Понятно
Он выпрямился.
- Но вы не имеете...
- Оставьте ее в покое. Оставьте в покое меня. Еще раз
влезете-получите пистолетом по челюсти. Хотите получить
прямо сейчас-скажите. Так как
- Ладно, - забормотал он.
Я повернулся к девушке, но она уже серой тенью, почти
не шлепая босыми ногами, летела к двери. Я бросился за ней,
громыхая по плитам ботинками. Я поймал ее за талию уже
в дверях. Но тут же получил удар по рукам и отлетел к стене,
приземлившись на колено. Надо мной во весь рост высился
Коллинсон и что-то орал. Из всего потока слов мне удалось
разобрать только: "Черт вас подери".
Я встал с колена в самом чудесном настроении. Быть
сиделкой при свихнувшейся барышне недостаточно, вдобавок
получать тычки от ее жениха. Мне понадобились все мои
актерские таланты, чтобы невозмутимо спросить Коллинсона:
- Ну зачем вы так
Я подошел к стоявшей в дверях девушке:
- Пошли к вам в комнату.
- Только без Эрика, - потребовала она.
- Больше он не будет мешать, - снова пообещал я, наде-
ясь, что на этот раз не ошибусь. - Пошли.
Она поколебалась, затем переступила порог. Коллинсон,
с застенчивым видом и одновременно свирепым, а в целом
очень недовольным лицом, вышел вслед за мной. Я прикрыл
дверь и спросил Габриэлу, есть ли у нее ключ.
- Нет, - ответила она, будто вообще не знала о сущест-
вовании ключей.
В лифте она все время пряталась от жениха за моей спи-
ной, если, конечно, он еще состоял у нее в женихах. Сам Кол-
линсон напряженно смотрел в сторону. Я же вглядывался
в лицо девушки, пытаясь понять, вернулся ли к ней после
потрясения разум или наоборот. Первое предположение каза-
лось вернее, но в душе я ему не доверял. По дороге нам никто
не попался. Я включил в комнате свет. Закрыв дверь, я при-
слонился спиной к косяку. Коллинсон повесил пальто на стул,
положил шляпу и замер, скрестив руки и не спуская глаз
с Габриэлы. Она села на кровать и уставилась мне в ноги.
- Расскажите, что случилось, - приказал я.
Она подняла на меня глаза и сказала:
- Мне хочется спать.
Вопрос о ее здравомыслии-для меня во всяком случае.
был решен: нормой тут и не пахло. Но сейчас меня тревожило
другое. Комната. С тех пор как я ушел, в ней что-то измени-
лось. Я закрыл глаза, попытался представить, как она выгля-
дела раньше, открыл глаза снова.
- Можно мне лечь-спросила Габриэла.
Я решил, что ее вопрос подождет, и стал внимательно
осматривать комнату, предмет за предметом. Пальто и шляпа
Коллинсона на стуле-больше ничего нового обнаружить
не удалось. Все вроде бы нормально, но сам стул почему-то
не давал мне покоя. Я подошел и поднял пальто. Под ним
было пусто. Раньше здесь висело нечто похожее на зеленый
халат, а теперь было пусто. Халата я нигде в комнате не заме-
тил и даже не стал искать-безнадежно. Зеленые тапочки
все еще валялись под кроватью.
- Не сейчас, - ответил я девушке. - Подите в ванную,
смойте кровь и оденьтесь. Одежду захватите туда с собой.
Ночную рубашку отдайте Коллинсону. - Я повернулся к не-
му. - Спрячьте ее в карман и не вынимайте. Из комнаты
не выходить и никого не пускать. Я скоро приду. Пистолет
у вас есть
- Нет, - сказал он. - Но я...
Девушка перебила его:
- Не оставляйте нас одних. Я не хочу. Я уже убила одно-
го человека. Вам что, мало
Говорила она горячо, но не возбужденно, и довольно рас-
судительно.
- Мне нужно ненадолго уйти, - сказал я, - одной вам
оставаться нельзя. И кончен разговор.
- А вы понимаете, что делаете-Голосок у нее был
тоненький, усталый. - Вряд ли. Иначе бы не оставляли меня
с ним. - Она подняла лицо, и я скорее прочел по губам, чем
услышал: "Только не с Эриком. Пусть он уйдет".
Я от нее совсем одурел: еще немного, и мне придется лечь
в соседнюю палату. Меня так и подмывало уступить ей, но
я ткнул пальцем в ванную и сказал:
- Можете не вылезать оттуда, пока я не приду. Но он
побудет здесь.
