- Конечно, Росита. А почему бы и нет ? Стыдно, родная! Не
тревожься. Поверь, тут нечего бояться. Я и прежде так делал.
- Карлос, дорогой! Я знаю, ты прекрасный наездник, никто
с тобой не сравнится. Но подумай, как это опасно ... Боже
милостивый! Подумай ...
- Фу, сестра! Не позорь меня перед людьми! Поди спроси
мать. Послушай, что она скажет. Уж она-то не станет
тревожиться.
И охотник направился к повозке; сестра последовала за ним.
Бедная Росита! В эту минуту на тебя были устремлены глаза
человека, впервые заметившего тебя, и в темной глубине этих
глаз блеснул огонь, не суливший ничего хорошего. Твоя стройная
фигурка, твое ангельски прекрасное лицо, быть может, и самое
твое горе заставили быстрее забиться сердце человека, чья
любовь могла принести лишь гибель той, которую он полюбит. То
было сердце полковника Вискарры.
- Смотрите-ка, Робладо! - негромко окликнул он своего
подчиненного и соучастника во всех дурных делах. - Взгляните
вон туда! Пресвятая дева! Да поглядите же! Вот настоящая
Венера - это так же верно, как то, что я христианин и солдат!
Хотел бы я знать, с какого неба она свалилась ?
- Ей-Богу, я никогда ее не видал, - ответил капитан. -
Наверно, она сестра этого парня. Так и есть! Послушайте их!
Они называют друг друга братом и сестрой. Она и в самом деле
недурна.
- Горе мне! - вздохнул комендант. - Да это находка! Я уж
просто отупел от здешней скуки и однообразия. Хорошо, что
нашлось новое развлечение. Теперь я, пожалуй, смогу вытерпеть
еще месяц. Как вы думаете, хватит мне ее на целый месяц ?
- Едва ли ... если дело пойдет, как с другими. Неужели вам
уже надоела Инес ?
- Хо-хо! Она слишком горячо любила меня, а я этого
терпеть не могу. Я предпочитаю, чтобы со мной были похолоднее.
- Если так, эта блондинка, пожалуй, больше вам подойдет.
Но смотрите : они ушли!
Пока офицеры беседовали, Карлос с сестрой приблизились к
повозке, в которой сидела их старая мать.
Комендант, капитан и еще многие зрители последовали за
ними и обступили их, прислушиваясь.
- Матушка, она хочет отговорить меня, - раздался голос
Карлоса. Он уже успел рассказать матери о своем намерении. -
Без вашего согласия я ничего не стану делать. Но послушайте,
матушка, я уже наполовину связал себя обещанием и хотел бы
исполнить его. Ведь это дело чести, матушка.
Последние слова были произнесены громко, внушительно,
прямо в ухо старой женщине - она, видимо, была глуховата.
- Кто отговаривает тебя ? - спросила она, подняв голову и
оглядывая окруживших их людей. - Кто ?
- Росита, матушка.
- Пусть Росита ткет и вяжет шали - вот ее дело. А ты, сын
мой, можешь совершить великие дела ... подвиги. Да, подвиги!
Разве в жилах твоих не течет кровь твоего отца ? Ведь он - он
совершал подвиги, да ... ха-ха-ха!
Странный смех и безумный взгляд этой женщины заставили
зрителей содрогнуться.
- Иди! - закричала она, откидывая назад длинные пряди
своих белых волос и размахивая руками. - Иди, Карлос, охотник
на бизонов, и покажи этим обгоревшим на солнце трусам, этим
рабам, на что способен свободный американец! На утес! На утес
!
Отдав этот ужасный приказ, она опустилась на сиденье
повозки и вновь погрузилась в молчание.
Карлос больше ни о чем не стал ее спрашивать. Резкие
слова, слетевшие у нее с языка, вызвали у него желание поскорее
закончить этот разговор : он заметил, что кое-кто из стоявших
поближе не пропустил их мимо ушей.
Офицеры, священники, алькальд обменялись
многозначительными взглядами.
Снова усадив сестру в повозку и обняв ее на прощанье,
Карлос вскочил в седло и поскакал по долине. Отъехав немного,
он сдержал коня и бросил взгляд на ряды скамей, где
расположились городские сеньоры и сеньориты. Там царило
смятение. Они узнали о предполагавшемся испытании, и многие
готовы были отговорить охотника от опасной затеи.
