Стоя на вахте, Кямиль-бей выслушивал самые невероятные истории.
Он понял, что эти люди, жизнь которых неоднократно подвергалась смертельной опасности, больше злятся на своих начальников, чем на немцев, и очень этому удивлялся. Французы говорили о врагах, как о товарищах по оружию и несчастью. Все плохое, что делали немцы, они приписывали их командирам.
Из рассказов матросов получалось, что «свиньи в мундирах», сидящие во французском генеральном штабе, считали подводные лодки опасными только для военных судов.
— Понимаете, для оснащенных до зубов быстроходных военных судов подводные лодки, оказывается, опасны, а для нашего шлюпа, беззащитного, как безрогий баран, они не страшны?!
— Да, но ведь...— Кямиль-бей старался припомнить то, что читал в газетах во время войны.— Ведь вы ходили караваном, под защитой...
— Проклятие! Они подумали об этом, только когда погибли сотни судов... Представьте себе, радио нет... Прожектора нет... Скорости тоже нет... Захочешь уйти, не уйдешь... Захочешь погнаться за немцами, не догонишь... Очень долго нам не давали даже орудий...
— Может быть, их не было...
— Не было? Откуда же они потом взялись? Мы не дураки. Вначале хозяевам было выгодно, чтобы нас топили. В этом случае они не терпели убытка. Судно застраховано... Товары тоже... К чему тратиться?.. Они страхова-
ли старую рухлядъ на крупные суммы й даже бывали Недовольны, когда мы целыми и невредимыми возвращались в порт. Я знаю, что они посылали телеграммы: «Опять вернулся проклятый».
— Не может быть...
— Почему? Нашли же они пушки, когда страховые общества перестали выдавать деньги.
— Мне кажется, что лучше ходить караваном. Я где-то читал...
— Вы ошибаетесь! Наоборот!.. Например, вы делаете девять миль и пройдете через опасную зону, но вам в хвост поставили меня, я же, сколько бы ни давал пара, не сделаю и пяти миль. Таким образом, я задерживаю весь караван.
— Вас когда-нибудь торпедировали?
— Три раза...
— Страшно?
— В первый раз я растерялся. Испугаться не успел. Во второй и третий — разозлился. Представьте себе... Идете вы в ясную погоду и вдруг видите перед собой нечто. Дельфин? Подводная лодка? Да, подводная лодка... А тем временем немец приближается и спокойненько появляется над водой. На его мачте сигнал «покинуть корабль». Спускаемся в шлюпки. Немцы подплывают к судну на маленьком боте, все осматривают, затем возвращаются на лодку и, как в тире, расстреливают корабль. И знаете, что хуже всего? Когда корабль тонет, боши собираются на палубе подводной лодки и, словно совершив какое-то геройство', начинают вопить: «Германия, Германия превыше всего!»
— И все-таки это гуманная война... Без человеческих жертв...
— Откуда вы это взяли?
— Враг предупреждал вас, чтобы вы оставили корабль...
— Да, поначалу было так. Но скоро это изменилось. Они стали торпедировать нас, даже не всплывая. Вы говорите, не было человеческих жертв... А знаете ли вы, что в эту войну погибло, находясь на борту торговых кораблей, больше миллиона человек?
— Только французов?
— Французы, немцы, англичане... Какая разница?
Разве все это не торговый флот? Я не могу этого слышать... Если бы все зависело от флота, мы пропали бы... Спасла нас сухопутная армия маршала Жоффра...
— А Клемансо?
— Не говорите об этом болтуне! Он думал, что выиграет войну одними речами. Грязный адвокат!.. Вместо того чтобы столько болтать, взялся бы лучше за шпионов... О том, куда мы пойдем, немцы всегда знали раньше нашего капитана. Смотрите, что получалось! Идем в Оран. На полпути приказывают: «Вернитесь на Мальту». Подходим к Мальте, а там говорят: «Вы здесь не будете разгружаться, идите в Салоники...» Все это проделки немецких шпионов. Войной почему-то руководят люди, никогда не нюхавшие пороха. Вот поэтому все и перепуталось.
На этом старом шлюпе Кямиль-бей впервые в жизни столкнулся лицом к лицу с войной. Он узнал, что она не похожа на ту, о которой читал, и не такова, какой ему казалась, когда он наблюдал за ней со стороны, живя в нейтральной стране. Он понял, что у войны есть свои сложнейшие и беспощадные законы, знакомые лишь тем, кто в ней участвовал.
