Жалость к себе затопила ее волной – злость и тоска одновременно. В прошлую Пасху жизнь ее текла так размеренно. Она была спокойна – не бредила любовью, не впадала в восторг от счастья, но зато была спокойна. Довольна жизнью и собой. А сейчас лучи весеннего солнца и щебет строивших гнездо птиц не вызывали в душе радости. Она просидела на кухне больше часа, затем встала и побрела в гостиную, чтобы включить телевизор.
«Что я делаю?» – подумала она, но не двинулась с места, когда австралийская мыльная опера вторглась в ее смятенный рассудок.
Она знала, что вернется к Бену, если он позвонит, потому что жажда прежнего чувства была сильнее, чем оскорбленная гордость и негодование на его неверность. Почему он не позвонил? Она посмотрела новости, потом взялась за газеты. В «Гардиан» была благожелательная рецензия на спектакль Эллы, но имени ее дочери не упоминалось.
Фрэнсис приехала после восьми.
– Выключи этот чертов телевизор, мы будем есть на кухне. Я накупила японских деликатесов. Боюсь только, что все сырые и их надо готовить… Ты выглядишь страшнее смерти, сокровище. Где ты, черт возьми, шлялась?
– Провела весь день с матерью. Мы были в «Теско».
– Ты не купила себе власяницу?
В субботу днем Фрэнсис уехала, чтобы навестить приятеля в Брайтоне.
– Прости, но я не могу ничего поделать, сердце мое. Никак было не отвязаться от бывшего любовника. Что за нелепая жизнь у меня! Ты будешь себя хорошо вести? Все будет в порядке?
– Конечно же, не глупи. У меня нет ни времени, ни желания думать сама знаешь о ком.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Розмари засмеялась, и Фрэнсис чмокнула ее в щеку.
– Не терзай себя, моя дорогая девочка, ты мне очень нужна. В понедельник отвезу тебя в Шраблендс. Сама поведу машину. Мы явимся туда прямо к чаю со сливками.
– Береги себя, Фрэнни, – сказала Розмари, когда подруга открыла дверцу машины.
Затем быстро спросила:
– Фрэнсис, как ты можешь проводить свои выходные без Майкла? Наверное, это ужасно?
– Я об этом не думаю. Ласточка моя, я сама сделала выбор. Если станет невмоготу, я с этим покончу.
Розмари закрыла входную дверь и прислонилась к ней лицом. Ей казалось, что она играет роль в дурацкой мыльной опере. Не хватало только повалиться в слезах на порог – как это было в одном из эпизодов «Династии».
– Держи себя в руках, девочка, – громко произнесла она и пошла наверх, чтобы принять душ.
Высушив волосы, она отнесла полотенца в комнату Эллы.
«Полагаю, они будут спать вместе», – подумала она, взглянув на широкую двуспальную кровать дочери.
Она рано легла в эту субботу, и, когда в дверь начали звонить и стучать, а Элла стала звать ее через щель для почты, ей пришлось подняться, проспав всего лишь два часа.
– Прости, ма, – сказала Элла, обнимая в прихожей встрепанную и заспанную Розмари. – Я забыла или потеряла свои ключи. Мы решили, что не можем ждать до завтра.
– Вернее, ты решила! – со смехом произнесла девушка, стоявшая за спиной Эллы.
Она дружелюбно и без всякого стеснения протянула Розмари руку. Улыбка освещала ее круглое выразительное лицо, а глаза чудесно лучились.
– Здравствуйте, миссис Дауни. Элла ни с кем не желает считаться. Мы, конечно же, разбудили вас.
Элла, повернувшись, обняла девушку за плечи одной рукой.
– Ма, это Джоанна.
– Здравствуйте, Джоанна. Пожалуйста, называйте меня Розмари.
– О'кей. А я – Джо.
Они прошли на кухню, оставив рюкзаки и сумки посреди прихожей. Идя по дому, Элла везде зажигала свет. Поставив чайник на плиту, Розмари спросила:
– Вы будете кофе, Джо? Или предпочитаете что-нибудь выпить?
– Кофе – это замечательно, Розмари. Прошу вас, ложитесь, вы очень устали, это сразу видно. Мы сами о себе позаботимся.
Розмари Джо понравилась сразу и безоговорочно – высокая и широкоплечая молодая женщина, с длинными кудрявыми волосами. Обе подруги были в джинсах, Элла – в своих обычных, с прорехой на коленке. Розмари предоставила им самим готовить еду и вернулась в постель.
– Завтра поговорим, Элла. Спокойной ночи, Джо.
