Толстую докторшу, полуобразован-
ную, вульгарную особу с большими претензиями, легко было приманить,
пользуясь ее тщеславием, - она, конечно, из кожи будет лезть, чтобы вся-
чески угодить графу де Равенелю, шурину самого владельца Монт-Ориоля.
Вдобавок Гонтран, не раз имевший дело с парижскими своднями, сразу
распознал в ней женщину, весьма пригодную для этой роли; как-то раз,
встретив ее на улице, он решил: "По виду она настоящая сводня, а значит,
и душа у нее такая же".
И вот однажды он проводил доктора до дома и заглянул к ним. Он усел-
ся, принялся болтать, наговорил толстухе всяких любезностей, а когда в
отеле зазвонили к обеду, сказал, вставая:
- Как у вас вкусно пахнет! В вашем доме готовят, несомненно, куда
лучше, чем в гостинице.
Госпожа Онора, раздувшись от гордости, залепетала:
- Ах, боже мой! Если бы я посмела... если бы посмела, граф...
- Что посмели, сударыня?
- Пригласить вас к нашему скромному столу.
- А что ж... я бы не отказался.
Доктор встревоженно бормотал:
- Да у нас ничего нет, совершенно ничего. Суп, говядина, курица - вот
и все.
Гонтран хохотал:
- Ну и вполне достаточно! Принимаю приглашение!
И он остался обедать у супругов Онора. Толстая хозяйка, вскакивая со
стула, выхватывала блюдо из рук горничной, чтоб та не пролила соус на
скатерть, и, к явной досаде мужа, сама прислуживала за столом.
Граф расхвалил ее стряпню, ее уютный домик, ее радушие, и она преис-
полнилась пылким восхищением.
Он повторил свой гастрономический визит, опять напросился на обед и
стал после этого постоянным гостем в доме г-жи Онора, куда то и дело за-
бегали сестры Ориоль по долголетней привычке, по соседству и давней
дружбе.
Гонтран проводил в обществе трех дам целые часы, был очень любезен с
обеими сестрами, но с каждым днем оказывал все больше предпочтения Луи-
зе.
Ревность, разъединившая сестер, когда Гонтран начал было ухаживать за
Шарлоттой, приняла у старшей сестры характер воинственной ненависти, а у
младшей - спокойного презрения. В скромных манерах Луизы, в ее недомолв-
ках, в сдержанном обращении с Гонтраном сквозило больше умелого ко-
кетства и заигрывания, чем в беспечной и шаловливой непосредственности
младшей сестры. Шарлотта, скрывая из гордости свою сердечную рану, каза-
лось, ничего не замечала и с удивительной выдержкой, с полным, казалось
бы, равнодушием присутствовала при частых встречах у г-жи Онора. Она не
хотела оставаться дома, чтобы не подумали, что она страдает и плачет,
что она покорно уступила место старшей сестре.
Гонтран так гордился своей хитростью, что не мог удержаться и все
рассказал Полю А Поль нашел этот маневр забавным и весело расхохотался.
К тому же он дал себе слово больше не вмешиваться в интриги своего прия-
теля, помня его двусмысленные намеки, и не раз думал с тревогой: "Из-
вестно ему что-нибудь обо мне и Христиане?"
Прекрасно зная Гонтрана, он считал его вполне способным закрыть глаза
на любовную связь сестры. Но почему же он раньше ничем решительно не по-
казывал, что догадывается или знает об этой связи? А все дело было в
том, что Гонтран принадлежал к числу тех шалопаев, по мнению которых
светской женщине даже полагается иметь одного или нескольких любовников,
так как семья, по их глубокому убеждению, - не что иное, как общество
взаимопомощи в житейских делах, нравственность - покров, накинутый на
тайные влечения, вложенные в человека природой, а светские приличия -
фасад, за которым следует скрывать приятные пороки. Он толкнул Христиану
на брак с Андерматом если не с определенными намерениями, то, во всяком
случае, со смутной мыслью, что этот еврей будет поживой для всего семей-
ства, и, пожалуй, презирал бы сестру, если бы она хранила верность мужу,
как презирал бы самого себя, если бы не черпал денег из кошелька своего
зятя.
Поль думал обо всем этом, и все это смущало его душу, душу современ-
ного Дон-Кихота, склонного, однако, к сделкам с совестью Теперь он стал
очень осторожным в отношениях со своим загадочным приятелем.
Итак, когда Гонтран рассказал ему, для каких целей он пользуется зна-
комством с г-жой Онора, Поль расхохотался, а немного погодя согласился
сопровождать его и очень охотно болтал с Шарлоттой.
