еще ярче светила? Или сберечь естественный горячий смолистый цвет,
только набить доски посвежее да покрыть их бесцветным лаком, чтоб не тускнели? Или
(вот уж фантастическая и непредсказуемая по результатам затея!) развесить на
обращенной к солнцу стене зеркала?..
К
сожалению, ни завершить, ни даже додумать эту работу я не успел.


Я отлично вас вижу: вы проходите к длинному столу,
рядом садится аспирантка Алиса, напротив доктор Клара Дженкинс.

- Решились потратиться на обед? - спрашиваете вы
Алису дружелюбно.
- Да,
- отвечает Алиса. - Знаете, раньше я не могла понять, почему, если я покупаю
из стипендии туфли за двадцать фунтов, на меня смотрят с осуждением и качают
головами и те же самые люди каждый день спокойно оставляют в ресторане десять
или пятнадцать фунтов за обед. Теперь понимаю. Теперь сама так делаю.

- Значит, вы простили нам обжорство? -
шутит по-русски доктор Дженкинс. - Вам хорошо в Англии? Вы успели привыкнуть?

- Вчера меня останавливает на улице пожилой человек,
- рассказывает Алиса. - Спрашивает: вы заметили, как красив этот город? Но
я здесь живу, отвечаю я. А он: я сам живу здесь всю жизнь, но не устаю любоваться!

- Прекрасный ответ.

- С некоторыми русскими бывает очень трудно, - замечает доктор
Дженкинс. - По-моему, наш недавний гость до последнего дня чувствовал себ
не в своей тарелке.
- Вы
заметили, что он всегда был очень бледным? - жалостливо говорит Алиса.

- О да, - отвечаете вы. - Это от недостатка витаминов. У
вас в России очень бедная пища, но он и здесь, по-моему, недоедал, экономил деньги,
вам так не кажется?
- Он
ел за обедом много хлеба, - говорит доктор Дженкинс. - В России все так
любят хлеб?
- Там есть очень
черный хлеб, он вкусный, - зачем-то вставляете вы.

- Должен вам сказать, - приятным старческим баритоном неспешно
произносит профессор Смолянский, сидящий от вас по другую руку, - должен вам
сказать, что наш бледнолицый друг меня однажды очень удивил. Я расспрашивал его
о преступности в нынешней России, растет ли она. Он подумал и ответил: нет,
не растет. Неужели правда? В Англии, к сожалению, преступность растет,
и весьма ощутимо.
- Меня он
спрашивал, случается ли, что в наш колледж поступают по блату, - замечаете вы.

- Но это же нонсенс!

- Разумеется. Я так ему и сказала.

- Это значит совсем ничего не понимать!

- И откуда эта манера постоянно жаловаться на
обстоятельства?
- Я думаю, между
русскими и англичанами можно найти много общего...

- Конечно. У меня был знакомый японец, он говорил: если
бы вы знали, как Япония похожа на Англию! Мы точь-в-точь такие же, как вы!

Общий смех.
-
Клара, простите, я плохо вижу без очков, - говорит Алиса. - Что там возле вас
на тарелочке, пирожные? Если вас не затруднит, будьте так добры...

Доктор Дженкинс передает ей сухие жесткие круглые
хлебцы. Алиса берет один, растерянно держит в руке, затем кладет возле
себя. Покраснев, объясняет:
-
Я думала, это пирожные.
-
Простите, это я виновата. - Доктор Дженкинс брезгливо морщит крохотный носик.
- Я решила, что вы просто хотите хлеба за десертом. Почему не дать, если
человек просит?..

Беда пришла
внезапно, вот уж поистине - свалилась на голову. Я как раз закончил в основном отделку
комнат, побелил печку, расставил на прежние места стол, сундук и кровать. Нежась
в то утро в постели после тяжелой ночной работы, я удовлетворенно оглядывал потолок
с лакированной балкой и корабельным бордюром и мысленно пытался подсчитать, что
мне еще осталось сделать в первую очередь. Закончить с фундаментом, то
есть подвести под стоящий на столбах дом кирпичную ленту, - раз, это самое тяжелое.
Доделать потолок с окном в сенях и перестроить светелку на чердаке. Покрасить полы.
Теплый туалет, чердачная лестница, оконные рамы... Да, еще сушилка у печки!
Сушилка, с мысли о которой и началась вся эта кутерьма. Как я мог про нее
забыть? Что-то Ольга Степановна говорила еще о крыше - проверить, не течет
ли... Уже чуть не половина августа миновала. Когда-то я собирался в июле
отпраздновать новоселье. Больше всего меня тревожили деньги - их хватит
самое большее на две-три недели очень скромной жизни. Впрочем, картошка
и кое-какая зелень были у меня теперь свои, с огорода (спасибо Ольге Степановне). Несколько дней
назад я разговаривал по телефону с женой: ей опять удалось устроиться на
работу, она предлагала мне помощь из оставшихся у нее фунтов стерлингов. Принять?

