- По крайней мере, теперь мы знаем, что на левом фланге все не
полетит к черту.
- Полностью согласен, - подтвердил Скаурус. Его уважение к Маврикиосу
стало еще более глубоким. Император сумел дать знатному юнцу из
соперничающей с ним партии пост, который выглядел высоким, но не наделил
его властью, которая неизменно сопровождает такой пост. Иногда
видессианские интриги не так уж плохи, подумал Марк.
Однажды усталые римляне медленно возвращались с учений, как вдруг
трибун заметил знакомую толстую фигуру верхом на муле.
- Нейпос! - позвал он. - Я не знал, что ты с нами.
Толстый маленький жрец медленно подъехал к римлянам. Коническая
соломенная шляпа закрывала его выбритую голову от палящих лучей солнца.
- Бывает время, когда я с тоской думаю о своей кафедре в Академии, -
признался он. - Моя задница не рассчитана на долгое сидение в седле. Это
ужасно. Боюсь, я не очень похож на наездника. Прошу прощения за эти
жалобы.
- Я думал, что Император смог бы найти достаточно жрецов, которые
неплохо благословят воинов и закалят их дух перед боем. Зачем же было
отрывать тебя от твоих исследований? - сказал Горгидас.
- Жрецов здесь немало, - ответил Нейпос, удивленный недогадливостью
врача. - Я тоже занимаюсь этим, но не ради благословений меня сюда
призвали.
- Что же тогда, ваше превосходительство? Магия? - спросил Виридовикс
с коварной улыбкой.
- Ну да, конечно, - ответил Нейпос, все еще удивленный тем, что нужно
об этом спрашивать. Затем брови его перестали хмуриться, словно он
припомнил что-то. - Ах да, правда, в вашем мире о магии больше говорят,
чем используют ее, верно? Хорошо, друзья мои, ответ мой таков: если бы не
магия, то как бы вы маршировали по мертвой пустыне? Ну, что вы на это
скажете?
Виридовикс, Горгидас и стоящие рядом римляне чувствовали себя явно не
в своей тарелке. Нейпос кивнул им.
- Я вижу, что вы начинаете понимать.
Пока они все еще неуклюже пытались состязаться с Нейпосом в
остроумии, Гай Филипп дошел до сути вопроса.
- Если вы используете колдовство во время битвы, что же нам, простым
смертным, еще ожидать? Орд демонов, летящих с неба? Камней размером с
человека, пущенных с огромной скоростью? Великие боги! Или сама земля
разверзнется под нашими ногами?
Нейпос улыбнулся словам центуриона, но на лицах своих слушателей он
увидел страх перед неизвестным и сделал все, что мог, чтобы ободрить их.
- О нет, нет, никаких ужасов, обещаю вам. Магия во время битвы - вещь
очень рискованная. В бою умы и чувства людей напрягаются до предела, и
самые сильные заклинания могут не сработать. В этом случае волшебникам
часто приходится спасать свою собственную шкуру. Для магии нужны время и
спокойствие. Помните еще вот что. У обеих армий есть маги. Обычно они
подавляют заклинания друг друга и судьбу сражения оставляют в руках
солдат. Короче говоря, вам нечего бояться. Я думаю, что я и мои коллеги из
Академии будем в состоянии удержать нашего друга Авшара в узде. И,
возможно, даже шлепнем его покрепче, чем он рассчитывает. - Голос Нейпоса
был твердым и уверенным.
И все же, несмотря на заверения жреца о малой пользе колдовства во
время боя, Марк не мог забыть о говорящем трупе в оружейной комнате башни
Видессоса, он не мог не думать о жутких слухах, окружавших самое имя
Авшара и битвы, где он участвовал.
Он сжал рукоять доброго галльского меча. Там, по крайней мере, было
что-то, что могло удержать колдуна на безопасном расстоянии.
