Но если верна - значит, двигаясь в сторону
Мелкогорья, мы делаем именно то, что им нужно?
Я эти свои ощущения привожу в удобовыслушиваемый вид и выдаю на ЦП.
Серчо для разнообразия холоду в ответ нагонять не стал, со мной
соглашается и вводит режим повышенной готовности, а заодно и смену вахт -
нужны свежие силы. Теперь Пьеро в рубке, Сергей в башне. Дрон ставит к
приемным окнам гранатометов зажигательные и кислотные кассеты - жалко, что
их у нас немного. Серчо на своем ЦП возится, а я помогаю Знахарю ставить
защиту на главные узлы - он работает, а я на подхвате. Чисимет этого не
умеет, Амгама тоже ни при чем, и оба маются, сознавая свою полную
ненужность.
Танк резко ныряет носом - началось. Не стали довольствоваться
моноспруты ролью конвоиров. В стеклоблок видна одна мерзкая
щупальцеобразная рука, а другой иллюминатор вообще забит этой зеленью.
Затем вся масса содрогается, и еще, и еще - это Серчо дал электроразряд,
потом резкий хлопок - пошла граната, затем еще одна, и шипение включенных
колебаний фона. Начинается буря, шквал, смерч и тайфун. Танк кидает если
не как щепку, то как бревно в волнах - это точно. В блоке - то вспененная
вода, то пятипалое щупальце с растекающимся по нему горящим пятном, а то
кусочек неба синего в белесой дымке. Судя по всему, после гранатного залпа
эта дрянь занята уже своими собственными проблемами, и эти танцы в родной
стихии имеют иную цель, нежели нас развлечь таким аттракционом. А еще
Сергей время от времени подбавляет огонька, и как только попадать
ухитряется? Всю кассету - восемь штук - он выстреливает, прежде чем Пьеро
отводит танк от места битвы. Там еще бурлит вода и мелькают неясные
контуры, а вокруг нас вновь вода спокойная, только набегают нечастые
тяжелые и пологие волны, и вскоре вся катавасия скрывается в дымке. До
берега километров тридцать, и Пьеро поддает газу, не хочется ему удлинять
водную прогулку.
Через час и берег показался. Я на ЦП посмотреть сунулся - Серчо
жестом одной руки приглашает садиться, а другой разгерметизирует коробку -
раскрывает цикл. А на экранах горит следующее: моноспруты вновь идут за
нами, по-прежнему не огорчаясь, что до берега мы дошли. Общий фон
пятнадцати единиц достиг, а впереди еще повышение прогнозируется. Теперь
нам - небольшая равнинка и проход по Мелкогорью. Мы с Серчо прикидываем,
что и как сделать, а потом и Пьеро к беседе подключается - подключается,
правда, так сказать - только два слова за все про все произнес: "понял" и
"ладно". А пока суть да дело, мы и к берегу подбираемся - он все яснее
проступает в белесом тумане.
Гусеницы начинают царапать дно - Пьеро убирает водомет, и постепенно
мы выползаем на сушу. В противоположность тому берегу здесь никакой
растительности на берегу нет. Бурая и немного потрескавшаяся земля полого
выходит из воды. Видимость метров сто, дальше просто белая муть, а в небе
никакого намека на солнце. Мы отъезжаем от воды, озеро скрывается в
тумане, и стоп.
Начинается приведение танка в порядок. Я снимаю уже сдувшиеся и
свернувшиеся понтоны и пакую в багажник, Чисимет со Знахарем снимают
наведенку - и им это явно нелегко, а Амгама, продолжая стажировку в роли
нижнего чина, струей сжатого воздуха чистит гусеницы и броню. Чисимет один
из обрывков щупалец подбирает, разглядывает и со Знахарем вполголоса
обсуждает что-то. Я свое дело сделал и, отпросившись у Серчо, совершаю
прогулку в сторону от озера. Ничего интереснее бог знает сколько лет назад
засохших водорослей я не нашел, они пятнами лежат, такими же бурыми, как и
земля, и рассыпаются в пыль, как только я хочу их поднять. Возвращаюсь к
танку, и теперь уже вдвоем с Чисиметом идем к берегу. На ходу он мне
рассказывает, к какому выводу они со Знахарем пришли:
- Я думаю, что это озеро давно уже высыхает. А эти звери в нем живут
еще с тех времен, когда оно было молодым. Они могли бы стать большой
силой, если бы могли действовать по своей воле и сознательно. Да и вообще,
как и все случайные порождения, они думать не приспособлены...