Направившись в спальню, она успела заметить, как Элла в своей привычной манере режет хлеб прямо на столе, но удержалась от замечания – ради Джо, а может быть, ради себя самой.
Элла и Джо провалялись в постели до полудня, и Розмари решила устроить воскресный ленч ближе к вечеру. Днем они сидели все вместе, Джо читала газеты, а потом предложила свою помощь в готовке. Они с Розмари отправились на кухню, оставив Эллу в гостиной. Оглушительная рок-музыка заполнила дом, и в этой прежней, привычной обстановке Розмари почувствовала себя так хорошо, как давно не бывало за последний месяц. Ей было легко с Джо, и они без конца смеялись, пока мыли в раковине помидоры с морковкой.
– Элла сказала вам про нас? – спросила Джо.
Розмари, не зная, хочется ли ей разбираться с сексуальной жизнью дочери, кивнула и принялась резать помидоры.
– Для вас это трудно? – сказала Джо.
Розмари посмотрела на нее.
– Немного. Простите.
– Ну что вы. Моя мать считает, что такого просто не бывает.
– А вы всегда были, ну…
– Лесбиянкой?
Розмари кивнула.
Джо склонилась над кухонным столом.
– Всегда, – сказала она, – в отличие от Эллы. Но у меня с ней все очень серьезно. Это вас смущает?
– Не знаю. Немного.
– Она ведь выложила вам все с маху?
И Розмари снова кивнула.
– Для шерри еще слишком рано? – спросила она Джо.
Девушка засмеялась.
– Я бы предпочла белое вино. Если у вас есть.
Розмари подошла к холодильнику и вынула бутылку фраскати.
– Дайте-ка я сама, – сказала девушка, забирая у нее бутылку.
Розмари, протянув ей штопор, смотрела, как та быстро и умело вытащила пробку. Розмари поставила на кухонный стол три бокала, и Джо стала разливать.
– Очень рада познакомиться с вами, – сказала она, по-прежнему улыбаясь.
– Я тоже, – сказала Розмари, и это была истинная правда.
От этой тридцатичетырехлетней женщины исходило чувство спокойной уверенности, она была привлекательной и в то же время сильной – лучшего и представить нельзя. Улыбка не сходила с ее лица, как если бы она твердо знала, в каком мире живет и какое место в нем принадлежит ей по праву.
Они поели на кухне, оживленно и весело разговаривая. Первая пьеса прошла хорошо, репетиции второй начинались во вторник, и Джоанна, казалось, не сомневалась в своих силах.
– Она блестящий режиссер, – сказала Элла с набитым обжаренными помидорами ртом.
– Замолчи, – быстро произнесла Джоанна. – Я просто хорошо владею своим ремеслом.
Розмари узнала, что она получила большой опыт в маленьких театрах, где в двадцать лет начинала как актриса, – «Очень скверная» (со смехом пояснила Элла), а сейчас, в тридцать четыре года, достигла таких высот, что ей предложили поставить три пьесы в Ноттингеме. Розмари позавидовала их энергии и вспомнила, какой энергичной была сама – пока в ее жизнь не ворвался Бен.
Наконец, уже ближе к ночи, Элла спросила о нем. Розмари искоса поглядела на Джо – та жевала одно из пасхальных яиц, что Розмари закупила в «Теско» и вручила им за едой в знак материнской любви. «Блядство, мне ведь уже двадцать пять», – сказала тогда Элла, хотя была явно в восторге, что к ней относятся как к избалованному ребенку, которым она некогда была.
– Ты можешь говорить при Джо, – добавила Элла. – Она знает про Бена. У нас нет тайн друг от друга. Я рассказываю ей все.
Розмари растерянно улыбнулась при мысли, что нужно говорить с ними об этих четырех днях в Барселоне. Большая часть ее воспоминаний превратилась теперь в навязчивый кошмар.
– Перестань, Элла, – сказала Джо. – Это касается только твоей матери. Она же не лезет в наши дела.
Элла повернулась к ней.
– Я чувствую себя виноватой. Ведь я сама привела этого недоноска в наш дом.
Джо засмеялась, а Розмари передернуло. Элла же продолжала:
– Он без ума от своей штуковины, ма. Прекрасный парень, великолепный актер, но за пределами сцены мозги у него сползают в промежность.
Розмари быстро произнесла:
– Элла, прошу тебя. Я все-таки твоя мать. Я совершила глупость. Забудем об этом.
Она встала, чтобы налить себе бренди. Снова усевшись за стол, сказала:
– Завтра я уезжаю в Шраблендс. Надеюсь потерять за неделю некоторое количество фунтов и те немногие воспоминания, что остались у меня от Бена Моррисона.