Она с безнадежностью кивнула и направилась в гардероб-
ную. Когда она шла в ванную с одеждой в руках, на глазах
у нее блестели слезы.
Я отдал пистолет Коллинсону. Его рука была деревянной
и дрожала. Дышал он тяжело, шумно.
- Не будьте размазней, - сказал я ему. - Хоть раз помо-
гите, вместо того чтобы мешать. Никого не впускайте и не
выпускайте. Придется стрелять-не теряйтесь.
Он хотел что-то сказать, не смог и, сжав мне руку, чуть не
искалечил ее от избытка чувств. Я вырвал у него руку и отпра-
вился вниз, к алтарю, где лежал доктор Риз. Попасть туда
удалось не сразу. Железная дверь, через которую мы вышли
несколько минут назад, была заперта. Но замок оказался
довольно простым. Я поковырял в нем кое-какими инстру-
ментами из перочинного ножа и в конце концов открыл.
Зеленого халата я там не нашел. Не нашел я и тела доктора
Риза. Оно исчезло. Кинжал тоже исчез. Вместо лужи крови
на белом полу осталось лишь желтоватое пятно. Кто-то хоро-
шенько прибрался.

3. БОГ
Я вернулся в вестибюль: еще раньше я заметил
там нишу с телефоном. Телефон был на месте, но не работал.
Я положил трубку и отправился на шестой этаж к Минни
Херши. Пока что помощи от нее я никакой не получил, но она,
по-видимому, была предана хозяйке, а мне, за неимением
телефона, требовался посыльный.
Я открыл ее дверь-тоже без замка, - вошел, затворил
за собой. Включил фонарик, обхватив ладонью стекло. При
свете, просачивавшемся между пальцами, я увидел на кро-
вати мулатку-она крепко спала.
Я посмотрел на девушку. Она лежала на спине, дышала
ртом, и лицо ее во сне приобрело еще большее сходство
с индейским. Глядя на нее, я сам осоловел. Поднимать ее сей-
час бесчеловечно. Может быть, ей снится... я тряхнул головой,
пытаясь прогнать сонную одурь. Ландыши, луноцветы...
увядшие цветы... А нет ли тут и жимолости Этот вопрос поче-
му-то казался важным. Фонарь тяжелел у меня в руке, стал
чересчур тяжелым. Черт с ним... я его выпустил. Он упал на
ногу... я удивился: кто тронул меня за ногу Габриэла Лег-
гет Умоляет спасти ее от Эрика Коллинсона Чушь какая.
то... Или не чушь Я опять пытался тряхнуть головой... пы-
тался отчаянно. Она весила тонну, едва поворачивалась.
Меня качнуло; чтобы не упасть, я выставил ногу. Нога была
слабая, мягкая, подгибалась. Надо сделать еще шаг, иначе
свалюсь; я сделал, с трудом поднял голову, посмотрел,
куда мне падать, увидел окно в пятнадцати сантиметрах
от моего носа.
Меня потянуло вперед, и подоконник уперся в бедра, оста-
новил падение. Мои руки лежали на подоконнике. Я пошарил
по низу рамы, и, не знаю, нашарил ли ручки, но потянул вверх
изо всех сил. Окно не поддавалось. Руки были будто прибиты
внизу. Кажется, тут я всхлипнул; а потом правой ладонью
упершись в подоконник, левой выбил стекло.
Уличный воздух шибанул в нос, как нашатырь. Я сунул
лицо в дыру и, цепляясь обеими руками за подоконник, вби-
рал воздух ртом, глазами, ушами, порами кожи и смеялся,
а глаза щипало так, что лились слезы и затекали в рот. Я все
глотал свежий воздух и вскоре почувствовал, что ноги меня
держат, глаза видят, что я опять могу двигаться, думать, пусть
не быстро и не четко. Мешкать было некогда. Я закрыл нос
и рот платком и отвернулся от окна.
В каком-нибудь метре от меня, посреди черной комнаты,
стояло, извиваясь, нечто светлое, похожее на человеческую
фигуру, но бесплотное.