Я перебиваю:
- А что это такое - случайные порождения?
- А так - при всяком колдовстве возможны результаты не только те,
которые ты хотел, но и... - тут он подставляет мне ногу, толчок в спину, и
мы лежим, уткнувшись носами в грунт, лежим за маленьким покатым бугорком,
и озеро невдалеке просвечивает. Я хочу возмутиться, но Чисимет показывает
мне зажатый рот - молчи, мол - а потом в сторону озера.
На границе видимости появляется темное пятно, и в тишине все яснее и
яснее становится слышен шум воды - как бы бурление.
Я сообщаю об этом на танк - три раза повторил, пока поняли, до того
слышимость паршивая, и в ответ приказ - действовать по обстановке, в
конфликты не встревать.
Тем временем пятно принимает очертания лодки, подходящей к берегу,
так сказать, на рысях. В ней сидят два краболова, один вахлак и трое
коренастых мужиков с плоскими рожами, крючковатыми носами и узкими
глазами. Никто из них не гребет, но тем не менее бурун перед носом
внушительный, как у моторной лодки, только вот мотора не слыхать. Вот
лодка скребет по дну, и вся команда выпрыгивает и волокет ее за собой. На
твердой земле они ее бросают, вахлак колдует что-то, а остальные просто
сидят и озираются. Потом краболовы поднимаются и бредут вдоль берега -
один в нашу сторону, а другой в противоположную.
Чисимет потихоньку вытаскивает меч и укладывает его в руке поудобнее,
а я беру на мушку одного из коренастых верзил - вдруг попаду! Краболов
весьма спешит, вглядывается в песок, и совсем было нас минует, но в
последний момент останавливается и вперяется в меня своими
глазами-тарелками - мудрено не увидеть! Чисимет делает движение - и не в
меру внимательный разведчик, получив удар рукояткой меча между глаз,
оседает на землю, а меч все так же крутясь, продолжает полет, и через пару
секунд увесисто шлепается опять же рукоятью в протянутую ладонь Чисимета.
Издалека раздается возбужденный крик - другой краболов нашел наши
следы. Коренастые поднимаются и на обезображенном до неузнаваемости общем
языке зовут нашего, ныне покойного, соседа. Ответа, само собой, нет, и
один из оравших идет в нашу сторону, мы с Чисиметом принимаемся было
отползать, но это оказывается ни к чему. Озеро вспучивается, и оттуда
появляется моноспрутовское щупальце, он захватывает краболова и ползет
обратно в маслянистую воду. Коренастый, увидев эту картину, задает очень
резвого драпака в сторону остальной группы, а мы, не ожидая дальнейшего
развития событий, отползаем, а потом и в рост бежим.
Танк уже в полной готовности, на крыше сидит Дрон с винтовкой, в
прицел окрестности обозревает и всем своим видом выражает готовность
умереть-но-не-сдаться. Забираемся в танк, я докладываю факты, а когда
начинаю измышления относительно что к чему, Серчо меня перебивает: пусть,
мол, лучше Чисимет скажет, у него меньше слов на тот же объем смысла
уходит. Итак, объяснение:
- Я думаю, что этот отряд, узнав, что мы собираемся идти через озеро,
решил в Орогоччу с нами не связываться. Орлы перебросили их до берега, там
они украли или купили лодку, но нас догнать не смогли. Я думаю что лодку
эти, рукастые толкали: заметьте, что спрут утащил только убитого
краболова, а живого не тронул!
Серчо переваривает сообщение и говорит:
- Пьеро! Давай-ка до стыка Мелкогорья с Орогоччу, ну, словом, до
лабиринта этого, самый полный возможный ход. Пусть эти ребята попотеют,
если уж так хотят нас догнать.
Пьеро не заставляет себя упрашивать и рвет так, что я налетаю на
Серчо, Серчо на Амгаму, и все вместе - на Знахаря. Затем еще один рывок,
такой же сильный, но в другую сторону, и все происходит наоборот. Теперь
вся пирамида на мне, а я животом на каком-то очень неудобном выступе
передней стенки. Я пытаюсь выдавить из себя какое-нибудь ругательство, но
следует еще один дерг, третий, и все теперь вроде идет как надо.