Среди них была и та, чье сердце, казалось, вот-вот
разорвется; страх и тревога переполняли его, как и сердце
сестры Карлоса, но тем, кто окружал ее, она не смела этого
показать. Ей приходилось молча страдать и терпеть.
Карлос знал это. Он достал белый платок, хранившийся на
груди, и махнул им, словно посылая кому-то последнее "прости".
Ответили ли ему - трудно сказать, но мгновение спустя он
повернул коня и поскакал к утесу.
Каких только не было догадок у сеньор и сеньорит, у
деревенских красоток о том, кому же предназначался этот
прощальный привет! Много предположений было высказано, много
имен названо, и пошли толки и пересуды. Лишь одна из всех
знала, с кем прощался Карлос, и душа ее полна была любви и
страха.
Глава VI
Все, у кого были лошади, последовали за охотником, который
держал путь прямо к тропе, что вела их долины вверх, на
плоскогорье. Эта тропа крутыми извивами взбиралась по скалам, и
кроме нее отсюда не было другого пути на плоскогорье. Такая же
дорога вилась по противоположному каменному откосу, в этом
месте можно было пересечь долину - на много миль вокруг это был
единственный путь, ведущий с одной стороны плоскогорья на
другую.
Всего тысяча футов отделяла долину от плоскогорья, но
тропа, поднимавшаяся вверх, тянулась чуть не на милю; а так так
место праздничных игр было в нескольких милях от подножия
утеса, Карлоса сопровождали лишь те, кто был на конях, да еще
несколько человек, решивших во что бы то ни стало своими
глазами увидеть во всех подробностях это опасное испытание.
Офицеры, разумеется, были среди тех, кто поднимался по тропе.
Те, что остались внизу, двинулись поближе к скалам, чтобы не
пропустить самую интересную и волнующую часть зрелища.
Прошло уже больше часа, а оставшиеся внизу все еще ждали,
но они не теряли времени даром. Картежники засели играть в
монте, замелькали золотые и серебряные монеты, переходя из рук
в руки ; среди самых азартных игроков были оба отца миссионера
; а прекрасные сеньориты занялись своей любимой, спокойной и
несложной игрой а чуса. Бой между двумя сильными петухами (один
из них принадлежал алькальду, другой - священнику) заполнил
следующие полчаса. В этом соревновании восторжествовал
представитель церкви. Его серый петух с одного удара убил
рыжего петуха алькальда - длинной и крепкой, словно стальной
шпорой он хватил противника по голове. Всем оставшимся внизу,
даже и сеньоритам, очень понравилось это интересное и приятное
зрелище - всем, кроме алькальда.
Петушиный бой окончился, и вниманием толпы снова завладела
группа людей, поднимавшихся на плоскогорье. Они уже достигли
края утеса, и по их движениям было ясно, что они договариваются
об условиях этого неслыханного пари. Давайте присоединимся к
ним.
Охотник на бизонов выехал вперед и показал место, где он
хочет осуществить свой дерзкий замысел. Сверху, с плоскогорья,
скал не видно, и даже самую долину, огромную пропасть в тысячу
футов глубиной, не увидишь, если на какую-нибудь сотню шагов
отступить от края обрыва. Здесь нет никаких откосов или
склонов. Неизменно ровный зеленый луг стелется по плоскогорью
до самого края обрыва. Он весь гладкий, трава здесь короткая и
густая, как дерн. Коню не обо что споткнуться - нигде ни ямки,
ни камешка. Эта опасность ему не грозит.
Выбранное место, как уже говорилось, походило на мыс; он
выдавался вперед, нарушая ровную линию каменной стены. Снизу,
из долины этот выступ сразу бросался в глаза. А здесь, наверху,
он оказался продолжением плоскогорья, вытянутого вперед
наподобие языка.
Прежде всего Карлос доехал до самого конца его и
внимательно исследовал грунт. Он был как раз хорош : не
настолько плотен, чтобы конские копыта скользили, и не такой
рыхлый, чтобы они увязали в нем.
Карлоса сопровождали Вискарра, Робладо и другие. Многие
подъехали к избранному месту, но держались на почтительном
расстоянии от края пугающей бездны. И хоть они долгие годы жили
на этой земле, среди величественных и грозных ландшафтов,
многие из присутствующих не решились стать на край страшного
выступа и заглянуть вниз.