«И от его замечательного пениса», – добавила она про себя, всей душой желая, чтобы это оказалось именно так.
15
Подруги уехали до появления Фрэнсис.
– Нам надо вернуться и еще раз прочесть пьесу. Завтра начинаются репетиции. Чехов зовет!
Розмари вышла помахать им.
– Мы быстро доедем, – сказала Джо, расцеловав хозяйку в обе щеки и обняв ее с какой-то новой, милой бесцеремонностью. – Берегите себя, Розмари. – И, обогнув машину, уселась на переднее сиденье.
– Давай, давай скорее, – подгоняла ее Элла, нетерпеливая, как всегда, готовая торопить любое событие в своей жизни. Машина тронулась, она высунула в окошко руку. – Пока, ма, я скоро позвоню. Привет Фрэнсис.
Розмари вернулась в дом, он показался ей мрачным и тихим. Сегодня понедельник пасхальной недели – это значит, что ни Дженни, ни Пат не будет. Розмари сложила в небольшую сумку вещи для недельного пребывания на ферме здоровья.
– А, черт, уже уехали, – посетовала Фрэнсис, чуть позже подъехав к дому.
– Элла шлет тебе привет. И еще до всех твоих расспросов должна сказать, что Джоанна Тристрам необыкновенно милая и, может быть, встреча с ней – лучшее из всего, что случалось с Эллой.
– Ну-ну, – улыбнулась Фрэнсис и бросила сумку подруги в багажник рядом со своими тремя.
Розмари и Фрэнсис приехали в Шраблендс к чаю. Оказавшись в своей комнате, они распаковали вещи, взвесились и влезли в махровые халаты.
– Я собираюсь проходить так всю неделю, – говорила Фрэнсис по дороге в оранжерею, где их дожидались серебряные чайники и кувшины с молоком, только что доставленным с фермы.
Розмари пила чай, сидя под банановыми пальмами во влажной атмосфере старой оранжереи. Кругом беззаботно болтали женщины, одетые кто в спортивные костюмы, кто в домашние платья. Казалось, в самом воздухе разлит покой.
– Это самый важный момент дня, – объяснила Фрэнсис, допив третью чашку. – Я буду соблюдать легкую диету за компанию с тобой, детка. А захочу – так спущусь вниз, в паб, и наемся жареной картошки с мясом, пока тебя будут массировать…
– Подумай о токсинах, от которых освобождается твой организм, – посоветовала Розмари подруге, когда они в тот же день довольно рано забрались в стоявшие рядом кровати и включили телевизор. Фрэнсис отхлебывала горячий напиток с медом и лимоном и гнала мысль о мартини с водкой.
Как правило, в такой разреженной атмосфере, где собираются люди, какое-то время занятые лишь одним – приведением себя в порядок, случайные встречи всегда обещают перейти в дружбу, которая в суровом климате деловых отношений, не развившись, погибает. Две молодые актрисы подошли представиться Розмари на второй день после ее приезда. Четыре женщины встретились между процедурами, им понравилось беседовать друг с другом, и с тех пор они почти не расставались.
Вместе переживали головную боль и муки голода и отговаривали одна другую от посещения паба. Розмари было полезно их присутствие. При них она не говорила о Бене. А когда мысли о нем захватывали ее целиком, она уходила гулять.
После аэробики, парилки и ледяного душа новые подруги всегда встречались, чтобы вместе выпить особого чая в четыре ровно пополудни. Это стало настолько же привычным, как ноющие мускулы и пустой желудок.
– Внушительное зрелище – столько женщин сразу, правда?
Они, как обычно, сидели вчетвером в оранжерее – только там и разрешалось курить. Ни одна из них не решилась отказаться от сигарет.
– Мы сильные, – сказала Мэнди, их новая подруга. – Поэтому мужчины так нас боятся и стараются изолировать друг от друга.
– Им необходимо контролировать нас, – заметила Фрэнсис. – Просто тошнит при мысли о том, что мы это воспринимаем как заботу.
Розмари украдкой бросила на нее взгляд. Разговор приобретал опасное направление.
– У меня есть подруга, – сказала Мэнди, – которая именно так и живет. Она вроде бы уже и не любит его, но он ухитрился внушить ей, что без него она – ноль. Мне кажется, она почти так же безумно любит его член, как и он сам.
– Нет, это невозможно, – рассмеялась Фрэнсис. – У мужчин это самая долгая и самая мощная страсть.
– Фрэнни, перестань. Не у всех, – упрекнула ее Розмари.
