Скаурус почувствовал привычный холодок в животе и автоматически
подавил страх. Первые минуты перед боем обычно самые страшные. Когда
залезаешь в драку по уши, для страха уже не остается времени.
Казды неслись к видессианам. Марк видел, как солнце отсвечивало на их
шлемах, обнаженных мечах, наконечниках копий, видел флаги на их высоко
поднятых копьях... И тут римляне в ужасе вскрикнули, а трибун вздрогнул и
протер глаза. Приближающиеся враги один за другим начали таять в воздухе,
как гаснущее пламя свечи под порывом ветра. Неожиданно казды пропали
совсем, словно в густом тумане. Трибун сжал рукоять меча так, что пальцы
его побелели, но это не принесло ему чувства безопасности. Как он мог
сразиться с врагом, которого не видел? Хотя это казалось бесконечным,
казды оставались невидимыми всего лишь несколько мгновений. Сквозь крики
своих солдат Скаурус услышал, как чародеи, прибывшие с имперской армией,
выкрикивают заклинания. Враг снова появился, такой же сильный и зримый,
словно никогда и не исчезал.
- Военная магия, - дрогнувшим голосом сказал трибун.
- Так и есть, - согласился Гай Филипп. - И она не сработала,
благодарение богам.
Старший центурион говорил тихо, почти про себя, и не глядя на
Скауруса. Его внимание было сосредоточено на каздах, которые, поняв, что
их коварный план рухнул, надвигались на видессиан еще быстрее.
- Поднять щиты! - приказал центурион, когда первые стрелы полетели к
римскому строю. Марку никогда не приходилось стоять под таким густым
дождем стрел. Одна из них сердито прожужжала возле его уха, вторая
ударилась в щит с такой силой, что он качнулся назад. Звуки, с которыми
летели свистящие стрелы, ударяющие о кольчуги, кирасы и щиты, напоминали
град, стучащий по металлической кровле дома. Но только град не заставляет
людей вскрикивать, как стрелы, впивающиеся в незащищенную кожу.
Казды лавиной шли вперед. Теперь они были достаточно близко для того,
чтобы трибун увидел их лица. Лошади их галопом неслись в сторону брешей,
пробитых стрелами.
- П_и_л_а_! - крикнул он. - Вперед!
Конники повалились со своих седел, обезумевшие от страха лошади
волочили своих хозяев, застрявших в стременах. Ну что ж, у стремян тоже
были свои недостатки, - подумал Скаурус. Лошади дико носились и падали,
всадники гибли. Воины, наступающие за первой волной, не смогли удержать
своих коней вовремя и на всем скаку врезались в общую свалку. Они тоже
падали или в отчаянии пытались пробиться вперед, становясь хорошей мишенью
для врага. Ощетинившийся копьями строй римлян пробил широкие полосы смерти
в рядах атакующих каздов, но не смог полностью остановить атаку. Крича,
как одержимые, кочевники столкнулись с солдатами, стоящими на их пути.
Бородатый воин, склонясь с седла, обрушил на трибуна удар мечом. Марк
принял удар щитом, одновременно рубанув кочевника по колену и зацепив его
лошадь. Наездник и животное закричали от боли одновременно. Несчастный
конь взвился на дыбы, кровь текла по его боку. В шею коня впилась стрела,
и он упал, подмяв своего седока. Бородач рухнул на землю, сабля выпала из
его слабеющей руки.
Справа, шагах в ста от себя, Марк услышал глухие крики намдалени,
бросившихся в атаку. В течение нескольких минут они подавляли врага одной
только неудержимостью своей атаки. Как волки, спасающиеся от бросившегося
на них медведя, кочевники дрогнули и отступили, но, даже отступая, лучники
успевали собирать свою кровавую дань.
Снова казды пытались пробить строй римлян, и снова хорошо обученные
копейщики отбросили их.
- Я желал бы только одного - побольше копейщиков, - пропыхтел Гай
Филипп. - Нет ничего лучше, чем хорошая линия гастатов, чтобы удержать
этих псов на расстоянии.
Но гаста умирала в римских армиях, и у Марка было не много
легионеров, привычных к ней.
- Пожелай себе луну с неба, - сказал Марк, обращая в бегство
кочевника, который, упав с лошади, предпочел удирать на своих двоих и
успел убежать прежде, чем трибун добрался до него.
