Она заведет котенка, но немного погодя. В этом уголке ее сердца еще слишком много воспоминаний.
До половины второго она сгребала листья, наслаждаясь яркими красками и ароматом охапки, возвышавшейся на тачке. Руки и ногти так ныли от непривычной работы, что она выпила шерри и приняла душ.
Потом напекла лепешек. Тридцать шесть ячменных лепешек с сыром. Сначала она оставила их в духовке, чтобы не остыли, но потом передумала и вынула. Теперь она стояла, держа в руках два блюда с лепешками, нахмурившись и прикусив губу, потому что не могла решить, что делать дальше. Тут раздался спасительный звонок в дверь.
На пороге стояли мать и Фрэнсис. Солнце уже склонилось совсем низко. Они обменялись поцелуями, приветствиями и банальностями и прошли в гостиную, где Розмари разожгла камин. Она включила было чайник, но потом подумала, что еще слишком рано, и выключила его.
«Надо подождать Тома», – решила Розмари. Она ставила посуду на поднос и слышала доносившийся из гостиной щебет Бетти и Фрэнсис.
Том приехал без десяти четыре.
– Я, наверное, слишком рано? – Он стоял с охапкой хризантем.
– Нет. Спасибо.
Она взяла цветы, улыбнулась, подставила щеку для поцелуя и проводила его в гостиную, рассчитывая, что Фрэнсис сможет занять гостя разговором, пока она будет на кухне.
Ей понадобились три вазы, чтобы поставить все цветы. Хризантемы были золотистые и янтарные, как ее сад. Она на мгновение застыла с ножницами в руке и зарылась лицом в цветы.
– Они никогда не пахнут, – вслух сказала она. – Ненавижу хризантемы. Надеюсь, я умру не осенью. – Потом она заварила чай, подогрела лепешки, поставила на поднос масло и джем, отнесла все это в гостиную и пошла на кухню за вторым подносом.
– Тебе помочь? – окликнул ее Том.
Она не ответила. Сразу же вернулась в гостиную и стала разливать чай. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы они все ушли. Усталость неумолимо расходилась по телу. Ноги и предплечья ныли, а слова замирали на губах.
Беседуя с Бетти и Томом, Фрэнсис пристально наблюдала за Розмари.
– Я отвезу Бетти и вернусь, – шепнула она, когда они обе вышли на кухню. – Что-то произошло. Опять этот ужасный человек?
– Кто? – Розмари внезапно смешалась.
– Кто? – прошипела Фрэнсис. – Я говорю о Бене Моррисоне. Можно подумать, в твоей жизни есть другие ужасные мужчины. – Она коснулась рукой плеча Розмари и кивнула в сторону кухни. – А вот этот мне нравится.
Розмари отпрянула от ее прикосновения, и Фрэнсис нахмурилась.
Розмари казалось, что прошло часов десять, прежде чем Том поднялся. Он посмотрел на часы и вздохнул:
– Розмари, мне пора. Ужасно не хочется, но я приглашен на обед.
Она поднялась вместе с ним, надеясь, что ее облегчение не слишком заметно. Было половина седьмого. Впереди длинный вечер и долгая темная ночь.
– Стыдно покидать меня так рано, – улыбнулась она Тому.
– Я еще увижусь с тобой до отъезда? – мягко спросил Том, когда попрощался с Бетти и Фрэнсис и остался наедине с Розмари в прихожей.
– Вряд ли. – Розмари надеялась, что ей удалось изобразить огорчение. – Я завтра уезжаю, – солгала она.
Том вдруг притянул ее к себе и поцеловал в нос. Она застыла и покосилась на открытую дверь в гостиную.
Он улыбнулся и отпустил ее.
– Твоя матушка этого бы не одобрила?
Она тоже засмеялась.
– Я позвоню тебе из Лос-Анджелеса, – сказал Том, сел в машину и уехал, просигналив на повороте.
Она вежливо стояла на пороге – женщина среднего возраста и среднего социального положения, – махала рукой и улыбалась немного грустной улыбкой, чтобы у него создалось впечатление, что она уже начинает по нему скучать.
– Не закрывай дверь до тех пор, пока гости могут тебя видеть, – пробормотала она, передернула плечами и вернулась в дом.
Фрэнсис несла на кухню грязную посуду.
– Что ты сказала? – спросила она.
Розмари взглянула на нее.
– Просто фразу, которую мне всегда говорила мама.
– Я сейчас ее заберу, – пробормотала Фрэнсис.
– Дорогая, еще так рано. – Розмари ставила тарелки в моечную машину.
Фрэнсис поджала губы и с подозрением проговорила:
– У тебя слишком безмятежный вид. Я вернусь. Мне нужно с тобой поговорить.
Розмари подняла голову.
– Я хотела сегодня пораньше лечь спать, – неловко возразила она.
