Ничего себе травоядная! С такими зубками не камыши с осокой жевать,
а чего посущественнее. Первых советников, к примеру, и младших послов
заодно - это я к тому, что те, которых мы не тронули, окончили купание и
ломятся сквозь тростник в нашу сторону, а Ларбо, сноровисто действуя
ножом, уже принялся за дело, и воздух наполняется разнообразными
охотничьими ароматами. Троица уже вылезла из зарослей и не торопясь
направляется к нам. Ларбо бросает свое грязное дело и перебегает так,
чтобы между нами и ими была туша. А второй красавец, который с самого
начала на берегу рядом с ныне убиенным лежал, даже не проснулся.
Троица, разглядев ситуацию, останавливается, а потом разделяется -
один вправо, двое вверх по склону, а сзади раздается мощный звук - это
спавший до сих пор зверь проснулся и зевнул, показав, прямо сказать,
нерадующие зубы. Вся эта команда решила, видимо, прижать нас к нашей же
мясной баррикаде и совершить акт праведной мести. Ларбо усмехается, криво
так, и вытаскивает несколько стрел, чтоб под рукой были. Я хочу сделать то
же самое, но не успеваю: все четыре туши одновременно взмывают в воздух и
с раскрытыми челюстями рушатся на нас. Эта одновременность меня и спасает:
двое из прыгнувших просто столкнулись в воздухе и вместе шмякнулись на
труп сородича, а я успеваю отскочить и единственную стрелу, что в руках
была, всадить в бок одному из нападавших. Они закрывают от меня Ларбо, а к
нему не добраться - прямо через дергающегося бегемота с моей стрелой в
боку лезет другой, целый и невредимый. Пасть разинута агрессивно, и,
недолго думая, я швыряю туда нож - он втыкается прямо в язык, и теперь с
моей стороны уже два бесящихся от боли горы мяса, а у меня снаряжения -
последний нож и пустой лук. Обегаю кругом - Ларбо уложил одного из своих
противников, а другой оттеснил его от кучи стрел и напирает, а Ларбо
уворачивается. Я пускаю в дело последний нож - он втыкается в черепную
кость, и бегемот с завыванием разворачивается ко мне - напрасно он так
сделал - Ларбо почти тут же награждает его еще одним украшением в виде
стрелы, воткнутой в ляжку. Зверюга, впрочем, подыхать не собирается и,
здраво оценив, что с нее хватит, удаляется вниз, а потом за холм. С
другого боку все еще страдает мой крестник с ножом в языке. Он то прыгает,
то катается молча, то принимается метать в траву корма, пока Ларбо метким
выстрелом не прекращает мучения последнего участника стычки. В нос лезет
уже не запах, скажем, или аромат, а прямо-таки вонь, да и само зрелище не
из тех, что стенку в рамочке вешают. Особенно хороши две туши, одна
полу-ободранная, поперек другая, и в брюхо третья приткнулась, зубами небу
грозит. Ларбо перемазан в крови и вообще ободран, у меня волосы черти в
чем, но это детали, а так...
- Четыре-ноль из пяти возможных, неплохой счет, а? - это я у Ларбо
спрашиваю, а он кивает, весь сияющий.
Я тоже доволен, но в то же время гадко как-то. Может, потому, что
были такие же победы не только над зубастыми бегемотами, а и над мне же
подобными и часто даже симпатичными существами, пусть даже и не моих рук
дела, но все же...
В общем, погрузили мы с Ларбо в лодку сколько могли мяса, вырулили на
середину и принялись смывать с себя всяческие наслоения. Не то чтобы
купаться кинулись - соображение еще есть - а нагишом разделись и из
аварийного ковшика водой обливаемся.
- Слушай, - Ларбо трет волосатую грудь, и поэтому голос вибрирующий,
- а я посмотрел рвотину, ну, того зверя, кому ты в рот ножом попал, так он
действительно траву ел. Но тогда зубы ему такие зачем, тростник хрупать?
Неудобно же?
- Чтоб таких, как ты, отваживать. Или, скажем, дичь здесь повывелась,
а друг друга жрать мораль не позволяет, вот и пришлось с голодухи за осоку
взяться. Устраивает?