11
На пятый день марша от Гарсавры показались первые признаки того, что
Видессос подвергался нападениям. Полоса разграбленных, сожженных сел лучше
всяких слов свидетельствовала о том, что летучие отряды Казда проходили
этим путем. Разоренные поля, брошенные фермы, разграбленные монастыри
заставляли людей гневно сжимать кулаки. Некоторые следы были совсем
свежими. Голодные собаки с воем бегали возле монастыря, ожидая хозяев,
которые уже не могли вернуться. Разрушение и убытки, причиненные
кочевниками, были, в общем-то, обычными для любой войны. Но для бога
Империи, для Фоса, казды приготовили особенное унижение. Маленькая часовня
возле жилища монахов была жестоко осквернена. Изображения бога на стене
были порваны в клочья, а алтарь разбит - им топили печи. Самым страшным
оскорблением было то, что в часовне устроили конюшню. Но если этим Казд
хотел повергнуть в ужас своих врагов, то он просчитался. Видессиане уже
имели немало причин ненавидеть своих западных соседей. Теперь та же
ненависть запылала в сердцах наемников, которые стали следовать учению
Фоса. Маврикиос лично проследил за тем, чтобы все его солдаты заглянули в
часовню, оскверненную врагом. Сам он не сказал ни слова. В этом не было
необходимости.
Разрушения огорчили и Марка, но по другой причине. Он давно уже
понял, что Казд был тем врагом, с которым стоит сразиться. Со страной, где
в чести такие люди, как Авшар, невозможно поддерживать даже видимость
дружеских отношений. Но трибун недооценивал силы Казда, и теперь он это
понял. Императорская армия была еще на полпути к западным границам
Видессоса, а земля уже несла на себе отметину вражеских набегов. И сегодня
они видели лишь слабое касание руки Казда. Что же увидят солдаты через
пять дней пути? Через десять дней? Останется ли там хоть что-нибудь живое?
В эту ночь в римском лагере не раздалось ни одной жалобы. Легионеры
безропотно копали ров, строили насыпь, втыкали колы. Ни одного казда еще
не было видно, но солдаты подготовили лагерь так, словно находились на
вражеской территории.
Скаурус же радовался, что его группе пришла очередь навестить своих
женщин. Когда они бежали к женским палаткам, Марк внимательно осмотрел
укрепления, построенные союзниками. Он всегда делал так. Женские палатки
были окружены неким подобием частокола, но он был не крепче, чем прочие
сооружения видессиан. Слишком много больших, наспех воткнутых в землю
древесных стволов, которые двое или трое мужчин с легкостью могут оттащить
в сторону. Римляне же положили три ряда бревен, не обрубая ветвей. Такие
бревна труднее сдвинуть с места, и даже если враг успеет сбросить два -
три ствола, это еще не создаст бреши, в которую можно прорваться. Он не
раз говорил об этом видессианам. Те выглядели заинтересованными, но дальше
разговоров дело не шло.
Часовые нервничали. На коротком пути от лагеря к палаткам римлян
останавливали пять - шесть раз.
- Головой думай, дурак! - сердито буркнул Марк, когда его окликнули в
очередной раз. - Разве ты не знаешь, что казды воюют на лошадях?
- Разумеется, - ответил часовой обиженно.
Скаурус помедлил и извинился. Казды могли использовать любую
хитрость, а он вовсе не хотел насмехаться над исполнительным солдатом.
Марк и сам был гораздо ближе к срыву, чем ему хотелось, и сегодня ему как
никогда нужны тишина и мир, спокойная ночь в объятиях Хелвис.
Но успокоиться было непросто, хотя Хелвис и отослала Мальрика к
друзьям, которые появились у него в походе. Скаурус привык не открываться
никому, особенно женщинам, и поэтому заговорил с ней не о том, что его
беспокоило, а просто о марше, о походе, о других, не слишком важных вещах.
Неудивительно, что Хелвис почувствовала что-то неладное, но трибун наглухо
загородился от нее щитом своей скрытности, и она не могла понять, в чем
дело. Даже их любовь в эту ночь не принесла римлянину желанного
облегчения. Он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы дать волю
чувствам. В конце концов ему стало еще хуже, и трибун забылся беспокойным
сном.
Ему приснился кошмар. Он снова стоял на опушке в лесной Галлии
посреди своих легионеров. Кельты начали резню. Он с ужасом огляделся по
сторонам. Где Видессос? Где Император? Где выжженная солнцем степь? Была
ли в действительности Империя или это всего лишь фантазия, порожденная
обезумевшим от страха человеком? Вот к нему подошел Виридовикс, крутя над
головой своим длинным мечом - точной копией меча Марка. Трибун хотел
отразить удар, но рука, которую он поднял, была пустой...
- Что с тобой?
Прикосновение было не безжалостным ударом меча, а лаской мягкой руки
Хелвис.
- Ты метался во сне и разбудил меня, а потом закричал так громко, что
взбудоражил, наверно, половину лагеря.
