Он отпустил поводья лошади. - Делай, что
тебе угодно, черт подери, но даже Виридовикс отступает с нами, если ты
заметил.
Возникла минутная пауза.
- И он тоже? - Сенпат Свиодо горько улыбнулся. Марк знал, что сумел
убедить его.
Сенпат Свиодо развернул лошадь и галопом погнал ее к римскому отряду,
который медленно отходил назад.
Трибун следовал за отрядом, наблюдая за порядком, в котором отступала
армия. Все было лучше, чем он надеялся. Даже левое крыло не поддавалось
панике.
- Ты знаешь, я верю, что все еще обойдется, - сказал он, поравнявшись
с васпураканином.
Авшар наблюдал за Ортайясом Сфранцезом. Юный военачальник гарцевал
перед левым флангом видессианской армии, пытаясь отвести его к центру. Под
своим покрывалом колдун коварно улыбался
- Ровней строй! Удерживай линию! - кричал Сфранцез, энергично
размахивая руками. Ему понравилось воевать: это оказалось нелегким, но
интересным делом. Решения нужно было принимать сразу же, а ситуации не
всегда аккуратно вмещались в стереотипы, описанные Калокиресом. Когда же
это случалось, то ситуация опять менялась, причем так быстро, что приказы
зачастую противоречили друг другу и становились бессмысленными. Юный
дворянин знал, что он слишком часто маневрировал своими отрядами и в
результате потерял около сотни солдат. Это причиняло ему боль, ведь они
были не черточками на аспидной доске, которые можно легко стереть, а
живыми людьми, истекающими кровью. Они умирали, чтобы дать ему возможность
научиться боевому искусству. И все же он не думал, что командует так уж
плохо. Было несколько прорывов, это правда, но пока ничего серьезного. Он
не знал, что командование получил в результате одного из этих прорывов. Он
думал, что одно только его присутствие укрепляет дух солдат. Ортайяс
пытался представить себе, каким воинственным он выглядит со стороны: в
золоченом шлеме, в доспехах, с богато изукрашенным мечом, рукоять которого
осыпана драгоценными камнями, в своем плаще, который красиво развевался за
его спиной. Правда, был жуткий момент, когда магия Авшара убила Нефона
Комноса. Но даже колдун оказывал должное уважение потомку императоров и
хмурился, когда Сфранцез объезжал свой боевой строй. Он делал все, чего
обычно ожидали от военачальника... за исключением руководства битвой.
Во вражеских рядах взвыли нестройно трубы, и губы Сфранцеза
скривились. Затем недовольство сбежало с лица, уступив место страху.
Тысяча каздов во главе с самим Авшаром бросилась прямо на него.
- О_р_т_а_й_я_с_! - крикнул князь-колдун, и его голос четко прозвучал
среди стука тысяч подков, бьющихся о каменистую землю. Он поднял руку в
железной перчатке. - У меня есть подарок для тебя!
Меч в руке Авшара не был украшенной камнями игрушкой - это был
смертоносный меч, кроваво-черный от засохшей крови, крови неисчислимых
жертв.
Первый среди всех видессиан Ортайяс Сфранцез представил себе глаза
Авшара, скрытые покрывалом, Авшара, и имя этому было Ужас. Душа Ортайяса
ушла в пятки, а сердце похолодело от страха и превратилось в кусочек льда.
- Фос пусть смилостивится над нами! Мы все погибли! - истерически
выкрикнул он.
Резко повернув свою лошадь, он ударил ее шпорами. Пригибаясь к гриве,
чтобы скакать быстрее, он промчался мимо своих ошеломленных солдат -
именно это и предвидел Авшар.
- Все пропало! Все пропало! - завывал он. С этими дикими воплями он
покинул свою армию, изо всех сил нахлестывая жеребца. Мгновение спустя
строй видессианских солдат, изумленных предательством и трусостью своего
командира, распался под мощным ударом колдуна-полководца.
Вот кувшин воды в холодный зимний день Если вода очень чистая и ты не
трогаешь ее, она может не замерзать долго. Но дай только снежинкам осесть
на ее поверхности, и вода тотчас подернется льдом. Так случилось с
видессианской армией. Бегство Ортайяса оказалось той снежинкой, которая
превратила отступление в паническое бегство. В бреши хлынули дикие орды
каздов. Ужас, обуявший солдат, был неодолим.