Виридовикс, как всегда, был сам по себе отдельной армией. Он выскочил
из римского строя и, уклонившись от вражеского меча, одним могучим ударом
смахнул голову каздианской лошади. Римляне торжествующе вскрикнули, а
казды замешкались. Всадник соскочил с мертвой лошади, но недостаточно
быстро: высокий кельт уже прыгнул на него, как кошка на ящерицу. Ловкость
и сила Виридовикса сделали свое дело, и казд разделил участь своего коня.
Голова кочевника скатилась с плеч. Подхватив свой жуткий трофей, галл
возвратился в строй римлян.
- Я знаю, что это не в ваших обычаях - отрезать головы, но каким
хорошим напоминанием о битве будет она потом, - сказал он Скаурусу.
- Мне, собственно, наплевать, что ты с ней будешь делать, - рявкнул
трибун. - Если хочешь, можешь подать ее себе на завтрак.
Обычная невозмутимость Марка рухнула под тяжестью битвы.
Стойкая защита легионеров и дерзкая вылазка кельта, не менее дикого,
чем сами кочевники, заставили каздов остановить прямые фронтальные атаки.
Вместо этого они отошли на расстояние, где их не могли достать копья
римлян, и стали осыпать их стрелами. Марк хотел сразу же атаковать
кочевников, но вовремя вспомнил, что случилось, когда отряд васпуракан,
атакованный подобным же образом, бросился на каздов. Они были отрезаны от
основных частей и изрублены все до единого в мгновение ока. И все же у
римлян не было причин безропотно выдерживать наскоки врага.
Скаурус послал гонца к Лаону Пакимеру. Катриш показал, что согласен
выполнить его просьбу, подняв над головой шлем, украшенный перьями. Он
послал два эскадрона своих соплеменников вперед, чтобы отбросить каздов за
пределы полета стрелы. Когда кочевники отступили, Марк передвинул свою
боевую линию, прикрывая выручивших его союзников. Ему очень хотелось
охватить бой одним взглядом: римский отряд действовал пока неплохо, но что
происходило на других участках, понять было невозможно. Количество солдат
в обеих армиях, длина фронта и постоянная пыль, висевшая в воздухе, делали
общий обзор невозможным. Но по тому, как подавался фронт, можно было
судить, что план Маврикиоса работал. Казды, сжатие на обоих флангах,
вынуждены были действовать только в центре. Лишенные маневренности,
которая всегда была их преимуществом, они стали легкой добычей для
тяжеловооруженных латников, собранных в центре. Боевые топоры халога
поднимались и опускались, пробивая легкие щиты кочевников и панцири из
толстой кожи. Бросаясь в битву, северяне пели боевую песню, и медленная
напевная мелодия уверенно звучала среди сумятицы и шума битвы.

Авшар глухо зарычал от ярости. Он недооценил видессианский центр,
хотя и знал, что там стояли лучшие солдаты противника. И среди них он
заметил того самого чужеземца, который победил его на мечах. Авшар редко
проигрывал, так что месть его будет сладкой. Три раза он пускал свои
смертоносные стрелы в Скауруса и дважды промахнулся. Несмотря на жуткие
слухи о меткости черного лука, он не бил без промаха. Третья стрела была
нацелена верно, но под нее попал несчастный кочевник. Он упал, так и не
узнав, что его сразил собственный вождь. Увидев, что такой великолепный
выстрел пропал даром, колдун выругался.
- Попробуем иначе, - пробормотал он. Он предполагал использовать это
заклинание против вражеских волшебников, но оно сработает и здесь. Он
передал лук офицеру, стоящему рядом с ним, и успокоил свою лошадь, сжав ее
бока коленями, - заклинание требовало движений обеими руками. Он начал
нараспев произносить слова заклятия, и даже казд, державший лук,
отшатнулся от Авшара - такими ужасными и холодными были эти слова.

Меч Марка вдруг запылал странным мертвенно-зеленым светом. Это
испугало его, но не слишком - сегодня в битве было использовано столько
магии... Он махнул рукой буккинаторам, чтобы отвести подавшуюся вперед
манипулу к боевой позиции.
Авшар снова выкрикнул проклятие, когда увидел, что его магия
натолкнулась на сильное препятствие. Он сжал кулаки, но вынужден был
подчиниться необходимости и возвратиться к первоначальному плану.
Разведчики-казды уже долгое время наблюдали за маневрами императорской
армии и доложили ему обо всем, что увидели. Из всех солдат этой армии один
был ключом ко всему - и заклинание Авшара не пропадет даром.