Несколько секунд Марк лежал на спине, не отвечая. Ночь была почти
такой же душной и жаркой, как день, но на плечах у него выступил холодный
пот. Он взглянул вверх, на полотняный полог палатки, и мысли его были все
еще сосредоточены на горящих огоньках, пробегавших по кельтскому мечу.
- Это был только сон, - сказал он, обращаясь больше к себе самому,
чем к Хелвис.
- Ну конечно, - ответила она и снова нежно погладила его по лицу. -
Просто ночной кошмар.
- Но клянусь богами, слишком уж он был реален! Я даже решил, что
Видессос мне только померещился, и снова умирал в Галлии, как это и должно
было случиться. Как реально это было! - снова повторил он. - Неужели это
только сон... или? Что я делаю здесь, в этой земле, которая не могла мне и
причудиться? Почему я говорю на этом языке, участвую в этих войнах?
Существует ли Видессос? Может быть, и он, и ты тоже в один прекрасный день
исчезнете, как мыльный пузырь? И неужели я обречен навеки остаться
солдатом и буду потом служить другому царю и снова учиться чужому языку и
чужим обычаям? - Он содрогнулся. - В часы, когда один день уже умер, а
второй еще не родился, видение вполне может оказаться правдой.
Хелвис прижалась к нему теплым обнаженным телом.
- Кошмар ушел, ты проснулся. Только это - правда, - сказала она
убежденно. - Ты видишь меня, ты меня касаешься, что может быть еще? Я - ни
в чьем другом сне, только в моем собственном. И я счастлива, что ты
разделяешь его со мной.
В темноте ее глаза были большими и светлыми.
- Ты в таком напряжении, - сказала она. Пальцы ее коснулись его
груди, затем шеи. - Перевернись на грудь! - скомандовала она, и Скаурус
послушно лег на живот. Она принялась уверенно массировать его спину, и он
застонал от удовольствия, чувствуя, что начинает успокаиваться. Через
несколько минут он снова перевернулся на спину, все еще прижимая ее к
себе.
- Что ты делаешь? - спросила Хелвис, хотя уже заранее знала ответ.
Он приподнялся на локтях и нежно поцеловал ее. Локон ее длинных волос
щекотал ему грудь, она смахнула его со смешком. Ее дыхание участилось.
- Э_т_о_ - тоже настоящее, - прошептала она. Трибун не мог возразить
ей, да и не хотел этого делать.
Спустя три дня армия встретила первых каздов - небольшой отряд
кочевников, силуэты которых резко выделялись на западе. Император послал в
погоню эскадрон видессиан, но кочевники ушли на своих степных лошадках.
Ортайяс Сфранцез был очень недоволен и критиковал действия Маврикиоса. Он
говорил всем, кто хотел его слушать:
- Калокирес ясно пишет о том, что для преследования кочевников должны
использоваться кочевники же, так как они, привыкшие к седлу с детства,
идеальные наездники. У нас ведь есть каморы, почему бы их не послать в
погоню?
- Если он не перестанет цитировать свою дурацкую книгу, то в один
прекрасный день Гаврас заставит ага съесть весь фолиант страницу за
страницей, - сказал Виридовикс.
Марк тоже подумал об этом, но Император, если он и был недоволен, то
не подал вида. На следующее утро, возвращаясь из женского лагеря, Марк
услышал, как кто-то окликнул его по имени. Он обернулся и увидел Туризина
Гавраса. Севастократор слегка покачивался.
- Доброе утро, Ваше Высочество, - сказал Скаурус.
Туризин иронически приподнял бровь.
- "Доброе утро, Ваше Высочество", - передразнил он. - Ну что ж,
приятно, что ты все еще можешь быть вежливым с теми, кто кормит тебя из
своих рук, хотя и спишь с девкой-намдалени.
Марк почувствовал, что начинает пылать от гнева и что краска заливает
его бледное лицо. Заметив это, Туризин сказал:
- Тут нет ничего постыдного. Девочка отнюдь не безобразная, говори
тебе. Она, кстати, совсем не глупа, насколько мне известно, нравится это
ее брату или нет.
- Это похоже на Сотэрика, - Марк улыбнулся, удивленный точностью
определения, данного Туризином.
Гаврас пожал плечами.