Докторша с величайшей готовностью выполняла роль, для которой ее изб-
рали, принимала гостей весьма радушно и в пять часов, в подражание па-
рижским дамам, угощала их чаем и сдобными булочками собственного своего
приготовления.
В первый же раз, как Поль появился в ее доме, она встретила его,
словно старого друга, усадила, чуть не силой отобрала у него шляпу и по-
ложила ее на полку камина, рядом с часами. Потом засуетилась, захлопота-
ла, перебегала от одного к другому, огромная, с выпяченным животом, и
все спрашивала:
- Не угодно ли закусить?
Гонтран говорил всякие забавные глупости, шутил, смеялся, держал себя
весьма непринужденно. Потом он уединился с Луизой в глубокую нишу окна,
а Шарлотта с волнением смотрела на них.
Госпожа Онора, развлекавшая разговором Поля, сказала ему материнским
тоном:
- Милые детки, они приходят ко мне побеседовать несколько минут Ведь
это вполне невинно, не правда ли, господин Бретиньи?
- О, вполне невинно, сударыня!
Во второе посещение Бретиньи она уже запросто называла его "господин
Поль" и держалась с ним запанибрата.
С тех пор Гонтран с обычным своим веселым ехидством сообщал приятелю
о всех услугах, которые угодливо оказывала ему эта дама. Накануне он
сказал ей:
- Отчего вы никогда не ходите с барышнями Ориоль на прогулку по доро-
ге в Сан-Суси?
- Мы пойдем, граф, непременно пойдем!
- Вот пошли бы, например, завтра в три часа.
- Пойдем завтра в три часа. Обязательно!
- Как вы любезны, многоуважаемая госпожа Онора!
- Всегда рада услужить вам, граф!
И Гонтран объяснил Полю:
- Ты же понимаешь, у нее в гостиной мне неудобно приударить за Луизой
как следует на глазах младшей сестры А в лесу мы можем уйти с ней вперед
или отстать немножко Ну как, пойдешь?
- С удовольствием.
- Пойдем.
Они поднялись и не спеша пошли по большой дороге, потом за деревней
Ла-Рош-Прадьер свернули влево и, продираясь сквозь густые заросли кус-
тов, спустились В лесистую долину. Перебравшись через узенькую речку,
они сели на краю тропинки и стали ждать.
Вскоре показались все три дамы, они шли гуськом: Луиза впереди, г-жа
Онора замыкала шествие.
Обе стороны выразили удивление: какая неожиданная встреча!
Гонтран воскликнул:
- Какая хорошая мысль пришла вам прогуляться В эту долину!
Докторша ответила:
- Это я придумала!
Дальше отправились уже вместе.
Луиза и Гонтран, постепенно ускоряя шаг, ушли далеко вперед и порой
исчезали из виду за поворотами узкой дорожки.
Докторша шумно отдувалась и бормотала, провожая их снисходительным
взором:
- Ах, молодость, молодость! Вот быстроногие! Где уж мне за ними уг-
наться!
Шарлотта воскликнула:
- Погодите, я сейчас их позову!
И она бросилась бежать по дорожке. Докторша окликнула ее:
- Не мешай им, детка! Пусть поболтают на свободе, если им хочется.
Зачем расстраивать разговор? Они и сами вернутся.
Обмахиваясь платком, она села на траву в тени большой сосны. Шарлотта
бросила на Поля жалобный взгляд, полный мольбы и отчаяния.
Он понял и сказал:
- Ну что ж, мадемуазель Шарлотта, пусть госпожа Онора посидит, отдох-
нет, а мы с вами догоним вашу сестру.
Она радостно воскликнула:
- Да, да, сударь, пойдемте!
Госпожа Онора ничего не имела против этого.
- Идите, детки, идите. Я вас здесь подожду. Только не очень долго гу-
ляйте.
И они отправились. Сначала шли очень быстро, надеясь догнать Луизу и
Гонтрана, но через несколько минут, не видя их на дорожке, решили, что
они свернули в лес, направо или налево, и Шарлотта негромко позвала их
дрожащим голосом. Никто не откликнулся.
Она сказала тихо:
- Господи! Где же они?
Поля снова охватило то чувство глубокой жалости к ней и грустного
умиления, которое он уже испытал у кратера Нюжера.
Он не знал, что сказать этой огорченной девочке. Хотелось отечески
обнять ее, поцеловать, найти какиенибудь ласковые, утешительные для нее
слова. Но какие? А она тревожно озиралась, вглядывалась в зеленую чащу
безумными глазами и, прислушиваясь к малейшему шороху, говорила:
- Наверно, они вон туда пошли... Нет, наверно, сюда. Вы ничего не
слышите?