Возмущенный Серчо испрашивает причину. Получив ответ, выводит на ЦП-вский
экран запись обзора заднего сектора в момент неудачного старта. История,
оказывается, была такая: вот Пьеро дает газу - гусеницы секунду стоят на
месте, пока мощность растет, потом рывок - гусеницы пошли, а из-под них в
поле зрения входят разодранные водоросли - ничего себе, сухая
растительность! И еще длинные космы - видимо, к днищу прилепившиеся. Затем
они натягиваются - это второй рывок, и рвутся - третий. Серчо включает
колебания на максимальную амплитуду - и уже не в записи, а в реальности
из-под нас валятся комья этих самых водорослей..
- Всем ясно? - спрашивает наш командир. - Долго здесь стоять нельзя,
да и недолго тоже нежелательно.
Амгаме неясно. Чтобы он уяснил связь изображения с событиями
пятиминутной давности, приходится опять объяснять про стеклянный глаз,
железную память и прочие составные части видеосистемы. Чисимет тоже
внимательно слушает, повторение - мать учения, а Знахарь сидит и всем
своим видом превосходство свое показывает. Он-то это еще в первые годы
знакомства с нашими усек, и теперь воображает.
Дело к вечеру идет, и по всем часам уже должно начать темнеть, но
никаких признаков нет, только дымка сгустилась и стала красноватой. Танк
прет километрах на пятидесяти в час, кидает нас неслабо, несмотря на
сравнительно ровную землю, а вернее, глину - по-прежнему безжизненную и
сухую. Ужин в таких условиях невозможен, и поэтому жуем всухомятку по
способности, кто как. Амгама по ходу еды высказывает мысль, что коренастые
мужики из лодки и есть те самые орки, по описаниям похожи - я не против,
пусть будут орки.
До стыка Мелкогорья с Орогоччу осталось километров двадцать пять,
совсем пустяк, скоро начнется скальный лабиринт. Свет за стеклоблоком уже
откровенно красный, и видно вдаль максимум на полторы сотни метров.
Чисимет и я лезем на крышу, предварительно пристегнув страховку к скобам.
Воздухом, значит, дышать - выдержал я такого дыхания минут десять и вниз
решил. Только полез - поддает мне под копчик крышкой люка, затем танк
кренится - а дорога-то ведь ровная! Пьеро тормозит, но тряска
продолжается, а ветер в ушах стих - грохот слышен, навроде того, как на
товарной станции состав с места неаккуратно рвет. Здесь только звук
поглуше, не такой металлический. Землетрясение, что ли? Оно, родимое,
последний раз я его ощущал год назад, около Красного. Мне хочется
соскочить с танка и бежать куда глаза глядят, но страховка охлаждает мои
попытки, а пока я соображаю что к чему, катаклизм как отрезало, тишь да
благодать, да красный туман повсюду. Коробка ползет на малой скорости -
молодец Пьеро, не забыл, что останавливаться нельзя. Я наконец-то залезаю
внутрь, а Чисимет остается - сам как-то сказал, что в четырех стенах он
себя чувствует как в ловушке, посидел - хватит. В отсеке народ уже по
койкам разместился, но спать никто не думает. Пьеро снова скорость набрал,
что тоже не способствует расслаблению и отдыху. Правда, это ненадолго.
Начинаются сопочки, горочки, камешки, и между ними лавировать надо.
Мелкогорье началось. Я так понимаю, что раньше это была скальная страна,
которую медленно и спокойно засыпало озерными осадками, а потом и вода
уходить стала. И результат - ровная поверхность, из которой торчат острые
скалы, я так полагаю - вершины. Горки мелкие, но крутые, и через них нам
никак не перевалить, но между проехать можно. Пьеро ведет к стыку - там
есть проход узкий да извилистый, у нас его остряки Магеллановым проливом
обозвали, через него только и можно отсюда выйти, а иначе - крюка давать в
неделю длиной. Сопочки вокруг все гуще и гуще, и под гусеницы уже и
рытвины да канавы попадаются, качка килевая и бортовая, но народ
потихоньку засыпает - какая-никакая, а привычка есть, и мне это тоже
удается, хотя голова и мотается по всей подушке. Конечно, не по-настоящему
заснул, но хоть что-то. Иногда сквозь дремоту слышны чертыхания Дрона - он
сейчас на ЦП засел, да трансляцию забыл отключить, и теперь все его
излияния разносятся по коробке как нечто архиважное. Это продолжается часа
три-четыре, а потом остановка, и Дрон объявляет общий подъем. Я первым
выползаю на крышу и созерцаю безрадостную картинку: слева от нас
здоровенная сопка, и справа две тупиком и долинка между ними. Сзади колея,
а спереди - нагромождение обломков скал, самый маленький из которых - с
два наших танка. Нагромождение перегораживает дорогу напрочь. Красное
туманное сияние не дает ничего разглядеть, кроме ближних окрестностей.
