А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У него коммерческая сметка торговца солью, отвага одиночного покорителя Северного полюса. Среди людей он – путник, знающий их языки, способный ученик, незаметный наблюдатель, искатель приключений, исследователь, что ищет наугад, или ради выгоды, или из научного любопытства, как общество «Беовульф» или экспедиция «Гелиоса».
Его умение скрываться – настоящее искусство, великое мастерство, но оно не без изъяна. Его никогда не ловили. Но его видели. Никто точно не знает, как он выглядит, значит, он выглядит не так, как предполагают люди. Вряд ли у него красные рога, или раздвоенные копыта, или хвост с жалом на конце. Иногда он бывает нелепым, похожим на зверя, иногда – привлекательным, обаятельным и даже прекрасным. Значит, он либо ловко меняет личины, либо у него множество помощников и агентов. Или родни.
Способность передавать память от одного сознания другому, теперь клинически доказанная, имеет огромное значение, утверждал Мустафа. Благодаря таким перевоплощениям может существовать своего рода династия; подобным образом происходят реинкарнации Далай-ламы.
Сравнение Сатаны с настоящей священной «династией» впечатлило всех.
– Этакий буддизм наизнанку, – сострил Персивел.
– Возможно, – нетерпеливо сказал де л'Орме, – Сатана скорее вымрет, превратится в абстрактное понятие, чем станет бороться за существование. Многие годы рыская в лагере противника, лев превратился в гиену. Буря оказалась дуновением ветра, пшиком, просто пуканьем.
Описывают ли археологические и лингвистические источники самого Сатану или же его помощников, речь идет о личностях с пытливым умом. Нет никаких сомнений, что тьма стремится познать свет. Но что именно познать? Цивилизацию? Условия жизни? Прикосновение солнечных лучей?
– Чем больше я узнаю о культуре хейдлов, – сказал Мустафа, – тем больше думаю, что это великая культура, пришедшая в упадок. Словно коллективный разум заболел слабоумием и начал разрушаться.
– Скорее тогда не слабоумие, а аутизм, – вмешалась Вера, – ярко выраженное эгоцентрическое восприятие. Неспособность осознавать окружающий мир и отсюда неспособность к творчеству. Посмотрите на предметы, найденные в поселениях хейдлов. Последние три – пять тысяч лет изделия все чаще и чаще человеческого производства: монеты, оружие, наскальные рисунки, орудия. Это может означать, что хейдлы, освоив более высокие искусства, ушли от физического труда, заставляя заниматься повседневными работами людей-пленников, либо же они ценят украденные предметы больше, чем изготовленные ими самими. Не забывайте и об уменьшении их численности за последние несколько тысяч лет. Некоторые демографические исследования указывают на то, что во времена Аристотеля и Будды население хейдлов могло составлять около сорока миллионов особей. В настоящее время они не насчитывают и трехсот тысяч. Что-то у них случилось. У них не развились высокие искусства. Во всяком случае, они деградировали, берегут человеческие безделушки, все меньше понимая, что это такое, для чего, не понимая даже, кто они сами.
– Мы с Верой много раз это обсуждали, – сказал Мустафа. – Конечно, нужно выполнить огромное количество исследований. Но если судить по окаменелостям, которым миллион лет, то получается: хейдлы изготовляли орудия и даже умели извлекать металлы из руды намного раньше людей. Когда человек еще только пытался обтесать один камень другим, хейдлы делали из стекла музыкальные инструменты. Как знать – быть может, и огнем люди не сами научились пользоваться. Быть может, нас научили хейдлы. И вот: перед нами жалкие существа, опустившиеся до дикого состояния, целыми поколениями прячущиеся в норах. Печально, ничего не скажешь.
– Вопрос вот в чем, – сказала Вера, – отразился ли упадок на всех хейдлах без исключения?
– Сатана, – подхватила Дженьюэри. – Самое важное – коснулось ли это его?
– Не видя его, трудно сказать. Но всегда существует разница между вождем и его народом. Вождь – отражение своего народа. Вроде как Бог наоборот. Мы – его отражение? А может, он – наше отражение?
– Вы хотите сказать, что вождь никуда не ведет? Что он, наоборот, идет за темной массой?
– Именно, – сказал Мустафа. – Даже самый изолированный от людей деспот – представитель своего народа. Или же безумец, – Мустафа обвел рукой вокруг, – вроде рыцаря, что построил замок на вершине горы в скалистой пустыне.