- Нет, ничего не слышу. Лучше всего нам здесь подождать их.
- Ах, боже мой!.. Нет... Надо их найти.
Он помолчал немного, потом нерешительно спросил:
- Так вам это очень больно?
Она подняла голову, взглянула на него с отчаянием, а глаза ее уже по-
дернулись прозрачной влагой, и на темных длинных ресницах задрожали сле-
зинки. Она хотела что-то сказать и не могла, не решалась, а между тем
стесненному сердцу, переполненному горем, долго таившему его, так нужно
было открыться.
Поль сказал:
- Значит, вы очень любите его?.. Не стоит он вашей любви, право!
Она больше не в силах была сдерживаться и, закрыв лицо руками, чтобы
не видны были слезы, заговорила:
- Нет нет... Я не люблю его... он так гадко поступил со мной Он играл
мною... это очень гадко... это низко, и все-таки мне тяжело... очень тя-
жело... потому что обидно... очень обидно... А больше всего тяжело из-за
сестры... сестра тоже меня не любит теперь. Она еще хуже со мной посту-
пает... Я чувствую, что она теперь не любит меня... совсем не любит...
ненавидит... а у меня только она одна и была... теперь у меня никого
нет... За что? Что я ей сделала?..
Ему видны были только маленькое ее ухо и полоска гибкой шеи, уходив-
шая под воротник платья из легкой ткани, к более округлым линиям де-
вичьего стана. Он был глубоко взволнован жалостью, нежностью, охвачен
бурным желанием взять ее под свою защиту, как это всегда с ним бывало,
когда женщина затрагивала его душу. И его быстро загоревшаяся душа про-
никлась восторженным умилением перед этой детской скорбью, такой наивной
и полной такого мучительного очарования.
Он протянул руку и безотчетно, не размышляя, как успокаивают плачуще-
го ребенка, обнял ее за плечи. И вдруг рука его ощутила, что ее сердце
бьется быстробыстро, словно у пойманной птички.
Непрестанные торопливые толчки передавались по руке его собственному
сердцу, и оно тоже забилось быстрее. Он чувствовал, как стучит ее серд-
це, и этот быстрый стук отзывался во всем его - теле, в мышцах, в нер-
вах, как будто два сердца слились воедино, страдали одним и тем же стра-
данием, трепетали в едином биении и жили одной жизнью, словно часы, сое-
диненные стальною нитью, так что их ход совпадает секунда за секундой.
Вдруг она отвела руки от покрасневшего, но по-прежнему милого личика
и, быстро отирая слезы, сказала:
- Ах, зачем это я?! Вот глупая! Не надо было говорить об этом. Пой-
демте скорее обратно, к госпоже Онора. А про это забудьте, пожалуйста...
Обещаете?
- Обещаю.
Она протянула ему руку.
- Вам-то я верю. Мне кажется, вы честный человек.
Они пошли обратно. Он подхватил ее на руки и перенес через ручей, как
нес когда-то Христиану, год тому назад. Сколько раз он приходил сюда с
Христианой этой же самой тропинкой в прежние дни, когда боготворил ее! И
он подумал, удивляясь перемене в себе: "Как коротка была эта страстная
любовь!"
Шарлотта потянула его за рукав и прошептала:
- Госпожа Онора уснула, сядем возле нее тихонько.
Толстуха действительно спала, прислонившись к стволу сосны, прикрыв
лицо носовым платком, и мирно похрапывала, сложив руки на животе. Они
опустились на траву в нескольких шагах от нее и сидели молча, чтоб не
разбудить ее.
И тогда глубокая лесная тишина, царившая вокруг, стала для них тя-
гостной, томительной. Слышалось только, как быстро журчит по камешкам
вода, чуть-чуть шуршат в траве насекомые, гудит в воздухе рой мошкары и
большие черные жуки шелестят сухими листьями.
Где же Луиза и Гонтран? Что они делают? Вдруг вдалеке зазвучали их
голоса: они возвращались. Г-жа Онора проснулась и удивленно посмотрела
вокруг.
- Ах, вы уже вернулись? А я и не слышала, как вы подошли! А где же
остальные? Нашли вы их?
Поль ответил:
- Вот они. Идут.
Донесся смех Гонтрана. И от этого веселого смеха с души Шарлотты как
будто свалился камень. Она не могла бы сказать, почему ей стало легче.
