Спала она всего часа полтора, в три
захода. И каждый раз с криком просыпалась от кошмаров.
Всю ночь до меня доносились из коридора шорохи-видимо,
Мери Нуньес сторожила свою хозяйку.
Среда оказалась еще более долгой и тяжелой. От того, что
я все время стискивал зубы, челюсти у меня к середине дня
ныли не меньше, чем у Габриэлы. А она мучилась теперь во
всю. От света у нее резало глаза, от звуков-уши, от любого
запаха тошнило. Шелковая ночная рубашка и простыня разд-
ражали кожу. Каждый мускул, не переставая, дергался.
Уверения, что она не умрет, уже не действовали: жить ей все
равно не хотелось.
- Не сдерживайтесь, - предложил я. - Дайте себе волю.
Я за вами присмотрю.
Она поймала меня на слове и словно сорвалась с цепи. На
ее вопли к дверям прибежала Мери Нуньес и зашипела ка-
кие-то испанско-мексиканские ругательства. Я удерживал
Габриэлу за плечи и тоже был весь в поту.
- Пошла вон, - рявкнул я на Мери.
Она сунула руку за пазуху и шагнула в комнату. Сзади
возник Мики, выдернул ее в коридор и захлопнул дверь.
Между приступами Габриэла лежала на спине и, тя-
жело дыша, дергаясь, с мукой и безнадежностью глядела
в потолок. Иногда она закрывала глаза, но конвульсии не
прекращались.
Во второй половине дня Ролли принес из Кесады новость:
Фицстивен пришел в себя и смог ответить на вопросы Верно-
на. Он заявил, что не видел бомбы и не знает, когда и каким
образом она попала в комнату, но после того, как мы с Финком
вышли в коридор, ему вроде бы послышалось что-то похожее
на звон осколков и глухой удар об пол у ног.
Я попросил Ролли сказать окружному прокурору, чтобы
он не слезал с Финка и что завтра я постараюсь с ним встре-
титься. Ролли пообещал все это передать и ушел. Мы стояли
с Мики на крыльце. Говорить нам было не о чем-ни слова
за весь день. Только я закурил, из дома снова понеслись
вопли. Мики отвернулся и что-то пробормотал, упомянув
черта.
Я нахмурился и зло спросил:
- Дело я делаю или нет
- К чертям собачьим! Лучше бы не делал, - бросил он
с такой же злостью и пошел прочь.
Послав его подальше, я вернулся в дом. Мери Нуньес
поднималась по лестнице, но при моем появлении быстро
отступила к кухне, окинув меня диким взглядом. Ее я тоже
послал, потом двинулся наверх, где оставил Макмана охра-
нять комнату. Он прятал от меня глаза-ради справедли-
вости я послал и его.
Остаток дня Габриэла плакала и кричала, умоляя дать
ей морфий. Вечером она полностью во всем призналась:
- Я вам сказала, что не хочу быть порочной. - Ее руки
лихорадочно комкали простыню. - Вранье. Хочу. Всегда
хотела и всегда была. Я думала и с вами сыграть ту же шутку,
но сейчас мне не до вас, мне нужен только морфий. Повесить
меня не повесят, это я знаю. А там все равно, лишь бы по-
лучить дозу.
Она грязно хохотнула и продолжала:
- Вы были правы: я вызывала в мужчинах самое плохое,
потому что сама этого хотела. Хотела, и все тут. Не полу-
чилось лишь с доктором Ризом и Эриком. Почему-не
знаю. Знаю только, что потерпела поражение, но они тем
временем слишком хорошо меня узнали. Вот и умерли. Риза
усыпил Джозеф, а убила я сама, но потом мы внушили Мини,
что это ее работа. И убить Аронию подговорила Джозефа я.
он выполнял любые мои просьбы и убил бы, если бы не вы.
И Харви заставила убить Эрика. К чему мне брачные узы
с хорошим человеком, который собирался сделать из меня
хорошую женщину
Она снова засмеялась и облизала губы.
- Нам с Харви нужны были деньги, а у Эндрюса я много
взять не могла, - боялась, заподозрит. Тогда мы задумали
добыть их, инсценировав похищение. Жаль, что Харви за-
стрелили... великолепный был зверь. Что касается бомбы, она
лежала у меня давно, уже несколько месяцев. Я ее выкрала из
лаборатории отца, когда он проводил какие-то работы для
кинокомпании. Бомба была маленькая, и я держала ее при
себе на всякий случай. А потом решила подорвать вас. Между
нами... мной и Оуином... ничего не было... я все наврала, он
меня совсем не любил. Убить я хотела вас... боялась, что доко-
паетесь до правды. Меня в тот час немного лихорадило, услы-
шав, что два человека вышли из комнаты, а один остался,
я решила... остались вы. И только когда приоткрыла дверь
и бросила бомбу, увидела Оуина. Ну, теперь вы довольны
А раз получили, что хотели, давайте морфий. Какой толк вести
со мной игру дальше Давайте его. Вы победили. Можете
записать эти показания-я тут же подпишу. Лечить и
спасать меня вам больше не имеет смысла. Давайте морфий.
