Он спросил:
– Ты на меня злишься?
– А ты как думаешь?
– Думаю, ты вне себя.
– Зачем же спрашиваешь?
По-прежнему не глядя на нее, он буркнул:
– Прости.
– Простить? Разве не этого ты добивался? Написал сценарий, который мы разыграли как по нотам.
Он повернулся и попытался взять ее за руку.
– Она знает, что у нас с Джил все кончено. Я говорил ей. Но она не желает с этим смириться. У меня ведь сын, понимаешь…
– Бен, ради Бога, отчего ты не сказал мне, что у тебя есть сын? Зачем превращать меня в дуру? Зачем напускать на себя такую таинственность?
Она отдернула руку, раздраженная его неспособностью быть откровенным и злясь на себя за то, что пытается втолковать это ему. Затем сказала:
– Расскажи мне о своем сыне.
– Ему четыре года. Зовут Джеймс. Это все.
– Чем занимается Джил?
Он смутился, а потом, словно сомневаясь, бросил:
– Она учительница.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю.
Розмари уставилась на него. Он выглядел таким несчастным и таким юным, что она инстинктивно прикоснулась к нему.
– Господи, Бен, ты невозможный человек. Не знаю, до чего я с тобой дойду. Но я не хочу возвращаться домой, не хочу вести себя как капризная девчонка. Не хочу портить свой отпуск.
Он улыбнулся.
– Ты была бесподобна.
– С твоей матерью?
– Да. С моей матерью. Чудовищная женщина, правда?
– Как, черт возьми, вы до этого докатились?
Он пожал плечами.
– Папа нормальный человек. Только напуганный.
– И очень опрятный.
Он засмеялся так же, как его мать, и ее невольно передернуло.
– Ты ненавидишь ее? – спросила она, ощутив внезапное сострадание к его очевидной уязвимости, которую он не смог скрыть от нее.
– Возможно. Мать просто чудовище. Разве ты не согласна?
Розмари ничего не ответила, она не настолько жестока, чтобы согласиться с ним.
– У меня есть сводная сестра, – сказал он. – Дочь отца от первого брака.
– Неужели? Она живет с ними?
– Нет.
Наступило молчание, а затем он добавил:
– Мать выставила ее из дома за то, что она забеременела. Ей было семнадцать лет. Ее зовут Джейнина.
Машина остановилась у гостиницы, и они побежали к дверям, спасаясь от дождя.
– Надо чего-нибудь выпить, – предложил Бен. – Я хочу принять душ и переодеться.
После душа, заказав вино в номер, они облачились в махровые халаты и неловко уселись на кровать в ожидании заказа. Не в силах прикоснуться друг к другу, они застыли в молчании, пока, наконец, официант, принеся вино, не оставил их одних, получив свои чаевые.
– Налить нам обоим? – спросил Бен все так же неуверенно. Волосы его, влажные после душа, в беспорядке упали на лоб, взгляд молил о снисхождении.
– Обоим, – сказала она. – Если ты уверен, что хочешь именно этого.
– Что тебе дает наша связь, Рози?
– Все, чего у меня никогда не было, и я даже не подозревала, что хочу этого.
Тогда он, засмеявшись, привлек ее к себе.
– Ты любишь меня, Рози?
– Да. А ты любишь…
– Ты обидишься, – сказал он, прежде чем она закончила вопрос.
– Я готова рискнуть.
Наверное, глупо было спрашивать его об этом, но она почувствовала неведомую ей прежде уверенность в себе. Теперь она знала о нем гораздо больше, и это делало его ближе.
– А твой отец виделся с ней с тех пор?
Она задала этот вопрос внезапно, лежа в его объятиях, но на сей раз скованная и безучастная.
– С кем? С Джейниной?
Она кивнула.
– Я никогда не спрашивал. Ей сейчас сорок лет. Мы никогда об этом не говорим. Даже мать.
– Бедная Джейнина.
Протянув руку, она отвела ему волосы со лба.
– Бедный папа.
– Бедный Бен.
Она вновь притронулась к его щеке, на которой к вечеру пробилась щетина.
– Я люблю тебя, Бен.
– Давай радоваться этому. Больше никаких семейных визитов.
– О'кей. – Она поежилась. – Какой был ужасный день.
– Среды всегда были говенными. По средам в школе мы занимались столярными работами. – Он улыбнулся своему воспоминанию. – Я ненавидел столярные работы.
– А у нас было вышивание, – проворчала она.
– Четверг будет лучше.
– По четвергам бывали народные танцы, – сказала она. – Тоже радости мало.