– Может, он такой и есть, – предположила Вера, – независимый, одинокий. Обособленный от других из-за своей гениальности. Бродит по миру, то наверху, то внизу, отрезанный от своих, в надежде найти путь к нам.
– Мы ему так сильно нужны? – спросила Дженьюэри.
– А почему бы и нет? Что, если наша цивилизация, наше умственное и физическое здоровье – их единственное спасение? Что, если мы для них – или для него – олицетворяем рай, так же как их темнота, невежество и жестокость олицетворяют для нас ад?
– И Сатана устал быть Сатаной? – спросил Мустафа.
– Ну, а то! – не выдержал Персивел. – Как там еще? Предатель из предателей, иуда всех времен, змей жалящий? Крыса, бегущая с корабля.
– Или же разум, планирующий свою собственную трансформацию, – сказала Вера. – Разум, который страдает из-за своей участи. И пытается понять, может ли он освободиться.
– А что, собственно, не так? – спросил Фоули. – Разве смерть Христа не означала то же самое? Или загадка Будды? Их Спаситель заходит в тупик. Ему надоедает быть спасителем. Ему надоело страдать. Это значит, наш Сатана смертен, вот и все.
Дженьюэри вытянула розовые ладони – словно половинки разрезанного фрукта.
– Зачем столько изобретать? – спросила она. – Есть и более простое объяснение. Может, Сатана хочет договориться? Может, он так же отчаянно ищет кого-то вроде нас, как и мы его.
Фоули нервно крутил карандашом, чертя в воздухе желтые круги.
– Как раз об этом я и думал! – сказал он. – По правде сказать, я считаю, что он нас уже нашел.
– Что? – спросили одновременно трое собеседников.
Даже Томас отвлекся от своих мрачных мыслей и поднял глаза.
– Как предприниматель, я на опыте усвоил одну вещь – любая идея не приходит к одному человеку. Идея приходит одновременно к людям разных культур, разных языков, разных взглядов. Почему же идея о перемирии должна быть исключением? Что, если мысль о соглашении или переговорах пришла не только нам, но и Сатане?
– И вы утверждаете, что он нас нашел?
– А почему бы и нет? Мы разве невидимки? Деятельность «Беовульфа» продолжается по всему миру уже полтора года. И если Сатана хотя бы наполовину так умен, как мы думаем, он о нас слышал. И отыскал. И возможно, даже находится среди нас.
– Это абсурд! – закричали все.
Но дальше слушали внимательно.
– Придерживайся фактов, – потребовал Томас.
– Конечно факты… – сказал Фоули. – Факты ваши собственные, Томас. Разве не вы предположили, что Сатана может сойтись с каким-нибудь вождем, таким же отчаянным, таинственным, внушающим страх, вроде него самого? Наподобие того, в джунглях, которого отправился искать Десмонд Линч. Еще, помню, вы предположили, что Сатана, возможно, захочет основать колонию на поверхности земли, где-нибудь на виду, в государстве вроде Бирмы или Руанды, в краю таком глухом и суровом, что никто не смеет пересечь его границы.
– По-вашему, я и есть Сатана? – насмешливо спросил Томас.
– Вовсе нет.
– Слава богу. Тогда кто же?
Фоули напрягся.
– Десмонд, – ответил он.
– Линч? – рявкнул Гольт.
– Я вполне серьезно.
– Что ты говоришь? – запротестовала Дженьюэри. – Бедняга пропал. А вдруг его загрызли тигры?
– Быть может. А что, если он прятался среди нас? Подслушивал наши мысли? Ждал вот такого шанса, шанса встретиться с каким-нибудь правителем и заключить соглашение? Зачем ему тогда долгое прощание?
– Глупости!
Фоули аккуратно положил желтый карандаш рядом с блокнотом.
– Ну, посмотрите: кое в чем мы согласны. Сатана – обманщик. Мастер маскировки. Живет обманом и притворством. И старается заключить сделку – ради мира или убежища – не важно. Мы только и знаем, что сенатор Дженьюэри видела Десмонда последней, когда он направлялся в джунгли, туда, куда никто не решается забираться.
– Вы понимаете, что говорите? – спросил Томас. – Я сам его выбрал. Я знаю его десятки лет.
– Сатана терпелив. У него уйма времени.
– И вы считаете – Линч с самого начала нас обманывал? Использовал нас?
– Совершенно верно.
Томас был печален. Печален и решителен.
– Скажите это ему самому, – заявил он.
Иезуит поставил свою коробку на стол среди тарелок с фруктами и сыром. Под почтовой упаковкой оказались восковые печати дипломатической почты.