Ларбо хочет что-то сказать, но меняется в лице и хватается за штаны -
не иначе, плот показался. Я тоже не имею желания демонстрироваться
подчиненному коллективу в роли голого короля. Последний раз я этот балахон
надеваю, найду в посольском багаже приличную одежку и буду ходить в ней,
благо не первый советник я больше, а всего-навсего выборный адмирал
надувной лодки и резиновых плотов.
Ларбо, специально дождавшись, когда "Анарлаан" подойдет ближе,
нарочито медленными движениями вытаскивает якорь, а я ловко, с первого
захода, швартуюсь к комплексу. Расспросы, восторги, хлопанья по спинам
продолжаются минуты три, а потом Ар очень трезвым голосом спрашивает:
- А что мы со всем этим делать будем?
Эту проблему решает Анлен:
- А я его прокопчу, я видала, как это делается!
Видала - это прекрасно, но я бы предпочел, чтоб и опыт хоть какой
был, впрочем, выбирать и предпочтение отдавать не их чего. Посему решаем
на дневку не останавливаться, а ближе к вечеру раз и надолго остановиться
и работой заняться.
Облака как висели на небе, так и висят: две белые горы на голубом
фоне. У нас тоже - ни дуновения, ни ветерка, и вода гладкая, на стекло
похожа, и только там, где под ней камни да топляки у берегов, держатся по
течению устойчивые стрелки. Берега без изменений - травяной склон справа и
уродливый лес слева. Часов около пяти справа же намечается весьма удобный
заливчик, и мы зачаливаем туда.
С первого взгляда его и за зеленую лужайку можно принять, настолько
он ряской затянут. Окончательно сажая аккумуляторы лодки, я заталкиваю всю
нашу систему в заливчик, и команда, донельзя заклеенная ряской, волочет
комплекс на возможно более мелкое место; очистились, и закипел
производственный процесс.
Анлен распоряжается решительно и громко, но то и дело в голосе у нее
проскакивают растерянные нотки. Ар временами очень мягко и тактично дает
советы, но не всегда вовремя, и поэтому распоряжения иногда резко
отменяются или исправляются с точностью до наоборот, так что к концу
подготовительного периода получается, что всей кутерьмой распоряжается Ар,
а Анлен только рупор. Но это меня скорее радует, чем пугает. Кто мясо
пластами режет, кто в глинистом обрыве дымоход роет, а я так ряску
собираю. Ряска эта дымить будет, причем именно такой вид и нужен, Ар не
устает радоваться, что столько ее тут плавает, предвкушает деликатес. В
общем, деятельность идет активно и заканчивается торжественным пуском
коптильни.
Серый дым уходит к небу все утолщающимся к высоте столбом, его,
наверное, видать издалека. Теперь заняты только мы с Ларбо - он сучья
таскает, а я ряску. Да Чисимет временами, зажав нос, ворочает куски мяса:
какие снимет, а какие новые вешает. Остальное общество просто сидит
вокруг, а Андрей развлекает его историями, которых нахватался на Бербазе,
кстати, я узнаю фразы из полу-исторического анекдота о том, "как Великий
Воин под воду погружался и чего там видал" - это еще в мои времена
бородатой байкой считалось. Я слушаю вполуха, а сам в неясной тоске на
реку гляжу и о стреловых наконечниках мыслю, и поэтому то, что происходит
у костра в следующие мгновения, мне с самого начала увидеть не удается. А
на слух - дикий крик, целый хор, и в заготовленную кучу ряски втыкается
копье. Я падаю на песок и качусь так, чтобы и костер, и вообще берег
видеть, и к плоту поближе оказаться.
У костра свалка - штук восемь краболовов стараются повязать наших
ребят, причем оружия в ход не пускают, хотя у каждого на поясе по ножу.
Двое, семеня ножками, ко мне торопятся, но я тоже тороплюсь: на плоту и
лук, и стрелы есть. Грохочет пара выстрелов - это кто-то из летчиков руку
наконец-то высвободил. Но эффект получается странный: краболовы сразу
взвапливают и продолжают работу с удвоенной энергией. Снова стрельба -
толпа от костра отхлынула, и теперь виден Брык, он прислонился к откосу
обрыва и довольно метко выбивает нападающих, а мне на эту меткость и
полюбоваться недосуг, мне б до плота добраться. Добрался, лук схватил и
сразу одну стрелу в нападающую группу сунул - мимо, но прыти у них
поубавилось. Краболовы у костра поняли, наконец, что к чему и резво
карабкаются обратно, цепляясь за торчащие из кручи сосновые корни. Андрей
тоже свою пушку вытащил и палит, сидя на песке - встать не может,
наверное, но ни в кого не попадает. Чисимет орет:
- С обрыва они нас как мух перебьют, эй, вы, держите край на прицеле,
хватит шуму! Плот на глубину, живо!