12
Вечер среды они провели вдвоем, избегая бара и команды киношников. Ужинали поздно, в ресторане по соседству. Бен уже успокоился и обрел прежнюю самоуверенность. Розмари все еще сомневалась в нем, но твердо решила не портить себе оставшиеся дни недели и относиться к происходящему по возможности беспечно.
Он много рассказывал ей о матери и, наконец, к великому ее облегчению, заговорил о своем сыне Джеймсе и о пятилетней связи с Джил. Он ушел из дома в шестнадцать и поселился вместе с друзьями из католической школы, туда ходил с одиннадцати лет. В то время ссоры с матерью были ужасными, и он никак не мог забыть тех сцен, которые произошли еще раньше, когда была изгнана из дома его молоденькая сводная сестра. Неспособность отца постоять за себя подтолкнула Бена к бурному разрыву с пугающе опрятным родительским домом в северной части Лондона. Он и его школьные друзья – два мальчика и одна девочка – сняли квартиру с пансионом в ветхом здании на Олбани-стрит. И первое время он очень радовался тому, что сам распоряжается своей жизнью.
Мать его с ужасом обнаружила, что по закону не может принудить его вернуться. В школу он заглядывал изредка, и в конце концов его исключили. Он зарегистрировался как безработный. Когда у него появлялись какие-то деньги, он покуривал травку и несколько раз попробовал кокаин, однако к героину его никогда не тянуло.
– Думаю, во мне слишком силен инстинкт самосохранения, – сказал он Розмари, которая слушала, в изумлении раскрыв рот.
По сравнению с ним ее жизнь была упорядоченной и, если можно так выразиться, «благопристойной».
– Как же ты стал актером? – спросила она.
– Это началось в юношеском клубе. Теперь их немного осталось. Тэтчеровское правительство сделало их платными. Бог знает, чем бы я кончил без этого.
– Ты работал?
– В барах. Забавная работенка. Вот баров по-прежнему полно, куда ни глянь. – И Бен приложил руку к глазам козырьком.
– Дальше. Что было с родителями? Каким образом вы помирились?
– Это все руководитель юношеского клуба. Я стал ходить в драматическую студию. Получил аттестат. У меня были совсем неплохие оценки в средней школе, и он убедил меня пойти учиться дальше, в вечернюю школу.
Бен умолк и продолжил после паузы:
– Пришлось вернуться домой, когда я поступил в колледж. Мне было тогда почти девятнадцать.
– Мать приняла тебя с распростертыми объятиями?
Бен засмеялся.
– Боюсь, именно так и было. Я вновь оказался в ее власти. Я и отец. Два года терпеливо сносил все ее капризы. Должен признать, что она стала куда более сносной – из-за колледжа. Актерство было моим спасением, это точно. Господи, как же я ненавидел ее. Все эти жуткие вязаные джемперы, которые она заставляла меня носить. Я сбрасывал их в метро. Предпочитал дрожать от холода, даже в разгар зимы. Они все были голубые и желтые, а я тогда был… большой.
– Что, толстый? – удивленно спросила Розмари.
– Толстый. Поверь мне. Раздулся, как авокадо. Мать меня закармливала. Думаю, у нее была своя теория на сей счет – чем толще станут окружающие, тем изящнее будет выглядеть она сама.
Розмари расхохоталась.
– Папа у тебя худой.
– Папа болеет. Уже много лет. У него язва.
– О…
Он взял ее за руку через стол, вырвал сигарету и потушил в пепельнице.
– Ты слишком много куришь, – сказал он с улыбкой.
– Это опять началось.
– Почему?
Розмари пожала плечами. Ей не хотелось объяснять, какой разлад он внес в ее жизнь.
– А как насчет Джил? Ты мне о ней расскажешь?
Бен посмотрел на стоявшую перед ним пустую чашку и попросил официанта принести еще кофе. Руку Розмари он по-прежнему держал в своих ладонях.
– Ты задаешь очень много вопросов.
– Разве я не имею на это права? – сказала она. – Я должна разобраться в наших отношениях. Не думаю, чтобы мне хотелось иметь дела с человеком, который спит со всеми подряд. Во всяком случае не сейчас.
– Мы вместе работаем. Разве такое не может случиться? – спросил он.
– Бетси?
– Именно это я имел в виду. – Он ближе склонился к ней. – Послушай, принимай меня таким, как есть, или откажись совсем. Я без ума от тебя и жажду быть с тобой при любой возможности, но не могу и не хочу обещать что-либо еще. Рози, дорогая, так уж я создан.
Она попыталась вырвать руку, но он держал ее крепко.
– Давай договорим до конца, Рози. Ты хочешь меня?
– Да.
– Тогда возьми меня. Больше ничего не нужно.
– Как же насчет Джил?
– У нас все закончилось полгода назад. Мне просто нужно переехать от нее. У Джил все в порядке, но Джеймс мой сын, и это мое дело. Тебя оно не должно затрагивать.