Пришла пора смеяться мне:
- Может, еще признаетесь, что похитили Чарли Росса,
а заодно подорвали "Мэн"
Буча продолжалась не меньше часа, пока Габриэла не вы-
дохлась. Время тянулось медленно. Спала она на этот раз часа
два-на полчаса больше, чем в прошлую ночь. Мне тоже
временами удавалось задремать в качалке.
Незадолго до рассвета я почувствовал на себе чью-то руку.
Стараясь дышать ровно, я чуть-чуть приоткрыл глаза. В ком-
нате было еще темно, но мне показалось, что Габриэла лежит
на кровати, правда, спит она или нет, разглядеть не удалось.
Голова моя во сне откинулась на спинку. Я не мог видеть ни
ту руку, что лезла во внутренний карман пиджака, ни другую,
левую, над моим плечом, но пахли они кухней.
За качалкой стояла Мери Нуньес. Мики предупредил
меня, что мексиканка носит нож. Я представил, как она
держить его в левой руке. Но внутренний голос прика-
зал мне не суетиться. Я опять закрыл глаза. Потом в паль-
цах у Мери зашелестела бумага, и рука убралась из моего
кармана.
Я сонно пошевелил головой и переставил ноги. Когда
дверь за ней без скрипа закрылась, я выпрямился и оглядел
комнату. Габриэла спала. Я пересчитал пакетики-восьми
не хватало.
Наконец Габриэла открыла глаза. Первый раз за все это
время она проснулась спокойно. Лицо у нее было осунув-
шееся, но глаза-нормальные. Посмотрев в окно, она
спросила:
- Уже день
- Только светает, - Я дал ей апельсинового сока-.
Сегодня можно поесть.
- Не хочу. Хочу морфий.
- Не дурите. Еда будет. Морфия не будет. Самое трудное
позади, дальше пойдет легче, хотя вас еще немного поломает.
Глупо требовать сейчас наркотик. Все ваши мучения коту
под хвост Вы уже фактически вылечились.
- Действительно вылечилась
- Да. Осталось побороть страх, нервозность и воспоми-
нания о том, как приятно было накачиваться.
- Это я смогу, - сказала она, - раз вы говорите, что
смогу, значит, смогу.
Все утро она вела себя пристойно и только к середине дня
на час-другой сорвалась. Но буйствовала не особенно сильно,
и мне без труда удалось ее утихомирить. Когда Мери вошла
со вторым завтраком, я оставил их наедине и пошел вниз.
Мики и Макман сидели в столовой. Во время еды оба
не вымолвили ни словечка. Поскольку молчали они,
молчал и я.
Когда я поднялся наверх, Габриэла в зеленом купальном
халате сидела в качалке, которая две ночи служила мне по-
стелью. Она успела причесаться и напудрить нос. Глаза были
зеленые и чуть прищуренные, словно ей не терпелось со-
общить что-то смешное.
- Сядьте, - сказала она с напускной торжествен-
ностью. - Мне надо с вами серьезно поговорить.
Я сел.
- Ради чего вы столько от меня вытерпели-Она
действительно говорила сейчас вполне серьезно. - В ваши
обязанности это не входило, а приятного было мало. Я... я и не
знаю, до чего противно себя вела. - Ее лицо и даже шея
покраснели. - Я была омерзительной, гнусной. Представляю,
как теперь выгляжу в ваших глазах. Почему... ради чего вы
пошли на такое
- Я вдвое старше вас, - сказал я. - Старик. И будь я
проклят, если стану объяснять причины и делать из себя
идиота. Но ничего омерзительного и гнусного для меня
тут не было, я снова готов пройти через все это. И даже
с радостью.
Она вскочила с качалки, глаза у нее стали темными, круг-
лыми, а губы дрожали:
- Вы хотите сказать-.
- Ничего я не хочу сказать. Но если вы будете скакать
нагишом, в распахнутом халате, то заработаете бронхит.
Бывшие наркоманки легко простужаются.
Она села, спрятала лицо в ладони и расплакалась. Я ей не
мешал. В конце концов, не отнимая рук от лица, она хихикну-
ла и попросила:
- Не могли бы вы уйти и оставить меня на весь день
одну
- Конечно. Если не будете раздеваться.
Я поехал в окружной центр, нашел больницу и долго
спорил с персоналом, чтобы пустили в палату Фицсти-
вена.