– Детка, сейчас половина седьмого. Ты уже большая девочка, тебе не обязательно ложиться раньше одиннадцати.
Фрэнсис уехала, захватив недовольную Бетти, которой хотелось еще посмотреть телевизор и выпить, но она не решилась об этом попросить и позволила усадить себя в машину.
– Завтра позвоню, – прокричала им вслед Розмари и закрыла дверь. – Может, она передумает, – обратилась она к своему отражению в зеркале на туалетном столике, вспомнив обещание Фрэнсис вернуться.
Она намазала лицо кремом, включила электрическое одеяло – не столько для тепла, сколько для уюта – и вдруг вспомнила, что целый день ничего не ела и даже не попробовала лепешек. Босиком спустилась в кухню, решив съесть сандвич, и сделала один с сыром и пикулями, а второй – с малиновым джемом. Потом ножом переложила сыр и пикули на джем, отошла от стола, окинула взглядом новое произведение кулинарного искусства и удовлетворенно улыбнулась. Ей всегда так этого хотелось в детстве – все самое любимое и разом.
Она открыла бутылку десертного вина и выпила бокал, закусывая сандвичем. В доме было тихо, как в могиле. Она сидела неподвижно, словно боялась нарушить эту тишину, и слушала собственное дыхание. Это занятие полностью ее поглотило. Потом часы пробили девять, и раздался звонок в дверь.
Это была Фрэнсис. Розмари встретила ее с удивленным видом.
– Я же сказала, что вернусь, – усмехнулась Фрэнсис и, видя, что Розмари продолжает стоять неподвижно, добавила: – Может, ты меня впустишь?
– О! – Розмари попятилась. – Извини, заходи. Я просто забыла, я была занята. – Они прошли в кухню, и Розмари села за стол. – Хочешь вина?
– Чудесно. – Фрэнсис подошла к холодильнику, взглянула на бутылку. – Ты пьешь вот это?
– Да. Очень хорошо с сандвичем с сыром и джемом.
Фрэнсис рассмеялась.
– На мой вкус, слишком экзотично. Я лучше выпью джина.
Она внимательно посмотрела на Розмари, которая сидела, уставившись в свой бокал, и барабанила пальцами по столу. Потом уселась напротив.
– Так тихо, – еле слышно произнесла Розмари.
– Что произошло? – Фрэнсис попыталась взять подругу за руку, но Розмари сделала вид, что не заметила ее движения, и допила вино.
– Когда? – сказала она. – Что произошло когда?
– Не знаю. Это ты должна сказать, – мягко проговорила Фрэнсис.
Наступило долгое молчание. Фрэнсис ждала. В погруженном в темноту доме раздавалось громкое тиканье часов. Только лунный свет освещал их лица через кухонное окно. Фрэнсис встала и включила свет.
Наконец Розмари заговорила:
– Фрэнни, я думаю, что у меня нервный срыв. Я даже хочу, чтобы он у меня был. Я хочу лечь. Уложишь меня в постель?
– Расскажи мне, что случилось. Просто расскажи.
Помолчав немного, Розмари начала рассказывать. Когда она вдруг споткнулась на каком-то слове, Фрэнсис погладила ее по руке. Но это было только один раз. И она рассказала все – без эмоций, без боязни или смущения. Описав, как кружка ударилась в дверь, она засмеялась. Когда она закончила, снова наступила тишина. Потом Фрэнсис сказала:
– Этот ублюдок тебя изнасиловал.
Розмари пожала плечами.
– Ты сказала Элле или Джоанне?
Она отрицательно покачала головой.
– Ты забрала у него ключ?
– Нет.
– Думаю, что если не тебе, то мне следовало бы его убить.
– Я не хочу, чтобы Элла узнала, – попросила Розмари. – И мне хотелось бы, чтобы ты мне помогла.
– Я сделаю все, что потребуется.
– Пожалуйста, позвони Майклу и сообщи ему, что я заболела и не смогу участвовать в радиопередаче на следующей неделе.
Фрэнсис озабоченно взглянула на нее.
– Хорошо, – согласилась она, помедлив. – Что еще?
– Попроси Дженни не приходить всю следующую неделю. И Пат тоже. И скажи Элле и Джоанне, что я больна. Правда, Элла все равно скоро уезжает в Глазго.
– А ты? Куда ты собираешься?
Розмари удивилась.
– Никуда. Я хочу в постель. Я просто хочу лежать в постели. И не хочу ни с кем говорить. Ты сделаешь это?
– Да. Но с одним условием.
– Каким?
– Ты никогда, никогда не должна больше пускать его на порог. Все останется между нами – весь этот чудовищный эпизод. Я пробуду у тебя неделю.
– Нет.