– О, Бен, даже не знаю, я не гожусь для случайных связей.
– Это вовсе не случайная связь. Я твой. Верь мне, прошу тебя. Именно ты нужна мне. Зачем же рвать?
– Почему я?
– Ты уже задавала этот вопрос.
– Скажи мне еще раз.
– Ты сильная. Не такая, как другие. Ты выглядишь несокрушимой.
Розмари умолкла, точно зная, что меньше всего на свете ей хотелось бы выглядеть несокрушимой. Она была не в силах отказаться от мысли, что его можно изменить, но вынуждена была отступить перед непосильностью этой задачи. Признавая свое поражение, она улыбнулась ему.
– А ты невозможный человек, Бен Моррисон. Наверное, мне следовало бы убедить себя, что я натерпелась достаточно.
Бен улыбнулся в ответ.
– Что ж, это недурная мысль.
В гостиницу они вернулись в полночь и на пути к лифту оказались у входа в бар.
– Стаканчик на ночь? – спросил Бен.
– Они все там, – заметила Розмари. – Ты справишься?
– Положись на меня.
Они вошли, и Бен направился к группе, занявшей один из столов. Бетси сидела на маленькой софе между Джерри и другим мужчиной – вторым ассистентом, как выяснила Розмари. Она поздоровалась с режиссером, двумя актерами и пожилой актрисой. Роберт, режиссер, придвинул два стула от незанятого столика рядом, и Розмари села. Бен исчез, чтобы сделать заказ в баре, затем вернулся и сел возле нее.
– Хороший был фильм? – спросил Бен.
– Джеймс Бонд на испанский лад, дорогой мальчик, – отозвался Джерри. – Я видывал фильмы и получше. А Джессика все проспала.
Пожилая актриса засмеялась.
– Я всегда сплю в кино. – Она повернулась к Розмари. – Ведь в нашем возрасте это так естественно, правда, дорогая? После десяти вечера я уже ни на что не гожусь.
– Я тоже лучше себя чувствую по утрам, – с улыбкой ответила Розмари.
– Конечно, ведь зубы уже вставлены и мох из ноздрей вычищен, – сказала Джессика.
Сидящие за столом недовольно заворчали.
– Заткнись, Джесс. – Роберт ткнул ее локтем в бок. – Иначе отправим баиньки.
– Забавно, что именно ты это говоришь.
Розмари смотрела на Бетси, а та не сводила глаз с Бена, который перебирал пальцы Розмари. Они просидели в баре до полвторого ночи, а потом разошлись, слегка захмелевшие, по своим комнатам, и в коридоре еще долго звучали смех и голоса.
Розмари с Беном легли, обнявшись, измученные настолько, что хотели только спать. Уже наступил четверг.
– День народных танцев, – прошептал Бен, уткнувшись лицом в ее волосы, и почти сразу провалился в сон.
В четверг выглянуло солнце, и это означало, что они могут весь день спокойно «пастись на травке». Обитатели Барселоны, кажется, только этим и занимались: еда была, безусловно, главным местным развлечением.
– Если мы подойдем к вопросу со знанием дела, то сможем сегодня поесть не меньше пяти раз, – сказал Бен, когда они около десяти утра сидели за чашечкой кофе в одном из баров.
Розмари взяла только половину круассана.
– Я растолстею, как свинья, когда вернусь домой.
– Ты прекрасна такая, как есть, – сказал он. – Я люблю, чтобы мои женщины были дородными.
– Ну, спасибо! – Розмари пнула его под столом ногой.
– Ух, мы уже драться лезем? Неужели с похмелья?
Они бродили по городу почти до двух, снимаясь на фоне памятников архитектуры, а потом зашли в ближайший «тапас-бар», все еще чувствуя усталость после вчерашнего вечера.
– Как люди едят все это? К старости они, наверное, невероятно жиреют? – спросила Розмари, вспомнив о своей матери.
– Люди пылкие с этим справляются.
Она посмотрела на него. Он улыбался.
– Я знаю, что нарываюсь, – сказала она, – но все-таки спрошу. Каким образом? Каким образом они справляются?
– С помощью секса и болтовни. Шумные и чувственные – больше про испанцев сказать нечего.
– А что унаследовал ты от своих родителей? Он обнял ее и привлек к себе. Они долго и с многозначительной улыбкой вглядывались друг в друга.
– А ты обнаглела, – прошептал он. – Хочешь завалиться в постель на весь день?
– Нет, я просто больше не хочу тапас, Бен Моррисон.
В пятницу он ушел на съемки в восемь утра. На подушке рядом с ней лежала записка с адресом. «Приезжай, пообедаем вместе».