- Ну вот, мы и дождались подарка! - сказал Гай Филипп сердито, и его
простые слова прозвучали хуже, чем грязные ругательства. - Образовать
каре! - крикнул он и пояснил Марку: - Чем больше порядка мы проявим, тем
менее вероятно, что мерзавцы бросятся на нас. Боги знают, у них сейчас
достаточно легкой добычи.
Трибун кивнул, с горечью соглашаясь с центурионом. Отсеченное левое
крыло уже бежало. Здесь и там группы солдат еще продолжали упрямо
сражаться с обступившими их кочевниками, но большинство предпочитало
удирать на восток, бросая на ходу щиты, шлемы, даже мечи. С дикими и
радостными криками казды преследовали их, словно мальчишки, которые гонят
кроликов.
Но Авшар удерживал власть над кочевниками и повел их в решительную,
смертельную атаку на центр видессианской армии.
Многие отряды, атакованные одновременно с фронта и тыла, были сразу
же уничтожены. Они не отличались римской маневренностью, приобретенной
долгими тренировками, они рвали свои ряды, пытаясь перестроиться. Даже
гордые халога смешались в кучу, оставив все надежды на восстановление
своего боевого строя. Казды устремлялись в прорывы, усиливая панику и сея
смерть своими стрелами и саблями. Уцелевшие рассеялись по всему полю
битвы.
В этой дикой бойне пестрый состав видессианской армии превратился в
проклятие. Каждый отряд бился сам по себе, не думая об армии как о едином
целом.
- Всем соединиться в центре! - подал трубачам сигнал Маврикиос, но
было уже слишком поздно.
В хаосе многие подразделения не услышали приказа, а те, кто слышал
его, не смогли пробиться сквозь ряды каздов.
Некоторые отряды продолжали сопротивление. Намдалени отбивали атаку
за атакой, пока казды не отступились от них.
Отчаянно сопротивлялся Гагик Багратони и тоже остановил захватчиков.
Но оба отряда не могли перейти в контратаку.
Как я предсказал Гай Филипп, хороший порядок в строю римлян все еще
удерживал их от развала и почти не наносил им потерь Более того, они как
бы притягивали к себе бегущих в панике солдат. Иногда к ним присоединялись
целые взводы и батальоны. Марк только приветствовал это. Каждый меч,
каждое копье прибавляло ему силы.
Эти солдаты прибыли как раз вовремя. Кто-то из командиров-каздов был
достаточно умен, чтобы понять, что любая организованная группа солдат
представляет потенциальную опасность. Он выкрикнул слова команды и бросил
своих людей на римлян. Гулко застучали копыта тысяч лошадей, несущихся на
отряд Скауруса.
- Они идут! Ага! Они идут! - радостно заорал Виридовикс. Даже когда
все вокруг рушилось, его веселила мысль о предстоящей схватке. Он был
прирожденным воином и не скрывал воинственности своей натуры.
Виридовикс выскочил из строя и побежал навстречу каздам, не обращая
внимания на стрелы и уклоняясь от ударов мечей, которые сверкали, как
частые молнии. Командир кочевников атаковал кельта. Виридовикс увернулся в
сторону и ударил врага сам, держа меч обеими руками. Клинок разрубил
твердую кожу панциря, ребра врага казда хрустнули, и мертвое тело
кочевника свалилось в густую пыль. Римляне приветствовали удачу галла
победными криками.
Копий у них оставалось мало, и атака каздов ударила по строю, почти
не защищенному копейщиками. Несмотря на свою знаменитую дисциплину,
римляне пошатнулись. Передний фронт строя отступил и начал разрушаться.
Стоя в передней линии, Марк сражался со всеми наравне, подбадривая
легионеров своим мужеством. Он убил одного за другим двух каздов, но еще
двое наседали на него с боков. Всадник-казд плашмя ударил его по голове
наконечником копья, как дубиной. Это был скользящий удар, но глаза трибуна
затуманились, и он упал на колени. Другой казд, пеший, подскочил с саблей
наперевес. Трибун поднял щит, отражая удар, но понял, что сделал это
слишком поздно. Уголком глаза он увидел, как высокая тень воина появилась
за спиной врага, услышал, как топор с хрустом врезался в тело. Казд умер,
не успев даже вскрикнуть. Скапти, сын Модольфа, уперся сапогом в его
мертвое тело и с усилием выдернул топор из его спины.