Мэнди снова заговорила.
– Бедняжка Джил, она просто одержима им. Она все время беспокоится, где он. Ни о чем другом думать не может.
– Джил? – повернулась к ней Розмари.
– Да, так зовут мою подругу.
Не может быть. Таких совпадений не бывает. «Разве ты не хочешь спросить и убедиться?» – задала себе вопрос Розмари.
– Неплохая актриса, – продолжала Мэнди, – но сама она так не думает. Мы все просто молимся, чтобы он исчез из ее жизни, но он так чертовски хорош, что она всегда рада его возвращениям.
– Ревность лучше всего возбуждает любовь. – заключила Фрэнсис.
Розмари взглянула на нее. Это правда. Она вспомнила, что передумала и перечувствовала на обратном пути из Барселоны. Образы Бена и Бетси тревожили ее и возбуждали сексуально. Что это? Что это вообще было? Сексуальная одержимость? Она до сих пор помнила и не пыталась забыть ласку его рук и губ на своем теле. Шепчущие в самое ухо губы, стук его сердца у нее на груди, еще горячей и чуть влажной после любовного свершения. Она всегда помнит только секс. А ведь было и что-то еще. Вдруг ей стало легче – как будто в туннеле, который она сама для себя выкопала, забрезжил свет. Без секса можно жить – ведь она жила так до этого. В каком-то смысле даже легче.
– Неужели ты веришь, что от этой жути твоему организму может быть какая-нибудь польза? – простонала Фрэнсис, оказавшись в холодной воде после первого сеанса в парной.
Розмари заговорила совсем о другом:
– Как ты думаешь, эта подруга Мэнди, Джил, может быть возлюбленной Бена? Я побоялась выяснить.
– Даже не думай об этом. И ни в коем случае не спрашивай.
– Мне стало лучше, Фрэнни. Правда, лучше. А если это все только секс – что ж, буду совокупляться.
– Ура! Боже, как хочется выпить. Давай спустимся в паб вечером?
– Ни за что, искусительница. Я снова могу прощупать свои бедренные кости, и это самое лучшее, что случилось за последнее время.
– Легко обрадовать нас, простушек. Неудивительно, что мужчины запросто получают нас, как только захотят.
Розмари хотелось расспросить подругу о Майкле, но Фрэнсис обычно переводила разговор на другую тему. «Пока рано говорить», – ответила она как-то, и на этом все кончилось.
Розмари раздумывала над беспечностью подруги, над легкостью, с которой та разрешала любую неприятную ситуацию, связанную с мужчинами.
– О Боже мой, – вдруг произнесла Розмари. Они уже снова сидели рядом в парной.
– Что случилось? – спросила Фрэнсис, не в силах повернуть голову.
– У него остался мой ключ.
– Ах ты… А когда он должен вернуться?
– В этот уик-энд.
– Смени замки. Сразу же, в понедельник. А если ты не перестанешь смотреть на меня с выражением «может быть, он появится», я сейчас добавлю пару!
Розмари принялась хохотать.
– Мы приедем домой в воскресенье. Все будет в порядке. Боже, Фрэнни, я в самом деле начинаю чувствовать себя лучше. Может быть, это была не любовь.
– Тебе просто нужно основание, чтобы заниматься сексом, дорогая моя, – сказала Фрэнсис. – как большинству женщин. В то время как мужчинам нужно всего лишь место.
Время от времени звонил Майкл, но разговаривал главным образом с Фрэнсис.
– Боюсь, в сентябре никаких изменений не ожидается. Но я тут кое о чем договариваюсь.
Розмари в первый раз за несколько лет задумалась, что будет с ее карьерой. И она, и зависящие от нее люди привыкли к жизни, которая требовала трат. Впервые она не была уверена, что ее ждет работа.
– Мне пора уже беспокоиться? – спросила она у Майкла.
– Думаю, что еще не пора, Розмари. Сейчас у всех дела неблестящи. Я еду в Лос-Анджелес в августе. Можешь поехать со мной, встретишься с разными людьми. Может быть, там найдется что интересное.
Америка… Возможность побывать там и пугала, и манила Розмари.
Вечером в субботу впервые за неделю подали горячий ужин в роскошной столовой для тех, кто назавтра должен уезжать. Было и вино.
– Оставь здесь бутылку, милочка, – сказала Фрэнсис официантке, которая наполнила бокалы обеих. Она потянула бутылку из рук девушки и улыбнулась ей так лучезарно, что та не могла не ухмыльнуться в ответ, прежде чем отошла, передернув плечиками. Женщины с интересом обсуждали, кто на сколько похудел. Выяснилось, что Розмари – на семь фунтов, а Фрэнсис – только на два, но она сама призналась:
– Я смошенничала, радость моя. У меня были с собой шоколадки.