Оно было высокое, но не такое высокое, как показалось
сначала, - потому что оно не стояло на полу, а парило: между
его ногами и полом был просвет сантиметров в тридцать. Да,
у него и ноги были, но уж не знаю, какой формы. Не было
у них формы-и у торса не было, и у рук, и у лица не было
формы, постоянных очертаний. Они зыбились, разбухали
и съеживались, вытягивались и сокращались, не очень силь-
но, но беспрерывно. Рука сливалась с телом, растворялась
в теле, а потом появлялась, будто выливалась из него. Нос
свешивался над разинутым бесформенным ртом, потом втя-
гивался обратно, утопая между кисельными щеками, снова
начинал расти. Глаза расширялись, сливались в один громад-
ный глаз, занимавший всю верхнюю часть лица, потом он
уменьшался, пропадал вовсе, потом глаза прорезывались сно-
ва на прежних местах. А ноги-то их было две, то три, то
одна, скрученная штопором, точно живой и шаткий пьедестал.
Все члены и черты лица непрерывно искажались, колебались,
так что нельзя было уловить их натуральную, правильную
форму.
Я осознал, что я не в себе, нанюхался душной цветочной
дряни. Но как ни старался, ни мог убедить себя, что не вижу
этого существа. Оно было-дрожало, корчилось между мной
и дверью, близко, только наклониться, только руку протянуть.
Я не верю в сверхъестественное-ну и что из того Оно
было передо мной. Было, и я видел, что это не фокус с фосфор-
ной краской, не человек в простыне. Мне надоело ломать голо-
ву. Я стоял, зажав платком рот и нос, не шевелясь и не дыша,
и, может быть, даже кровь у меня в жилах остановилась. Оно
было тут, и я был тут, - и стоял, приросши к полу.
Потом оно заговорило; не могу утверждать, что я слышал
слова: мне казалось, что я просто воспринял их всем телом.
- На колени, враг Божий. На колени.
Тут я вышел из оцепенения-облизал губы, хотя язык
был суше их.
- На колени, ненавистный Господу, пока на тебя не
обрушился удар.
Последний довод я уже мог понять. Я отнял от рта платок
и сказал:
- Пошел к черту.
Звучало это глупо, тем более, что голос у меня сел.
Оно судорожно перекрутилось, всколыхнулось и подалось
ко мне. Я бросил платок и протянул к нему обе руки. Схва-
тил его-и не схватил. Мои руки достали тело-ушли
в него до запястий, сжались. И захватили только сырую
пустоту, ни теплую, ни холодную, вообще лишенную тем-
пературы.
И та же сырая пустота облепила мне лицо, когда его лицо
наплыло на меня. Я укусил лицо-да... но зубы лязгнули
впустую, хотя я видел и чувствовал, что мое лицо уже внутри
его лица. И в руках у меня, вплотную к моей груди, корчилось,
извивалось его тело, ерзало, вздрагивало, и вдруг бешено
завинчивалось, рвалось на части, которые жадно соединялись
снова-все в черной пустоте.
Сквозь эту прозрачную материю я видел свои руки, сжав-
шиеся в сердцевине влажного тела. Я разжал их и согнутыми
пальцами рванул вверх и вниз, раздирая его; я видел, что
тело рвется и течет вслед за моими ногтями, но не ощущал
ничего, кроме сырости.
Возникло новое ощущение, быстро усиливавшееся: на
меня навалилась и душила какая-то немыслимая тяжесть.
Существо было бесплотным, но страшно тяжелым, и этот груз
придавливал меня, не давал вздохнуть. Ноги у меня подгиба-
лись. Я плюнул ему в лицо, вытащил руку из утробы и ударил
в лицо. Кулак не встретил ничего, кроме сырости.
Я сунул левую руку ему в живот и стал рвать тело, так
ясно видимое и так слабо осязаемое. Но тут я увидел кое-что
новое-кровь на своей левой руке. Темная, густая, настоя-
щая кровь капала на пол, текла между пальцами.
Я захохотал, потом, собравшись с силами, выпрямился
под чудовищным грузом и снова стал рвать ему внутрен-
ности, хрипя:
- Душу выну.
Кровь еще сильнее полилась по пальцам. Я опять попробо-
вал засмеяться, не смог-меня душило. И тяжесть на мне
стала вдвое больше. Я попятился, привалился к стене, рас-
пластался по ней, чтобы не съехать на пол.
Воздух из разбитого окна, холодный, свежий, терпкий,
хлынул сбоку, ударил в нос, и по разнице между ним и тем,
чем я дышал в комнате, стало понятно, что валит меня не
тяжесть этого создания, а отрава, наполнившая дом.
Бледно-зеленая сырая тварь обволакивала мое лицо
и тело. Кашляя, я продрался через нее к двери, распахнул ее
и вывалился в коридор, где было так же черно, как в комнате.
Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное.