Приехали. Танк вздрагивает и начинает ползать взад-вперед, а на крыше уже
все в сборе - даже Серега из башни вылез, он там в ремнях спал. И так все
стоим, все одинаково созерцаем стенку, но с разными чувствами. Чисимет с
Амгамой спокойны, Знахарь на лице явный страх имеет, а остальная команда -
разные оттенки мрачности. Серчо плюет вниз на землю, а потом еще раз, но
второй плевок не долетает и шмякается об крышку люка - хороший такой
плевок, смачный, густой. Знахарь не выдерживает - его беспокоит вовсе не
завал:
- Плохо здесь! - говорит. - Тут колдовство идет, могучее и страшное,
оно не для нас, оно еще для кого-то тут сделано!
Чисимет тоже уже не спокоен - все пытается что-то вспомнить и все
никак не может. Серчо на него внимания не обращает, думает о своем и
посылает меня с Амгамой слазить по левой горе, посмотреть, далеко ли завал
тянется, а Сергея со Знахарем ожидает похожая прогулка, но справа. Амгама
волокет самодельное копье, я винтовку, и лезем. Карабкаться по этим кручам
дело весьма трудное, но через полчаса мы уже на гребне, а через час - на
той стороне. Этот самый завал перекрыл, и очень умело, самый выход из
лабиринта, дальше - я карту точно помню - горки да скалы гораздо свободней
разбросаны. На два десятка километров их всего осталось, а потом -
Средне-Верхняя равнина начинается. Но путь к ней намертво перегородила
баррикада, такое впечатление, что взяли кусок горы, размололи в ступке и
сюда высыпали; и всего-то три-четыре сотни метров, но непроходимых
абсолютно. Я собираюсь повернуть назад, но тут Амгама взвизгивает и
хватает меня за руку. Я слежу за его взглядом, и мне тоже хочется визжать
и хвататься за что-нибудь надежное. Красный светящийся туман впереди нас
явственно стекается и стягивается, принимая форму огромной трубы или,
точнее, цилиндра неправильного, метров шести в диаметре, и эта
конструкция, постепенно ускоряясь, несется мимо нас, совершенно беззвучно.
Такую картину, наверно, видит муравей, когда мимо него змея проползает.
Змея проносится мимо нас в багровую полутьму, а потом - тут уж и я за
Амгаму схватился - на хвосте этой колбасы оказывается что-то вроде
человеческой кисти - если остальное за руку принять. Только размеры
непропорциональные - ладонь уже не видна, а пальцы все мимо нас текут.
Амгама совсем раскис, и мне тоже нехорошо - слава богу, исчезает из виду
образование сие. Я с танком попытался связаться - сплошные помехи. Тоже
подъему духа не способствует. Дорисовал я кое-как план нашей стороны, и
назад поскорей. Амгама даже на ходу крупной дрожью дрожать ухитряется,
один раз чуть не свалился из-за этого. Танк по-прежнему ерзает на месте,
уже колею накатал, и к нему подходят одновременно с нами Сергей со
Знахарем. Они тоже поднапуганы малость, ладонь с пальцами у них прямо на
глазах формировалась. Между прочим, вокруг темнее стало - как будто на эту
руку туман стекся, а нового не прибавилось. Серчо смотрит кроки, потом
лезет в танк и сидит там с полчаса, и наконец через динамик распоряжается:
- Дрон, сейчас залезешь ко мне, я тебе распечатаю с экрана схему -
разберешь? Потом ранец возьми, и положишь там, где указано. Радиоподрыв
сейчас не сработает, так что ставь часовой механизм на пять утра - чтоб с
запасом отойти смогли.
Дрон лезет к Серчо, появляется - в руке планшетка, за спиной ранец -
головка от противодраконовской ракеты; ну что ж, она эту баррикаду
разворотить способна, если грамотно положить. Он уходит в сторону завала,
а мы стоим, тихонько впечатлениями обмениваемся, и тут откуда-то сзади
подбегает Чисимет и просит повторить все, что мы видели, еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44