Розмари рот открыла от удивления и негодования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
«Что я делаю?» – подумала она, но не двинулась с места, когда австралийская мыльная опера вторглась в ее смятенный рассудок.
Она знала, что вернется к Бену, если он позвонит, потому что жажда прежнего чувства была сильнее, чем оскорбленная гордость и негодование на его неверность. Почему он не позвонил? Она посмотрела новости, потом взялась за газеты. В «Гардиан» была благожелательная рецензия на спектакль Эллы, но имени ее дочери не упоминалось.
Фрэнсис приехала после восьми.
– Выключи этот чертов телевизор, мы будем есть на кухне. Я накупила японских деликатесов. Боюсь только, что все сырые и их надо готовить… Ты выглядишь страшнее смерти, сокровище. Где ты, черт возьми, шлялась?
– Провела весь день с матерью. Мы были в «Теско».
– Ты не купила себе власяницу?
В субботу днем Фрэнсис уехала, чтобы навестить приятеля в Брайтоне.
– Прости, но я не могу ничего поделать, сердце мое. Никак было не отвязаться от бывшего любовника. Что за нелепая жизнь у меня! Ты будешь себя хорошо вести? Все будет в порядке?
– Конечно же, не глупи. У меня нет ни времени, ни желания думать сама знаешь о ком.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Розмари засмеялась, и Фрэнсис чмокнула ее в щеку.
– Не терзай себя, моя дорогая девочка, ты мне очень нужна. В понедельник отвезу тебя в Шраблендс. Сама поведу машину. Мы явимся туда прямо к чаю со сливками.
– Береги себя, Фрэнни, – сказала Розмари, когда подруга открыла дверцу машины.
Затем быстро спросила:
– Фрэнсис, как ты можешь проводить свои выходные без Майкла? Наверное, это ужасно?
– Я об этом не думаю. Ласточка моя, я сама сделала выбор. Если станет невмоготу, я с этим покончу.
Розмари закрыла входную дверь и прислонилась к ней лицом. Ей казалось, что она играет роль в дурацкой мыльной опере. Не хватало только повалиться в слезах на порог – как это было в одном из эпизодов «Династии».
– Держи себя в руках, девочка, – громко произнесла она и пошла наверх, чтобы принять душ.
Высушив волосы, она отнесла полотенца в комнату Эллы.
«Полагаю, они будут спать вместе», – подумала она, взглянув на широкую двуспальную кровать дочери.
Она рано легла в эту субботу, и, когда в дверь начали звонить и стучать, а Элла стала звать ее через щель для почты, ей пришлось подняться, проспав всего лишь два часа.
– Прости, ма, – сказала Элла, обнимая в прихожей встрепанную и заспанную Розмари. – Я забыла или потеряла свои ключи. Мы решили, что не можем ждать до завтра.
– Вернее, ты решила! – со смехом произнесла девушка, стоявшая за спиной Эллы.
Она дружелюбно и без всякого стеснения протянула Розмари руку. Улыбка освещала ее круглое выразительное лицо, а глаза чудесно лучились.
– Здравствуйте, миссис Дауни. Элла ни с кем не желает считаться. Мы, конечно же, разбудили вас.
Элла, повернувшись, обняла девушку за плечи одной рукой.
– Ма, это Джоанна.
– Здравствуйте, Джоанна. Пожалуйста, называйте меня Розмари.
– О'кей. А я – Джо.
Они прошли на кухню, оставив рюкзаки и сумки посреди прихожей. Идя по дому, Элла везде зажигала свет. Поставив чайник на плиту, Розмари спросила:
– Вы будете кофе, Джо? Или предпочитаете что-нибудь выпить?
– Кофе – это замечательно, Розмари. Прошу вас, ложитесь, вы очень устали, это сразу видно. Мы сами о себе позаботимся.
Розмари Джо понравилась сразу и безоговорочно – высокая и широкоплечая молодая женщина, с длинными кудрявыми волосами. Обе подруги были в джинсах, Элла – в своих обычных, с прорехой на коленке. Розмари предоставила им самим готовить еду и вернулась в постель.
– Завтра поговорим, Элла. Спокойной ночи, Джо.
Направившись в спальню, она успела заметить, как Элла в своей привычной манере режет хлеб прямо на столе, но удержалась от замечания – ради Джо, а может быть, ради себя самой.