Фицстивен лежал весь в бинтах, из-под которых виднелся
только один глаз, одно ухо и половина рта. Но этот глаз и эти
губы мне улыбнулись:
- Пропади они пропадом, ваши гостиничные номера, -
голос звучал неясно, так как ему приходилось говорить
одной стороной рта, а челюсть не двигалась, но жизнера-
достности Фицстивену не занимать. На тот свет он явно не
собирался.
Я тоже улыбнулся и сказал:
- Какие уж теперь номера, разве что камера в Сан.
Квентине. Выдержите сейчас допрос с пристрастием или
день-другой переждем
- Самое время, - сказал он. - По лицу-то вам ничего
не прочесть.
- Отлично. Тогда начнем. Первое: бомбу вам сунул в
руку Финк, когда здоровался. Другим способом попасть
в комнату она не могла. Он стоял ко мне спиной, и я не мог
ничего заметить. Вы, конечно, не знали, что это бомба, и при-
шлось ее взять, как сейчас приходится все отрицать.
иначе бы мы догадались, что вы были связаны с бандой
в Храме, а у Финка есть основания покушаться на вас.
- Какая удивительная история, - сказал Фицстивен-.
Значит, у Финка были основания. Что ж, и на том спасибо.
- И убийство Риза организовали вы. Остальные вам лишь
помогали. Но когда Джозеф умер, вся вина пала на него, на
этого якобы сумасшедшего. Другие участники оказались вне
подозрений. Но тут вы вдруг приканчиваете Коллинсона,
и неизвестно, что еще собираетесь выкинуть. Финк понимает:
если вы не угомонитесь, то убийство в Храме в конце концов
выплывет, и тогда ему тоже несдобровать. До смерти испу-
гавшись, он решает остановить вас.
- Все занимательней и занимательней, - сказал Фиц-
стивен. - Значит, и Коллинсона убил я
- Чужими руками. Вы наняли Уиддена, но не заплатили
ему. Тогда он похитил девушку, чтобы получить свои деньги.
Он знал, что она вам нужна. Когда мы его окружили, пуля
пролетела ближе всего от вас.
- Восхищен. Нет слов, - сказал Фицстивен. - Значит,
Габриэла была мне нужна. А зачем Какие мотивы
- Вы, скорей всего, пытались сделать с ней что-то очень
уж непотребное. Ей досталось от Эндрюса, даже с Эриком не
повезло, но про них она могла еще говорить. Когда же я захо-
тел выяснить подробности ваших ухаживаний, она задрожала
и сразу замкнулась. Видно, она здорово вам вмазала, но вы
ведь из тех эгоистов, которым такого не перенести.
- Ну и ну, - сказал Фицстивен. - Мне, знаете ли, часто
приходило на ум, что вы вынашиваете абсолютно идиотские
теории.
- А что тут идиотского Кто стоял рядом с миссис Леггет,
когда у нее в руках оказалось оружие Где она его взяла Да
и гоняться за дамами по лестнице не в наших правилах. А чья
рука была на пистолете, когда пуля пробила ей горло Я не
слепой и не глухой. Вы сами признали, что за всеми тра-
гедиями Габриэлы чувствуется одна рука, один ум. Вы как раз
и обладаете таким умом, при этом ваша связь со всеми со-
бытиями очевидна, да и необходимый мотив был. С мотивом,
кстати, у меня вышла некоторая задержка: я его не видел,
пока не получил-сразу после взрыва-реальной возмож-
ности как следует поспрашивать Габриэлу. Задерживало меня
и кое-что другое-я никак не мог связать вас с Храмом. Но
тут помогли Финк и Арония Холдорн.
- Неужто Арония помогла Интересно, что она за-
теяла-Фицстивен говорил рассеянно, а его единственный
серый глаз был слегка прикрыт, словно думал он сейчас
о другом.
- Она делала все, чтобы выгородить вас, - морочила нам
голову, запутывала, пыталась науськать на Эндрюса, даже
застрелить меня. Когда она поняла, что по следу Эндрюса мы
не пойдем, я упомянул про Коллинсона. Она разыграла
удивление, ахнула, всхлипнула-не упустила ни одной воз-
можности, чтобы направить меня по ложному пути. Мне ее
изворотливость даже по душе.
- Дама она упорная, - с отсутствующим видом проце-
дил Фицстивен.
- Вот и конец Великому Проклятью Дейнов, - ска-
зал я.
Уголком рта смеяться трудно, но он все-таки рассмеялся:
- А если я скажу вам, мой милый, что я тоже Дейн
- Как так
- Моя мать и дед Габриэлы с материнской стороны были
братом и сестрой.
- Черт! Вот это да!
