считать надо не по теперешней стоимости, а
по той, которую участки приобретут в дальнейшем.
Тогда Андермат сказал, что возможная большая прибыль бывает пропорци-
ональна большому риску, и припугнул его опасностью убытков.
В конце концов пришли к такому соглашению: Ориоль-отец передает акци-
онерному обществу в качестве своего пая все участки по берегам ручья, то
есть как раз те, где есть надежда найти минеральные источники, а кроме
того, вершину холма, где предполагается построить казино и отель, и еще
несколько виноградников по склону холма, которые надо будет разбить на
мелкие участки и преподнести виднейшим парижским врачам.
За этот пай, оцененный в двести пятьдесят тысяч франков, то есть поч-
ти в четыре раза дороже его действительной стоимости в настоящее время,
крестьянину будут выплачивать четвертую часть всех прибылей общества. А
так как земли у него еще осталось в десять раз больше и вся она располо-
жена вокруг будущего ванного заведения, то в случае успеха курорта хит-
рый овернец, несомненно, наживет целое состояние, продавая клочками эту
землю, которую он, по его словам, предназначил в приданое своим дочерям.
Как только договорились на таких условиях, Вильяму Андермату пришлось
потащить отца и сына к нотариусу - составить запродажную с оговоркой,
что сделка аннулируется, если минеральная вода не будет найдена в доста-
точном количестве.
Составление запродажной, придирчивое обсуждение каждого пункта, бес-
конечные повторения, пережевывание одних и тех же доводов, - словом,
нудная канитель тянулась до вечера.
Но теперь все было кончено. Банкир мог строить курорт. Однако он до-
садовал:
- Придется ограничиться водой, а земельные операции ухнули! Поймал
меня этот хитрец.
Но тут же сообразил:
- Погодите! А старое общество? Вот на чем можно отыграться. Но это
потом, а сегодня вечером надо ехать в Париж.
Маркиз удивленно воскликнул:
- Как! Сегодня же вечером?
- Ну конечно. Надо ведь подготовить все документы для окончательной
сделки, пока Обри-Пастер будет вести здесь разведывательное бурение. Да
еще надо устроить так, чтобы через две недели, не позже, можно было при-
ступить к работам. Нельзя терять ни одного часа. Кстати, предупреждаю:
вы член правления моего общества, мне надо иметь подавляющее
большинство. Даю вам десять акций. И вам, Гонтран, десять акций.
Гонтран засмеялся: - Покорнейше благодарю. Позвольте продать их вам
обратно. За вами, значит, пять тысяч.
Но Андермат нахмурился - что за шутки в важных делах? - и сухо ска-
зал:
- Бросьте дурачиться. Если не хотите, я к другим обращусь.
Гонтран присмирел:
- Ну, что вы, дорогой! Вы же знаете, я всецело в вашем распоряжении.
Банкир повернулся к Полю:
- Дорогой господин Бретиньи, не согласитесь ли оказать мне дружескую
услугу? Прошу и вас принять десяток акций и тоже войти в правление.
Поль, поклонившись, ответил:
- Разрешите отказаться от вашего лестного предложения и по-настоящему
вступить в дело. Я считаю ваше начинание блестящим и охотно вложу в него
сто тысяч франков. Это будет любезность не с моей, а с вашей стороны.
Вильям Андермат в бурном восторге пожимал ему руки: такое доверие
совсем покорило его сердце. Впрочем, он всегда готов был кинуться на шею
каждому, кто вносил деньги в его предприятия.
Но Христиана вся вспыхнула, покраснела до корней волос, так ей было
неприятно. Ей показалось, что сейчас состоялась сделка купли-продажи:
один купил ее, другой продал. Разве Поль предложил бы ее мужу сто тысяч
франков, если бы не любил ее? Нет, конечно. И хоть бы он сделал это не
при ней!..
Позвонили к обеду. Все направились к гостинице. Как только сели за
стол, г-жа Пай-старшая сказала Андермату:
- Так вы основываете новый курорт?
Новость уже разнеслась по всему Анвалю, стала предметом всех разгово-
ров, взбудоражила всех больных.
Вильям Андермат ответил:
- Боже мой, ну разумеется. Существующий курорт из рук вон плох.
И, повернувшись к Обри-Пастеру, сказал:
- Извините, пожалуйста, многоуважаемый господин Обри-Пастер, что я за
столом буду говорить с вами о делах, но время не терпит: я сегодня вече-
ром уезжаю в Париж, - а у меня есть к вам предложение. Не согласитесь ли
вы руководить разведывательными работами, чтобы найти максимальное коли-
чество минеральной воды?