– Да. Иначе…
– Ладно. – Розмари вяло махнула рукой, почувствовав безмерную усталость от разговора. – Может, теперь ляжем спать?
Фрэнсис проводила ее наверх, потом поехала к себе домой и сделала несколько звонков, в том числе Майклу. Она представляла себе, какой переполох вызовет этот звонок у него дома, но откладывать не хотела.
– Ей нужен врач? – обеспокоенно спросил Майкл.
– Сейчас нет. Она в шоке, но не спрашивай меня, из-за чего. Она справится, ей просто нужен покой.
– Все тот проклятый мальчишка?
Фрэнсис помедлила в нерешительности.
– С этим покончено. Майкл, извини, что я позвонила тебе домой, но у меня не было выбора.
Он засмеялся.
– Все равно хуже, чем есть, быть не может.
– Извини.
– Дай мне знать, если понадоблюсь. Я был рад снова услышать твой голос. – Он повесил трубку и некоторое время сидел, набираясь духу перед неизбежным объяснением с Барбарой. Это было так не похоже на Розмари – внезапно исчезнуть и переложить всю ответственность на других. Он недоумевал, что могло произойти, чтобы настолько выбить ее из колеи.
Когда Фрэнсис вернулась в Уимблдон, Элла с Джоанной уже были дома. Она вошла в кухню и увидела, что они открывают банки с супом и тушеными бобами.
– Разве вы не должны были приехать раньше? – весело спросила Элла. – Сейчас поздновато для чая.
– Тогда я выпью побольше джина, – пошутила Фрэнсис, поставив на пол небольшой чемодан.
– Думаю, ма уже в постели. – Элла положила несколько бобов на кусок хлеба с маслом. Фрэнсис при виде этого содрогнулась.
– Да, она в постели. Неважно себя чувствует. Я останусь у вас на неделю. И, пока держу в руках бутылку, налить кому-нибудь джина?
Элла перестала жевать, а Джоанна, которая разогревала суп, повернулась от плиты.
– Мама заболела? – забеспокоилась Элла. – Что случилось? Этот чертов Бен опять вернулся?
Фрэнсис помотала головой.
– Нет. Она просто хочет полежать.
– У них утром была крупная ссора, – мягко вставила Джоанна.
– Я знаю. – Фрэнсис опустилась на стул. – Она сейчас совсем распадается на части. Но он не вернется.
– Она взяла ключ? – спросила Джоанна. Элла снова принялась за бутерброд.
Фрэнсис ответила, что нет.
– Он вернется, – печально проговорила Джоанна.
– Только через мой труп, – заявила Элла, отправляя в рот ложку холодных бобов из банки.
Джоанна отпила из чашки супа и сказала:
– Бедная Розмари. Любить человека, который заставляет тебя разлюбить саму себя.
Элла ответила ей улыбкой.
– Некоторые мужчины обладают такими талантами, – сказала Фрэнсис. Она захватила стакан с джином и, собираясь выйти из кухни, послала девушкам воздушный поцелуй. – Закусите ваши бобы сырными лепешками. Розмари напекла на полк солдат. Я очень боюсь, что теперь мне придется питаться ими целую неделю – она никогда не выкидывает еду.
– Ненавижу сырные лепешки. – Элла содрогнулась от отвращения, как всегда делала в детстве, когда Розмари пыталась заставить ее съесть пастернак, замаскировав его картофельным пюре.
Засмеявшись, Фрэнсис поднялась наверх. Она осторожно заглянула в спальню Розмари, решила, что та заснула, и протянула руку к выключателю ночника.
– Пусть горит, – сказала Розмари, вдруг открыв глаза.
– Я подумала, ты спишь. – Фрэнсис села на край постели. – Уже поздно. Розмари спросила:
– Ты уже что-нибудь сделала?
Фрэнсис кивнула:
– Да. Остались только Дженни и Пат.
– Лучше предупредить их пораньше утром, пока они не успеют выйти из дома.
– Хорошо. Ты сможешь заснуть?
– Да. Надеюсь, просплю целую неделю. – Она взяла Фрэнсис за руку. – Спасибо.
– Это самое меньшее, что я могла сделать. Оставить тебе свет?
– Да, пожалуйста. Не люблю темноту.
Фрэнсис поцеловала ее в щеку и встала.
– На обеих дверях цепочки, – сообщила она.
Розмари кивнула.
– Отлично. Помогает от взломщиков. Так обычно говорит Джонатан. – Она улыбнулась и закрыла глаза. – Разбуди меня в следующее воскресенье.
Фрэнсис отправилась спать.
26
После четырех просмотров у Джоанны должна была состояться премьера. У Эллы начинались репетиции, поэтому после премьеры она собиралась в Глазго. Джо собиралась ехать к ней в воскресенье и провести в Глазго две недели. Фрэнсис жила в Уимблдоне, каждый день ездила на работу и каждый вечер проводила с подругой. Они сидели на кухне, ели больше, чем надо, и разговаривали. Розмари не вылезала из халата, не пользовалась косметикой, у нее отросли волосы и стали заметны темные корни обесцвеченных волос.