Конь охотника стоял на самой кромке, и Карлос спокойно,
словно то был берег канала, показывал, где провести черту. Конь
тоже не выказывал признаков беспокойства. Сразу было видно: он
прекрасно обучен, и ему это не внове. То и дело, вытянув шею,
он заглядывал вниз, в долину, и, увидав там своих собратьев,
пронзительно ржал. Карлос нарочно держал его на самом краю
утеса, чтобы он освоился здесь, прежде чем приступить к
нелегкому испытанию.
Но вот уже и черта проведена; меньше двух лошадиных
корпусов отделяют ее от последних травинок, растущих на кромке
обрыва. Вискарра и Робладо потребовали было, чтобы расстояние
сделали еще короче, но в ответ раздался ропот неодобрения и
послышались даже негромкие, приглушенные возгласы : "Позор! "
Чего добивались офицеры ? Никто в толпе не знал этого, но
все чувствовали : они хотят погубить охотника на бизонов. У
каждого из них были на то свои причины. Оба они ненавидели
Карлоса. Причина или причины их ненависти возникли недавно, у
Робладо даже позже, чем у коменданта. За последний час он
заметил нечто такое, что привело его в ярость. Он заметил, как
Карлос махнул белым платком, и так как он стоял у скамей, ему
было видно, кому предназначалось это "прощай". Изумление,
негодование вспыхнули в нем, и он стал разговаривать с Карлосом
заносчиво и грубо.
Каким чудовищным не покажется это предположение, но,
сорвись охотник с утеса, оба - и Робладо и Вискарра - были бы
только рады. Разумеется, это чудовищно, но таковы были там люди
в те времена, и в этом нет ничего невероятного. Напротив,
подобное варварство - желания и даже поступки еще более
бесчеловечные - отнюдь не редкость и сейчас под небом Новой
Мексики.
Молодой скотовод, который вместе с другими поднялся на
плоскогорье, настаивал, чтобы игра велась честно, по всем
правилам. Всего-навсего скотовод, хоть и богатый, он был
человек смелый и отстаивал права Карлоса даже наперекор усатым
грозным офицерам.
- Послушай, Карлос! - крикнул он, когда приготовления уже
шли полным ходом. - Сдается мне, ты готов пойти на это
сумасшествие. Раз уже не удалось отговорить тебя, я не стану
тебе мешать. Но, по крайней мере, не рискуй собой ради такого
пустяка. Вот мой кошелек! Спорь на сколько хочешь.
С этими словами он протянул охотнику туго набитый кошелек
- как видно, в нем было немало денег.
С минуту Карлос молча смотрел на кошелек. Великодушное
предложение обрадовало его. По всему видно было, что он глубоко
тронут добротой юноши.
- Нет, - сказал он наконец, - нет, дон Хуан! От всего
сердца благодарю тебя, но взять кошелек не могу ... Одну
монету, не больше. Я хотел бы поставить один золотой против
коменданта.
- Бери, сколько хочешь.
- Спасибо, дон Хуан! Только один золотой. И у меня есть
один - значит, всего два... Два золотых. Честное слово, никогда
еще я не спорил на такие большие деньги! .. Слышите ? Бедный
охотник бьется об заклад на два золотых!
- Ну ладно, если ты не хочешь, это сделаю я... Полковник
Вискарра! - громко обратился дон Хуан к коменданту. - Я думаю,
вы не прочь получить назад свою ставку. Карлос ставит один
золотой, а я предлагаю поспорить на десять.
- Согласен, - сухо ответил комендант.
- Решитесь ли вы удвоить ставку ?
- Решусь ли я ? - повторил Вискарра в бешенстве, что с ним
так разговаривают при свидетелях. - Учетверим ее, если вам
угодно, сударь.
- Ладно, учетверим, - тотчас принял вызов дон Хуан. -
Спорю на сорок золотых, что Карлос выдержит испытание!
- Хватит! Выкладывайте деньги!
Золотые монеты отсчитаны, вручены одному из свидетелей,
выбраны судьи.
Вот уже все приготовления закончены. Зрители отъехали на
плоскогорье и предоставили мыс в полное распоряжение охотника
на бизонов и его коня.
Глава VII
Люди во все глаза смотрели на Карлоса, следили за каждым
его движением.
Прежде всего он спешился, снял плащ и положил его в
стороне. Потом осмотрел шпоры и убедился, что ремешки
застегнуты как надо. Поправил опоясывающий его шарф, надвинул
сомбреро на лоб. От колен и до самых лодыжек застегнул кожаные
боковые отвороты своих бархатных штанов, чтобы они не мешали
ему. Охотничий нож и хлыст отдал на хранение дону Хуану.