- Где твои солдаты? - крикнул ему Скаурус.
Халога пожал плечами.
- Мертвы или рассеяны. Сегодня они дали воронам больше вражьих
костей, чем своих собственных.
Сейчас Скапти больше, чем обычно, напоминал волка - старого волка,
последнего уцелевшего из своей стаи. Он открыл рот, чтобы еще что-то
сказать, но внезапно все его тело напряглось. Марк с болью увидел, как
жало стрелы показалось из груди Скапти. Его единственный глаз немигающе
смотрел на римлянина.
- Это место похуже, чем Имброс, - отчетливо сказал он. Пронзительный
взор голубого глаза потускнел, и халога рухнул на землю.
Скаурус вспомнил, что халога предвидел свою судьбу, когда римляне
покидали его город. Но у Марка не было времени размышлять об этом.
Легионеры отступали под натиском превосходящих сил врага, и им негде было
получить подкрепление, чтобы заполнить бреши в своих рядах. Скоро они
перестанут быть эффективной боевой силой, а бегущая в панике толпа -
хорошая мишень для кочевников. Трибун увидел Гая Филиппа, который метался
из стороны в сторону, пытаясь найти еще хоть десяток годных к бою солдат,
чтобы привести их на помощь отряду. Центурион выглядел разбитым, усталым и
раздраженным оттого, что ему не удавалось сделать вещи, которые когда-то
он делал играючи.
Вдруг казды в ужасе завопили. Кто-то ударил их с тыла. Смертоносное
давление врагов ослабло. Кочевники раскатились кто куда, как шарик ртути,
по которому стукнули кулаком.
Лаон Пакимер подъехал к Марку, и усталая улыбка пробилась сквозь его
бороду.
- Конный и пеший вместе сделают лучше, чем каждый поодиночке, ты не
находишь? - спросил он.
Скаурус горячо сжал его руку.
- Пакимер, ты можешь назвать меня голубой ящерицей, и я не посмею
возражать тебе. Никогда еще ничье появление не было так кстати, как твое.
- Это настоящая похвала, - сказал катриш, почесав рябую от оспин
щеку. - Не остаться ли нам вместе? - Он снова стал серьезным. - Мои
конники защитят твоих солдат, а ты прикроешь нас, если нашему отряду
придется отступить.
- Согласен, - тут же ответил Скаурус.
Даже в Риме кавалерия всегда была слабым местом легионов, и почти
всегда конные подразделения составлялись из союзников или наемников.
Невероятная ловкость и умение катришей, их снаряжение (включая стремена)
делали такое подкрепление еще более весомым для Скауруса.
Куда более тяжелая драма разворачивалась на правом крыле видессиан.
Из всей армии правый фланг пострадал меньше всего. И теперь Туризин,
ободряюще крича своим солдатам, сражающимся в переднем строю, пытался
повести их за собой на помощь своему брату.
- Мы идем! Идем! - кричали солдаты Севастократора.
Те отряды в центре, которые еще держались, кричали им в ответ и
попытались пробиться к северу, но этому не суждено было случиться. Атака,
которую возглавил Туризин, была обречена еще до того, как началась. Казды
висели у них на каждом фланге, а солдатам предстояло разорвать
ощетинившееся кольцо врагов, чтобы пробиться к своим товарищам. Стрелы
вырывали из их рядов десятки людей. Противники атаковали снова и снова,
жестокие удары сыпались с фланга, который должен был отбиваться любой
ценой, и этой ценой стала атака. Только личное мужество и пример Туризина
продолжали вести солдат вперед. И вдруг его конь споткнулся и упал,
сраженный одной из черных стрел, которые посылал Авшар. Севастократор был
хорошим наездником. Он спрыгнул с мертвого коня и крикнул, чтобы ему
привели новую лошадь. Но раз остановившись, даже на такой короткий момент,
солдаты Туризина уже перестали двигаться вперед. Против воли Туризина один
из его офицеров буквально силой оттащил за узду его коня, и младший Гаврас
вынужден был отступить.
Стон отчаяния вырвался у видессиан, когда они поняли, что атака,
которая несла им спасение, захлебнулась. Казды вокруг них разразились
триумфальными воплями.