– У тебя нарочито непрезентабельный вид, – как-то раз заметила Элла, когда утром принесла Розмари в постель апельсиновый сок.
– Ну и пусть. – Розмари смотрела в окно, за которым ветер и дождь бесчинствовали среди деревьев, быстро терявших листву.
Элла пребывала в растерянности и смущении.
– Это так на нее не похоже. Случилось что-то, о чем она нам не говорит. Никто не укладывается в постель из-за какой-то вонючей ссоры.
Джоанна незаметно ущипнула ее за руку, а Фрэнсис неодобрительно подняла брови.
– Прилагательное выбрано неудачно, – заметила она.
Элла вздохнула.
– С вами мама хоть разговаривает, – сказала она Фрэнсис.
– Детка, собирай вещи и поезжай спокойно. Я останусь здесь, пока она не придет в себя, что случится довольно скоро, – обнадеживающе проговорила Фрэнсис. За несколько дней, которые Фрэнсис провела в доме, они с Эллой стали друзьями.
Постановка Джоанны собрала очень хорошую прессу.
– Это может произвести переворот, – сообщила Джоанна Фрэнсис.
– Это хорошо? Прости мое невежество. Я имею в виду, хорошо для тебя?
Джоанна засмеялась.
– Возможно.
Майкл сумел убедить радио Би-би-си, что Розмари вернется к работе через неделю, а пока поставить замену. Некоему юному диск-жокею пришло в голову пожелать Розмари скорейшего выздоровления в эфире, вслед за этим стали появляться цветы от ее поклонников, которые присылали их через контору Майкла и продюсера передачи.
Это вызвало первое проявление эмоций у Розмари. Она смущенно спросила:
– Считается, что я больна чем?
– Гриппом.
Фрэнсис расставляла цветы в вазы. И тут Розмари в первый раз за неделю засмеялась. Они вдвоем сидели на кухне – Элла уже уехала, а Джоанна пропадала в театре.
– Ненавижу возиться с букетами, – призналась Фрэнсис и тоже засмеялась, – но, если тебя это веселит, готова сделать икебану своим хобби.
– Пожалуйста, не надо. Давай я займусь цветами, а ты приготовишь нам выпить.
Немного позднее, тем же вечером, Фрэнсис спросила, не лучше ли Розмари себя чувствует. Прежде чем ответить, Розмари некоторое время размышляла.
– Я вообще ничего не чувствую. Ощущаю только, что дома я в безопасности.
– Дорогая, рано или поздно, тебе придется выбраться. Например, в следующий четверг тебя ждут на Би-би-си.
Розмари, как улитка, сразу же ушла в себя и дрожащим голосом произнесла:
– Я боюсь.
– Бена Моррисона?
Розмари покачала головой.
– Тогда кого же?
– Не знаю, Фрэнни. Всех. Самой себя. Ты же знаешь, что, если он вернется, я его приму. Мне его не хватает.
Фрэнсис бросила на нее негодующий взгляд.
– Бога ради, Розмари, этот человек хочет тебя уничтожить. Чего именно тебе не хватает? Что ты от него получала? Кроме секса?
Розмари на мгновение закрыла глаза, потом медленно открыла и увидела искаженное гневом лицо подруги.
– Я не могу этого объяснить, ты не поймешь.
– Попробуй.
– Он заставляет меня почувствовать, что он – все, что у меня есть. Все, что у меня может быть. Что быть с ним – большая удача. Я сама ничего не понимаю. Разум говорит мне одно, а тело – совсем другое.
Наступило молчание, потом заговорила Фрэнсис:
– Ты можешь поговорить с одним человеком?
– Ты имеешь в виду психиатра?
– Он просто может дать тебе совет. И он мой друг. – Фрэнсис взяла ее руки в свои. – У тебя явно депрессия. Он может помочь. По крайней мере поставит тебя на ноги.
– Не знаю. Мне не хочется лезть в дебри психоанализа. Всю жизнь я обходилась без этого.
– Но, черт возьми, Розмари, ты что, собираешься чахнуть в собственной постели, как Камилла, только потому, что тебя заворожил пенис какого-то проходимца?
Розмари засмеялась, закинув голову.
– Фрэнни, ты удивительно красноречива.
– Второй раз за эту неделю, – улыбнулась Фрэнсис.
– Что второй раз?
– Ты второй раз засмеялась. А я уж начала подумывать, что зря трачу на тебя время.
– Ну уж нет.
Фрэнсис придвинулась к ней поближе.
– Так ты поговоришь с этим психотерапевтом? Прошу тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36