Потом он занялся конем, который все это время стоял, гордо
выгнув шею, словно угадывал, что ему предстоит совершить нечто
из ряда вон выходящее. Первым делом Карлос тщательно осмотрел
уздечку, затем огромные стальные удила мамелюкского образца,
проверяя, нет ли где-нибудь трещинки. Головной ремень он
затянул ровно настолько, насколько нужно; потом пристально,
дюйм за дюймом, осмотрел поводья. Они были плотно и искусно
сплетены из волос хвоста дикой лошади. Кожаные могли бы
лопнуть, а за эти, прочные и гибкие, как струна, бояться не
приходилось.
Дошла очередь и до седла. Карлос осмотрел его со всех
сторон, проверил стремянные ремни и большие деревянные колодки
стремян. Подпруга была последним, самым важным предметом его
забот. Он ослабил пряжки по обе стороны, а потом, упершись
коленом, затянул подпругу как можно крепче. Он стянул ее так
основательно, что и кончик пальца нельзя было просунуть под
крепкий кожаный ремень.
Все эти предосторожности никого не могли удивить. Стоит
порваться ремешку или соскользнуть пряжке - и смельчака
поглотит вечная ночь.
Удостоверившись, что все в порядке, Карлос подобрал
поводья и легко вскочил в седло.
Прежде всего он направил лошадь шагом вдоль утеса всего в
нескольких футах от края: обоим, и коню и всаднику, следовало
привыкнуть к опасности.
Вскоре он пустил вороного рысью, а потом и легким галопом.
Даже на это нельзя было смотреть без страха. Для тех, кто
глядел снизу, это было великолепное, но пугающее зрелище.
Немного погодя он повернул к плоскогорью, поскакал крупным
галопом - тем аллюром, которым он намеревался приблизиться к
краю утеса, - и вдруг опять натянул поводья, да так, что конь
едва не опрокинулся набок. Снова галоп - и снова остановка.
Карлос повторил этот маневр раз десять-двенадцать, направляясь
то к краю утеса, то к плоскогорью. Разумеется, его конь мог бы
скакать куда быстрее. Но о том, чтобы гнать во весь дух, и речи
не было. Остановить коня, мчащегося со всей быстротой, на какую
он только способен, на расстоянии двойной длины его тела от
края пропасти совершенно невозможно, даже если пожертвовать его
жизнью. Пуля, попавшая в сердце, и та не смогла бы мгновенно
остановить на таком небольшом расстоянии скачущую лошадь.
Хороший галоп - большего нельзя было ожидать в таких условиях;
так решили и судьи, наблюдавшие за приготовлениями, когда
Карлос спросил их об этом.
Наконец он повернул коня к утесу и поудобнее уселся в
седле. Его решительный взгляд говорил, что пришло время
приступить к испытанию.
Легкое прикосновение шпор - конь тронулся с места. И в
следующую секунду он уже скакал галопом прямо к краю утеса.
Все взгляды, пристальные, напряженные, прикованы к
всаднику. Все сердца тревожно бьются, зрители замерли; слышно
лишь их неровное дыхание да стук копыт о твердый грунт
плоскогорья.
Неизвестность длится недолго. В двадцать скачков конь
приблизился почти к самому краю, от черты его отделяет
расстояние не более шестикратной длины его тела, а поводья все
еще висят свободно. Карлос не натягивает их; он знает, что
стоит тронуть повод - и конь остановится, а сделать это до
черты - значит проиграть. Еще прыжок... еще... еще...
- Эй! Он перескочил... Великий Боже! Он свалится! -
раздались возгласы среди зрителей.
Это они увидели, что Карлос на всем скаку пересек черту.
Но тотчас же раздались громкие приветственные крики. "Viva!" -
неслось из долины. "Viva!" - кричали те, кто следил за Карлосом
с плоскогорья.
В тот миг, когда конь, казалось, готов был перемахнуть за
край обрыва, Карлос резко натянул поводья, и передние копыта
коня застыли в воздухе. Осев на задние ноги, он словно врос в
твердую, надежную почву плоскогорья. Так он замер в
каких-нибудь трех футах от края утеса. И тогда всадник поднял
правую руку, снял сомбреро, помахал им в знак приветствия и
вновь надел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38