Элла и Джо провалялись в постели до полудня, и Розмари решила устроить воскресный ленч ближе к вечеру. Днем они сидели все вместе, Джо читала газеты, а потом предложила свою помощь в готовке. Они с Розмари отправились на кухню, оставив Эллу в гостиной. Оглушительная рок-музыка заполнила дом, и в этой прежней, привычной обстановке Розмари почувствовала себя так хорошо, как давно не бывало за последний месяц. Ей было легко с Джо, и они без конца смеялись, пока мыли в раковине помидоры с морковкой.
– Элла сказала вам про нас? – спросила Джо.
Розмари, не зная, хочется ли ей разбираться с сексуальной жизнью дочери, кивнула и принялась резать помидоры.
– Для вас это трудно? – сказала Джо.
Розмари посмотрела на нее.
– Немного. Простите.
– Ну что вы. Моя мать считает, что такого просто не бывает.
– А вы всегда были, ну…
– Лесбиянкой?
Розмари кивнула.
Джо склонилась над кухонным столом.
– Всегда, – сказала она, – в отличие от Эллы. Но у меня с ней все очень серьезно. Это вас смущает?
– Не знаю. Немного.
– Она ведь выложила вам все с маху?
И Розмари снова кивнула.
– Для шерри еще слишком рано? – спросила она Джо.
Девушка засмеялась.
– Я бы предпочла белое вино. Если у вас есть.
Розмари подошла к холодильнику и вынула бутылку фраскати.
– Дайте-ка я сама, – сказала девушка, забирая у нее бутылку.
Розмари, протянув ей штопор, смотрела, как та быстро и умело вытащила пробку. Розмари поставила на кухонный стол три бокала, и Джо стала разливать.
– Очень рада познакомиться с вами, – сказала она, по-прежнему улыбаясь.
– Я тоже, – сказала Розмари, и это была истинная правда.
От этой тридцатичетырехлетней женщины исходило чувство спокойной уверенности, она была привлекательной и в то же время сильной – лучшего и представить нельзя. Улыбка не сходила с ее лица, как если бы она твердо знала, в каком мире живет и какое место в нем принадлежит ей по праву.
Они поели на кухне, оживленно и весело разговаривая. Первая пьеса прошла хорошо, репетиции второй начинались во вторник, и Джоанна, казалось, не сомневалась в своих силах.
– Она блестящий режиссер, – сказала Элла с набитым обжаренными помидорами ртом.
– Замолчи, – быстро произнесла Джоанна. – Я просто хорошо владею своим ремеслом.
Розмари узнала, что она получила большой опыт в маленьких театрах, где в двадцать лет начинала как актриса, – «Очень скверная» (со смехом пояснила Элла), а сейчас, в тридцать четыре года, достигла таких высот, что ей предложили поставить три пьесы в Ноттингеме. Розмари позавидовала их энергии и вспомнила, какой энергичной была сама – пока в ее жизнь не ворвался Бен.
Наконец, уже ближе к ночи, Элла спросила о нем. Розмари искоса поглядела на Джо – та жевала одно из пасхальных яиц, что Розмари закупила в «Теско» и вручила им за едой в знак материнской любви. «Блядство, мне ведь уже двадцать пять», – сказала тогда Элла, хотя была явно в восторге, что к ней относятся как к избалованному ребенку, которым она некогда была.
– Ты можешь говорить при Джо, – добавила Элла. – Она знает про Бена. У нас нет тайн друг от друга. Я рассказываю ей все.
Розмари растерянно улыбнулась при мысли, что нужно говорить с ними об этих четырех днях в Барселоне. Большая часть ее воспоминаний превратилась теперь в навязчивый кошмар.
– Перестань, Элла, – сказала Джо. – Это касается только твоей матери. Она же не лезет в наши дела.
Элла повернулась к ней.
– Я чувствую себя виноватой. Ведь я сама привела этого недоноска в наш дом.
Джо засмеялась, а Розмари передернуло. Элла же продолжала:
– Он без ума от своей штуковины, ма. Прекрасный парень, великолепный актер, но за пределами сцены мозги у него сползают в промежность.
Розмари быстро произнесла:
– Элла, прошу тебя. Я все-таки твоя мать. Я совершила глупость. Забудем об этом.
Она встала, чтобы налить себе бренди. Снова усевшись за стол, сказала:
– Завтра я уезжаю в Шраблендс. Надеюсь потерять за неделю некоторое количество фунтов и те немногие воспоминания, что остались у меня от Бена Моррисона.
«И от его замечательного пениса», – добавила она про себя, всей душой желая, чтобы это оказалось именно так.
15
Подруги уехали до появления Фрэнсис.