Берег уже полностью очищен, только штук десять или семь побитых и
недопобитых агрессоров валяется на песке. Андрей оклемался, по колено в
воде стоит и обводит обрыв соколиным взором, а Ларбо, все остальное куда
подальше послав, хлопочет вокруг Анлен, она то ли в обмороке, то ли
придушили ее немного - лежит без никаких движений, и личико задумчивое. Ар
растерял весь свой аристократический вид, помятый да потрепанный, даже
благородные седины песком пересыпаны, толкает комплекс со всей возможной
спешностью. Я забираю у Андрея пистолет - в нем, судя по индикатору, три
патрона осталось - и распоряжаюсь:
- Эгей, мясо-то, какое не потоптано, тоже заберите, не зря же
воевали!
Изредка на краю обрыва на фоне сосен и неба происходит какое-то
движение, и тогда я или Брык посылаем туда пули. После одного выстрела там
раздается даже вскрик, но никакого трофея не валится. Чисимет, который
мародерствует на поле битвы, выбирает напоследок наиболее внешне
невредимого краболова и тащит его на плот, а Ларбо параллельным курсом со
всей возможной нежностью волокет Анлен. Краболов, сообразив, куда его
несут, начинает дергаться и пихаться связанными руками, но Чисимет
притягивает ему их к ногам и в таком виде укладывает на корявый помост
между понтонами. Я по-прежнему держу берег под прицелом, а работоспособная
часть команды выпихивает "Анарлаана" на более-менее глубокое место, где
нас подхватывает течение.
Опосля трудов ратных личный состав отдыхает в разного рода вариантах
горизонтального положения, и я командую, а вернее, командирским голосом
констатирую факт общего привала при необходимом минимуме наблюдения за
волной и берегами - речка опять поширела сильно. Чисимет легонько пихает
меня и показывает на пленника - надо допрос делать, в годы работы у Куна
мы наловчились к таким вещам.
Итак, на глазах у "языка" Чисимет разминает и шевелит пальцы. Я
вытаскиваю набор инструментов из комплекта при плотике, и раскрываю его.
Там всякие пилы, стамески, коловорот с зубчатым колесом, все
никелированное, блестит и сияет. Я весь этот инструментарий перебираю,
примеряя к разным частым тела пленного, а Андрей с Брыком молчат, но
глядят с явным отвращением - это даже хорошо. Ран у краболова вообще нету
- ему Чисимет не очень удачно рукояткой меча заехал, не в висок, как
полагается, а в скользячку, повезло лупоглазому. Но он себя везучим явно
не считает: Чисимет, плотоядно улыбаясь, ощупывает ребра, потом берется за
шею и нащупывает место помягче да поприхватистей. Затем спрашивает, как бы
в задумчивости:
- А он у нас не помрет, пока разговоры разговаривать будем?
Ларбо безмятежно отзывается:
- Помрет - так воскресим до поры. Он у нас еще на передних лапках по
воде побегает!
Краболов уже дошел или, в крайнем случае, уже на подходе, к нужному
состоянию. А для ускорения процесса Чисимет свечку зажег и струйку дыма
пленному в лицо направил. Это только называется свечка, а вообще -
трубочка деревянная с дырочкой в боку, внутри смесь трав разнообразных и
горит весьма интенсивно. Я отворачиваюсь, чтобы не нанюхаться, а языку
деваться некуда. Андрей с Брыком все еще считают нас за палачей-садистов,
начинают бурчать, но я им по-русски приказываю молчать и делать вид, что
тоже мечтают принять участие в работе. Вид, правда, не получается, но и
так все идет неплохо. Чисимет уже непосредственно к пленному обращается:
- Ну, так ты сразу говорить будешь, или сначала мы поговорим? - и
демонстративно шевелит пальцами: артист в своем роде. Краболов
предпочитает говорить сам и сразу, наших аргументов не дожидаясь, что и
требовалось доказать. Я его предупреждаю только, что отвечать лишь на
вопросы, а лирику типа "жить хочу" на потом приберечь. Связанная, еще не
оклемавшаяся после контузии, напуганная и окуренная дымом высокая
договаривающаяся сторона выражает согласие, и допрос начат.