Она села за телефон в спальне, чтобы сделать несколько звонков.
– Фрэнни? Это я.
– Дорогая девочка, ты хорошо развлекаешься? Мне тебя не хватает.
– Иногда. Я говорю о том, как я развлекаюсь.
– Ну, ты заслуживаешь большего, я полагаю. Как Бен?
– Прекрасно, а я слишком много ем.
– Звучит зловеще. Когда ты вернешься?
– Не знаю. Я должна позвонить Майклу. Кажется, у меня встреча на радио в следующий вторник. Я вернусь в понедельник вечером, если это действительно так.
– Заехать за тобой?
– Я тебе позже сообщу.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Фрэнсис непривычно серьезным тоном.
– О чем? О Бене?
– Да нет же, идиотка. Есть и другие люди вокруг, мне кажется.
– Прости. О тебе? У тебя все в порядке?
– Да. Но, боюсь, я слегка запачкала дегтем собственную дверь. Ты вряд ли одобришь.
– Вот гадство.
– Именно.
– Дорогая, я позвоню тебе во время уик-энда. Поговорим, как только я вернусь.
Положив трубку, Розмари тут же сняла ее, чтобы позвонить Майклу.
– Его нет в офисе, – сказали ей.
– Когда у меня работа на следующей неделе? – спросила Розмари Сью, его секретаршу. – Я знаю, что на меня это не похоже, но я забыла свое расписание.
В голосе секретарши Майкла послышалось удивление.
– Да, на вас это не похоже. Хотите, я позвоню Дженни, чтобы она связалась с вами?
– У Майкла должно быть записано, – сказала Розмари.
Она стала ждать ответа Сью.
– «Грезы Олвена», – оглушительно раздалось в трубке, и Розмари отставила ее от уха. – В пятницу вы приглашены на благотворительный ленч в Рединге, – сказала наконец Сью.
– А во вторник ничего?
– Запись на радио в пять. Да, черт возьми, Майкл хотел пообедать с вами во вторник. Что-то по поводу новой серии шоу.
– Я позвоню ему завтра. А сейчас пойду прогуляться. Надо сбросить три тонны жратвы, которые я поглотила здесь.
Сью засмеялась.
– Завидую, – сказала она и повесила трубку.
Розмари надела спортивные брюки и вышла из гостиницы, чтобы пройтись перед ленчем.
На съемочную площадку она приехала примерно в полвторого, когда все уже либо ели, либо стояли в очереди к большому столу в буфете, заставленному разнообразными салатами. Бена нигде не было видно. Второй ассистент приветственно помахал ей из громадной брезентовой палатки, отведенной для обедающих.
– Розмари, иди сюда, садись. Я пошлю кого-нибудь за Беном.
Она подошла к большому деревянному столу. Ассистент подвинул ей стул на длинной ножке и представил тем, кто сидел рядом. Было очевидно, что англичане из съемочной группы ее узнали.
– Привет, Дерек, – сказала она, усаживаясь рядом со вторым ассистентом. – Всегда чувствую себя нахлебницей в подобной ситуации. Все работают, а я нет.
– Ерунда. Сейчас принесу тебе поесть.
– Только салат.
– Куда подевалась Бетси, черт бы ее побрал? – крикнул Дерек девушке, которая наливала себе сангрию.
Девушка подняла голову.
– Полчаса назад она понесла еду в трейлер Бена.
– Вот черт. – Дерек встал. – Не отвлекайся, Розмари, – сказал он. – Я схожу за ним.
– Да нет, не надо… все в порядке…
Но Дерек уже направился к трейлерам, стоявшим неподалеку от брезентовой палатки.
Джессика, сидевшая напротив, улыбнулась ей, и Розмари спросила себя, действительно ли во взгляде актрисы промелькнуло смущение. Розмари поняла, что вступить в разговор не сможет. Ей вдруг показалось, что все вокруг избегают встречаться с ней глазами, а разговоры смолкли сами собой. Во рту у нее пересохло, она мечтала о сигарете.
– Не возражаете, если я закурю? – спросила она.
Джессика, наклонившись, протянула ей пачку местных сигарет, щелкнула зажигалкой.
– Хотите выпить, дорогая? – прошептала она.
– Не откажусь. Это сангрия?
– Подождите. Я сейчас принесу. Как насчет салата?
– Нет, спасибо. Только немного выпить.
Актриса вышла, попыхивая сигаретой, и вернулась с двумя стаканами.
– Подозреваю, что винцо слабенькое, дорогая. Думаю, они опасаются пьяных актеров.
– И размытых крупных планов.
Произнесший эти слова мужчина склонился над ними и вытащил сигарету из пачки Джессики. Та шлепнула его по руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Ты на меня злишься?