– Нам надо вернуться и еще раз прочесть пьесу. Завтра начинаются репетиции. Чехов зовет!
Розмари вышла помахать им.
– Мы быстро доедем, – сказала Джо, расцеловав хозяйку в обе щеки и обняв ее с какой-то новой, милой бесцеремонностью. – Берегите себя, Розмари. – И, обогнув машину, уселась на переднее сиденье.
– Давай, давай скорее, – подгоняла ее Элла, нетерпеливая, как всегда, готовая торопить любое событие в своей жизни. Машина тронулась, она высунула в окошко руку. – Пока, ма, я скоро позвоню. Привет Фрэнсис.
Розмари вернулась в дом, он показался ей мрачным и тихим. Сегодня понедельник пасхальной недели – это значит, что ни Дженни, ни Пат не будет. Розмари сложила в небольшую сумку вещи для недельного пребывания на ферме здоровья.
– А, черт, уже уехали, – посетовала Фрэнсис, чуть позже подъехав к дому.
– Элла шлет тебе привет. И еще до всех твоих расспросов должна сказать, что Джоанна Тристрам необыкновенно милая и, может быть, встреча с ней – лучшее из всего, что случалось с Эллой.
– Ну-ну, – улыбнулась Фрэнсис и бросила сумку подруги в багажник рядом со своими тремя.
Розмари и Фрэнсис приехали в Шраблендс к чаю. Оказавшись в своей комнате, они распаковали вещи, взвесились и влезли в махровые халаты.
– Я собираюсь проходить так всю неделю, – говорила Фрэнсис по дороге в оранжерею, где их дожидались серебряные чайники и кувшины с молоком, только что доставленным с фермы.
Розмари пила чай, сидя под банановыми пальмами во влажной атмосфере старой оранжереи. Кругом беззаботно болтали женщины, одетые кто в спортивные костюмы, кто в домашние платья. Казалось, в самом воздухе разлит покой.
– Это самый важный момент дня, – объяснила Фрэнсис, допив третью чашку. – Я буду соблюдать легкую диету за компанию с тобой, детка. А захочу – так спущусь вниз, в паб, и наемся жареной картошки с мясом, пока тебя будут массировать…
– Подумай о токсинах, от которых освобождается твой организм, – посоветовала Розмари подруге, когда они в тот же день довольно рано забрались в стоявшие рядом кровати и включили телевизор. Фрэнсис отхлебывала горячий напиток с медом и лимоном и гнала мысль о мартини с водкой.
Как правило, в такой разреженной атмосфере, где собираются люди, какое-то время занятые лишь одним – приведением себя в порядок, случайные встречи всегда обещают перейти в дружбу, которая в суровом климате деловых отношений, не развившись, погибает. Две молодые актрисы подошли представиться Розмари на второй день после ее приезда. Четыре женщины встретились между процедурами, им понравилось беседовать друг с другом, и с тех пор они почти не расставались.
Вместе переживали головную боль и муки голода и отговаривали одна другую от посещения паба. Розмари было полезно их присутствие. При них она не говорила о Бене. А когда мысли о нем захватывали ее целиком, она уходила гулять.
После аэробики, парилки и ледяного душа новые подруги всегда встречались, чтобы вместе выпить особого чая в четыре ровно пополудни. Это стало настолько же привычным, как ноющие мускулы и пустой желудок.
– Внушительное зрелище – столько женщин сразу, правда?
Они, как обычно, сидели вчетвером в оранжерее – только там и разрешалось курить. Ни одна из них не решилась отказаться от сигарет.
– Мы сильные, – сказала Мэнди, их новая подруга. – Поэтому мужчины так нас боятся и стараются изолировать друг от друга.
– Им необходимо контролировать нас, – заметила Фрэнсис. – Просто тошнит при мысли о том, что мы это воспринимаем как заботу.
Розмари украдкой бросила на нее взгляд. Разговор приобретал опасное направление.
– У меня есть подруга, – сказала Мэнди, – которая именно так и живет. Она вроде бы уже и не любит его, но он ухитрился внушить ей, что без него она – ноль. Мне кажется, она почти так же безумно любит его член, как и он сам.
– Нет, это невозможно, – рассмеялась Фрэнсис. – У мужчин это самая долгая и самая мощная страсть.
– Фрэнни, перестань. Не у всех, – упрекнула ее Розмари.
Мэнди снова заговорила.
– Бедняжка Джил, она просто одержима им. Она все время беспокоится, где он. Ни о чем другом думать не может.
– Джил? – повернулась к ней Розмари.
– Да, так зовут мою подругу.