Сонно потягиваясь, я снова и снова глядел вприщур, как
изумительно сочетается на потолке неброская масляная краска с лакированным деревом,
и тут в какой-то момент мне почудилось, что балка моя расположена не вполне
горизонтально. Кляня всех пьяных плотников, строивших этот дом, я вскочил
на кровати и дотянулся до балки, заглядывая на нее сбоку и пытаясь таким образом
проверить свои ощущения. Один раз даже подпрыгнул на кроватной сетке, ухватившись за
балку обеими руками. В это мгновение раздался сухой шорох, и я с ужасом
увидел, как мой конец балки на глазах пошел вниз, разрывая новые обои.
Послышался треск крашенного слоновой костью картона, с потолка
посыпался песок. Я инстинктивно встал в позу кариатиды, пытаясь защитить себ
и удержать потолок. Но балка продолжала неуклонно оседать мне на голову...

- Как ее укрепить? - мрачно спросил я у плотника,
с которым вывешивал дом. Пришлось за ним сбегать, кое-как подперев горбылями просевшую балку.

- Как укрепить? Подставь слегу, вот и укрепишь. Или
веревками к стропилине на чердаке привяжи. Ты ведь сам все умеешь.

- Веревками? Это что, долбить в потолке дыры, чтоб
веревку продеть?- Я был в растерянности. - Да и сама веревка - долго
ли она прослужит?
- А это смотр
какая веревка. Найди вожжу ременную, она и три, и четыре года держать будет. Ты
сперва крышу глянул бы. У тебя вся стена в этом месте гнилая, небось крыша-то
ручьем течет!
- Стена?.. Давайте
займемся. Надо что-нибудь делать. Я заплачу.

- Э, сокол милый! Заплачу. Крышу надо разбирать, бревна
подстропильные менять, стену вычинивать. Знаешь, сколько сейчас одно дерево
стоит? А работа? Тут работы ой-ой-ой. Дешевле новый дом построить. Ты живи,
пока живется. Занимайся в Москве своим ученым делом, а сюда - отдыхать или
там картошечку посадить... Так-то вернее будет. А то вишь развел тут галантерею. Делать
ему больше нечего. Иль в Москве тоже не ладится?..

С полгода назад я впал бы от случившегося в прострацию и
перестал бы шевелиться. Солигаличская жизнь меня закалила. Когда плотник
получил за консультацию граммульку и ушел, я поднялся на чердак.
Ступать на провалившийся настил было теперь нельзя. По венцу под самым
скатом крыши я прополз к тому месту, где кончалась балка, и пощупал бревна
сруба. Рука по локоть утонула в древесной трухе. Плотник оказался прав: годами
мокнувшая в этом месте стена была почти пустой. Права оказалась и Ольга
Степановна, в первый же день обратившая внимание на эту балку и советовавшая мне
посмотреть крышу. Может быть, если бы я вовремя спохватился, стену удалось бы
сохранить? Ведь при мне прошло столько ливней! Запоздалые сожаления... Я
сошел в комнату и потрогал стену. Под обоями была лишь тонкая корочка древесины. Ткнешь
пальцем - и ты на улице.
Горбыли согнулись под
грузом продолжающего медленно оседать потолка. Если он рухнет, мне его
никогда уже не собрать!
Я
снова взлетел на чердак, лихорадочно соображая, к чему подвесить балку.
Вбить крюк? Но какой крюк и какая веревка выдержат эту тяжесть? Чем внимательнее
вглядывался в деревянную механику, тем в большее отчаяние приходил. Плотник
был дважды прав: бревна, в которые упирались стропила, тоже сгнили, крыша сама
могла в любую минуту развалиться. До того я был на чердаке десятки раз и
ничего, ничего не видел! Выходит, балку можно крепить только снизу, из
комнаты. И я опять сломя голову несся вниз...

К вечеру мне удалось подпереть балку крепким бревном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21