– А ты как думаешь?
– Думаю, ты вне себя.
– Зачем же спрашиваешь?
По-прежнему не глядя на нее, он буркнул:
– Прости.
– Простить? Разве не этого ты добивался? Написал сценарий, который мы разыграли как по нотам.
Он повернулся и попытался взять ее за руку.
– Она знает, что у нас с Джил все кончено. Я говорил ей. Но она не желает с этим смириться. У меня ведь сын, понимаешь…
– Бен, ради Бога, отчего ты не сказал мне, что у тебя есть сын? Зачем превращать меня в дуру? Зачем напускать на себя такую таинственность?
Она отдернула руку, раздраженная его неспособностью быть откровенным и злясь на себя за то, что пытается втолковать это ему. Затем сказала:
– Расскажи мне о своем сыне.
– Ему четыре года. Зовут Джеймс. Это все.
– Чем занимается Джил?
Он смутился, а потом, словно сомневаясь, бросил:
– Она учительница.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю.
Розмари уставилась на него. Он выглядел таким несчастным и таким юным, что она инстинктивно прикоснулась к нему.
– Господи, Бен, ты невозможный человек. Не знаю, до чего я с тобой дойду. Но я не хочу возвращаться домой, не хочу вести себя как капризная девчонка. Не хочу портить свой отпуск.
Он улыбнулся.
– Ты была бесподобна.
– С твоей матерью?
– Да. С моей матерью. Чудовищная женщина, правда?
– Как, черт возьми, вы до этого докатились?
Он пожал плечами.
– Папа нормальный человек. Только напуганный.
– И очень опрятный.
Он засмеялся так же, как его мать, и ее невольно передернуло.
– Ты ненавидишь ее? – спросила она, ощутив внезапное сострадание к его очевидной уязвимости, которую он не смог скрыть от нее.
– Возможно. Мать просто чудовище. Разве ты не согласна?
Розмари ничего не ответила, она не настолько жестока, чтобы согласиться с ним.
– У меня есть сводная сестра, – сказал он. – Дочь отца от первого брака.
– Неужели? Она живет с ними?
– Нет.
Наступило молчание, а затем он добавил:
– Мать выставила ее из дома за то, что она забеременела. Ей было семнадцать лет. Ее зовут Джейнина.
Машина остановилась у гостиницы, и они побежали к дверям, спасаясь от дождя.
– Надо чего-нибудь выпить, – предложил Бен. – Я хочу принять душ и переодеться.
После душа, заказав вино в номер, они облачились в махровые халаты и неловко уселись на кровать в ожидании заказа. Не в силах прикоснуться друг к другу, они застыли в молчании, пока, наконец, официант, принеся вино, не оставил их одних, получив свои чаевые.
– Налить нам обоим? – спросил Бен все так же неуверенно. Волосы его, влажные после душа, в беспорядке упали на лоб, взгляд молил о снисхождении.
– Обоим, – сказала она. – Если ты уверен, что хочешь именно этого.
– Что тебе дает наша связь, Рози?
– Все, чего у меня никогда не было, и я даже не подозревала, что хочу этого.
Тогда он, засмеявшись, привлек ее к себе.
– Ты любишь меня, Рози?
– Да. А ты любишь…
– Ты обидишься, – сказал он, прежде чем она закончила вопрос.
– Я готова рискнуть.
Наверное, глупо было спрашивать его об этом, но она почувствовала неведомую ей прежде уверенность в себе. Теперь она знала о нем гораздо больше, и это делало его ближе.
– А твой отец виделся с ней с тех пор?
Она задала этот вопрос внезапно, лежа в его объятиях, но на сей раз скованная и безучастная.
– С кем? С Джейниной?
Она кивнула.
– Я никогда не спрашивал. Ей сейчас сорок лет. Мы никогда об этом не говорим. Даже мать.
– Бедная Джейнина.
Протянув руку, она отвела ему волосы со лба.
– Бедный папа.
– Бедный Бен.
Она вновь притронулась к его щеке, на которой к вечеру пробилась щетина.
– Я люблю тебя, Бен.
– Давай радоваться этому. Больше никаких семейных визитов.
– О'кей. – Она поежилась. – Какой был ужасный день.
– Среды всегда были говенными. По средам в школе мы занимались столярными работами. – Он улыбнулся своему воспоминанию. – Я ненавидел столярные работы.
– А у нас было вышивание, – проворчала она.
– Четверг будет лучше.
– По четвергам бывали народные танцы, – сказала она. – Тоже радости мало.