Человек. В спину меня ударили колени-человечьи колени,
острые. Кряхтенье, теплым воздухом обдавшее мне ухо, было
человечье, удивленное. Рука, которую я сжал, была человечья,
тонкая. Я благодарил Бога, что она тонкая. Коридорный
воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был
готов.
Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, нака-
тился сперва на нее, потом на самого человека. Накатываясь,
я перебросил руку через его тело, и она столкнулась на полу
с чем-то твердым, металлическим. Я ощупал предмет и узнал:
это был длинный кинжал, которым закололи Риза. Тот, на
кого я сейчас взгромоздился, очевидно, стоял за дверью и хо-
тел зарезать меня, когда я выйду; спасло меня падение: он не
только промахнулся кинжалом, но и споткнулся об меня.
А сейчас, лежа ничком, прижатый к полу моими восемьюде-
сятью пятью килограммами, он лягался, норовил долбануть
меня головой и кулаками.
Схватив одной рукой кинжал, я перенес другую с его руки
на затылок, вдавил его лицо в ковер, уже не суетясь, потому
что сил у меня прибывало с каждым вдохом. Через минуту.
другую я поставлю его на ноги и немного расспрошу.
Но такой передышки мне не дали. Что-то твердое ударило
меня по плечу, потом по спине, потом стукнуло по ковру ря-
дом с нашими головами. Кто-то охаживал меня дубинкой.
Я скатился с тощего. Прямо под ноги к тому, кто орудовал
дубинкой. Я попытался схватить его за ногу, получил еще
удар по спине, ногу не достал, а рука моя скользнула по юбке.
От удивления я отдернул руку. Еще удар дубинкой-на этот
раз по боку-напомнил мне, что церемонии тут неуместны.
Я сжал руку в кулак и ударил по юбке. Кулак мой наткнулся
на мясистую лодыжку. В ответ раздалось рычание, ноги ото-
двинулись, и еще раз ударить я не успел. Я быстро встал на
четвереньки и стукнулся головой о дерево. Дверь. Схватив за
ручку, я поднялся. В нескольких сантиметрах от меня в тем-
ноте свистнула дубинка. Я повернул ручку, нажал на дверь,
вошел в комнату и тихо, почти беззвучно затворил дверь
за собой.
В комнате у меня за спиной раздался голос, очень тихий,
но очень серьезный:
- Выйдите сейчас же, буду стрелять.
Голос принадлежал светловолосой толстенькой служанке,
и в нем слышался испуг. Я быстро нагнулся-на случай,
если она вправду вздумает стрелять. За окном уже светало,
и я увидел ее силуэт на кровати-она сидела, вытянув руку
с маленьким черным предметом.
- Это я, - прошептал я.
- А, вы! - Но рука с черным предметом не опустилась.
- Вы с ними в доле-спросил я и осторожно шагнул
к кровати.
- Делаю, что приказано, и держу язык за зубами, а в бан-
диты к ним не нанималась.
- Хорошо. - Я сделал еще несколько шагов к кровати,
уже быстрее. - Если связать простыни, смогу я спуститься
из окна на следующий этаж
- Не знаю. Ой! Что вы делаете!
Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной
рукой, а ее запястье другой и выворачивал.
- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле
спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался.
Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не
увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное,
с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся,
там не было.
Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной
рукой, а ее запястье другой и выворачивал.
- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле
спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался.
Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не
увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное,
с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся,
там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она лежала,
как прежде, забывшись тяжелым сном. Я спрятал пистолет
в карман, стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату
служанки, свалил к ней на кровать и сказал:
- Попробуйте привести ее в чувство.
- Проснется немного погодя: они все просыпаются.
- Вон что! - сказал я и пошел вниз, на пятый этаж,
к Габриэле.
Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллин-
сона исчезли, исчезла одежда, которую она унесла в ванную,
и окровавленная ночная рубашка тоже.
Я стал осыпать эту парочку проклятьями, и хоть старался
не обделить ни того, ни другого, больше все-таки досталось
Коллинсону; потом я выключил свет и побежал вниз по парад-
ной лестнице-избитый, изодранный, растерзанный, с окро-
вавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой.
и на лице у меня, наверное, было такое осатанение, как
в душе. До второго этажа я ничего не слышал. А тут снизу
донесся звук, напоминавший отдаленный гром. Сбежав по
последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в парадную
дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я подошел
к двери, отпер ее и распахнул.
С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо
мной стоял Эрик Коллинсон.
- Где Габи-задыхаясь, спросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21