Польщенный инженер согласился, и среди всеобщего молчания они в нес-
колько минут договорились, в каких местах и как производить разведку,
которая должна была начаться немедленно. Все было обсуждено и решено с
той четкостью и точностью, какие Андермат всегда вносил в свои дела. По-
том заговорили о паралитике. Днем многие видели, как он проходил через
парк, опираясь только на одну палку, тогда как утром еще пользовался
двумя. Банкир восклицал:
- Да это чудо! Настоящее чудо! Излечение пошло гигантскими шагами!
Поль в угоду мужу Христианы подхватил:
- Нет, это сам папаша Кловис пошел гигантскими шагами.
За столом пробежал одобрительный смешок. Все глаза были устремлены на
Андермата, из всех уст неслись льстивые возгласы. Лакеи ресторана теперь
подносили кушанье ему первому, с раболепной почтительностью в лице и в
движениях, мгновенно исчезавшей, когда они подавали блюдо его соседям.
Один из лакеев принес ему на тарелке визитную карточку. Андермат взял
ее и прочел вполголоса: "Доктор Латон из Парижа был бы счастлив побесе-
довать несколько минут с господином Андерматом до его отъезда".
- Передайте, что у меня сейчас нет времени, но через неделю или дней
через десять я вернусь.
И тут же Христиане принесли огромный букет цветов от доктора Онора.
Гонтран смеялся:
- Двое готовы. Только старикашка Бонфиль еще не сдается.
Обед подходил к концу. Андермату доложили, что его ждет ландо. Он
поднялся к себе за дорожной сумочкой, а когда вышел из гостиницы, уви-
дел, что у крыльца собралась половина деревни. Петрюс Мартель подскочил
пожать Андермату руку и с актерской фамильярностью зашептал ему на ухо:
- У меня есть замечательное, потрясающее предложение, очень выгодное
для вашего дела.
Вдруг появился доктор Бонфиль, как всегда спешивший куда-то. Он про-
шел мимо Андермата, отвесив ему низкий поклон, каким до сих пор удостаи-
вал только маркиза, и сказал:
- Счастливого пути, барон.
- Проняло! - пробормотал Гонтран.
Андермат, торжествуя, пыжился от радости и гордости, пожимал направо
и налево руки, восклицал: "До свидания! До свидания!" - и чуть было не
позабыл проститься с женой, настолько все его мысли были заняты делами.
От этого равнодушия Христиане стало легче на душе, и когда она увидела,
как пара лошадей подхватила коляску и понесла ее крупной рысью по доро-
ге, в сумеречную даль, ей показалось, что теперь уж до конца жизни нико-
го не надо будет бояться.
Весь вечер она провела на скамейке перед гостиницей, сидя между отцом
и Полем Бретиньи; Гонтран, по своему обыкновению, отправился в казино.
Христиане не хотелось ни двигаться, ни говорить; она сидела, не шеве-
лясь, сложив руки на коленях, и глядела в темноту, томная и слабая, нем-
ного настороженная и все же счастливая; она почти ни о чем не думала,
даже не мечтала, и когда минутами ее тревожили смутные укоры совести,
она отгоняла их все одним и тем же заклинанием: "Я люблю его! Люблю его!
Люблю!"
Она рано ушла к себе, чтобы побыть одной и помечтать. Закутавшись в
широкий пеньюар, она села в кресло у открытого окна и стала смотреть на
звезды, а в раме окна перед ее внутренним взором поминутно вставал образ
того, кто завладел ею. Она так ясно видела его, доброго, нежного и нео-
бузданного, такого сильного и такого покорного перед нею. Да, этот чело-
век завладел ею навсегда, на всю жизнь, - она чувствовала это. Теперь
она уже не одинока, их двое - два сердца, слившиеся воедино, две сливши-
еся воедино души. Где он был сейчас, она не знала, но хорошо знала, что
и он думает, мечтает о ней. Она как будто слышала, как на каждое биение
ее сердца где-то отвечает другое сердце. Она чувствовала, как вокруг
нее, словно птица, задевая ее крылом, реет желание, страстное желание,
она чувствовала, как проникает в окно это пламенное желание, исходящее
от него, ищет ее, молит в ночной тишине. Как хорошо, как сладко, как но-
во было для нее чувствовать, что она любима! Как радостно было думать о
ком-то с такой глубокой нежностью, что слезы навертывались на глаза, и
плакать от умиленного счастья! Ей хотелось открыть объятия тому, кого не
было перед нею, послать ему призыв, открыть объятия навстречу его обра-
зу, возникавшему перед глазами, навстречу поцелуям, которые он непрес-
танно слал ей где-то вдали или вблизи, сгорая в лихорадке ожидания.