Увидев, что все его надежды рухнули, Маврикиос понял, что последняя
служба, которую он может сослужить своей стране, - унести с собой в могилу
того, кто послужил причиной его поражения. Он позвал уцелевших халога из
императорской гвардии. Сквозь шум битвы Марк услышал их четкий ответ:
- Да!
Их топоры сверкнули кровавым отблеском в последнем боевом салюте. Во
главе с Императором они бросились на каздов.
- Авшар! - крикнул Маврикиос. - А теперь бейся лицом к лицу со мной,
грязный вор!
Князь-колдун повернулся на его крик, сопровождаемый толпами
кочевников. Они окружили халога и избивали их. На веем огромном поле битвы
солдаты остановились, тяжело дыша, и смотрели на последнюю схватку.
Императорские гвардейцы, стойко глядевшие в лицо близкой смерти, сражались
с отчаянной отвагой Один за другим они падали мертвыми. Казды тоже не были
трусами, особенно когда сражались на глазах своего повелителя. Когда в
живых осталось лишь два десятка халога, плотной стеной окруживших
Императора, князь-колдун и его слуги-кочевники бросились на них и начали
рубить храбрецов, как мясники. Через минуту на поле боя остались одни
только казды.
Какими бы слабыми ни были надежды у видессианской армии, они исчезли
только после гибели Маврикиоса. Солдаты уже не видели смысла в битве и
искали спасения любой ценой. Они бросали своих товарищей, если это давало
им шанс уцелеть. Отдельные части все еще сохраняли полный порядок.
Туризина Гавраса так смяли, что ему ничего не оставалось, как отступать к
северу. На поле битвы теперь царили ужас - и казды.
Своим спасением в тот день римляне были обязаны в первую очередь Гаю
Филиппу, который не допустил паники. За свою долгую военную жизнь ветеран
не раз видел и победы, и поражения. Он удержал заколебавшихся было людей
от паники и этим спас отряд.
- Ребята! - сказал он. - Покажите же вашу гордость, черт бы вас
побрал! Держите строй сомкнутым и мечи наготове! Пусть на ваших лицах эти
вшивые ублюдки прочтут, что вы еще раз хотите дать им по зубам!
- Все, чего я хочу, - это убраться отсюда живым! - выкрикнул какой-то
молодой солдат. - И мне плевать, как быстро я должен для этого бежать!
- Дурак! - Центурион показал рукой на поле битвы, на груды трупов, на
каздов, густыми толпами преследующих беглецов. - Посмотрите вокруг себя,
эти бедняги тоже думали, что смогут удрать, - где они сейчас? Мы
проиграли, это правда, но мы все еще мужчины. Дайте каздам понять, что мы
готовы биться и что они должны сперва заработать право быть нашими
победителями. Клянусь Юпитером, скорее всего, они отступят. Но если мы
бросим щиты и разбежимся в стороны, как безголовые цыплята, каждый за
себя, - я обещаю вам: _н_и _о_д_и_н _ч_е_л_о_в_е_к_ не увидит больше
своего дома.
- Ты тысячу раз прав, - сказал Горгидас. Лицо грека было изможденным
и серым от усталости и боли. Слишком часто он видел людей, умиравших от
ран, когда у него не хватало опыта и знаний, чтобы спасти их. Он сам
мучился от раны. Его левая рука была перевязана, и пятна крови на рваной
одежде показывали, где скользнула сабля кочевника. И все же, хотя и на
пределе человеческих сил, он как мог поддерживал центуриона.
- Спасибо, - пробормотал Гай Филипп. Он пробежал взглядом по лицам
своих бойцов, пытаясь понять, не нужны ли для укрепления дисциплины более
сильные меры.
Горгидас настойчиво продолжал:
- Это единственный способ выйти из окружения целыми. Нужно показать
врагу, что мы готовы защищать себя. Знаете вы это или нет, но мы следуем
примеру Сократа в битве при Делиуме, когда он пробился к Афинам и вывел с
собой из окружения своих бойцов.
Гай Филипп воздел руки.
- Вот это то, чего мне так не хватало: выслушивать бредни о каких-то
там олухах-философах. Лечи себе раненых, доктор, и дай мне возможность
поставить моих ребят на ноги.
Не обращая внимания на обиженное лицо Горгидаса, он снова оглядел
легионеров, недовольно качая головой.
- Пакимер! - крикнул он. Катриш поднял руку. - Прикажи своим
всадникам зарубить первого же солдата, который отойдет в сторону.