С каждым днем беседы между моряками и единственным пассажиром корабля становились все задушевнее. Все члены команды, в том числе и капитан, были людьми с открытыми сердцами и питали страстную любовь к приключениям. Они рассказывали о том, как до войны занимались контрабандой в Красном море и у берегов Южной Америки. Уже подходя к Кипру, Кямиль-бей узнал, что в трюмах парохода было не оливковое масло, как значилось в судовых документах, а оружие — маузеры. Пароход должен был доставить этот груз в Севастополь для борьбы с большевиками и забрать там ценное имущество князей и вельмож, бежавших от революции в России.
Кямиль-бей был страшно поражен, узнав, что старый шлюп, казавшийся на первый взгляд таким безобидным, набит оружием, совершает противозаконное дело. Сначала ему казалось, что все, о чем рассказывали моряки, относится к далекому прошлому. А теперь он почувствовал себя так, словно находился на боевом корабле во время военных действий.
Матросы очень доверяли Кямиль-бею, главным образом потому, что у него был спокойный, общительный характер. Вместе с «маленькой черной куклой», как моряки
прозвали Айше, он расхаживал по ржавой палубе. В испачканных белых фланелевых брюках, шелковой рубашке с короткими рукавами и белых теннисных туфлях, он походил скорее на бывалого моряка, чем на главу богатой и знатной семьи. Он легко поднимался и спускался по трапам, по утрам боролся с первым встречным матросом и мог бы потягаться с каждым из них высоким ростом, широкими плечами, мускулистыми руками и загаром. Трудно было представить себе, что этот человек поражал собеседников в аристократических салонах своей эрудицией в области искусства.
Ужинала семья Кямиль-бея всегда за столом у капитана. Нермин за все плавание ни разу не изменила своим привычкам. Она ставила шезлонг в тень и, сидя в нем, читала роман или задумчиво смотрела на море. В присутствии мужа она чувствовала себя в безопасности и радовалась возвращению в Стамбул, где жили ее родственники: тетка с дочерью — ее сверстницей. За восемь лет разлуки она никогда не скучала о них и все же теперь была рада вернуться в Стамбул. Но если бы «а полпути муж вдруг передумал и сказал, что они поедут в Египет, она охотно бы согласилась. Не зная жизни, не испытав никаких лишений, Нермин считала, что весь мир одинаков, и важно ей было одно: чтобы муж был рядом с ней.
Дарданеллы прошли ночью. На следующий день к полудню судно пришвартовалось к Галате. Нермин накинула чаршаф и вместе с Кямиль-беем вышла на палубу. «Ах, милый Стамбул!» — воскликнула она. Но тут же заметила стоявшие на рейде иностранные военные корабли и тихо прошептала: «Как их много».
Если бы Босфор не был так узок, ей, возможно, и не показалось бы, что их много.В памяти Кямиль-бея сохранился прежний Стамбул, с небольшими колесными пароходами «Ширкет», и он никак не мог представить его себе в роли военного порта. Мощная военная техника иностранных гостей плохо гар-
монировала с деревянными домиками Ускюдара, с мечетями — этими безобидными памятниками ислама, давно потерявшего свое былое величие.
Галата ничем не отличалась от портов Италии и Греции, куда они заходили по пути: всюду иностранные флаги, множество иностранных солдат.
Кямиль-бей никого не предупредил о приезде, поэтому их никто не встретил. Они остановились в хорошей гостинице на Бейоглу.
На следующий день Кямиль-бей нашел адвоката и занялся делами. Сложные и длительные подсчеты показали, что у Кямиль-бея осталось всего две лавки в Стамбуле и одна вилла в районе Багларбаши. После смерти отца нашлись друзья, предъявившие иск на долги покойного, и дальние родственники, претендующие на наследство. Они качали растаскивать имущество умершего. Несколько ханов, баня, лавки и дома, управление которыми было передано адвокату, сгорели во время пожаров. Конечно, можно использовать бывшие под ними земельные участки, но для этого надо было ждать, пока муниципалитет составит новый план сгоревшего района.
Продав особняк в Нишанташи, адвокат отправил находившиеся в нем вещи на склад. Теперь они зашли туда, отобрали все необходимое, а остальное продали старьевщикам. Поскольку арендная плата за лавки была получена за несколько лет вперед, у Кямиль-бея на руках оказались лишь деньги, вырученные от продажи движимого имущества.
Адвокат сказал Кямиль-бею:
— Я видел несколько записей вакфов, но не имел возможности изучить документы, оставленные вашим покойным отцом.