И она протянула руки в откинувшихся белых рукавах пеньюара ввысь, к
звездам. Вдруг она вскрикнула. Большая черная тень, перешагнув через пе-
рила балкона, внезапно появилась в окне.
Она вскочила, замирая от страха. Это был он! И, даже не подумав о
том, что их могут увидеть, она бросилась к нему на грудь.


VIII

Отсутствие Андермата затянулось. Обри-Пастер вел изыскания. Он нашел
еще четыре источника, которые могли дать новому акционерному обществу
вдвое больше воды, чем требовалось. Весь округ был в волнении от этих
разведок, от этих открытий, от важных новостей, мгновенно перелетавших
из уст в уста, от нежданных блестящих перспектив; все суетились, востор-
гались, только и говорили что о будущем курорте, только о нем и думали.
Даже маркиз и Гонтран проводили целые дни около рабочих, буривших гра-
нитные породы, и со все возраставшим любопытством слушали объяснения ин-
женера и его поучительные рассказы о геологическом строении Оверни. Те-
перь Поль и Христиана могли совершенно свободно, спокойно любить друг
друга: никто ими не интересовался, никто ничего не подозревал, никому и
в голову не приходило шпионить за ними, - все любопытство, все внимание
людей, все их чувства поглощены были будущим курортом.
С Христианой происходило то же, что бывает с юношей, впервые опьянев-
шим от вина. Первый глоток - первый поцелуй - обжег, одурманил ее, вто-
рой бокал она выпила залпом и нашла, что он лучше, а теперь она пила
жадными большими глотками и была пьяна любовью.
С того вечера, когда Поль проник в ее комнату, она жила, как в угаре,
не сознавая того, что происходит вокруг. Время, вещи, люди теперь не су-
ществовали для нее. На земле и в небе был только один-единственный чело-
век - тот, кого она любила. Глаза, ее видели только его, все мысли были
только о нем, все надежды устремлялись только к нему. Она жила, двига-
лась, ела, одевалась, как будто слушала, что ей говорят, отвечала, но
ничего не понимала, не сознавала, что делает. И ничто теперь ее не стра-
шило: никакое несчастье не могло ее сразить, - она ко всему стала не-
чувствительна. Никакая телесная боль не могла затронуть тело, подвласт-
ное только трепету любви. Никакие душевные страдания не могли коснуться
завороженной души.
А он любил ее с той восторженностью, какую вносил во все свои страст-
ные увлечения, и доводил ее чуть не до безумия. Часто в конце дня, зная,
что маркиз и Гонтран пошли к источнику, он говорил:
- Пойдемте навестим наш небесный уголок.
Он называл их "небесным уголком" сосновую рощицу, зеленевшую на гор-
ном склоне, над самым ущельем. Они поднимались туда через молодой лес по
крутой тропинке и шли так быстро, что Христиана задыхалась, но им надо
было спешить, так как времени было мало. Чтобы ей легче было идти, он
поддерживал ее за талию, подхватывал, приподнимал; и, положив ему руку
на плечо, она опиралась на него, а иногда, обняв за шею, приникала поце-
луем к его губам. Они всходили все выше, выше, воздух свежел, ветер ове-
вал им лица, и, когда они достигали сосен, их обдавало запахом смолы,
живительным, как дыхание моря.
Они садились под темными соснами - она на мшистом бугорке, он ниже, у
ее ног. Ветер пел в ветвях. Стволы звенели под ветром тихою песней со-
сен, всегда чем-то похожей на кроткую жалобу, а бескрайний простор Лима-
ни, уходивший в невидимые дали, затянутые легкой дымкой тумана, действи-
тельно создавал впечатление океана. Да, конечно, там, внизу, простира-
лось море, никакого сомнения быть не могло, - они чувствовали его дуно-
вение на своем лице.
Поль ласкался к ней и по-детски шаловливо говорил:
- Дайте-ка мне ваши пальчики. Я их съем, это мои любимые конфеты.