12
Вечер среды они провели вдвоем, избегая бара и команды киношников. Ужинали поздно, в ресторане по соседству. Бен уже успокоился и обрел прежнюю самоуверенность. Розмари все еще сомневалась в нем, но твердо решила не портить себе оставшиеся дни недели и относиться к происходящему по возможности беспечно.
Он много рассказывал ей о матери и, наконец, к великому ее облегчению, заговорил о своем сыне Джеймсе и о пятилетней связи с Джил. Он ушел из дома в шестнадцать и поселился вместе с друзьями из католической школы, туда ходил с одиннадцати лет. В то время ссоры с матерью были ужасными, и он никак не мог забыть тех сцен, которые произошли еще раньше, когда была изгнана из дома его молоденькая сводная сестра. Неспособность отца постоять за себя подтолкнула Бена к бурному разрыву с пугающе опрятным родительским домом в северной части Лондона. Он и его школьные друзья – два мальчика и одна девочка – сняли квартиру с пансионом в ветхом здании на Олбани-стрит. И первое время он очень радовался тому, что сам распоряжается своей жизнью.
Мать его с ужасом обнаружила, что по закону не может принудить его вернуться. В школу он заглядывал изредка, и в конце концов его исключили. Он зарегистрировался как безработный. Когда у него появлялись какие-то деньги, он покуривал травку и несколько раз попробовал кокаин, однако к героину его никогда не тянуло.
– Думаю, во мне слишком силен инстинкт самосохранения, – сказал он Розмари, которая слушала, в изумлении раскрыв рот.
По сравнению с ним ее жизнь была упорядоченной и, если можно так выразиться, «благопристойной».
– Как же ты стал актером? – спросила она.
– Это началось в юношеском клубе. Теперь их немного осталось. Тэтчеровское правительство сделало их платными. Бог знает, чем бы я кончил без этого.
– Ты работал?
– В барах. Забавная работенка. Вот баров по-прежнему полно, куда ни глянь. – И Бен приложил руку к глазам козырьком.
– Дальше. Что было с родителями? Каким образом вы помирились?
– Это все руководитель юношеского клуба. Я стал ходить в драматическую студию. Получил аттестат. У меня были совсем неплохие оценки в средней школе, и он убедил меня пойти учиться дальше, в вечернюю школу.
Бен умолк и продолжил после паузы:
– Пришлось вернуться домой, когда я поступил в колледж. Мне было тогда почти девятнадцать.
– Мать приняла тебя с распростертыми объятиями?
Бен засмеялся.
– Боюсь, именно так и было. Я вновь оказался в ее власти. Я и отец. Два года терпеливо сносил все ее капризы. Должен признать, что она стала куда более сносной – из-за колледжа. Актерство было моим спасением, это точно. Господи, как же я ненавидел ее. Все эти жуткие вязаные джемперы, которые она заставляла меня носить. Я сбрасывал их в метро. Предпочитал дрожать от холода, даже в разгар зимы. Они все были голубые и желтые, а я тогда был… большой.
– Что, толстый? – удивленно спросила Розмари.
– Толстый. Поверь мне. Раздулся, как авокадо. Мать меня закармливала. Думаю, у нее была своя теория на сей счет – чем толще станут окружающие, тем изящнее будет выглядеть она сама.
Розмари расхохоталась.
– Папа у тебя худой.
– Папа болеет. Уже много лет. У него язва.
– О…
Он взял ее за руку через стол, вырвал сигарету и потушил в пепельнице.
– Ты слишком много куришь, – сказал он с улыбкой.
– Это опять началось.
– Почему?
Розмари пожала плечами. Ей не хотелось объяснять, какой разлад он внес в ее жизнь.
– А как насчет Джил? Ты мне о ней расскажешь?
Бен посмотрел на стоявшую перед ним пустую чашку и попросил официанта принести еще кофе. Руку Розмари он по-прежнему держал в своих ладонях.
– Ты задаешь очень много вопросов.
– Разве я не имею на это права? – сказала она. – Я должна разобраться в наших отношениях. Не думаю, чтобы мне хотелось иметь дела с человеком, который спит со всеми подряд. Во всяком случае не сейчас.
– Мы вместе работаем. Разве такое не может случиться? – спросил он.
– Бетси?
– Именно это я имел в виду. – Он ближе склонился к ней. – Послушай, принимай меня таким, как есть, или откажись совсем. Я без ума от тебя и жажду быть с тобой при любой возможности, но не могу и не хочу обещать что-либо еще. Рози, дорогая, так уж я создан.
Она попыталась вырвать руку, но он держал ее крепко.
– Давай договорим до конца, Рози. Ты хочешь меня?
– Да.
– Тогда возьми меня. Больше ничего не нужно.
– Как же насчет Джил?
– У нас все закончилось полгода назад. Мне просто нужно переехать от нее. У Джил все в порядке, но Джеймс мой сын, и это мое дело. Тебя оно не должно затрагивать.