— Разве вакфы могут пригодиться?
— Конечно... По закону вы имеете право управлять
этими землями. После того как вы произведете необходимые затраты, они перейдут в вашу собственность.
— Да, об этом стоит подумать...
— Я полагаю, что вы захотите немного отдохнуть. За это время прошу вас изучить имеющиеся документы. Особенно нам могут пригодиться вакфы, находящиеся в Стамбуле. Анатолийские вакфы вряд ли нам нужны, ведь уже много месяцев я не имею сведений об имениях в Адане и Измире. Вы все поняли?
— Разумеется, благодарю вас. Я непременно ознакомлюсь с документами. А что, вилла в Багларбаши пригодна для жилья?
— Не знаю... Но думаю, что пригодна. Одно время ее занимали военные. Вещи я сдал на хранение садовнику. Вы хотите вместе со мной туда поехать?
По тону, каким адвокат задал этот вопрос, было ясно, что ехать вместе он не хочет. Поблагодарив его, вероятно, десятый раз за этот день, Кямиль-бей раскланялся.
Деревянная вилла в Багларбаши стояла в огромном саду. В свое время она принадлежала тетке Кямиль-бея, большой любительнице кур. Когда ее выстроили, она получила известность как вилла Назикдиль-ханым. Позже с ней сравнивали все вновь строящиеся здания, говоря: «Это здание больше виллы Назикдиль-ханым» или: «Эта дача роскошнее виллы Назикдиль-ханым».
Вернувшись как-то из Франции, Кямиль-бей поехал навестить тетку и, желая завоевать ее расположение, сказал ей, что ему очень нравится эта вилла, что еще в Париже она несколько раз ему приснилась. Эти слова, произнесенные в шутку, чтобы доставить удовольствие старой женщине, гордившейся своей виллой, имели неожиданное последствие: умирая, тетка завещала ее племяннику.
Поселившийся на вилле в качестве помощника садовника албанец сначала не узнал Кямиль-бея, так как очень постарел и потерял память. Уже несколько лет ему трудно было ухаживать за садом, и, если говорить правду, он не мог даже его сторожить.
Как ни старался Кямиль-бей напомнить о себе, старик лишь недоверчиво покачивал головой. И только увидев в его руках ключи от комнат, в которых хранились вещи, он наконец поверил ему, вспомнил покойную хозяйку и заплакал.
Они поднялись наверх, в ту часть дома, которая расположена над каретным сараем. Здесь было пять комнат. В одной жил старик, в двух хранились вещи, остальные две пустовали.
Затем осмотрели всю виллу. Правое крыло, где жили офицеры, пострадало меньше. Очевидно, к нему относились бережнее.
Кямиль-бей сел в ожидавший его фаэтон и подъехал к расположенной на углу кофейне. Встретив там старосту и имама, он представился им и рассказал о своих намерениях.
Эти люди кое-что слышали о нем, и, видимо, то, что они слышали, вселило в них доверие. Они встретили Кямиль-бея любезно и, казалось, были довольны тем, что он решил поселиться здесь.
Узнав у них все, что ему было нужно, Кямиль-бей отправился в Ускюдар, нашел кофейню, в которой, как он выяснил, собирается мастеровой люд, и поведал хозяину о своих заботах.
Внимательно окинув взглядом столики, хозяин сказал:
— Джемаль-уста вам подойдет. Вон он сидит, тот, что в красном минтане ...
Джемаль-уста — человек небольшого роста, нервный и подвижный. Слушая Кямиль-бея, он внимательно рассматривал его.
— А сами-то вы разбираетесь в этом деле? — спросил он.
— В каком деле? — не понял Кямиль-бей.
— Да вот, не будете ли вы вмешиваться в нашу работу? На потолок-де пойдет столько-то досок, на стену — столько-то кубометров камня, на все потребуется столько-то мешков цемента, столько-то повозок извести и так далее.
— Я в таких делах не разбираюсь.
— Может, у вас есть родственники, которые разбираются? Родственники-специалисты, которые время от времени будут приезжать проверять нас?
— Нет... таких нет. Но почему вы об этом спрашиваете?
— В зависимости от этого я возьму с вас за работу.
— Не понимаю.
— А я вам сейчас объясню. Я — мастер, не беру в руки ни молотка, ни топора, ни мастерка. Мое дело только руководить работой. Если вы или кто-нибудь из ваших родственников считаете, что понимаете толк в этом деле, а в действительности даже инженеры не понимают моего ремесла, то я возьму другую плату.