Долго разговор идет. Уже и якорь бросили, уже Анлен в себя пришла, а
все беседу веду. Ситуевина больно забавная из его рассказов проявляется,
хоть топись, хоть вешайся, хоть так помирай. Итак, напавшая на нас
компания подчиняется некоему Властелину, без указания цвета, Властелин и
все. Как и полагается уважающему себя претенденту на мировое господство,
он себе в горах замок выстроил, армию собрал и принялся за разбой. Вся
равнина - потом оказывается, что все же не вся - принадлежит ему, это на
левом, западном, берегу, а сколько владения идут собственно на запад, так
это неизвестно. А на правом берегу находится мощное государство, с запада
оно ограничено нашей рекой и небольшим плацдармом на левом берегу, с
востока - этой же рекой, в горах уже на юг развернувшейся, с юга - болота
и с севера - горы. У Властелина с государством война, естественно, и тот
отряд, с которым мы стыкнулись, выполнял диверсионный рейд в тылу
сторожевых постов на левом берегу. Властелин наметил большую операцию по
ликвидации плацдарма, и этот рейд играл немаловажную роль в развитии
событий. Поэтому можно представить злость диверсантов, которые увидали
дымовой сигнал и решили, что дело провалено. Правда, потом злость
удивлением сменилась - сигналы врагов известны, а здесь что-то непонятное,
и решили: костер погасить, а тех, кто жжет, не прикончить - Властелин -
мужик хозяйственный, - а повязать, оставить под малой охраной и потом
отправить на предмет дальнейшего использования. Властелин пленных продает
на какой-то Токрикан, название почти нарицательное, а что и кто с ними там
дальше делает, никому не известно. Сведения о "государстве" важны тем
более, что сейчас мы, в общем-то, на его территории. Называется оно
заковыристо: Мульмуга Лимну Джонкин Туткандя - Самое северное из
королевств светлого народа. Название старое, и пользуется им сейчас только
заграница, а как сами "самые северные из" себя именуют, неизвестно, и
вообще, о противнике властелиновых воинов мало информируют. Но известно,
там живут и люди, и эльфы, и гномы, и еще всякие живые, судя по армиям, с
которыми приходилось сталкиваться.
Ладно, давай сведения о Властелине, но этим уж пусть занимается
Чисимет - он лезет на мое место и принимается с новыми силами за допрос, а
я лезу на плот-понтон.
Анлен глядит в небо и что-то бормочет, высчитывает - гороскоп, что
ли? Ларбо в руках вертит полупросохшую фигурку из глины, в которой я без
труда узнаю зубастого бегемота - Анлен по ларбовским рассказам слепила. На
соседнем понтоне ужин, я тоже беру кусок копченого мяса. Хоть дымом и
воняет, а соли все равно не помешало бы, но я сам же отдал приказ ее
экономить и теперь жую как не мясо, а тряпку какую-то, траву жухлую.
Андрей копался-копался в моем мешке, да и вытащил магнитофон, чудом я его
через все передряги протащил. Две кассеты - одна рабочая, а другая полна
эльфийских песен, их я и ставлю. Заряжаю я аккумуляторы аккуратно, и
поэтому они дожили до сих пор в божеском виде: звук у аппарата хороший, и,
без преувеличения сказать, чудесные эльфийские песни разносятся вверх и
вниз по реке. Под них - отбой, я делаю звук потише, тем более, что ко мне
Чисимет лезет, спросить что-то хочет.
- Слушай, Алек, а кто такие хаттлинги?
- Не знаю.
- Понимаешь, этот лупоглазый говорит, что у Властелина они в
подчинении есть. Росту небольшого, крупнолапые, но на человека похожи.
Вроде как разведчики они у него, надо поостерегаться. А то еще можно и
просто не узнать и пристукнуть, за зайца приняв, иди потом доказывай, что
на эту Мульмугу не работаешь. А ведь нам еще через горы пробираться, и кто
там будет - неизвестно. Ты же знаешь: всякие недобрые силы чаще всего в
горах гнездятся, и мне кажется, что и тут без некоего мага не обходится.
Из твоего белого пятна на восток надо выбираться? Так что бы нам не
попроситься пересечь Мульмугу посуху, а?
- Ну, пятно не мое, а, скорее, ваше, а насчет попросить - это мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44