Глаза офицера расширились от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
тебе угодно, черт подери, но даже Виридовикс отступает с нами, если ты
заметил.
Возникла минутная пауза.
- И он тоже? - Сенпат Свиодо горько улыбнулся. Марк знал, что сумел
убедить его.
Сенпат Свиодо развернул лошадь и галопом погнал ее к римскому отряду,
который медленно отходил назад.
Трибун следовал за отрядом, наблюдая за порядком, в котором отступала
армия. Все было лучше, чем он надеялся. Даже левое крыло не поддавалось
панике.
- Ты знаешь, я верю, что все еще обойдется, - сказал он, поравнявшись
с васпураканином.
Авшар наблюдал за Ортайясом Сфранцезом. Юный военачальник гарцевал
перед левым флангом видессианской армии, пытаясь отвести его к центру. Под
своим покрывалом колдун коварно улыбался
- Ровней строй! Удерживай линию! - кричал Сфранцез, энергично
размахивая руками. Ему понравилось воевать: это оказалось нелегким, но
интересным делом. Решения нужно было принимать сразу же, а ситуации не
всегда аккуратно вмещались в стереотипы, описанные Калокиресом. Когда же
это случалось, то ситуация опять менялась, причем так быстро, что приказы
зачастую противоречили друг другу и становились бессмысленными. Юный
дворянин знал, что он слишком часто маневрировал своими отрядами и в
результате потерял около сотни солдат. Это причиняло ему боль, ведь они
были не черточками на аспидной доске, которые можно легко стереть, а
живыми людьми, истекающими кровью. Они умирали, чтобы дать ему возможность
научиться боевому искусству. И все же он не думал, что командует так уж
плохо. Было несколько прорывов, это правда, но пока ничего серьезного. Он
не знал, что командование получил в результате одного из этих прорывов. Он
думал, что одно только его присутствие укрепляет дух солдат. Ортайяс
пытался представить себе, каким воинственным он выглядит со стороны: в
золоченом шлеме, в доспехах, с богато изукрашенным мечом, рукоять которого
осыпана драгоценными камнями, в своем плаще, который красиво развевался за
его спиной. Правда, был жуткий момент, когда магия Авшара убила Нефона
Комноса. Но даже колдун оказывал должное уважение потомку императоров и
хмурился, когда Сфранцез объезжал свой боевой строй. Он делал все, чего
обычно ожидали от военачальника... за исключением руководства битвой.
Во вражеских рядах взвыли нестройно трубы, и губы Сфранцеза
скривились. Затем недовольство сбежало с лица, уступив место страху.
Тысяча каздов во главе с самим Авшаром бросилась прямо на него.
- О_р_т_а_й_я_с_! - крикнул князь-колдун, и его голос четко прозвучал
среди стука тысяч подков, бьющихся о каменистую землю. Он поднял руку в
железной перчатке. - У меня есть подарок для тебя!
Меч в руке Авшара не был украшенной камнями игрушкой - это был
смертоносный меч, кроваво-черный от засохшей крови, крови неисчислимых
жертв.
Первый среди всех видессиан Ортайяс Сфранцез представил себе глаза
Авшара, скрытые покрывалом, Авшара, и имя этому было Ужас. Душа Ортайяса
ушла в пятки, а сердце похолодело от страха и превратилось в кусочек льда.
- Фос пусть смилостивится над нами! Мы все погибли! - истерически
выкрикнул он.
Резко повернув свою лошадь, он ударил ее шпорами. Пригибаясь к гриве,
чтобы скакать быстрее, он промчался мимо своих ошеломленных солдат -
именно это и предвидел Авшар.
- Все пропало! Все пропало! - завывал он. С этими дикими воплями он
покинул свою армию, изо всех сил нахлестывая жеребца. Мгновение спустя
строй видессианских солдат, изумленных предательством и трусостью своего
командира, распался под мощным ударом колдуна-полководца.
Вот кувшин воды в холодный зимний день Если вода очень чистая и ты не
трогаешь ее, она может не замерзать долго. Но дай только снежинкам осесть
на ее поверхности, и вода тотчас подернется льдом. Так случилось с
видессианской армией. Бегство Ортайяса оказалось той снежинкой, которая
превратила отступление в паническое бегство. В бреши хлынули дикие орды
каздов. Ужас, обуявший солдат, был неодолим.