— Дороже?
— Конечно, дороже. За возню с теми дураками...— Джемаль-уста ехидно усмехнулся.— Значит, такие специалисты не объявятся?
— Нет.
— В таком случае договоримся. Сейчас поедем?
— Да, фаэтон ждет.
Войдя через железную решетчатую калитку в сад и посмотрев издали на виллу, Джемаль-уста спросил:
— Всю будете ремонтировать?
— Нет... Думаю отремонтировать только правое крыло, а остальное снести... Конечно, если возможно...
— Сейчас посмотрим...
Джемаль осмотрел каждый уголок виллы, как опытный врач богатого пациента. Постукивая то там, то здесь своей палочкой, он прислушивался к звуку. Как ни старался Кямиль-бей, но ему так и не удалось понять, к какому выводу пришел Джемаль-уста. Вспоследствии, вспоминая об этом дне, Кямиль-бей всегда смеялся при слове «консультация».
— Вы хорошо придумали,— сказал Джемаль-уста, ковыряя носком ботинка землю в саду.— Это все, что можно сделать. Надо, конечно, использовать лес и кирпич 'снесенной части дома. Платить будете оптом?
— Что это значит—оптом?
— Так у нас говорят. Вы должны заплатить оптом.
— Хорошо. Оптом так оптом.
Договорились. Вернее, Кямиль-бей согласился со всеми требованиями Джемаль-уста.
— Я думал, что обойдется дороже, — откровенно признался Кямиль-бей.
— Никогда так никому не говорите. Другой человек подумает: «Ну и ну. Не сумел надуть. Откуда я мог знать, что он совсем ничего не понимает?» Да еще на вас же и обидится,
Узнав о возвращении племянницы с мужем, тетка Нермин была недовольна, что они остановились в гостинице, и немедленно заставила их переехать в свой большой дом на Мачке.
Кямиль-бей хотел участвовать в ремонте, вернее, в перестройке дома, в котором им предстояло жить. Ему казалось, что это будет для него весьма полезно.
Джемаль-уста пользовался большим уважением у мастеров и рабочих. Он руководил людьми спокойно, без крика и ругани, как бы не замечая их ошибок и не придираясь к ним.
Вскоре на том месте, где стояла вилла, возник неописуемый хаос. Часть дома, которую решено было сохранить, скрылась за строительными лесами. Подвал под снесенной частью некоторое время зиял на поверхности земли, словно огромная черная рана. Потом яму засыпали и заровняли.
Через месяц сняли строительные леса. Новая вилла оказалась в три раза меньше прежней. Ее выкрасили белой масляной краской, и теперь она имела нарядный вид. Каретный сарай снесли, слева от ворот построили маленький двухкомнатный домик для дворника, за домом соорудили удобный птичник.
Кямиль-бей думал, что Джемаль-уста отдаст гнилые балки и отходы досок мусорщикам, но тот порубил их и сложил в сарай для угля.
Наконец настал день, когда Джемаль-уста мог сказать:
— Готово, Кямиль-бей! Живите на здоровье!
Он казался усталым, но в то же время и счастливым, словно всю работу сделал сам. Похоже было, что ему тяжело расставаться со своим творением.
— Спасибо, Джемаль-эфенди... Я получил нечто более ценное, чем этот дом.
— Не понимаю.
— Я узнал вас... А это знакомство для меня ценнее ста таких домов.
— Что вы... Какая мне цена? Будьте здоровы.— Желая переменить разговор, он спросил:—А что вы будете делать с садом?
— Посмотрю, подумаю. Конечно, я не оставлю ваше
творение среди такой разрухи... Ах да, чуть не забыл. Мне нужен бетонщик. Где бы нам сделать бассейн?
Джемаль-уста киркой начертил на земле границы будущего бассейна и ушел, пообещав прислать бетонщика на следующее утро.
В этот вечер Кямиль-бей сказал жене:
— Потерпи еще немного, теперь очередь за садом...
Но Нермин вовсе не торопилась. Она прекрасно проводила время со своей кузиной Сабрие, лишь изредка удивляясь, почему муж так радуется вилле, две трети которой снесено.
Уже много лет в саду не появлялись ножницы, заступы, кирки и лопаты. Во время ремонта листва на деревьях покрылась белой пылью, и сад потерял всю свою прелесть.
Два опытных садовника занялись сначала деревьями, потом клумбами, давно заросшими сорняком. Одновременно бетонировали небольшой бассейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36