- Вот так! Вот так! Гоните этих ублюдков! - крикнул Нефон Комнос. Его
голос звучал хрипло и устало, но Комнос был невероятно счастлив тем, как
удачно развивается битва. Ортайяс, благодарение Фосу, делал свое дело не
так уж плохо, и солдаты действовали лучше, чем он надеялся. Он подумал о
том, как обстоят дела у Туризина. Если у него на правом крыле все так же
хорошо, скоро казды будут окружены стеной из стали.
Он чихнул, в раздражении поморщился и опять чихнул. Несмотря на
струящийся по всему телу пот, ему внезапно стало зябко, пот начал
замерзать, тело покрылось коркой льда. Он задрожал от холода в своих
доспехах - ледяные иглы пронизывали его тело до костей. Глаза Нефона
вылезли из орбит. Он открыл рот, чтобы крикнуть, но не смог произнести ни
слова. Последнее, что мелькнуло в его голове, была мысль: а смерть от
холода вовсе не так уж безболезненна, как полагают люди...
- Похоже, они усиливают давление на нас, - сказал Ортайяс Сфранцез. -
Что ты думаешь об этом, Комнос? Должны ли мы послать еще одну бригаду,
чтобы отбросить их?
Не получив ответа, он повернулся к старому воину. Комнос неподвижно
смотрел в одну точку и, казалось, не обращал на происходящее никакого
внимания.
- Что с тобой? - спросил Сфранцез. Он коснулся ладонью руки генерала
и отдернул ее в ужасе, оставив на ней клочок своей кожи. Ему показалось,
что он коснулся железа в лютую зиму. Но это было даже хуже. Лед жег его,
как огонь.
Почувствовав движение руки Ортайяса, лошадь генерала отступила на шаг
назад. Всадник покачнулся в седле и рухнул на землю, как ледяная статуя.
Сотни глоток повторили вопль ужаса, вырвавшийся у Сфранцеза, потому что
тело Комноса, коснувшись земли, рассыпалось на тысячи ледяных осколков.

- На левом фланге творится что-то неладное! - воскликнул Гай Филипп и
выругался.
Чувствительный к изменениям волн битвы, как огонь к меняющемуся
ветру, центурион почувствовал атаку каздов еще до ее начала. Пакимер тоже
чуял беду. Он послал одного из своих конников на юг, чтобы узнать, что
случилось. Через некоторое время он услышал донесение гонца, который
крикнул римлянам:
- Комнос убит!
- Всемогущие боги! - прошептал Марк.
Гай Филипп ударил себя ладонью по лбу и снова выругался. Это было то,
чего не предусмотрел Император. Ответственность за треть видессианской
армии тяжким грузом легла на хрупкие плечи Ортайяса Сфранцеза.
Катриш, который принес эту весть, все еще говорил. Лаон Пакимер
выслушал его, затем сказал что-то так резко, что римляне услышали обрывок
фразы:
- ...держи язык за зубами, понятно?
Конник кивнул, неуверенно отдал честь и возвратился в строй.
- Интересно, о чем они беседовали?
Гай Филипп усмехнулся:
- Ничто хорошего, это я тебе обещаю.
Виридовикс буркнул:
- Ты, конечно, мрачный тип, мой милый римлянин, но боюсь, что на этот
раз ты прав.
Когда левое крыло подалось, Маврикиос догадался, почему это
случилось. Он послал Зеприна Красного на юг, чтобы спасти положение, но
капитан халога был занят схваткой с отрядом каздов, которые прорвались
через имперские войска и хозяйничали у них в тылу. Зеприн крушил своим
топором одного казда за другим, в то время как Ортайяс Сфранцез оставался
командовать левым флангом. Как медленно тонущий корабль, левое крыло
отступало под натиском врага. Различные отряды под командованием толковых
и опытных офицеров продолжали держаться, но без Нефона Комноса не было
главного связующего звена. Ортайяс в своей неопытности посылал солдат то
туда, то сюда, усиливая неразбериху.
Слабость левого крыла была и в другом. Несмотря на то, что Пакимер
приказал гонцу молчать, слух о том, _к_а_к _и_м_е_н_н_о_ погиб Комнос,
вскоре распространился по всей видессианской армии. Слухи были
противоречивы и зачастую ложны, но имя Авшара глубоко запало в души
бойцов. Солдаты молча ждали чего-то. Чего? Они и сами не знали этого.