- Ну вот, мы и дождались подарка! - сказал Гай Филипп сердито, и его
простые слова прозвучали хуже, чем грязные ругательства. - Образовать
каре! - крикнул он и пояснил Марку: - Чем больше порядка мы проявим, тем
менее вероятно, что мерзавцы бросятся на нас. Боги знают, у них сейчас
достаточно легкой добычи.
Трибун кивнул, с горечью соглашаясь с центурионом. Отсеченное левое
крыло уже бежало. Здесь и там группы солдат еще продолжали упрямо
сражаться с обступившими их кочевниками, но большинство предпочитало
удирать на восток, бросая на ходу щиты, шлемы, даже мечи. С дикими и
радостными криками казды преследовали их, словно мальчишки, которые гонят
кроликов.
Но Авшар удерживал власть над кочевниками и повел их в решительную,
смертельную атаку на центр видессианской армии.
Многие отряды, атакованные одновременно с фронта и тыла, были сразу
же уничтожены. Они не отличались римской маневренностью, приобретенной
долгими тренировками, они рвали свои ряды, пытаясь перестроиться. Даже
гордые халога смешались в кучу, оставив все надежды на восстановление
своего боевого строя. Казды устремлялись в прорывы, усиливая панику и сея
смерть своими стрелами и саблями. Уцелевшие рассеялись по всему полю
битвы.
В этой дикой бойне пестрый состав видессианской армии превратился в
проклятие. Каждый отряд бился сам по себе, не думая об армии как о едином
целом.
- Всем соединиться в центре! - подал трубачам сигнал Маврикиос, но
было уже слишком поздно.
В хаосе многие подразделения не услышали приказа, а те, кто слышал
его, не смогли пробиться сквозь ряды каздов.
Некоторые отряды продолжали сопротивление. Намдалени отбивали атаку
за атакой, пока казды не отступились от них.
Отчаянно сопротивлялся Гагик Багратони и тоже остановил захватчиков.
Но оба отряда не могли перейти в контратаку.
Как я предсказал Гай Филипп, хороший порядок в строю римлян все еще
удерживал их от развала и почти не наносил им потерь Более того, они как
бы притягивали к себе бегущих в панике солдат. Иногда к ним присоединялись
целые взводы и батальоны. Марк только приветствовал это. Каждый меч,
каждое копье прибавляло ему силы.
Эти солдаты прибыли как раз вовремя. Кто-то из командиров-каздов был
достаточно умен, чтобы понять, что любая организованная группа солдат
представляет потенциальную опасность. Он выкрикнул слова команды и бросил
своих людей на римлян. Гулко застучали копыта тысяч лошадей, несущихся на
отряд Скауруса.
- Они идут! Ага! Они идут! - радостно заорал Виридовикс. Даже когда
все вокруг рушилось, его веселила мысль о предстоящей схватке. Он был
прирожденным воином и не скрывал воинственности своей натуры.
Виридовикс выскочил из строя и побежал навстречу каздам, не обращая
внимания на стрелы и уклоняясь от ударов мечей, которые сверкали, как
частые молнии. Командир кочевников атаковал кельта. Виридовикс увернулся в
сторону и ударил врага сам, держа меч обеими руками. Клинок разрубил
твердую кожу панциря, ребра врага казда хрустнули, и мертвое тело
кочевника свалилось в густую пыль. Римляне приветствовали удачу галла
победными криками.
Копий у них оставалось мало, и атака каздов ударила по строю, почти
не защищенному копейщиками. Несмотря на свою знаменитую дисциплину,
римляне пошатнулись. Передний фронт строя отступил и начал разрушаться.
Стоя в передней линии, Марк сражался со всеми наравне, подбадривая
легионеров своим мужеством. Он убил одного за другим двух каздов, но еще
двое наседали на него с боков. Всадник-казд плашмя ударил его по голове
наконечником копья, как дубиной. Это был скользящий удар, но глаза трибуна
затуманились, и он упал на колени. Другой казд, пеший, подскочил с саблей
наперевес. Трибун поднял щит, отражая удар, но понял, что сделал это
слишком поздно. Уголком глаза он увидел, как высокая тень воина появилась
за спиной врага, услышал, как топор с хрустом врезался в тело. Казд умер,
не успев даже вскрикнуть. Скапти, сын Модольфа, уперся сапогом в его
мертвое тело и с усилием выдернул топор из его спины.