- Уйдите пока и дайте мне подумать. Я еще не решил,
как поступить. Сейчас я ни в чем не признаюсь. Понятно
Но чтобы спасти свою драгоценную шкуру, мне, видимо, при-
дется упирать как раз на проклятье. И тогда, мой милый, вы
сможете насладиться удивительной защитой, таким цирком,
от которого радостно взвоют все газеты страны. Я стану насто-
ящим Дейном, отмеченным проклятьем всего нашего рода.
Преступления моих двоюродных сестричек Алисы, Лили, пле-
мянницы Габриэлы и Бог знает скольких еще Дейнов будут
мне оправданием. Да и количество моих собственных преступ-
лений сыграет свою роль-лишь сумасшедший способен
столько совершить. И поверьте, я приведу их множество, если
начну с колыбели.
Поможет даже литература. Ведь признало же большинство
критиков моего "Бледного египтянина" детищем дегенерата.
А разве в "Восемнадцати дюймах" они не нашли все из-
вестные человечеству признаки вырождения Все эти факты,
мой милый, выручат меня. К тому же я буду размахивать
культями-руки нет, ноги нет, тело и лицо покалечены:
преступник с Божьей помощью и так достаточно наказан.
Измученный этой речью, он тяжело всасывал половинкой
рта воздух, но в сером глазу светилось торжество.
- Что ж, скорей всего, дело выгорит, - сказал я, соби-
раясь уходить. - Буду за вас болеть. Вам и так уже до-
сталось. А потом, если кто и заслуживает снисхождения.
так это вы.
- Снисхождения-переспросил он, и взгляд у него
потускнел. Он отвел глаз, потом снова смущенно посмот-
рел на меня. - Скажите правду, меня что, признают не-
вменяемым
Я кивнул.
- Черт! Тогда все уже не то, - пожаловался он, не без
успеха пытаясь побороть смущение и принять свой обычный
лениво-насмешливый вид. - Что за удовольствие, если я на
самом деле псих.
Когда я вернулся в дом над бухтой, Мики и Макман сидели
на крыльце.
- Привет! - сказал Макман.
- Новых шрамов в любовных сражениях не заработал.
спросил Мики. - Твоя подружка, кстати, про тебя спра-
шивала.
Поскольку меня снова приняли в общество людей, я понял,
что Габриэла чувствует себя прилично.
Она сидела на кровати с подушками за спиной, лицо
все еще-или заново-напудрено, глаза радостно по-
блескивают.
- Мне вовсе не хотелось усылать вас навсегда, нехоро-
ший вы человек, - пожурила она меня. - Я приготовила вам
сюрприз и просто сгораю от нетерпения.
- Что за сюрприз
- Закройте глаза.
Я закрыл.
- Откройте.
Я открыл. Она протягивала мне восемь пакетиков, которые
Мери Нуньес вытащила из кармана пиджака.
- Они у меня с середины дня, - гордо заявила она. - На
них следы моих пальцев и слез, но ни один не открыт. Честно
говоря, удержаться было нетрудно.
- Я знал, что удержитесь, поэтому не отобрал их у Мери.
- Знали Вы так мне верите, что ушли, оставив их
у меня
Только идиот признался бы, что уже два дня в этих бумаж-
ках лежит не морфий, а сахарная пудра.
- Вы самый симпатичный человек на свете. - Она
схватила мою руку, потерлась о нее щекой, потом отпустила
и нахмурилась. - Только одно плохо. Все утро вы настойчиво
давали мне понять, что влюблены.
- И что-спросил я, стараясь держаться спокойно.
- Лицемер! Обольститель неопытных девушек! Надо бы
вас заставить жениться или подать в суд за обман. Весь день я
вам искренне верила, и это мне помогло, действительно по-
могло. А сейчас вы входите, и я вижу перед собой. - .-Она
остановилась.
- Что видите
- Чудовище. Очень милое чудовище, очень надеж-
ное, когда человек в беде, но все же чудовище, без таких
человеческих слабостей, как любовь и... В чем дело Я ска-
зала не то
- Не то, - подтвердил я. - Готов поменяться местами
с Фицстивеном в обмен на эту большеглазую женщину
с хриплым голосом.
- О Боже, - сказала она.

15. ЦИРК
Больше мы с Оуином Фицстивеном не говорили.
От свиданий писатель отказывался, а когда его переправили
в тюрьму и встреч было не избежать, хранил молчание. Вне-
запная ненависть - иначе не назовешь - вспыхнула в нем,
по-моему, от того, что я считал его сумасшедшим. Он не воз-
ражал, чтобы весь мир, по крайней мере двенадцать пред-
ставителей этого мира в суде присяжных, признали его
ненормальным-и сумел-таки всех убедить, - однако видеть
меня в их числе ему не хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21