Не может быть. Таких совпадений не бывает. «Разве ты не хочешь спросить и убедиться?» – задала себе вопрос Розмари.
– Неплохая актриса, – продолжала Мэнди, – но сама она так не думает. Мы все просто молимся, чтобы он исчез из ее жизни, но он так чертовски хорош, что она всегда рада его возвращениям.
– Ревность лучше всего возбуждает любовь. – заключила Фрэнсис.
Розмари взглянула на нее. Это правда. Она вспомнила, что передумала и перечувствовала на обратном пути из Барселоны. Образы Бена и Бетси тревожили ее и возбуждали сексуально. Что это? Что это вообще было? Сексуальная одержимость? Она до сих пор помнила и не пыталась забыть ласку его рук и губ на своем теле. Шепчущие в самое ухо губы, стук его сердца у нее на груди, еще горячей и чуть влажной после любовного свершения. Она всегда помнит только секс. А ведь было и что-то еще. Вдруг ей стало легче – как будто в туннеле, который она сама для себя выкопала, забрезжил свет. Без секса можно жить – ведь она жила так до этого. В каком-то смысле даже легче.
– Неужели ты веришь, что от этой жути твоему организму может быть какая-нибудь польза? – простонала Фрэнсис, оказавшись в холодной воде после первого сеанса в парной.
Розмари заговорила совсем о другом:
– Как ты думаешь, эта подруга Мэнди, Джил, может быть возлюбленной Бена? Я побоялась выяснить.
– Даже не думай об этом. И ни в коем случае не спрашивай.
– Мне стало лучше, Фрэнни. Правда, лучше. А если это все только секс – что ж, буду совокупляться.
– Ура! Боже, как хочется выпить. Давай спустимся в паб вечером?
– Ни за что, искусительница. Я снова могу прощупать свои бедренные кости, и это самое лучшее, что случилось за последнее время.
– Легко обрадовать нас, простушек. Неудивительно, что мужчины запросто получают нас, как только захотят.
Розмари хотелось расспросить подругу о Майкле, но Фрэнсис обычно переводила разговор на другую тему. «Пока рано говорить», – ответила она как-то, и на этом все кончилось.
Розмари раздумывала над беспечностью подруги, над легкостью, с которой та разрешала любую неприятную ситуацию, связанную с мужчинами.
– О Боже мой, – вдруг произнесла Розмари. Они уже снова сидели рядом в парной.
– Что случилось? – спросила Фрэнсис, не в силах повернуть голову.
– У него остался мой ключ.
– Ах ты… А когда он должен вернуться?
– В этот уик-энд.
– Смени замки. Сразу же, в понедельник. А если ты не перестанешь смотреть на меня с выражением «может быть, он появится», я сейчас добавлю пару!
Розмари принялась хохотать.
– Мы приедем домой в воскресенье. Все будет в порядке. Боже, Фрэнни, я в самом деле начинаю чувствовать себя лучше. Может быть, это была не любовь.
– Тебе просто нужно основание, чтобы заниматься сексом, дорогая моя, – сказала Фрэнсис. – как большинству женщин. В то время как мужчинам нужно всего лишь место.
Время от времени звонил Майкл, но разговаривал главным образом с Фрэнсис.
– Боюсь, в сентябре никаких изменений не ожидается. Но я тут кое о чем договариваюсь.
Розмари в первый раз за несколько лет задумалась, что будет с ее карьерой. И она, и зависящие от нее люди привыкли к жизни, которая требовала трат. Впервые она не была уверена, что ее ждет работа.
– Мне пора уже беспокоиться? – спросила она у Майкла.
– Думаю, что еще не пора, Розмари. Сейчас у всех дела неблестящи. Я еду в Лос-Анджелес в августе. Можешь поехать со мной, встретишься с разными людьми. Может быть, там найдется что интересное.
Америка… Возможность побывать там и пугала, и манила Розмари.
Вечером в субботу впервые за неделю подали горячий ужин в роскошной столовой для тех, кто назавтра должен уезжать. Было и вино.
– Оставь здесь бутылку, милочка, – сказала Фрэнсис официантке, которая наполнила бокалы обеих. Она потянула бутылку из рук девушки и улыбнулась ей так лучезарно, что та не могла не ухмыльнуться в ответ, прежде чем отошла, передернув плечиками. Женщины с интересом обсуждали, кто на сколько похудел. Выяснилось, что Розмари – на семь фунтов, а Фрэнсис – только на два, но она сама призналась:
– Я смошенничала, радость моя. У меня были с собой шоколадки.
Розмари рот открыла от удивления и негодования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36