– О, Бен, даже не знаю, я не гожусь для случайных связей.
– Это вовсе не случайная связь. Я твой. Верь мне, прошу тебя. Именно ты нужна мне. Зачем же рвать?
– Почему я?
– Ты уже задавала этот вопрос.
– Скажи мне еще раз.
– Ты сильная. Не такая, как другие. Ты выглядишь несокрушимой.
Розмари умолкла, точно зная, что меньше всего на свете ей хотелось бы выглядеть несокрушимой. Она была не в силах отказаться от мысли, что его можно изменить, но вынуждена была отступить перед непосильностью этой задачи. Признавая свое поражение, она улыбнулась ему.
– А ты невозможный человек, Бен Моррисон. Наверное, мне следовало бы убедить себя, что я натерпелась достаточно.
Бен улыбнулся в ответ.
– Что ж, это недурная мысль.
В гостиницу они вернулись в полночь и на пути к лифту оказались у входа в бар.
– Стаканчик на ночь? – спросил Бен.
– Они все там, – заметила Розмари. – Ты справишься?
– Положись на меня.
Они вошли, и Бен направился к группе, занявшей один из столов. Бетси сидела на маленькой софе между Джерри и другим мужчиной – вторым ассистентом, как выяснила Розмари. Она поздоровалась с режиссером, двумя актерами и пожилой актрисой. Роберт, режиссер, придвинул два стула от незанятого столика рядом, и Розмари села. Бен исчез, чтобы сделать заказ в баре, затем вернулся и сел возле нее.
– Хороший был фильм? – спросил Бен.
– Джеймс Бонд на испанский лад, дорогой мальчик, – отозвался Джерри. – Я видывал фильмы и получше. А Джессика все проспала.
Пожилая актриса засмеялась.
– Я всегда сплю в кино. – Она повернулась к Розмари. – Ведь в нашем возрасте это так естественно, правда, дорогая? После десяти вечера я уже ни на что не гожусь.
– Я тоже лучше себя чувствую по утрам, – с улыбкой ответила Розмари.
– Конечно, ведь зубы уже вставлены и мох из ноздрей вычищен, – сказала Джессика.
Сидящие за столом недовольно заворчали.
– Заткнись, Джесс. – Роберт ткнул ее локтем в бок. – Иначе отправим баиньки.
– Забавно, что именно ты это говоришь.
Розмари смотрела на Бетси, а та не сводила глаз с Бена, который перебирал пальцы Розмари. Они просидели в баре до полвторого ночи, а потом разошлись, слегка захмелевшие, по своим комнатам, и в коридоре еще долго звучали смех и голоса.
Розмари с Беном легли, обнявшись, измученные настолько, что хотели только спать. Уже наступил четверг.
– День народных танцев, – прошептал Бен, уткнувшись лицом в ее волосы, и почти сразу провалился в сон.
В четверг выглянуло солнце, и это означало, что они могут весь день спокойно «пастись на травке». Обитатели Барселоны, кажется, только этим и занимались: еда была, безусловно, главным местным развлечением.
– Если мы подойдем к вопросу со знанием дела, то сможем сегодня поесть не меньше пяти раз, – сказал Бен, когда они около десяти утра сидели за чашечкой кофе в одном из баров.
Розмари взяла только половину круассана.
– Я растолстею, как свинья, когда вернусь домой.
– Ты прекрасна такая, как есть, – сказал он. – Я люблю, чтобы мои женщины были дородными.
– Ну, спасибо! – Розмари пнула его под столом ногой.
– Ух, мы уже драться лезем? Неужели с похмелья?
Они бродили по городу почти до двух, снимаясь на фоне памятников архитектуры, а потом зашли в ближайший «тапас-бар», все еще чувствуя усталость после вчерашнего вечера.
– Как люди едят все это? К старости они, наверное, невероятно жиреют? – спросила Розмари, вспомнив о своей матери.
– Люди пылкие с этим справляются.
Она посмотрела на него. Он улыбался.
– Я знаю, что нарываюсь, – сказала она, – но все-таки спрошу. Каким образом? Каким образом они справляются?
– С помощью секса и болтовни. Шумные и чувственные – больше про испанцев сказать нечего.
– А что унаследовал ты от своих родителей? Он обнял ее и привлек к себе. Они долго и с многозначительной улыбкой вглядывались друг в друга.
– А ты обнаглела, – прошептал он. – Хочешь завалиться в постель на весь день?
– Нет, я просто больше не хочу тапас, Бен Моррисон.
В пятницу он ушел на съемки в восемь утра. На подушке рядом с ней лежала записка с адресом. «Приезжай, пообедаем вместе».