Вскоре они показались на дорожке. Гонтран шел быстро, почти бежал и
тянул за руку Луизу, красную, как пион. Ему не терпелось рассказать за-
бавное приключение, и он еще издали закричал:
- Послушайте-ка! На кого мы сейчас наткнулись!.. Ни за что не угадае-
те! Застали на месте преступления обольстителя Мадзелли и рыжеволосую
красотку-вдовушку, дочку профессора Клоша, знаменитого профессора Клоша,
как сказал бы Виль. О, ужас! Мадзелли, мошенник этакий, целовал ее, да
еще как!.. Как целовал!..
Госпожа Онора с видом оскорбленной добродетели прервала его игривый
рассказ:
- Ах, граф!.. Подумайте, что вы говорите... При девушках!
Гонтран склонился в глубоком поклоне.
- Вы совершенно правы, многоуважаемая госпожа Онора. Благодарю вас,
что вы напомнили мне о приличиях. Все ваши побуждения всегда возвышенны.
Затем все двинулись в обратный путь, но, чтоб не возвращаться вместе,
молодые люди простились с дамами и пошли лесом.
- Ну как? - спросил Поль.
- Объяснился. Сказал, что обожаю и буду счастлив назвать ее своей
супругой.
- А что она сказала?
- Сказала очень мило и пристойно: "Поговорите с папенькой. Я отвечу
через него".
- И что же теперь? - спросил Поль.
- Немедленно уполномочу Андермата передать официальное предложение. А
если старый мужлан Ориоль заартачится, скомпрометирую его дочку ка-
кой-нибудь выходкой.
Андермат все еще разговаривал с доктором Латоном на террасе казино.
Гонтран отвел зятя в сторону и изложил ему положение дел.
Поль пошел по риомской дороге. Ему хотелось побыть одному, разоб-
раться в хаосе взволнованных мыслей и чувств, в том смятении, которое
охватывает нас на пороге любви.
Уже давно он бессознательно поддавался пленительному и чистому очаро-
ванию этой покинутой девочки. Он угадывал в ней милое, доброе существо,
простое, искреннее, прямодушное, и сначала чувствовал к ней жалость, ту
теплую, ласковую жалость, которую вызывает в нас женское горе. Но учас-
тились встречи, и как-то незаметно в сердце дало ростки зернышко нежнос-
ти, ведь женщина может заронить его в нас так легко, а ростки его подни-
маются так буйно. И теперь, особенно за последний час, он чувствовал,
что его заполонило и преследует ощущение ее близости, хотя ее нет с ним,
- первый признак любви.
Он шел по дороге, переполненный неотступными воспоминаниями о ее
взгляде, о звуке ее голоса, о складочке в уголках губ, расцветающих
улыбкой или скорбно опущенных в слезах, о ее походке, даже о цвете и ше-
лесте ее платья.
И он думал: "Кажется, попался! Я знаю себя. Вот досада! Лучше бы мне
вернуться в Париж. Ах, черт! Ведь это молоденькая девушка. Не могу же я
сделать ее своей любовницей!"
Потом он стал мечтать о ней, как мечтал в прошлом году о Христиане.
Да, эта девушка тоже совсем не похожа на всех женщин, какие встречались
на его пути, женщин, родившихся и выросших в городах; не похожа она и на
девушек, с детства впитавших в себя кокетство, перенявших его уловки и
от матерей, и от всех своих знакомых. В ней не было ничего деланного,
никаких ужимок, предназначенных для обольщения, ничего заученного в сло-
вах, ничего искусственного в движениях, ничего лживого во взгляде.
И она была не только нетронутым и чистым существом, но происходила из
среды почти первобытной, была истой дочерью земли и только еще вступила
в период превращения в городскую даму.
Он взвинчивал себя, стараясь подавить смутное сопротивление, минутами
поднимавшееся в нем. В памяти его возникали поэтические образы, создан-
ные Вальтером Скоттом, Диккенсом и Жорж Санд, и они еще более воспламе-
няли его воображение, вечно подстегиваемое женщиной.
Гонтран говорил о нем: "Поль? О, это норовистый конь, который мчит на
своем хребте любовь; лишь только сбросит одну, на него вскочит другая".
Бретиньи шел долго; наконец, заметив, что уже темнеет, он повернул
обратно.
Проходя мимо нового ванного заведения, он увидел, что неподалеку бро-
дят по виноградникам и обмеряют землю Андермат и оба Ориоля. По их жес-
там он понял, что у них идет горячий спор.
Час спустя Вильям Андермат вошел в гостиную, где собралась вся семья,
и сказал маркизу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30