– Томас, что за срочность? – в недоумении спросила Дженьюэри.
– Доставили три дня назад, – сказал Томас. – Прислали через Рангун и Пекин. Именно потому я вас и созвал.
Голова Линча была покрыта какой-то смолой. Ему бы не понравилось, во что превратили его густую шотландскую шевелюру, которую он обычно аккуратно расчесывал на пробор. Под приоткрытыми веками белели камни.
– Ему выкололи глаза и вставили голыши, – пояснил Томас. – Возможно, он был еще жив. И наверное, был жив, когда они сделали еще кое-что. – Он вытащил связку человеческих зубов; на некоторых остались следы клещей.
– Зачем ты нам это показываешь? – прошептала Дженьюэри.
Мустафа уткнулся взглядом в тарелку. Фоули безвольно опустил руки на подлокотники. Персивел был поражен: у них с Линчем вечно происходили политические стычки. Теперь у сторонника социализма рот был закрыт, кустистые брови прилипли ко лбу, и Персивел понял, что до конца своих дней будет сомневаться в твердости своих убеждений. Каким храбрецом оказался его противник!
– И еще кое-что, – продолжал Томас. – Во рту у него были половые органы обезьяны.
– Как ты смеешь? – прошептал де л'Орме. Он почувствовал запах смерти и верно понял происходящее. – Здесь, у меня в доме, за столом!
– Да. Я принес это в твой дом, прямо к обеденному столу. Чтобы ты во мне не сомневался.
Томас встал, опираясь на стол костяшками больших рук. Голова Линча находилась между сжатыми кулаками.
– Друзья мои, – сказал Томас. – Вот и конец.
Они удивились не меньше, чем если бы он достал еще одну голову.
– Конец? – переспросил Мустафа.
– Мы потерпели неудачу.
– Как ты можешь так говорить? – возразила Вера. – Ведь мы столько сделали!
– Видите беднягу Линча? – спросил Томас, поднимая голову. – Вы слышите себя? Он – Сатана?
Никто не ответил. Иезуит убрал ужасный предмет в коробку.
– Я виноват не меньше вашего. Да, я говорил, что Сатана может встретиться с каким-нибудь вождем, живущим в глуши, и мои слова увели вас в сторону. Но разве не мог Сатана захотеть встретиться с тираном совсем иного рода, скажем, с главой «Гелиоса»? И если все мы были с Купером в его исследовательском центре, не означает ли это, что один из нас Сатана? Например, ты, Брайан? Думаю, не означает.
– Ладно, я свалял дурака, – сказал Фоули. – Но одна дурацкая ошибка не должна бросать тень на все наше предприятие.
– Наше предприятие как раз и есть дурацкая ошибка, ответил Томас. – Мы слишком понадеялись на свою осведомленность. И теперь мы ничуть не ближе к постижению Сатаны, чем с самого начала. Все кончено.
– Вовсе нет, – сказал Мустафа. – Еще нужно многое узнать.
Такое же чувство выражали лица остальных.
– Я больше не могу подвергать вас опасности, – сказал Томас.
– Ты нас и не подвергаешь, – с вызовом ответила Вера. – Это наш выбор – с самого начала. Посмотри на нас.
Несмотря на пережитые ими испытания и преклонный возраст, перед Томасом были не те похожие на призраков фигуры, которых он собрал когда-то в музее Метрополитен и побудил к действиям. Лица их стали бронзовыми от солнца дальних стран, кожа огрубела от ветров и холода, глаза горели энтузиазмом. Они готовились умереть, а его призыв продлил им жизнь.
– Все хотят продолжить поиск, – сказал Мустафа.
– У меня есть кое-какие новые сведения, касающиеся ольмеков, – добавил Гольт.
– Шведы делают генетический анализ, – поддержала Вера. – Я с ними говорю каждый день. По их мнению, дело идет о новом биологическом виде. Завершение анализа – вопрос нескольких месяцев.
– Из подземья принят очередной отраженный сигнал, – сообщил Персивел. – От экспедиции «Гелиоса». Сообщение датировано восьмым августа. Я знаю, что прошло уже пять месяцев, но это – последнее, что нам удалось принять, с месячным отрывом от предыдущего. Во-первых, сигнал недостаточно сильный, во-вторых, связь фрагментарная, ясно только, что речь идет о какой-то реке. Но и это немало. Люди живы – во всяком случае, были живы всего несколько месяцев назад. Мы не можем их бросить. Они зависят и от нас.