- Где твои солдаты? - крикнул ему Скаурус.
Халога пожал плечами.
- Мертвы или рассеяны. Сегодня они дали воронам больше вражьих
костей, чем своих собственных.
Сейчас Скапти больше, чем обычно, напоминал волка - старого волка,
последнего уцелевшего из своей стаи. Он открыл рот, чтобы еще что-то
сказать, но внезапно все его тело напряглось. Марк с болью увидел, как
жало стрелы показалось из груди Скапти. Его единственный глаз немигающе
смотрел на римлянина.
- Это место похуже, чем Имброс, - отчетливо сказал он. Пронзительный
взор голубого глаза потускнел, и халога рухнул на землю.
Скаурус вспомнил, что халога предвидел свою судьбу, когда римляне
покидали его город. Но у Марка не было времени размышлять об этом.
Легионеры отступали под натиском превосходящих сил врага, и им негде было
получить подкрепление, чтобы заполнить бреши в своих рядах. Скоро они
перестанут быть эффективной боевой силой, а бегущая в панике толпа -
хорошая мишень для кочевников. Трибун увидел Гая Филиппа, который метался
из стороны в сторону, пытаясь найти еще хоть десяток годных к бою солдат,
чтобы привести их на помощь отряду. Центурион выглядел разбитым, усталым и
раздраженным оттого, что ему не удавалось сделать вещи, которые когда-то
он делал играючи.
Вдруг казды в ужасе завопили. Кто-то ударил их с тыла. Смертоносное
давление врагов ослабло. Кочевники раскатились кто куда, как шарик ртути,
по которому стукнули кулаком.
Лаон Пакимер подъехал к Марку, и усталая улыбка пробилась сквозь его
бороду.
- Конный и пеший вместе сделают лучше, чем каждый поодиночке, ты не
находишь? - спросил он.
Скаурус горячо сжал его руку.
- Пакимер, ты можешь назвать меня голубой ящерицей, и я не посмею
возражать тебе. Никогда еще ничье появление не было так кстати, как твое.
- Это настоящая похвала, - сказал катриш, почесав рябую от оспин
щеку. - Не остаться ли нам вместе? - Он снова стал серьезным. - Мои
конники защитят твоих солдат, а ты прикроешь нас, если нашему отряду
придется отступить.
- Согласен, - тут же ответил Скаурус.
Даже в Риме кавалерия всегда была слабым местом легионов, и почти
всегда конные подразделения составлялись из союзников или наемников.
Невероятная ловкость и умение катришей, их снаряжение (включая стремена)
делали такое подкрепление еще более весомым для Скауруса.
Куда более тяжелая драма разворачивалась на правом крыле видессиан.
Из всей армии правый фланг пострадал меньше всего. И теперь Туризин,
ободряюще крича своим солдатам, сражающимся в переднем строю, пытался
повести их за собой на помощь своему брату.
- Мы идем! Идем! - кричали солдаты Севастократора.
Те отряды в центре, которые еще держались, кричали им в ответ и
попытались пробиться к северу, но этому не суждено было случиться. Атака,
которую возглавил Туризин, была обречена еще до того, как началась. Казды
висели у них на каждом фланге, а солдатам предстояло разорвать
ощетинившееся кольцо врагов, чтобы пробиться к своим товарищам. Стрелы
вырывали из их рядов десятки людей. Противники атаковали снова и снова,
жестокие удары сыпались с фланга, который должен был отбиваться любой
ценой, и этой ценой стала атака. Только личное мужество и пример Туризина
продолжали вести солдат вперед. И вдруг его конь споткнулся и упал,
сраженный одной из черных стрел, которые посылал Авшар. Севастократор был
хорошим наездником. Он спрыгнул с мертвого коня и крикнул, чтобы ему
привели новую лошадь. Но раз остановившись, даже на такой короткий момент,
солдаты Туризина уже перестали двигаться вперед. Против воли Туризина один
из его офицеров буквально силой оттащил за узду его коня, и младший Гаврас
вынужден был отступить.
Стон отчаяния вырвался у видессиан, когда они поняли, что атака,
которая несла им спасение, захлебнулась. Казды вокруг них разразились
триумфальными воплями.
Увидев, что все его надежды рухнули, Маврикиос понял, что последняя
служба, которую он может сослужить своей стране, - унести с собой в могилу
того, кто послужил причиной его поражения. Он позвал уцелевших халога из
императорской гвардии. Сквозь шум битвы Марк услышал их четкий ответ:
- Да!