Он брал в рот один пальчик за другим и делал вид, что ест их, млея от
наслаждения, как жадный лакомка.
- Ах, какие вкусные! В особенности мизинчик. Ничего на свете не может
быть вкуснее.
Потом он становился на колени и, опираясь локтями о ее колени, шеп-
тал:
- Лиана, посмотрите на меня.
Он звал ее Лианой, потому что она обвивала его объятиями, как лиана
обвивает ствол дерева.
- Посмотрите на меня, я хочу заглянуть вам в душу.
Они смотрели друг на друга неподвижным, пристальным взглядом, и в нем
как будто сливались воедино. Он говорил:
- Настоящая любовь - это когда вот так принадлежишь друг другу, все
остальное - только игра в любовь.
Сблизив лица так, что дыхание их смешивалось, они искали друг друга в
прозрачной глубине глаз.
Он шептал:
- Я вижу вас, Лиана. Любимая, я вижу ваше сердце.
Она отвечала:
- И я вас вижу, Поль, я тоже вижу ваше сердце.
И они действительно видели друг друга, проникали в самую глубину души
и сердца, потому что у обоих в душе и сердце была только любовь, исступ-
ленный порыв любви друг к другу.
Он говорил:
- Лиана, у вас глаза, как небо! Такие же голубые, ясные, чистые, и
столько в них света! Мне кажется, я вижу, как в них проносятся ласточки.
Это, наверно, ваши мысли, Лиана Да?
Они долго-долго смотрели друг на друга, а потом придвигались еще бли-
же, обменивались тихими поцелуями и после каждого поцелуя смотрели друг
на друга. Иногда он брал ее на руки и бежал по берегу ручья, стекавшего
к Анвальскому ущелью и водопадом низвергавшегося в него. В этой узкой
долине чередовались луга и перелески. Поль бежал по траве и, поднимая на
вытянутых сильных руках свою ношу, кричал:
- Лиана, улетим!
Восторженная, страстная любовь рождала в них это упорное, непрестан-
ное, мучительное желание улететь прочь от земли И все вокруг обостряло в
них это стремление души: и прозрачный легкий воздух - крылатый воздух,
как говорит Поль, и голубоватые широкие дали, куда им хотелось унестись
вдвоем, держась за руки, и исчезнуть в высоте над этой беспредельной
равниной, когда ее покроет ночная тьма. Улететь бы вдвоем в мглистое ве-
чернее небо и никогда, никогда не возвращаться! Куда улететь? Они не
знали. Но как же манила эта мечта!
Он бежал, держа ее на руках, пока хватало дыхания, потом опускал ее
на выступ утеса и становился перед нею на колени Он целовал ей ноги, он
поклонялся ей, шептал детские, нежные слова.
Если б они любили друг друга в городе, страсть их была бы, вероятно,
иной - более осторожной, более чувственной, не такой воздушной и романи-
ческой. Но здесь, в этом зеленом краю, среди просторов, где душа шири-
лась и рвалась куда-то, одни, вдали от всего, что могло бы отвлечь их от
захватившего их безрассудного чувства, они очертя голову ринулись в это
поэтическое безумие страсти И вся природа вокруг них, теплый ветер, ле-
са, ароматный вольный воздух днем и ночью пели им песню любви, и мелодия
эта сводила их с ума, как звуки бубна и пронзительный визг флейты приво-
дят в исступление дервиша, который неистово кружится во власти навязчи-
вой мысли.
Однажды вечером, когда они вернулись в отель к обеду, маркиз вдруг
сказал им:
- Через четыре дня возвращается Андермат Он уже уладил все дела А
после этого, на следующий день, мы уедем. Мы что-то зажились здесь. Не
полагается чересчур затягивать курортный сезон.
Они были ошеломлены этими словами, как будто им возвестили, что завт-
ра настанет конец света За столом оба молчали, в растерянности думая,
что же теперь будет. Значит, через несколько дней надо расстаться, и уж
больше нельзя будет встречаться свободно. Это казалось им таким неверо-
ятным, таким нелепым, что они не могли себе представить, как же это воз-
можно.
Действительно, Андермат приехал в конце недели. Он телеграфировал,
чтобы к первому утреннему поезду выслали два экипажа. Христиана не спала
всю ночь, взволнованная каким-то странным, новым для нее чувством -
страхом перед мужем и вместе с тем гневом, необъяснимым презрением к не-
му и желанием бросить ему вызов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30