Она села за телефон в спальне, чтобы сделать несколько звонков.
– Фрэнни? Это я.
– Дорогая девочка, ты хорошо развлекаешься? Мне тебя не хватает.
– Иногда. Я говорю о том, как я развлекаюсь.
– Ну, ты заслуживаешь большего, я полагаю. Как Бен?
– Прекрасно, а я слишком много ем.
– Звучит зловеще. Когда ты вернешься?
– Не знаю. Я должна позвонить Майклу. Кажется, у меня встреча на радио в следующий вторник. Я вернусь в понедельник вечером, если это действительно так.
– Заехать за тобой?
– Я тебе позже сообщу.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Фрэнсис непривычно серьезным тоном.
– О чем? О Бене?
– Да нет же, идиотка. Есть и другие люди вокруг, мне кажется.
– Прости. О тебе? У тебя все в порядке?
– Да. Но, боюсь, я слегка запачкала дегтем собственную дверь. Ты вряд ли одобришь.
– Вот гадство.
– Именно.
– Дорогая, я позвоню тебе во время уик-энда. Поговорим, как только я вернусь.
Положив трубку, Розмари тут же сняла ее, чтобы позвонить Майклу.
– Его нет в офисе, – сказали ей.
– Когда у меня работа на следующей неделе? – спросила Розмари Сью, его секретаршу. – Я знаю, что на меня это не похоже, но я забыла свое расписание.
В голосе секретарши Майкла послышалось удивление.
– Да, на вас это не похоже. Хотите, я позвоню Дженни, чтобы она связалась с вами?
– У Майкла должно быть записано, – сказала Розмари.
Она стала ждать ответа Сью.
– «Грезы Олвена», – оглушительно раздалось в трубке, и Розмари отставила ее от уха. – В пятницу вы приглашены на благотворительный ленч в Рединге, – сказала наконец Сью.
– А во вторник ничего?
– Запись на радио в пять. Да, черт возьми, Майкл хотел пообедать с вами во вторник. Что-то по поводу новой серии шоу.
– Я позвоню ему завтра. А сейчас пойду прогуляться. Надо сбросить три тонны жратвы, которые я поглотила здесь.
Сью засмеялась.
– Завидую, – сказала она и повесила трубку.
Розмари надела спортивные брюки и вышла из гостиницы, чтобы пройтись перед ленчем.
На съемочную площадку она приехала примерно в полвторого, когда все уже либо ели, либо стояли в очереди к большому столу в буфете, заставленному разнообразными салатами. Бена нигде не было видно. Второй ассистент приветственно помахал ей из громадной брезентовой палатки, отведенной для обедающих.
– Розмари, иди сюда, садись. Я пошлю кого-нибудь за Беном.
Она подошла к большому деревянному столу. Ассистент подвинул ей стул на длинной ножке и представил тем, кто сидел рядом. Было очевидно, что англичане из съемочной группы ее узнали.
– Привет, Дерек, – сказала она, усаживаясь рядом со вторым ассистентом. – Всегда чувствую себя нахлебницей в подобной ситуации. Все работают, а я нет.
– Ерунда. Сейчас принесу тебе поесть.
– Только салат.
– Куда подевалась Бетси, черт бы ее побрал? – крикнул Дерек девушке, которая наливала себе сангрию.
Девушка подняла голову.
– Полчаса назад она понесла еду в трейлер Бена.
– Вот черт. – Дерек встал. – Не отвлекайся, Розмари, – сказал он. – Я схожу за ним.
– Да нет, не надо… все в порядке…
Но Дерек уже направился к трейлерам, стоявшим неподалеку от брезентовой палатки.
Джессика, сидевшая напротив, улыбнулась ей, и Розмари спросила себя, действительно ли во взгляде актрисы промелькнуло смущение. Розмари поняла, что вступить в разговор не сможет. Ей вдруг показалось, что все вокруг избегают встречаться с ней глазами, а разговоры смолкли сами собой. Во рту у нее пересохло, она мечтала о сигарете.
– Не возражаете, если я закурю? – спросила она.
Джессика, наклонившись, протянула ей пачку местных сигарет, щелкнула зажигалкой.
– Хотите выпить, дорогая? – прошептала она.
– Не откажусь. Это сангрия?
– Подождите. Я сейчас принесу. Как насчет салата?
– Нет, спасибо. Только немного выпить.
Актриса вышла, попыхивая сигаретой, и вернулась с двумя стаканами.
– Подозреваю, что винцо слабенькое, дорогая. Думаю, они опасаются пьяных актеров.
– И размытых крупных планов.
Произнесший эти слова мужчина склонился над ними и вытащил сигарету из пачки Джессики. Та шлепнула его по руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36