- Никогда не доверяй намдалени. Можешь пойти на сделку с ними, но
доверять - никогда! Никогда, - повторил он. Он медленно обошел римлянина,
изучая его, словно лошадь, которую хотел бы купить. От Севастократора
несло перегаром. Туризин несколько минут о чем-то думал, а потом вдруг
взорвался:
- Черт побери, ты в своем уме?!
Когда высший командир находится в таком непредсказуемом настроении,
лучше всего помалкивать. Трибун знал это так же хорошо, как и самый
последний из его солдат.
- Что с тобой происходит? - Казалось, Туризин должен проговаривать
вслух свои мысли, чтобы не забыть их. - Вы, проклятые римляне, добровольно
проводите время в обществе намдалени, дьявол меня раздери, вы бежите к
ним, как мухи на тухлое мясо. - Несмотря на грубость слов, в них не было
гнева, только недоумение. - Из всего этого можно сделать только один
вывод: вы, должно быть, не гнушаетесь заговоров, интриг, обмана и мятежа,
лишь бы посадить некоего _С_к_а_у_р_у_с_а_ на трон моего брата и выпить
вина из черепа Маврикиоса.
Не на шутку встревоженный, римлянин попытался что-то возразить.
- Замолчи, - сказал Туризин ровным властным голосом, в котором
таинственно соединились хмель и твердость. - Иди за мной.
Он пошел к своей палатке, даже не взглянув, следует ли за ним трибун.
Марк подумал, не лучше ли ему исчезнуть, понадеявшись на то, что
Севастократор забудет об их встрече, когда протрезвеет. Но он решил не
рисковать. Туризин был слишком опытным пьяницей, чтобы забыть обо всем на
свете. Чувствуя, что весь дрожит, он последовал за братом Маврикиоса.
Палатка Туризина была сделана из голубого шелка, но размерами она не
отличалась от тех, в которых спали видессианские солдаты. Во время похода
Севастократор не заботился о роскоши. Лишь двое телохранителей-халога,
стоявших у входа, были символами его высокого положения. Они замерли при
приближении своего повелителя.
- Ваше Высочество, - сказал один из них, - госпожа Комитта спрашивала
о вас в течение последних...
Комитта Рангаве высунулась из палатки, чтобы узнать, что происходит.
Ее густые черные волосы были отброшены за спину, открывая очень красивое
белое лицо. Она посмотрела на присутствующих, как разъяренная кошка, и ее
вопрос, брошенный Туризину, только усилил это впечатление:
- Где ты шлялся, паршивая пивная кружка? - завизжала она. - Судя по
твоей морде, опять пьянствовал с горцами и пастухами? С кем ты возился - с
их бабами или с их козами? Я благородного рода! Как ты смеешь подвергать
меня таким унижениям, ты!.. - Она выругалась с той же легкостью, как и при
игре в кости с намдалени.
- Во имя Солнца Фоса, - пробормотал Туризин, отступая под градом
ругательств. - Только этого мне и не хватало! Хотя она права... Впрочем, у
меня без нее голова на куски раскалывается.
Двое стражей стояли неподвижно в полной невозмутимости, их лица
выражали полную отрешенность. Попытки римлянина подражать им в этом были
не столь успешны; но, с другой стороны, подумал Марк, бедные охранники
имели достаточно времени, чтобы попрактиковаться в этом искусстве.
Меж тем Севастократор пришел в себя и ответил на яростную атаку своей
любовницы.
- Не выводы меня из себя, шлюха! - заревел он, как разъяренный бык,
перекрывая своим баритоном сопрано подруги. - Оставь меня в покое, или я
огрею твою благородную спину плетью!
Комитта еще несколько секунд выкрикивала оскорбления, но когда
Туризин Гаврас сделал шаг вперед с явным намерением исполнить свою угрозу,
она повернулась и юркнула в палатку. Через несколько мгновений она вышла
наружу, горделивая, как кошка, и прошла мимо Туризина с каменным лицом.
- Я пошла к моим двоюродным сестрам, - сообщила она ледяным тоном.
- Хорошо, - ответил тот вежливо.
Марку показалось, что его гнев был напускным. Гаврас внезапно
вспомнил о том, что римлянин все еще стоит рядом.
- Истинная любовь - чудесная вещь, не так ли? - заметил он с кислой
усмешкой и спустя мгновение добавил: - Если ты молишься Фосу, чужеземец,
помолись ему, чтобы он оградил тебя от истеричных женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44