Император, видя, как план его рушится и казды все сильнее давят на
его деморализованных солдат, приказал отступать в лагерь, который недавно
покинул полный пылких надежд.
Используя свою замечательную подвижность и замешательство на левом
фланге видессиан, казды стали пробиваться маленькими группами. Если
достаточное количество каздов пробьется сквозь оба фланга, они смогут
отрезать центр от остальной армии. Тогда отступление превратится в
катастрофу. Маврикиос не собирался сдаваться без боя. Видессиане могли бы
перегруппироваться за полевыми укреплениями и возвратиться к битве на
следующее утро.
Марк не сразу понял, что новый сигнал означает отступление. Но
барабаны и дудки настойчиво повторяли его. Наконец, поняв смысл команды,
он сразу сообразил, чего хочет Маврикиос.
- Мы еще схватимся с ними завтра, - предсказал он Гаю Филиппу.
- Нет сомнения, нет сомнения, - согласился центурион. - Поспешите,
ослы! - крикнул он легионерам. - Защитная линия - туда! Копьеносцы!
Держите псов на расстоянии!
Он злился скорее по привычке, чем по необходимости. Римляне выполнили
маневр, как всегда, четко и безукоризненно.
- Мы что, удираем от этих волков? - резко спросил Виридовикс. - В
этом нет никакого смысла. Ну да, мы не побили этих идиотов, но никто не
сможет сказать, что они побили нас. Давайте останемся и покажем им небо в
алмазах.
Он обнажил меч. Гай Филипп вздохнул, вытер пот со лба и задумчиво
поскреб царапину на левой щека Он был готов к бою не меньше, чем кельт, но
лучше понимал суровую и горькую реальность сражения.
- Нет, нас не разбили, - сказал он. - Но когда строй подается взад и
вперед, как сейчас, только боги могут сказать, что с нами случится. - Он
махнул рукой. - Лучше отойти в полном порядке, чем развалиться на части,
пытаясь удержаться на одном месте.
- Это слишком холодный стиль войны, вот уж точно. Но во всем есть
хорошая сторона - теперь я смогу высушить свой трофей, как полагается.
Он довольным жестом похлопал голову казда, привязанную к поясу. Это
было слишком даже для закаленного центуриона, который с отвращением
плюнул.
Организованное и четкое отступление, вероятно, является самым трудным
маневром на поле битвы. Солдаты считают, что отступление - это поражение,
и только сильнейшая дисциплина удерживает их от паники. Видессиане и их
наемные союзники при всей пестроте своего состава держались лучше, чем
ожидал Марк. Защищенные острыми жалами копий, они начали медленно
отходить, шаг здесь, два шага там, унося своих раненых и удерживая фронт в
полном порядке.
- Остановись, куда ты? - Марк схватил поводья лошади Сенпата Свиодо.
Юный васпураканин был готов уже атаковать казда, нагло глядящего на
него с безопасного расстояния.
- Отпусти меня, будь ты проклят!
- Мы еще посчитаемся с ними завтра. На сегодня ты выполнил свой долг.
Это была чистая правда. Шлем Свиодо был разбит и висел на одном ухе,
правое плечо прикрывала грубая повязка, сквозь которую проступали капли
крови. Скаурус крепко удерживал его.
- Если у него кишка тонка подойти поближе, пусть себе стоит. Все, что
нам нужно, - это держать их на расстоянии, и все будет в порядке.
Он яростно посмотрел на бунтующего васпураканина. Римлянину хватило
бы одного приказа трибуна, но Сенпат Свиодо был далек от всякой дисциплины
и, надо отдать ему должное, он имел больше причин ненавидеть этого
ухмыляющегося казда, чем легионеры.
- Я знаю, с какой радостью ты вывалил бы его кишки в пыль, но что,
если ты попадешь в беду? Не говоря уже о том, что твоя жена останется
вдовой, нам еще придется спасать тебя, в то время как вся армия отступает.
- Не трогай мою Неврат! - крикнул Сенпат запальчиво. - Если бы она
была здесь, мы бы бились с этой свиньей рука об руку! Что до вашей помощи,
то мне она не нужна, я не желаю ее. Мне вообще наплевать на вас!
- Но хочешь ты или нет, ты ее получишь, потому что нам не наплевать
на тебя, парень, - сказал трибун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44