Их топоры сверкнули кровавым отблеском в последнем боевом салюте. Во
главе с Императором они бросились на каздов.
- Авшар! - крикнул Маврикиос. - А теперь бейся лицом к лицу со мной,
грязный вор!
Князь-колдун повернулся на его крик, сопровождаемый толпами
кочевников. Они окружили халога и избивали их. На веем огромном поле битвы
солдаты остановились, тяжело дыша, и смотрели на последнюю схватку.
Императорские гвардейцы, стойко глядевшие в лицо близкой смерти, сражались
с отчаянной отвагой Один за другим они падали мертвыми. Казды тоже не были
трусами, особенно когда сражались на глазах своего повелителя. Когда в
живых осталось лишь два десятка халога, плотной стеной окруживших
Императора, князь-колдун и его слуги-кочевники бросились на них и начали
рубить храбрецов, как мясники. Через минуту на поле боя остались одни
только казды.
Какими бы слабыми ни были надежды у видессианской армии, они исчезли
только после гибели Маврикиоса. Солдаты уже не видели смысла в битве и
искали спасения любой ценой. Они бросали своих товарищей, если это давало
им шанс уцелеть. Отдельные части все еще сохраняли полный порядок.
Туризина Гавраса так смяли, что ему ничего не оставалось, как отступать к
северу. На поле битвы теперь царили ужас - и казды.
Своим спасением в тот день римляне были обязаны в первую очередь Гаю
Филиппу, который не допустил паники. За свою долгую военную жизнь ветеран
не раз видел и победы, и поражения. Он удержал заколебавшихся было людей
от паники и этим спас отряд.
- Ребята! - сказал он. - Покажите же вашу гордость, черт бы вас
побрал! Держите строй сомкнутым и мечи наготове! Пусть на ваших лицах эти
вшивые ублюдки прочтут, что вы еще раз хотите дать им по зубам!
- Все, чего я хочу, - это убраться отсюда живым! - выкрикнул какой-то
молодой солдат. - И мне плевать, как быстро я должен для этого бежать!
- Дурак! - Центурион показал рукой на поле битвы, на груды трупов, на
каздов, густыми толпами преследующих беглецов. - Посмотрите вокруг себя,
эти бедняги тоже думали, что смогут удрать, - где они сейчас? Мы
проиграли, это правда, но мы все еще мужчины. Дайте каздам понять, что мы
готовы биться и что они должны сперва заработать право быть нашими
победителями. Клянусь Юпитером, скорее всего, они отступят. Но если мы
бросим щиты и разбежимся в стороны, как безголовые цыплята, каждый за
себя, - я обещаю вам: _н_и _о_д_и_н _ч_е_л_о_в_е_к_ не увидит больше
своего дома.
- Ты тысячу раз прав, - сказал Горгидас. Лицо грека было изможденным
и серым от усталости и боли. Слишком часто он видел людей, умиравших от
ран, когда у него не хватало опыта и знаний, чтобы спасти их. Он сам
мучился от раны. Его левая рука была перевязана, и пятна крови на рваной
одежде показывали, где скользнула сабля кочевника. И все же, хотя и на
пределе человеческих сил, он как мог поддерживал центуриона.
- Спасибо, - пробормотал Гай Филипп. Он пробежал взглядом по лицам
своих бойцов, пытаясь понять, не нужны ли для укрепления дисциплины более
сильные меры.
Горгидас настойчиво продолжал:
- Это единственный способ выйти из окружения целыми. Нужно показать
врагу, что мы готовы защищать себя. Знаете вы это или нет, но мы следуем
примеру Сократа в битве при Делиуме, когда он пробился к Афинам и вывел с
собой из окружения своих бойцов.
Гай Филипп воздел руки.
- Вот это то, чего мне так не хватало: выслушивать бредни о каких-то
там олухах-философах. Лечи себе раненых, доктор, и дай мне возможность
поставить моих ребят на ноги.
Не обращая внимания на обиженное лицо Горгидаса, он снова оглядел
легионеров, недовольно качая головой.
- Пакимер! - крикнул он. Катриш поднял руку. - Прикажи своим
всадникам зарубить первого же солдата, который отойдет в сторону.
Глаза офицера расширились от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44