Персивел и не думал обидеть Томаса, но тот опустил голову. За последние недели глаза у него совсем ввалились. Казалось, он окончательно загнан – теми, кого сам же спустил с цепи.
– А как же ты? – мягко спросила Дженьюэри. – Ты сам начал поиски, еще до того, как мы все познакомились.
– Начал поиски, – пробормотал Томас. – И куда они нас завели?
– Наше расследование имеет огромную важность, – сказал Мустафа. – И вы знали это с самого начала. Пусть мы выяснили мало и не смогли вытащить нашу дичь на землю, мы очень многое узнали о себе. Стараясь идти по следам Сатаны, мы приблизились к разоблачению древних заблуждений. Мы почти поняли, кто мы сами.
– Заблуждения, реальность… – сказал Томас. – Линча у нас отняли джунгли, безумие отняло Pay, Бранча – подземье. Из-за нас тут, на земле, погибла молодая женщина. Я оторвал вас от семей. Каждый день приносит новые опасности.
– Но, Томас, – возразила Вера, – мы согласны рисковать.
– Нет, – отрезал он, – я больше не могу этого допускать.
– Так уходи, – раздался голос де л'Орме.
Позади него было окно; там, снаружи, собирались тучи – надвигалась полуденная гроза. Лицо слепого буквально светилось от бликов огня. Голос был суров.
– Ты можешь передать эстафету, – сказал он Томасу, – но прервать гонку – не можешь.
– Мы подошли слишком близко, Томас, – настаивала Дженьюэри.
– Близко к чему? – спросил Томас. – За спиной человечества больше пяти сотен лет существования наук и знаний. А к чему пришли мы за полтора года поисков? – Он уронил связку зубов в коробку, словно привычные для него четки. – К тому, что Сатана – один из нас. Друзья мои, мы так долго смотрели в темную воду, что она стала зеркалом.
Невдалеке, между двумя мраморными башнями, сверкнула молния. Зал словно раскололся от громового раската. Внизу шоферы и медсестры спешили спрятаться в машины от шквалистого горного ветра.
– Ты не можешь нас остановить, – сказал де л'Орме. – У нас есть и свои способы. Есть свои побуждения. И мы пойдем путем, который ты нам указал, куда бы он нас ни привел.
Томас закрыл коробку и опустил на нее ладони.
– Что ж, идите, – произнес он. – Мне больно это говорить, но с сегодняшнего дня вы идете без благословения и позволения Его Святейшества. И без меня. Друзья, мне недостает вашей силы и убежденности. Простите мне мои сомнения. Пусть Господь вас благословит.
Томас поднял коробку.
– Не уходи, – шепнула Дженьюэри.
– Прощайте, – сказал он и вышел навстречу грозе.
23
Озеро
Он перестал быть неведомым местом, окутанным удивительной тайной…
Джозеф Конрад. Сердце тьмы
Под Марианской впадиной и желобом Яп
Глубина 6010 фатомов
Озеру не было конца. Они шли уже двадцать один день. Айк никому не давал расслабиться. Он сам выбрал скорость, и каждые полчаса путники отдыхали, а он курсировал между ними, словно киплинговский Гунга Дин. Наполнял им водой бутылки, хвалил за выносливость.
– Где вас, парни, носило раньше? Мне бы с вами на Макалу, – говорил он.
После Айка самым сильным в группе был Трой, молодой судебный антрополог. В те времена, когда Айк штурмовал гималайские пики, Трой, наверное, еще смотрел по телевизору «Улицу Сезам». Он старался подражать Айку, быть таким же заботливым и полезным. Но и он уже выдыхался. Иногда Айк, чтобы показать ему свое доверие, ставил его на марше впереди – на самое ответственное место.
Али решила, что лучше всего ей идти с Твиггсом, которого каждый с радостью связал бы и бросил. С самого утра он начинал ныть, клянчил у других еду и иногда подворовывал. Настоящий тунеядец – только Али его и выносила. Она все терпела, словно перед ней был молодой прыщавый послушник. Когда Пиа или Челси удивлялись ее терпению, Али объясняла – не будь Твиггса, на его месте был бы кто-то другой. В любой компании есть козел отпущения.
Палатки давно канули в прошлое. Спали все на тоненьких подстилках – в виде притязания на цивилизованность.
Спальные мешки остались у троих, остальным нести лишние три фунта оказалось не под силу. Когда становилось холодно, люди ложились вплотную и укрывались мешком. Айк редко спал вместе со всеми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58